Закончилось лето 1970 года. Последняя неделя отдыха в Ялте была омрачена эпидемией холеры, которая неожиданно объявилась на юге страны. Особенно свирепствовала она в Одессе, там был введен режим карантина. Слава Богу, этой напасти удалось избежать на курортах Крыма, в том числе и в Ялте. Поэтому мы с Александром Гавриловичем благополучно, без проблем вернулись к сентябрю в Казань. Приехав домой, я не стал спрашивать свою жену о их встрече с Любой. Мы оба сделали вид, что такого события не было. Но сделать вид, это одно, а забыть, совсем другое. С тяжким грузом вины за предательство начал я учебу на третьем курсе. Но, как и всегда в жизни, время, учеба, общение с товарищами постепенно «рассосало» это чувство, боль утраты и разлуки затихли. После каникул очень приятно было встретиться со своими однокурсниками в стенах, ставшего уже родным, института. А третий курс оказался для меня судьбоносным. Судите сами: я отличник учебы, моя стипендия составляет семьдесят пять рублей, плюс подработка переводами с немецкого в СКБ «ПРОМЕТЕЙ», в семью каждый месяц я приношу оклад старшего инженера. Деканат разрешил мне свободный график посещения занятий, заменив на научную работу некоторые из дисциплин, обязательных для изучения в обычном порядке. Мне назначили научного руководителя, с которым мы определились с тематикой исследования.
Обожженный первым, горьким опытом любовных приключений и супружеской неверности, я теперь даже не смотрел на девушек, всю энергию направляя на текущие дела, учебу и общение с друзьями. Основное время проводил в читальных залах, пытаясь понять и выполнить первоначальные задания своего руководителя. Конечно, каждый день я появлялся в своей группе и мы с ребятами частенько проводили время в поисках развлечений. Ныне Казань уже не та и это слишком мягко сказано. Сегодня это совершенно другой город и внешне и по возможностям отдыха, развлечений. В те времена выбор был невелик: кино и ресторан. О музеях, выставках и прочих интеллектуальных мероприятиях не хочу говорить, они были редки и примитивны. В городе функционировали около десятка ресторанов, штук пять из них более, менее приличные. Я имею в виду публику и обстановку. Кухня везде практически одинакова: солянка сборная, бифштекс натуральный, лангет свиной и отбивная. Пару салатиков и холодные закуски из сельди, мяса и что то подобное. Выпивка: шампанское, коньяк, водка, вино сухое и крепленное, лимонад, минеральная и пиво, правда далеко не всегда. Кроме ресторанов работали несколько пивных залов с продажей разливного, из больших металлических емкостей, пива. Несколько кафе – стекляшек продавали вино на разлив. Самым популярным был так называемый «мутный глаз», забегаловка на углу улиц Ленина и Чернышевского со стороны Черного озера, напротив пустыря, оставшегося после сноса старого цирка. Этот полуподвал иногда называли восьмым зданием КАИ. Здесь стояли автоматы по продаже на разлив красного вина дешевых марок. Бросишь, в прорезь железного продавца двадцатикопеечную монету и в стакан тебе нальется портвешок, еще двугривенный добавишь и стакан уж полон. Там почти всегда можно было встретить компанию студентов из КАИ, степенно попивающих винцо и беседующих о трудностях учебы в институте.
После удачного заработка, где нибудь на погрузке или разгрузке мы, как правило, ходили компанией в ресторан. Самым модным тогда был при гостинице Татарстан. Наше факультетское СКБ «Прометей» смонтировало там, на сцене, за спиной оркестра, большой, во всю стену, экран, на который выводилась светодинамическая картинка. Для того времени это было очень интересно: играет оркестр, а за спиной в такт музыки цветные всполохи во всю стену за сценой. Для таких походов, как и для участия в подработках, у нас сложилась постоянная компания, украшением которой был наш Равиль Аскаров. В ресторане мы никогда не ставили своей целью «снять» девочек, просто нам нравилась ресторанная обстановка. Только там можно было окунуться в «красивую» жизнь, прикоснутся к «сладкому» миру роскоши, разврата и беззаботности. К семи вечера мы садились за столик, покрытый чистой скатертью, сервированный соответствующим образом. Подходит официант и мы делаем заказ, словно мы не драные студенты, а дельцы средней руки, по меньшей мере. Оркестр играет для разогрева публики популярные мелодии и шлягеры, посетители потихоньку входят в раж и вот уже на заказ исполняется: «семь сорок», «в саду у дяди Вани», «Мясоедовская», народ танцует до упаду, флиртует напропалую. В большом зале ресторана шум, табачный дым, ухари, как местные, так и из командировочных. При этом обязательно есть столики, один или два, за которыми сидят только девушки. На столе у них скромная выпивка и закуска и сами они олицетворение скромности. Вечер набирает обороты и вот уже около их стола начинается «броуновское движение», к ним то и дело подходят подвыпившие кавалеры и приглашают на танец, присылают через официанта цветы и шампанское. К концу вечера столики нередко смешиваются, некоторые девушки сидят уже в мужской компании и наоборот, за столиком кокоток командуют парадом солидные дяди, предлагающие дамам выпить на «брудершафт». Но практически каждый раз, в ресторане находилась одна или несколько красоток, которые были, как бы не доступны. Они отказывали и приглашающим их на танцы, и не пили ни с кем из мужчин с чужих столиков. Непонятно, зачем пришли, видимо просто за компанию.Увидев такую недотрогу, мы всегда «выпускали на сцену» нашего Равильчика. Такие походы в злачные места, мы предпринимали довольно часто, но не помню ни единого раза, чтобы Равиль получил отказ. Какая бы фифа не корчила из себя недотрогу, это не имело значения, результат всегда был один. После пары танцев она охотно присаживалась к нам за столик, и до конца вечера пила вместе с нами. Но каждый вечер всех таких «мамзелей» ждал жестокий облом, провожать домой Равиль, да и никто из нас, ни кого не собирались. Ближе к одиннадцати вечера мы расплачивались и мирно уходили по домам, ведь завтра нас ждали занятия.
Наша жизнь, конечно же, не состояла лишь из походов по злачным местам и беспробудной пьянки, нет. Учеба по прежнему была для нас главнее всего, поэтому мы не злоупотребляли такого рода походами. Лично я на третьем курсе стал все больше принимать участие в общественной жизни и факультета и института. В результате меня избрали в комитет комсомола института, который имел статус райкома. Первым секретарем был Саламашкин В.А., доцент со второго факультета. Ему было около тридцати лет, он был полон энергии и юношеского задора. Это был комсомольский вожак от Бога, хотя и полный атеист. Комитет состоял из полутора десятков членов, с разных факультетов в возрасте от двадцати до тридцати лет и решал довольно ответственные задачи. Авторитет комитета был довольно высоким и в руководстве и среди студенчества. На заседаниях рассматривались серьезные вопросы текущей жизни, зачастую решались и студенческие судьбы ребят, совершивших те или иные проступки. Хорошо это или плохо судить не буду, но так было заведено и мы в своих решениях стремились быть объективными. Чувство справедливости особенно характерным было для нашего первого секретаря. Он был уже не мальчиком, а взрослым мужчиной и поэтому не любил рубить с плеча. Думаю, его внимательность при рассмотрении персональных дел, спасла много молодых судеб. В комитете комсомола каждый имел определенный круг обязанностей. Мне было поручено возглавить студенческое научно-техническое общество института. Выполнение этих обязанностей позволило мне познакомиться со всеми факультетами, студенческими конструкторскими бюро и состоянием студенческой науки в институте. Два с небольшим года работы в боевом комсомольском органе дали мне возможность пройти хорошую управленческую школу. Участие во всевозможных активах и школах, проводимых обкомом и горкомом комсомола, значительно расширило мой кругозор. Серьезно обогащали также и встречи с известными людьми, государственными и партийными деятелями, регулярно организуемыми по линии комсомола. И, конечно, расширился и очень существенно круг моих знакомых, каждый из которых был интересным, неординарным человеком. Отлично помню и до сих пор при случае, рад видеть Агеева Ш.Р.. В момент моего появления в комитете, он был секретарем комсомольской организации самолетостроительного факультета. Через некоторое время, по моему даже очень быстро, его избрали уже первым секретарем институтского комитета. А Саламашкин ушел секретарем парткома. Шамиль оказался очень достойным и энергичным молодым человеком. За его молодость, юношеский задор и искренность мы про себя, звали его «розовый». Так же быстро, сразу после окончания института его избрали первым секретарем горкома, а затем первым и обкома ВЛКСМ. Это была блестящая по тем временам карьера. И почти на всех этапах рядом с ним, можно сказать в паре, работал Герасимов Валера, выпускник нашего факультета. Всегда спокойный и рассудительный он никогда не вспыхивал по пустякам. Его мнение всегда отличалось продуманностью и взвешенным суждением. Я очень горжусь знакомством с этими парнями. Кстати они и сейчас работают вместе, в Торгово – Промышленной Палате РТ. Шамиль председателем, а Валера его заместителем. Отличный, по моему, тандем. Еще один человек оставил глубокий след в моей душе: Куршин Анатолий Андреевич, также первый секретарь комитета комсомола института, вставший у «руля» после ухода Агеева Ш. в горком. Он, как и Валера, выходец с нашего факультета и работать с ним в одной упряжке было сплошным удовольствием.
Участие в комсомольской работе помогло мне приобрести опыт общения на разных уровнях, что я считаю бесценным приобретением. Этот опыт всегда помогал мне в дальнейшей жизни. Кроме того, за эти годы я стал еще более убежденным сторонником коммунистической идеи. Ни коим духом не мог предположить, что впереди все так сложится в будущем, и я глубоко разочаруюсь в этом учении. Ну, а, пока суть да дело, я продолжал учиться, пытался получить какие то результаты в научной работе по намеченной тематике. Моя семейная жизнь протекала незаметно и тихо. Летом после третьего курса я опять не поехал работать в ССО, Мы с женой взяли свою трехлетнюю дочь и укатили в Ялту отдыхать. На четвертом курсе учеба моя шла уже по накатанному руслу, не доставляя ни каких огорчений. Наоборот, произошли сразу два очень хороших события. Первое: наша группа была признана лучшей группой института и нас всех отправили бесплатно, за счет профсоюза в Ленинград. Так как в нашей группе было всего восемнадцать человек, а путевок полагалось полный комплект, т.е. двадцать пять, то я взял с собой жену, также сделали и некоторые другие и мы всей компанией съездили. Поездка очень понравилась, мы хорошо отдохнули в зимние каникулы. И еще одно событие явилось просто определяющим для будущей судьбы моей семьи. Дело в том, что к этому времени мы опять жили вместе с тещей. Во дворе дома, в полуподвале умерла старушка, освободив, таким образом, жилое помещение. Отец моей жены, примирившийся в конце концов с ранним замужеством дочери, жил в своей квартире с очередной женой. Он их менял регулярно. У этой жены была подруга, которая работала в Бауманском райисполкоме. Возникла идея выхлопотать для нашей семьи освободившиеся «апартаменты». Для решения вопроса потребовалась бумага от института с ходатайством о выделении жилья. Мне такую бумагу подписали и вот чудо, мы с женой получаем на руки решение о выделении нам комнаты в полуподвальном помещении дома №4 по улице Карла Маркса. Конечно это не лучше, чем лошадиное стойло в конюшне, но все таки отдельное жилье и, главное, бесплатно. В Советском Союзе оно всегда бесплатное, а «дареному коню» в зубы не смотрят. Поэтому счастью нашему не было предела. Из нашего единственного окна, выходящего на улицу можно даже увидеть ботинки прохожих. Но это пустяки, рядом живут в таких же условиях еще несколько семей только в нашем доме, а по городу и не счесть. Такова была реальность строителей коммунизма.
Примерно в то же время за отличную учебу и активное участие в общественной жизни института меня наградили высшей институтской наградой: знаком «Лауреат КАИ», который и блестит на лацкане моего пиджака на фотографии в выпускном альбоме. Впереди оставалось всего полтора года учебы и я буду дипломированным инженером. Зашибись!