В руках конверт почти истлевший,
На нём слова едва видны.
Внутри листочек пожелтевший –
Родная весточка с войны.
Я бережно беру другие –
Их нежно сохранила мать,
Они как будто бы живые,
И начинают все звучать:
«Проходим полем, близ села –
Так жалко ниву золотую,
Что преют в ней врагов тела,
Гноят кормилицу родную.
Но перетерпим это мы,
Дождёмся, когда все истлеют:
Мы не допустим другой войны –
Топтать хлеба никто не смеет…»
–– Солдат, в том нет твоей вины –
Держу письмо с другой войны»:
«Ох, мама, пишу в последний раз –
Крепко «Духи» ненавидят нас.
Мы окружены со всех сторон,
Наносят нам большой урон.
Остались я, Иван, Серёга –
Прощенье просим мы у Бога…»
Письмо другое на клочке
В моей ослабленной руке ––
Листок пробит осколком рваным,
Слова на нём –– живые раны:
«Спроси у деда, спроси отец,
Когда ж войне придёт конец?
Мы лезем выше, выше в горы,
Поддержки нет и нет опоры.
Свистят лишь пули, снарядов вой ––
Идёт кровавый чеченский бой.
У них афганцы, турки, греки,
А за спиной у нас обреки.
Кто враг, кто друг – не разберём:
Рядом с ними в селе живём.
Наши планы, путь наш знают ––
Словно в тире в солдат стреляют.
И метят разом –– в спину, в грудь…
Живым останусь как-нибудь ––
Молюсь я Богу –– в нём спасенье,
Но впереди ещё сраженье…»
Затихли письма фронтовые,
Ушли на отдых, на привал,
А голоса их, как живые,
Зовут к вершине, на перевал.
1999 г.