Это самый трудный для меня рассказ. Трудный, это даже мягко сказано. Более сорока лет прошло, а боль и чувство вины не проходит до сих пор. Тогда я нарушил сразу несколько основных заповедей, данных человеку от Бога и историческим опытом. Этот грех и сегодня тяжелым камнем лежит на моей душе. И, как ни кощунственно это звучит, дело даже не в том, что я совершил его, а в том, что совершил в первый раз. Солдаты, участвовавшие в боевых действиях, говорят, что убить человека страшно только в первый раз, а затем привыкаешь. Так и в грехе, трудно только в первый раз. Ныне, вспоминая и размышляя о своем тогдашнем грехопадении, вижу в составе проступка двойное нарушение заповедей. Первое: я нарушил заповедь, данную людям в Нагорной проповеди – НЕ ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ. Но мало этого: я еще и предал, то есть совершил грех Иуды. Правда, бесплатно, а не за серебряники, но от этого не легче. Не рассказать об этом я не имею права, но и рассказывать тяжело, поэтому прежде поговорим о студенческой жизни, после окончания первого курса. Тем более произошло все, именно на втором курсе.
Второй курс обучения, на мой взгляд, является неким рубежом, на котором происходит окончательный выбор дальнейшего пути. Сужу по себе. Решение не дергаться и как следует учиться, не явилось для меня откровением свыше и не родилось в мучительных раздумьях и терзаниях. Оно пришло само собой, естественным образом. Подвигло меня к этому, прежде всего, понимание, что учусь в хорошем институте и мне интересно учиться. Кроме того, я стал привыкать к коллективу и на курсе и, особенно, в группе. Мне нравилось мое новое окружение, я совершенно не чувствовал их, почти еще детскую, молодость. Видимо сам стал моложе, заразившись от них. Да и они мужали на глазах, а девочки, так те расцветали с каждым днем. Ребята взрослели и становились самостоятельными в своих поступках, происходило формирование мужского, взрослого отношения к жизни. Например, совсем недавно, год назад, вот этого стройного и уверенного в себе парня, в первый день учебы, в институт привела мама. Теперь он вспоминал об этом с улыбкой и легким смущением, предпочитая не комментировать этот эпизод. Год учебы в институте очень изменил его. А мама его, кстати, оказалась изумительной женщиной. Луиза Николаевна и ее муж, подполковник Павел Степанович, это родители его, жили, как и большинство семей советских офицеров, скромно. Но их двухкомнатная хрущевка, как по волшебству превращалась в большие, светлые хоромы, когда мы всей гурьбой вваливали к ним в гости. Радушные хозяева накрывали роскошный стол и мы дружно уничтожали все приготовленное. Много всяких вкусностей попробовали мы в этом доме, а уж таких грибочков я до этого не пробовал никогда. Кстати, этот бывший скромный мальчик, сейчас полковник в отставке, офицер, участвовавший в боевых конфликтах на просторах бывшего СССР, воевавший также в Сирии против американских АВАКСов. Николай Павлович, его звать. Он отец двух детей, дед своим внукам, настоящий российский офицер, которым можно гордиться. Фамилия у него замечательная – Вичный.
Ильдар Тимербулатов, еще один студент нашей группы. Он выходец из семьи городских казанских татар, прекрасно говорящих и на русском и на татарском языках. Уравновешенный и спокойный, даже чересчур спокойный, он, надеюсь с божьей помощью, проживет до ста лет, а может и больше. Ильдар был прекрасным спортсменом, одинаково хорошо играл и в футбол, и в волейбол. Играл мягко, был хорошим разыгрывающим, как, когда то, друг моей юности Костя. Но в нашей бурной жизни его обстоятельность и даже, можно сказать, медлительность очень часто просто доставала нас. Представьте себе, закончились занятия, в буфет дома офицеров на противоположной стороне площади завезли свежее бутылочное пиво, а он стоит и тщательно, особым образом, завязывает пояс на плаще. И пока не завяжет, не тронется с места. С ума сойти! Учился он спокойно и как то незаметно даже, без напряга преодолевая все учебные задания и препоны. А вот совсем другой человек, Валера Абрамов. Он приехал из района и жил в общежитии. Не рассчитывая на помощь со стороны своих родителей, он очень конкретно настроен был на хорошую учебу и при первой возможности, брался за любую подработку. На втором курсе мы с ним вместе записались в школу молодого лектора при комитете комсомола института, которую успешно закончили. Он был очень активным студентом. А в нашей вольной компании у него была ответственная обязанность: он раскупоривал бутылки. Разливал по стаканам с аптекарской точностью, конечно, я. Валера, по моему совету, по окончании института распределился на Дальний Восток, где сделал прекрасную партийную карьеру. Ныне он профессор в Москве и это замечательно. Надеюсь, до сих пор не разучился открывать бутылки. Правда ныне бутылки не те и закупорены не так. Восемнадцать человек в нашей группе и все такие родные и приятные в общении. За время учебы мы очень сдружились и жили сплоченным коллективом, встречаемся и ныне при первой возможности.
Зимнюю сессию второго курса я сдал на отлично и решил, что удобнее будет перейти на индивидуальный график обучения. Дело в том, что сдать пять экзаменов за период сессии очень трудно и я стал беспокоиться за свое здоровье. В сессию у меня начинала болеть голова, появлялся обильный налет перхоти. Все это мне не нравилось. Недаром в городской психушке, студенты КАИ были частыми пациентами. Кроме того, индивидуальный график позволял свободное посещение лекций, меня это очень привлекало. Для перехода нужно было сдать на отлично еще одну сессию, что я успешно и сделал весной. Таким образом, и второй курс для меня был наполнен, прежде всего, учебой. Но, несмотря на это обстоятельство, я, все таки, нашел возможность отыскать на свою голову приключений, которые в итоге привели меня к самому постыдному поступку с моей стороны. Впервые в жизни я предал близкого мне человека. История грустная и неприличная. Но собравшись с духом, как и обещал в начале, начинаю свой рассказ. Эта история приключилась зимой 1970 года, почти сразу после встречи нового года.
Но чтобы было все понятно, хочу опять вернутся к началу второго курса, т.е. к сентябрю 1969 года. Я уже говорил, что осенью 1968 года мы всей нашей семьей перебрались на жительство в Дербышки, где нам выделили комнату в строительном училище. Приехав домой после работы в стройотряде во время каникул, я стал тяготится семейной жизнью. Не то, чтобы я разочаровался в своей жене, нет, я относился к ней по прежнему хорошо и ровно. Просто на целине я вдохнул вольной жизни, и моя испорченная натура потребовала свободы. Мне уже не нужна была прежняя романтика морской жизни, меня все устраивало и на грешной земле. Просто мне стала нужна свобода. Свобода от семейной жизни, свобода от обязанностей перед женой, я захотел снова стать холостым, не покидая при этом семью. То, что так не бывает, я отбрасывал в сторону. Я как бы переселился в другой мир, где не было жены, именно жены, прежде всего. Моя дочь оставалась очень близким существом и ничуть не мешала мне. А вот о жене я забывал. То ли был уверен, что никуда она не денется, то ли не испытывал надобности в ней, как ни странно это звучит, но я рвался подальше от нее. Короче, под предлогом, что мне нужно усиленно заниматься, и с ее согласия, я поселился в студенческом общежитии, получив, таким образом, полную свободу. И вновь почувствовал себя вольным холостяком. А теперь возвращаюсь к вышеозначенной истории.
Как то после нового года, еще в период сессии, мы с Мишей Кротовым пошли на танцы в Дом офицеров. Почему с ним и почему туда, сейчас уже не помню, да и не важно это. Здесь я познакомился с молодой девочкой. Звали ее Люба. Фамилию не хочу называть, надеюсь, она в добром здравии и даже случайно, не хочу напоминать о нанесенной ей, когда то, травме. А в тот вечер все было хорошо и даже слегка романтично: я студент престижного вуза, она школьница одиннадцатого класса, мечтающая поступить в финансово – экономический институт. То обстоятельство, что я женат и старше ее на семь лет, мы как то упустили из виду. Вернее, упустил я, а она не заподозрила, наивная. И закрутилась наша ворованная любовь. Опять же скажу, она то ни чего не подозревала и не воровала, это я самым наглым образом обманывал ее, это я был вором. Но, как говорится: сколь веревочке не виться, конец будет. Наступил он и для нас, весной, ближе к лету, все стало известно моей семье. Разразился большой скандал, запахло разводом. Мы с женой подали на развод и даже пришли на судебное заседание, но судья, посмотрев на нас, сказала: идите и месяца два подумайте, а лучше, чтобы я вас больше здесь не видела. На том и закончился наш бракоразводный процесс. Это случилось уже после окончания сессии. И вновь я поступил как вор паршивый. Тайком от Любы, я вместе с тещей и женой, втроем уехал в Ялту отдыхать. Нашу годовалую дочь мы оставили на попечении бабушки, моей мамы. А вот Люба осталась в Казани одна и в полной неопределенности. Я просто исчез из ее поля зрения.
Плох ли отдых в Ялте, когда не надо беспокоится о жилье и питании, под ласковым крылом моей любимой тети Нади. Она нам представила свой «фирменный» сарай, где мы со всем комфортом устроились. Мои сестренки взяли на себя опеку над женской частью нашей компании и отдых получился на славу. Через некоторое время, к нам приехал и старший брат Людмилы, Александр Гаврилович с новой женой Радой. Им свой сарай уступила моя старшая сестра Алла. Походы на «дикий» пляж, который я очень любил со школьной поры, всегда сопровождались приготовлением плова из мидий. Они тогда во множестве обитали здесь на подводных скалах. Иногда я, занимаясь подводной охотой, подстреливал рыбешку и мы жарили ее на костре, здесь же на пляже. Отдохнули на славу. Ираида Ивановна и Людмила работали в учреждениях и их отпуск был ограничен одним месяцем, чего не скажешь о нас с Александром Гавриловичем. Наш отдых был до сентября. Поэтому мы с ним решили остаться, а они стали собираться в путь. Но перед отъездом, они пригласили меня на разговор, в котором приняли участие моя теща, жена, Рада и сестра Алла. В разговоре не участвовала лишь моя любимая Надежда Евграфовна. Они попросили меня написать письмо Любе, в Казань, с просьбой придти в определенное время на свидание, якобы со мной. И я это сделал, написал письмо. Не имеет значения, как смогли они заставить меня сделать эту подлость. Я это сделал. Вот таким мерзким предателем оказался, и нет мне оправдания. Я это сделал. Письмо почтой ушло в Казань, а следом поехали мои родственнички. Получив письмо, Люба, конечно, пришла на означенное свидание. Не хочу даже думать, какой шок пришлось ей испытать, когда увидела вместо меня, в качестве своих визави, этих послов «доброй воли». Знаю, нет мне прощения, но не перестаю молить Бога о даровании счастья этой невинной жертве моего велороломства и подлого предательства. Надеюсь, она сумела найти свое настоящее счастье в жизни. Я ее с тех пор не видел.
В моей скромной домашней фильмотеке есть диск с фильмом Михаила Козакова «Визит дамы», где одну из главных ролей играет Валентин Гафт. Посмотрел я его однажды давно в кинотеатре, а несколько лет назад купил DVD с записью этого фильма, но посмотреть его вновь до сих пор не решаюсь. Боюсь. К сентябрю я вернулся в город и приступил к учебе, покинув одновременно и студенческое общежитие. Замкнулся запор на двери, ставшего таким холодным для меня, дома, моего семейного гнездыщка.