У родителей, что ступой по плитке шаркали,
у друзей нитевидных, у нежных ночных шакалов
были девочки-мальчики - помеси птичек с шавками.
Их ложили баиньки аннушками на шпалы,
им сжимали головы жарким испанским обручем,
успокаивали, как хомячков, - морковкой…
Им садили крестики в горло, татушки "сволочи"
надевали на шеи.
На праздник дарили порку
и духи, чтобы дух их лешистый нездешний вытравить.
Их купали в мыле высшей бразильской пробы…
Но они за годы стали такими хитрыми! -
вылетали джиннами алыми из-под пробок
шимпанзешных банок, амфор шампан-винтажных,
из ночнушек тел, из душ на запахе модном…
…и скулили шавки у ада музейных скважин.
И кипели птицы на проводах свободы…
2
Расколотый день - полосатый чернильный арбуз.
Цыпленок Меркурия - в доме шестом, где Бездомный
какой-то Иван душит нянечку ворохом бус
невнятных историй, слезинок - и нянечка тонет
в их бурном Байкале бесславном…
А где-то, за век,
в домах, где таблички с шестеркой напудрили мраком,
встает из постели с бездонным хребтом человек
и смотрит, как мир по канату ползет черепахой
к обрыву в ничто.
Как тут рядом, за тысячу лет
бессветных, за тысячу миль и за мыло до смерти,
спит кто-то хребетный -
стерильный родной пистолет,
стреляющий бытом в глаза его…
… камушки вертит
в прозрачных руках.
Как утопленник, кашляет из
своих тяжеленных, набитых веселками, легких
созвездия рыбок, что тянут уверенно вниз,
совкусия солнечных птиц и соцветия лодок,
плывущих сквозь Китеж на кладбище-остров, где кот
по кругу поет поминальную тем, кто доплыли…
Встает человек.
Смотрит в ночи черничный компот.
От взгляда его оживают молекулы пыли:
гуляют щелкунчики,
овцы качают звезду,
барашки по стенке пускает (как море) светильник…
Арбуз полосатый разбитый микробы несут
ногами вперед, как икону уродства и стиля…
Послушная пыль.
Замирание в ближних домах
светящихся окон - что косточки белые в теле
проклятого города.
Мерзнут шестерки в дымах.
… в постели вовтузится контур, очерченный белым, -
хребетный и теплый,
и спящий -
как сердце,
как моль -
на шубе в каштановых россыпях,
нежно и крепко.
…и боль.
И глоточек воды.
И закрошенный пол.
Идет человек до кровати.
Хребет его гол.
Но он надевает хитон.
Прикипает, как репка
корнями - к земле, к настоящим (соседу? соседке?) -
и падает замертво пыли застенчивый полк.
И падает он, как течение падает в реку, -
в свою оболочку,
в подушку,
в чернило,
в тот ад,
где, словно цыплята - в яйце,
человечики спят.
