В этой части мы с Вами уважаемый читатель попытаемся максимально объективно разобраться в сложной и запутанной истории появления Старорусской иконы Божией Матери на территории Московского княжества.
Причем, естественно, что до своего появления в г. Руссе вотчинном городе входившим Велико Новгородское княжество, никто так эту икону еще не называл.
Но, ушлые российские историки из числа ищущих «хлеба» на поприще церковной истории, тут как тут.
И вот тому характерный пример, как искажается российская история и где хорошо видно, как не имеющие никакой связи между собой исторические факты, искусственно выстраиваются в великодержавную и шовинистическую историю Российской империи.
А речь прежде всего пойдёт о работе Антипова Максима опубликованной на сайте (http://www.bogoslov.ru/text/315542.html) и названной «Дело о Старорусской иконе»
Эта работа насыщена разными фактами, но пока нас интересуют только вопрос появления иконы в Велико Новгородском княжестве.
И вот, что по этому поводу сообщает нам «церковный историк» В. Антипов:
«После Шелонской победы ( 1471 г-автор) Иван III вывел Русь на ту геополитическую орбиту, по которой наша страна движется до сих пор.
И как блестяще он это сделал! За десять лет решил все политические вопросы, которые перед ним стояли.
Для Руси было подарком, что в детстве Иван воспитывался при слепом отце — Василии Темном, которому соперник князя Шемяка выколол глаза. С 12 лет Иван был глазами Великого князя-отца, участвовал во всех политических делах и к тридцати годам вырос в зрелого политика, стратега.
В 1471 г. Коростынь стала местом заключения мира между Москвой и Новгородом после знаменитой Шелонской битвы.
Во время упорной борьбы за единение русских земель под эгидой московского Великого князя боярская коалиция во главе с Марфой Борецкой, не желая присоединения Новгорода к Москве, заключила тайный союз с польско-литовским королем Казимиром XV.
В 1471 г., возмущенный действиями новгородцев, Иван III тремя отрядами выступил на Новгород.
Отряд Ивана Стриги с «царевичами татарами» двигались по Мсте. Даниил Холмский и Федор Давидович командовали вторым отрядом, направлявшимся в Руссу, чтобы оттуда подойти к Новгороду.
Сам Иван III выступил из Москвы с наемными татарами и остановился в Торжке, взяв с собою Тверской полк.
По пути к Руссе отряд Холмского «многие волости и села плениша и множество полону имаша».
Русса была сожжена. Из сожженного города войско московское отправилось к Новгороду. Навстречу им выступил псковский отряд».
Тут я перебью автора и скажу право, когда мы в исторических документах читаем что русские войска захватили и сожгли какой-то город то это означает одно что он был полностью разграблен.
Жители большей частью убиты а все строения, в том числе и церкви, были сожжены!
И тут уместно было бы задать автору и вопрос.
«А как же в этой беде уцелела самая больная в Московии икона Божией Матери?»
Но В. Антипов не слышит нашего вопроса, и мы, поэтому продолжим цитирование его труда!
«Вечером подошли к Шелони и разбили стан. На левом берегу к сражению готовилась новгородская рать, по численности превышающая отряд Холмского. Наутро выстроились полки. Начали битву москвичи.
На конях и вплавь воины переправлялись через реку под градом метаемых в них копий.
Недолгой была битва. Псковская летопись так описывает это событие: «...и бысть им сеча люта вельми: и посадники новгородские и вся сила устремишася на бег, и воеводы Великого князя гнашася по них овы секучи, овы бодучи, овы вяжучи, и гнаша по них и до Голин».
До Голино преследовали московские воины побежденных. Две тысячи новгородцев оказалось в плену, среди них несколько посадников.
К Шелонской битве икона Старорусской Божией Матери имеет самое прямое отношение.
Интересна и предыстория, как она попала на Русь.
По преданию, ее написал евангелист Лука, и со временем она оказалась в Константинополе. Ее почитали не только византийцы, но и все христиане, в том числе новокрещеные русские.
По размерам она была самой большой в мире – высота ее 3 аршина 12 вершков, это примерно 280 сантиметров.
Вероятно, и сейчас такой нигде нет. Когда в Византии вспыхнули иконоборческие гонения, икону переправили через Черное море в Ольвиополь, близ нынешнего Херсона.
В 1470 году Ольвиополю стали угрожать турки. Это был последний оплот Византийской империи, Константинополь к тому времени уже двадцать лет как был завоеван мусульманами.
Чтобы спасти святыню от поругания, византийцы отдали образ киевскому князю Михаилу Олельковичу, который как раз вел военные действия у Южного Буга.
Интересно, что греки просили его переправить икону на Русский Север, поскольку оттуда в Ольвиополь часто приезжали богомольцы, почитавшие образ.
И Господь так судил, что через малое время новгородцы пригласили Михаила Олельковича к себе княжить. Он пришел туда вместе с иконой – несколько десятков дружинников несли ее на огромных носилках.
Потом ее переправили в Старую Руссу – ровно за полгода до Шелонской битвы.
Великого князя Иоанна III весть о победе застала в Яжелбицах. 24 июля он прибыл в Руссу и повелел отсечь головы нескольким «крамольникам».
Среди казненных в Руссе было два посадника: сын Марфы Борецкой Дмитрий Исакович и Василий Губа Селезнев. Посадник Василий Казимир и с ним 50 «товарищов» были отправлены в Коломну. 11 августа в Коростынь выехал из Новгорода архиепископ Феофил с посольством для заключения мира с Великим князем.
Послы били челом Ивану III и клялись ему от имени мужей новгородских: «Княжение держати честно и грозно, без обиды.
А за короля и за великого князя Литовского... не отдатися никоторою хитростью». Иван III взял откуп – 16500 рублей».
В других исторических и псевдо исторических источниках, на которые ссылаются церковные историки РПЦ МП повторяется та же версия что и изложил нам господни В. Антипов.
И тут нам предстоит проверить ее ибо давно сказано, что «Доверяй но проверяй»!
И в связи с этим выделим важные для нас моменты:
- первоначально икона была в Константинополе, а потом в связи с появлением там иконоборцев была спрятана в греческом городе Ольвиополе.
В 1470 г. когда турки стали пытаться захватить Ольвиополь икона она была перевезена киевским князем Михаилом Олельковичем в г. Старую Руссу!
Ибо сам «…. Господь так судил, что через малое время новгородцы пригласили Михаила Олельковича к себе княжить. Он пришел туда вместе с иконой – несколько десятков дружинников несли ее на огромных носилках».
Но как сам видит читатель чего то в писания В. Антипова не хватает.
А нахватает источниках его сведений о появлении Старорусской иконы в Велико Новгородском княжества.
И мной такой источник был найден.
Им оказалась книга под названием «ОПИСАНИЕ ПЕРЕНЕСЕНИЯ ЧУДОТВОРНОЙ ИКОНЫ СТАРОРУССКОЙ БОЖИЕЙ МАТЕРИ из г. Тихвина в г. Старую Руссу Новгородской губернии в 1888 году»!
Книга была тогда же и издана в Спасо-Преображенском монастыре.
А сама книга была составлено очевидцем, старорус. мещ. Петром Андреевичем Беляниновым!
И вот, что уважаемый Петр Андреевич нам оставил в память:
«Канон Старорусской Божией Матери восходит к Апостолу Луке, который запечатлел Ее Пречистый Образ.
Она прошла к нам путь из седой древности через первохристианские времена. Попечением Божиим Она сохранилась во времена страшных римских гонений, а затем торжественно вступила на территорию православного Византийского царства.
Ее с ликованием встречали в сонме святителей жители Константинополя.
Перед ней преклоняли колени императоры, весь цвет и народ первой столицы православия.
Во время вспыхнувших гонений иконоборцев, тщанием почитателей Великая икона была переправлена через Черное море на его северный брег.
Здесь Она пребывала в одной из греческих колоний до падения Византийской империи (1453 г.).
Город Ольвиополь – место последнего Ее прибежища до перенесения на Русь находился близ Херсона. Жители Ольвиополя после нашествия турок искали возможность спасения вверенного им Великого Образа от поругания.
Такой случай им представился, когда у Южного Буга вел военные действия киевский князь Михаил Олелькович с сильной дружиной.
Греки знали, каким почитанием на Руси пользовался их славный Образ. Не раз здесь на поклонение бывали и наши славные предки – жители Старой Руссы, выходцы новгородской земли.
Вручая для попечения Великий Образ Божией Матери, греки просили киевского князя переправить Его в наши северные места. Пройдя знаменитым путем “из варяг в греки”, чтимый Образ некоторое время пребывал в древнем граде Киеве. Вскоре киевский князь Михаил Олелькович был приглашен для княжения в Великий Новгород.
На плечах своих дружинников князь внес в Новгород великую святыню, которую новгородцы восприняли с благоговейным трепетом.
В сложных исторических обстоятельствах тогда пребывала Новгородская республика (лето 1470 г.).
Перед ней стоял выбор: сохранить верность исконным православным корням, верность России или же переметнуться к польско-литовскому королю Казимиру IV, порвав древние исторические связи.
Только решительные действия Великого Князя московского Ивана III в июле 1471 года положили конец замыслам мятежников во главе с посадницей Марфой Борецкой.
Молитвы простых новгородцев у новоявленной Великой Святыни принесли свои плоды.
14/27 июля в битве на реке Шелонь московское воинство одержало победу над много превосходящими силами мятежных новгородцев.
Много сил и жизней стоила Великому Новгороду эта последняя междоусобная война на Руси!
11/24 августа 1471 года в селе Коростынь (Южное Ильменье) был подписан судьбоносный мирный договор Ивана III с Новгородской республикой во главе с владыкой Феофилом.
Современная историческая наука пришла к выводу: Коростынский договор положил основание единого централизованного русского государства.
Вкладом в этот мир стала молитва новгородцев перед новоявленной иконой Старорусской Божией Матери. Так подтвердились сведения старопечатного (в Вильне) мясецеслова 1609 года о перенесении Старорусской иконы Божией Матери из греческого города Ольвиополя.
Высота Иконы 3 арш. 12 вершк., ширина 2 арш. 12 верш.
Явление и творение чудес Иконою Старорусской Божией Матери, относится, по сказанию апокрифической рукописи, хранящейся в Императорской публичной библиотеке (отд. Погодина № 1372), в 1570 году, “егда ходил, ради умирения, на Новгород Царь и Великий Князь Иоанн Васильевич”. Именно в этом году Она была восставлена для поклонения в Старой Руссе – опричном городе на новгородской земле».
А теперь, при всем уважении к господину П.Белянинову, давайте посмотрим на его «версию» с критической стороны.
1. Автор утверждает, что икона была в Константинополе (Царьграде) чуть ли не главной святынею, особенно из-за ее огромных размеров 280 на 200 см!
2. Но, потом в период иконоборчества икона была византийцами, не разделявшими идеи иконоборцев спрятана в греческом городе Ольвиополе, где и находилась до 1470 г.
И тут сразу видно, что автор (П. Бельяминов) совершено не знаком с дошедшими до нас историческими византийскими хрониками.
Ибо ни в одной из них нет описания этой самой большой в православии иконы Божией Матери!
А такое чудо не пропустил бы ни один уважающий себя византийский хронист!
3. Следующей опорной точкой в наших поисках является г. Ольвиополь!
А, что мы с вами уважаемый читатель знаем о нем?
Для начала обратимся к такому серьезному источнику как «Большая Еврейская энциклопедия» (http://rujen.ru/index.php/Ольвиополь)
«ОЛЬВИОПОЛЬ, ныне в составе (с 1919) г. Первомайск Николаевской обл. (Украина).
Осн. в 1676 как Шанец Орловский (др. назв. – Орлик). С 1773 – город Елизаветградского у. Херсонской губ.
В 1867 в О. проживало 199 евреев, в 1897 – 1482 (21,5%), в 1910 – 3284 еврея (34%).В
1799 в Ольвиопольском у. насчитывалось 112 евреев. В 1828 О. был переведен в ведомство воен. поселений; евреи были ограничены в праве на жительство в О.
В 1865 в О. действовала синагога.
С 1887 раввином в О. был Нафтула Кантерман (1851–?).В 1905 в О. произошел погром.
В 1910 в О. имелись 4 синагоги, еврейское кладбище.
В 1911 действовало 2 хедера (30 уч-ся). В 1913 евреям принадлежали единств. гостиница, парикмахерская, фотомастерская, 12 лавок в О. (в т. ч. обе табачные, все 3 бакалейные, обе мясные).
В 1915 в О. имелось 5 синагог.В 1919 в О. произошли погромы, устроенные частями Добровольческой армии.В О. род. З. Бродецкий.
Первомайск – город при впадении реки Синюха в Южный Буг, в 180 км от Николаева, с населением в 82 тыс. человек.
Особенность истории Первомайска в том, что город образован из трех поселений, принадлежавших трем разным государствам – Российской империи, Турции и Польше.
В первой половине XIII века Северное Причерноморье покорили монголо-татары. На протяжении второй половины XV века территория между Южным Бугом, Синюхой и Кодымой находилась под властью литовских феодалов.
После объединения Польши и Литвы в 1569 году и создания Речи Посполитой владения литовских князей на этой территории отошли к шляхетской Польше. Правобережьем Буга в тот период владели крымские татары, а на левом берегу располагались зимовья запорожских казаков.
В 1676 году на левом берегу Синюхи, при впадении ее в Южный Буг, вблизи польской и турецкой границ казаки выстроили укрепления в форме правильного восьмиугольника, назвав крепость в честь местного урочища Орели – Орлик.
В 1743 году русское правительство решило «оборудовать здесь крепость по местному обычаю». Миргородский полковник Василий Капнист и французский инженер де Баскет перестроили казацкие укрепления, сохранив старое название Орлик».
Еще один источник достоверной информации снова приводит нас в украинский город Первомайск.
(http://www.lechaim.ru/ARHIV/170/VZR/01p.htm)
«Первомайск – город при впадении реки Синюха в Южный Буг, в 180 км от Николаева, с населением в 82 тыс. человек.
Особенность истории Первомайска в том, что город образован из трех поселений, принадлежавших трем разным государствам – Российской империи, Турции и Польше.
В первой половине XIII века Северное Причерноморье покорили монголо-татары. На протяжении второй половины XV века территория между Южным Бугом, Синюхой и Кодымой находилась под властью литовских феодалов. После объединения Польши и Литвы в 1569 году и создания Речи Посполитой владения литовских князей на этой территории отошли к шляхетской Польше. Правобережьем Буга в тот период владели крымские татары, а на левом берегу располагались зимовья запорожских казаков.
В 1676 году на левом берегу Синюхи, при впадении ее в Южный Буг, вблизи польской и турецкой границ казаки выстроили укрепления в форме правильного восьмиугольника, назвав крепость в честь местного урочища Орели – Орлик.
В 1743 году русское правительство решило «оборудовать здесь крепость по местному обычаю». Миргородский полковник Василий Капнист и французский инженер де Баскет перестроили казацкие укрепления, сохранив старое название Орлик
Представители трех государств в XVIII веке неоднократно встречались здесь для решения важных вопросов.
В 1769 году татарская орда хана Крым-Гирея сожгла Орлик и разрушила укрепления.
В 1770 году к Орлику подошла русская армия под командованием генерала Панина. Укрепление было переименовано в Екатерининшанец, а в 1791 году – в Ольвиополь!.
То есть два источника данных свидетельствуют нам, что «Оливиополь» стал собственно Ольвиополем только в 1791 году т.е. за 97 лет до того как старорусский мещанин А. Бельянинов сочинил свою вышеназванную работу!
И никаких там греков из Константинополя не было! Поскольку всем там заправляли иудеи, ведь г. Ольвиополь наряду с Одессой был одним из крупных поселений иудеев на юге Украины!
Но, у нас есть еще один названный герой - киевский князь Михаил Олелькович!
Я как то не помню, кто это такой и поэтому сам попробую разобраться и заодно и вас уважаемый читатель проинформировать.
И таки да. Был такой князь и вот, что о нем пишет всемирная энциклопедия:
(http://ru.wikipedia.org/wiki/Михаил_Олелькович)
«Михаил Олелькович (ум. 30 августа 1481 по другим данным ноябрь 1482) — литовский князь, сын киевского князя Олелько Владимировича, двоюродный брат Ивана III, новгородский князь (1470—1471)
Будучи православным, князь с разрешения Казимира IV был приглашён на княжение в Новгород в 1470 году для обороны города от возможной угрозы со стороны Москвы. Михаил находился в натянутых отношениях с королём Казимиром IV, так как, исповедуя православие, не признавал унии с католиками. 8 ноября 1470 года князь прибыл в Новгород.
Непосредственно перед прибытием Михаила в Новгороде скончался его сторонник, архиепископ Иона, пригласивший его на княжение. Сразу же после этого в Новгороде развернулась ожесточённая борьба партий (Борецкие — сторонники Казимира IV и унии с католиками, и их противники, ориентировавшиеся на московскго князя Ивана III).
Новым архиепископом по жребию стал протодьякон Феофил, решительный противник унии, а Борецкие, поддерживавшие ключника Ионы, Пимена, потерпели поражение. Михаил Олелькович вынужден был править в исключительно напряжённой обстановке.
Узнав о смерти брата Семёна, киевского князя, 15 марта 1471 года уехал в Киев, тем самым не приняв участия в вооружённом противостоянии между Новгородской республикой и Московским княжеством. Отъезд был спровоцирован недоброжелательным отношением новгородцев к своему князю. Покинув город, Михаил, желая отомстить непокорным новгородцам, разграбил Старую Руссу.
В 1481 году Михаила организовал заговор Олельковичей с целью убийства или отстранения от престола Казимира. Заговор был организован Михаилом Олельковичем, Фёдором Ивановичем Бельским (оба являлись внуками Владимира Ольгердовича) и Иваном Юрьевичем Гольшанским (правнуком Владимира) и ставил конечной целью возведение на престол Михаила Олельковича.
Переворот имел под собой реальные шансы, так как был подкреплён не только сочувствием внутри ВКЛ, но и предполагал поддержку извне — со стороны Москвы и Крыма, но был преждевременно раскрыт благодаря доносу киевских бояр Ходкевичей. Михаил Олелькович и Иван Гольшанский были казнены 30 августа 1481 г. (по другой версии — в ноябре 1482 года)».
Но энциклопедия энциклопедией, а у нас с Вами еще один исследователь по интересующей нас теме. Это М. И. Зарезин и его книга « Еретики и заговорщики 1470–1505 г.г» (http://lib.rus.ec/b/260630/read)
И вот, что М.И. Зарезин пишет нам о М. Олельковиче!!!
«Сереньким днем 8 ноября 1470 года в Великий Новгород вступила довольно внушительная процессия — в город прибыл из Киева князь Михаил Олелькович со своими слугами и приближенными…
Структура политического управления Великого Новгорода представляла собой своеобразный треугольник «вече-посадник-архиепископ», который время от времени дополнялся четвертым элементом — князем, наемным предводителем войска вечевой республики.
Впрочем, реальная власть в государстве давно принадлежала кругу знатнейших боярских семей, а потому от конфигурации политического многоугольника в жизни города мало что менялось. Посадники принадлежали к так называемым «великим боярам», а вече превратилось в арену противоборства профессиональных клакеров, послушных воле своих нанимателей.
Призвание на служение князя новгородцами к середине XV века превратилось в символический акт. Но «символический» в данном случае вовсе не означает «малозначительный». В данном случае приглашение Михаила Олельковича — подданного великого князя Литовского и польского короля Казимира IV Ягеллончика — символизировало решительный поворот правящей боярской верхушки в сторону западного соседа и откровенный вызов московскому государю, считавшему город на Волхове своей вотчиной.
Спор среди новгородской элиты о выборе геополитической ориентации шел давно, но к середине столетия пролитовская партия все чаще брала верх. Как отмечает В. Л. Янин, литовские князья и их администрация обладали определенной долей участия в государственном аппарате Новгородской республики, а также ее доходах. Еще во время правления Дмитрия Донского, а точнее в 1389 году, новгородцы били челом литовскому князю Семену Ольгердовичу быть «опекалником мужем и людем Великого Новгорода», при этом обещаясь не отступать от союза с короной. В XV столетии на новгородское княжение призываются потомки Семена Ольгердовича или его брата Владимира.
Последний княжил в Киеве, но у него не сложились отношения с могущественным Витовтом, который в 1392 году добился литовской короны. Витовт пошел на Владимира войной под тем предлогом, что тот, «бывши в Киеве, не всхоте покоры учинити и челом ударити». Владимир Ольгердович ушел в Москву, ища поддержки у Василия I Дмитриевича, но, не получив помощи, вернулся в имение под Минском, где и умер. В 1414 году новгородским князем-кормленщиком стал его сын Иван Владимирович Бельский, приходившийся нашему герою Михаилу Олельковичу дядей. Неоднократно в Новгороде княжил сын Семена Ольгердовича Юрий Лугвень-Ольшанский.
В 1456 году зимняя война с Москвой завершилась поражением новгородцев под Старой Руссой и последовавшим за этим Яжелбицким договором. Важнейшие внешнеполитические акции Св. Софии отныне требовалось согласовывать с московскими властями. Вече лишалось права самостоятельно принимать договорные грамоты, которые отныне требовалось скреплять печатью московского князя.
Любой союз Новгорода с врагом московского государя рассматривался как политическое преступление. Со стороны Москвы договор подписали великий князь Василий II Темный и его сын Иван, что дало последнему рассматривать Новгород как свою «отчину».
Яжелбицкое соглашение, однако, лишь заставило новгородцев еще усерднее искать союзников для противостояния с могущественным соседом. Новгородское посольство отправилось в Литву к двум высокородным беглецам из Москвы, Ивану Можайскому и Ивану Шемячичу, с призывом «побороть по Великому Новгороду от князя великого». В 1458 году новгородский посадник Иван Щока прибыл к Казимиру IV просить князя «на пригороды», после чего в город на Волхове снова появился князь Юрий Ольшанский.
В Москве этот демарш не вызвал каких-либо ответных действий. Ольшанский вскоре отбыл восвояси, а в 1460 году Новгород с мирным «полуофициальным» визитом посетил московский государь Василий Темный, пожелавший поклониться местным святыням. Но пролитовски настроенные горожане не оценили этот жест доброй воли, а «возмятошася и приидоша всем Новым Городом на великого князя к Городищу». Только решительное вмешательство новгородского архиепископа Ионы предотвратило трагическое развитие событий.
Владыка остудил пыл возбужденных горожан, попугав их ханским набегом: «сын его больший князь Иван се послышит выше злотворение, а се часа того рать испросивши у царя, пойдет на вы, а вывоюетъ землю вашу всю».
В 1464 году новый московский государь Иван III подчинил своему влиянию Псков, и давление на беспокойный Новгород со стороны Москвы еще более усилилось. В 1467 году литовский митрополит-униат Григорий вернулся в православие и константинопольский патриарх утвердил его митрополитом всея Руси, о чем уведомил Новгород и Москву через своих послов. В Москве возмутились, а в Новгороде подобный поворот событий многих обрадовал.
Очевидно, к этому времени относится грамота к Казимиру, в которой «волныи есмы люди Великыи Новъгород, бъем челом тебе, честному королю, чтобы еси, государь, нашему Великому Новгороду и нам господином был, и архиепископа вели нам поставити твоему митрополиту Григорью и князь нам дай из своее дръжавы». Пролитовская партия посчитала, что наступил подходящий момент избавиться от Ионы, чрезмерно лояльного — по их мнению — великому князю, сместить владыку под предлогом нелегитимности — как архипастыря, утвержденного московским митрополитом, заменив его литовским ставленником.
Предложение это не вдохновило литовцев, возможно, потому что Казимир не решился затевать церковную междоусобицу и конфликтовать с такой популярной и сильной личностью, как архиепископ Иона. Наконец, Казимир «князя посла к ним Михаила Олелькова, сына Киевского, новогородци же прияша его честне». По свидетельству летописца, вместе с Михаилом Олельковичем приехало «на похвалу много людей сильно», потому мы отметили в начале нашего рассказа значительность княжеского кортежа.
Среди прибывших находился и княжеский лекарь Захарий Скара. Несмотря на свой скромный статус, Скара (или Скария) оставил куда более заметный след в русской истории, чем вельможный князь, что не совсем справедливо.
О личности Захария Скары — впрочем, по мнению некоторых исследователей, и не существовавшей вовсе — наш подробный рассказ впереди, а вот к фигуре его покровителя мы вернемся в самом скором времени. Князь из рода Гедиминовичей, хотя и не обойден вниманием спецалистов, неизменно вынужден довольствоваться положением второстепенного исторического персонажа.
Между тем дважды Михаил Олелькович сыграл значительную роль в событиях, имевших для Московского государства важные последствия.
О подоплеке появления Михаила Олельковича на берегах Волхова историки спорят. Как и подоплеке его отъезда — ведь князь пробыл на своем посту менее четырех месяцев, озадачив своей внезапной ретирадой и новгородцев и последующих исследователей эпохи. К. В. Базилевич считал, что киевский князь согласился на новгородское княжение самовольно, не спросив своего сюзерена Казимира, за что и подвергся опале после возвращения в Киев.
Ю. Г. Алексеев высказывает противоположную точку зрения: «Без согласия, разрешения и даже без ведома своего сюзерена Михаил никак не мог принять приглашения новгородских бояр». Последний вывод представляется более обоснованным.
К нему же стоит присовокупить еще одно соображение: все исследователи солидарны в том, что инициатива приглашения Михаила Олельковича исходила от пролитовской партии в Новгороде.
Но противники Москвы были людьми достаточно искушенными в политике, чтобы понять — призвание князя из Литвы без ведома Казимира не только не укрепит союз с литовским государем, напротив — подобная самодеятельность скорее поставит под угрозу добрые отношения между Новгородом и Вильно. Русские летописи так же прямо указывают на то, что Михаил Олелькович «ис королевы руки новгородцы испросен».
Сам Михаил Олелькович вряд ли горел желанием окунуться в кипящий котел непримиримых политических противоречий, раздиравших в те годы Новгород. Когда он находился в пути, в Киеве умер его старший брат Семен, однако князь, который в иных обстоятельствах наверняка бы не преминул вернуться, вынужден был продолжить поездку и выполнить взятые на себя обязательства.
Однако спустя четыре месяца с небольшим, а именно 15 марта 1471 года, без всяких видимых причин Михаил Олелькович, презрев свой долг, вернулся домой, не убоявшись наказания Казимира.
А оно не заставило себя ждать. Король приказал ему оставить Киев и отбыть в свою белорусскую вотчину Слуцк. Спустя несколько лет, когда Михаил Олелькович предстанет перед королевским судом (об этих событиях рассказ впереди), его самовольный отъезд из Новгорода также войдет в обвинительное заключение.
И. Б. Греков справедливо отмечает, что если приезд Михаила Олельковича в Новгород был в полной мере согласован с польским королем, то отъезд князя, по-видимому, был непосредственным проявлением его собственной инициативы. Что же произошло?
Свой среди чужих…
Предводители пролитовской партии Борецкие и их соумышленники, призывая киевского князя на берега седого Волхова, и предположить не смели, каким конфузом обернется их инициатива. Они исходили из сложившейся традиции: с начала столетия новгородское княжение стало своего рода фамильной прерогативой потомков Владимира и Семена Ольгердовичей. (Символично, что вместе с князем Михаилом в Новгород прибыл сын Юрия Ольшанского Иван.)
К тому же среди литовских феодалов уже не так просто было найти вельможу, в чьем православии не приходилось сомневаться. Еще в 1387 году король Ягайло запретил своим подданным католикам вступать с русскими в брак, православные же могли породниться с «латынянами» только на условии принятия католичества.
Кроме того, при Казимире Ягеллончике стало усиленно насаждаться униатство. Чем же обусловлено согласие Казимира IV отпустить князя Михаила в Новгород? Ответить на этот вопрос сложнее.
Сам Владимир Ольгердович и его сыновья и внуки были известны своими промосковскими симпатиями. Юрий Семенович Лугвень в 1440 году по возвращении из Новгорода пытался овладеть Смоленском и Витебском, а после поражения сбежал в Москву. Здесь свое детство провел и брат Михаила Олельковича Семен. Его дочь была замужем за тверским князем Михаилом Борисовичем — в ту пору союзником Москвы.
Киевская земля в середине XV века представляла собой полуавтономное, полузависимое от Литвы образование. В 1440–1455 годах «государем отчичем киевским» был князь Олелько (Александр) Владимирович, в 1455–1470 годах — его сын Семен. Братья Олельковичи принадлежали к тем литовским феодалам, которые, осев на присоединенных русских землях вдали от своих коренных владений, довольно быстро осваивали русскую культуру и вместе с местными землевладельцами создавали среду, способную выступить против централизаторских тенденций литовских государей.
Сам Владимир Ольгердович, по оценке литовских источников, потерял свою отчину, поскольку пытался перейти на службу московскому князю. Его сын Олелько (Александр) Владимирович был женат на дочери Василия I Дмитриевича Анастасии, которая не раз помогала своему брату Василию Темному и его сторонникам в Литве во время русской междоусобицы 40-50-х годов.
Так, в 1446 году прислала в Москву из Киева своего соглядатая, чтобы наблюдать за действиями мятежника Дмитрия Шемяки и сообщать брату о его намерениях и планах. Михаил и Семен Олельковичи приходились двоюродными братьями Ивану III.
Одобряя поездку Михаила Олельковича в Новгород, Казимир Ягеллончик, скорее всего, рассчитывал одним выстрелом убить двух зайцев — убрать из Киева и вообще из Литвы потенциального оппозиционера и дискредитировать его в глазах Москвы, заставив работать на благо независимого Новгорода. Однако ни одна из целей в итоге не была достигнута. Хуже того — последствия пребывания Михаила Олельковича оказались поистине катастрофическими как для Литвы и ее сторонников в Новгороде, так и в целом для суверенитета вечевой республики.
Князь появился в городе на Волхове спустя несколько дней после кончины архиепископа Ионы. Новгородцы, избравшие по жребию нового епископа — священника Феофила, с этим известием направили к великому князю Ивану III и митрополиту московскому Филиппу посла Никиту Ларионова. В Москве не возражали против выбора горожан, но напомнили о том, что новый архиепископ обязан получить в Москве благословение первоиерарха Русской церкви.
Требование это не заключало в себе никаких новаций; через подобную процедуру прошел в свое время покойный Иона. Однако, когда Ларионов сообщил об условиях, выдвинутых митрополитом и великим князем, в городе начались волнения. Предводители пролитовской партии Борецкие «начаша наимовати худых мужиков вечников на то, за все готовые суть по их обычаю» «каменье метаху» на сторонников Москвы, сторонники литовцев, «приходяще на вече, бияху в колоколы и кричаху и лаяху, яко пси, и нелепая глаголаху: “за короля хотим!”».
Как отмечает И. Б. Греков, приезд Михаила Олельковича партия Борецких расценила как сигнал к открытому выступлению против Москвы. Действительно, то ли сам факт приезда на княжение подданного Казимира, то ли какие-то авансы, выданные Михаилом Олельковичем или даже самим королем, подвигнули пролитовские силы перейти к открытому противодействию. Однако начало активных действий — преждевременных и неподготовленных — против московского государя со стороны Борецких и их сподвижников в свою очередь уже послужили поводом для Кремля — сначала для развязывания пропагандистской кампании против республики Св. Софии, а в итоге и вовсе оправданием прямого военного вмешательства.
Горячие споры вокруг поездки нового новгородского владыки к митрополиту Москва представила как очередное доказательство отпадения новгородцев от православия. Филипп посылал на Волхов одну грамоту за другой, порицая латынствующих приверженцев Казимира: «Невернии бо изначала не знааху Бога, ни научишася ни отъ когоже православию, перваго своего обычаа идолопоклониа держахуся, а сии многа лета бывше въ христианстве и наконець начаша отступати къ Латынству».
Претензии же самого Ивана III к новгородцам сводились к тому, что они «отступают от меня за короля».
И вот, когда страсти накалились до предела, Михаил Олелькович внезапно покинул город. Решил не встревать в эту чужую для него свару?
Испугался, видя, что дело принимает нешуточный оборот и в воздухе запахло войной? Возможно и такое объяснение.
Но давайте оценим последствия его пребывания в Новгороде. Вначале он выступает — вольно или невольно — как провокатор, подтолкнувший пролитовскую партию бросить открытый вызов Москве, обнаружить намерение разорвать Яжелбицкий договор и дать тем самым повод Ивану III вмешаться в дела Св. Софии.
Далее его отъезд дискредитирует и антимосковские силы, его призвавшие, и Казимира, чьим вассалом он является, и, наконец, саму идею союза с Литвой.
В самом деле: кого король делегировал на служение Св. Софии — человека безответственного и малодушного, который в решающую минуту бросил сторонников своего сюзерена на произвол судьбы. Что можно ждать от такого государя, от такого ненадежного союзника — подобными вопросами наверняка задавались многие, кто еще недавно склонялся на сторону Литвы.
Оказавшимся в крайне невыгодном положении Борецким не оставалось иного выхода, как вновь обратиться к королю. «И послаша Новгородци посла Литву, чтобы король всел на конь за Новгород».
Но Казимир, озабоченный в первую очередь делами польского королевства, не горел желанием связывать себе руки затяжным конфликтом на Востоке и всячески избегал прямого столкновения с Москвой, пытаясь досаждать ей чужими руками.
Король не спешил седлать коня, чтобы воевать за независимость Св. Софии. К тому же Казимира куда больше занимала междоусобица в другой стране: в это время в Венгрии разгорался мятеж мадьярских магнатов против короля Матьяша Хуньяди. Казимир поддерживал мятежников, рассчитывая заменить Хуньяди своим сыном Владиславом, и в октябре того же года вторгся в Венгрию. Во внешней политике Польско-Литовского государства западный вектор всегда превалировал над восточным.
Так или иначе, Казимир оставил деморализованных новгородцев один на один с Москвой, изготовившейся к решительному удару. Впрочем, речь шла уже не об одной только Москве. В это время Казимир вел переговоры с ордынским ханом Ахматом о военном союзе.
Если бы переговоры увенчались успехом, Новгород автоматически включался в этот альянс, и тогда не только московское княжество, но и все русские земли оказывались в кольце вражеского окружения. Против новгородцев, как предателей общерусских интересов, Иван III повел рать, в которую вошли воины из Твери, Пскова, Вятки, что придало походу статус общенационального предприятия. Речь шла не о наказании вассального города за неподчинение Москве, а о ликвидации угрозы для всей Руси.
Но вернемся к Михаилу Олельковичу, а вернее к вопросу о том, сознательно или волею слепого случая он пособил Москве. Существует несколько обстоятельств, которые позволяют предположить, что князь действовал по заранее согласованному с Кремлем сценарию. Первое — уже опоминавшаяся промосковская ориентация Олельковичей, родственные узы с Иваном III.
На обратной дороге в Киев несостоявшийся защитник новгородской земли разорил Старую Руссу и все остальные населенные пункты, подвернувшиеся ему на пути к литовской границе. Это известие никак не согласуется с прочими событиями его биографии и традициями семьи. Так его родич Юрий Ольшанский прославился тем, что неоднократно отражал нападения на Новгород Ливонского ордена».
Тут я прерву автора и еще раз обращу внимание читателя, на то, что Михаил Олелькович разорил Старую Руссу, а не принес туда с Новгорода Старорусскую икону!
А разорил, означает пограбил кого мог и что мог забрать с собой то забрал!
А через полгода, то что не до грабил Михаил Олелькович и его войско до грабили и сожгли уже московские войска!
И где во всех этих перипетиях и баталиях была Старорусская икона???
Но продолжим чтение книги ……
« Сейчас же киевский князь фактически открыл боевые действия против союзника своего государя, усугубляя и без того немалую вину перед Казимиром Ягеллончиком. Возможно, поведение Михаила Олельковича продиктовано и личными мотивами, желанием поквитаться с королем.
После смерти его брата Семена, то есть во время его отсутствия, в Киеве было введено прямое королевское правление — «князство Киевское в воеводство есть обернено».
И где тут хоть какие либо упоминания о том , что Михаил Олелькович вывез с Ольвиополя ( кстати как мы достоверно уже знаем еще несуществующего как поселения самую большую в православии икону Божией Матери?
Особенно если учесть, что казацкая крепость «Орлик» на месте которой потом появился Ольвиополь была сооружена только в 1676 году через 195 лет после смерти Михаила Олельковича!
Нет и в Велико Новгородских исторических документах никаких данных о том, что Михаил Олелькович привез туда с Ольвиополя Икону Божией Матери.
Поэтому мы с чистой совестью можем сказать, что утверждения старорусского мещанина П.Бельяминова о появлении Старорусской иконы в Великом Новгороде являются только плодом его вымысла….
« Город Ольвиополь – место последнего Ее прибежища до перенесения на Русь находился близ Херсона. Жители Ольвиополя после нашествия турок искали возможность спасения вверенного им Великого Образа от поругания.
Такой случай им представился, когда у Южного Буга вел военные действия киевский князь Михаил Олелькович с сильной дружиной.
Греки знали, каким почитанием на Руси пользовался их славный Образ. Не раз здесь на поклонение бывали и наши славные предки – жители Старой Руссы, выходцы новгородской земли.
Вручая для попечения Великий Образ Божией Матери, греки просили киевского князя переправить Его в наши северные места. Пройдя знаменитым путем “из варяг в греки”, чтимый Образ некоторое время пребывал в древнем граде Киеве. Вскоре киевский князь Михаил Олелькович был приглашен для княжения в Великий Новгород.
На плечах своих дружинников князь внес в Новгород великую святыню, которую новгородцы восприняли с благоговейным трепетом.
В сложных исторических обстоятельствах тогда пребывала Новгородская республика (лето 1470 г.).
Перед ней стоял выбор: сохранить верность исконным православным корням, верность России или же переметнуться к польско-литовскому королю Казимиру IV, порвав древние исторические связи.
Только решительные действия Великого Князя московского Ивана III в июле 1471 года положили конец замыслам мятежников во главе с посадницей Марфой Борецкой.
Молитвы простых новгородцев у новоявленной Великой Святыни принесли свои плоды.
14/27 июля в битве на реке Шелонь московское воинство одержало победу над много превосходящими силами мятежных новгородцев».
Вот так и рождаются в РПЦ МП исторические легенды……
( конец ч.2)
Все рисунки и фото к статье находятся тут:
http://narodna.pravda.com.ua/history/4da4c3271ec17/