Кровный папа (Рассказ)

   Я просто хотел поесть. Никого не трогал. Сидел и ждал официанта. А они…
                                              *   *   *
   Каждую весну на путину приезжаю на Сахалин  к своему боевому другу Сереге. Встретиться, поговорить, повспоминать.  Вот и сейчас я возвращался назад, в свой маленький поселок в Казахстане на берегу Урала, в приподнятом настроении.  Отдохнул, подзаработал денег, наговорился на год вперед.
    До порта решил пройтись вдоль морского побережья, чтобы надышаться на все жаркое лето соленого воздуха и хвойного запаха леса.
   Этот ресторанчик в портовом городке я приметил издалека. Конечно, в своих бахилах, кожаных брюках и порыжевшей куртке выглядел я не очень презентабельно, но голод – не тетка.
    Допустил я всего три ошибки.  Пока ждал официанта, не удержался и съел несколько кусочков душистого, свежей выпечки хлеба.
     Вторую ошибку я сделал, когда на секунду снял свои огромные черные очки, чтобы протереть. Молодая парочка за столиком напротив, увидев жестокий шрам от выжженного духами в Афгане глаза, выскочила из-за стола. Я увидел, как парень отчаянно жестикулировал, показывая вышибале на меня тоненьким пальцем.
    Приближались они ко мне с трех сторон.
-Ты, бомжара, чего хлеб жрешь бесплатно? Чего наших клиентов распугиваешь?
   Я сунул руку во внутренний карман, чтобы показать деньги. Я вовсе не собирался калечить этих сопляков. Хотя мельком глянул на правый полусапожек, где за отворотом спрятана воровская «бабочка», подаренная Серегой. Но это была моя третья, последняя ошибка. Они расценили мой мирный жест рукой совсем по-другому и с трех сторон бросились на меня.
   Мои пальцы уже нащупали нож за отворотом, когда сзади на затылок обрушился предательский удар деревянной битой.
   Очнулся я от раскачиваний. Они бросили меня в подвал дома напротив. Как им казалось, обрекая меня на смерть. После удара головой о бетонный пол снова надолго потерял сознание.
   Оказалось – нет. Обрекли – на жизнь!
    Очнулся я снова от раскачивания. Что за черт! Неужели они еще куда-то меня хотят бросить?
    Но это раскачивалась земля. Страшный треск и грохот складывающихся и падающих  перекрытий однозначно подсказали мне, что это – землетрясение!
  
  Хотя на Сахалине землетрясение – обычное дело, это было страшной силы.
Почти час от повторных ударов в подвале сверху сыпался щебень и стояла пыльная мгла. Потом наступила могильная тишина.
В полной темноте я стал искать выход. Ступеньки наверх были, но выход завален бетонными  глыбами.
   Стал пробираться вдоль стены на прежнее место. Наступил на что-то мягкое. Раздался писк.
  Проклятые крысы! Хотел пнуть сапогом, но писк повторился и перешел в детский плач.
   Ребеночек чуть длиннее моей ладони был плотно закутан  в мокрую, но теплую пеленку. Совсем кроха, понял я.
   Поднял руку. Нащупал опустившуюся плиту перекрытия. Это по ней ребеночек и скатился в подвал. Значит, надо мной раньше была детская.
   Через  день жизнь в подвале стала налаживаться. Из рубашки и майки сделал четыре пеленки на смену. Из рифленого листа алюминия, содранного с труб отопления соорудил бак для воды. Подставил его под оборванную трубу водопровода. К вечеру туда натекло литров пять воды.
  Во втором баке собрал воду для стирки. Отжимал мокрые пеленки, окунал в бак, снова отжимал почти насухо и досушивал на теле.
  Из опыта я знал, что с таким запасом воды  запросто продержусь недели две.
А то, что спасатели работают, было слышно по отдаленному грохоту разбираемых завалов.
  Один бы я продержался, но с ребенком… Время от времени плачем он напоминал мне, что пришло время кормления. Да и ко мне вернулся голод, временно утоленный в ресторане несколькими кусочками хлеба.
  К вечеру плач ребенка стал беспрерывным. И я достал свою «бабочку».
Приготовил брючный ремень и воткнул нож в икру.
Соску, сделанную из куска рубашки, мочил в крови и давал малышу. Он с жадностью чмокал. Долго, пока не засыпал.
Я назвал его Димкой. Давно мечтал о сыне.  Сделал ему люльку из своей куртки.
После кормления  ремнем перетягивал ногу выше раны и досасывал сам остатки крови, пока она не останавливалась. Запивал ржавой водой.
  Редко кто знает вкус своей крови. У моей крови был вкус жизни.
   Слабость появилась через три дня. Одолевал сон и перед глазами постоянно расплывались радужные круги.
*     *     *    
-А я вам говорю – он не мог умереть! Мы обязаны его найти! Он должен быть живой!  Мурат и не в таких переделках выживал. Пошлите, пожалуйста, собаку!
   Длинная ушастая такса скользнула в пролом над подвалом здания, который уже хотели заваливать землей.
  Серега и проводник собаки приникли к бетонному перекрытию.
Снизу послышалось радостное поскуливание.
-Это Аська так сообщает, что внутри есть живые люди! – растерянно сказал проводник.
  Серега сам нес на руках Мурата до машины скорой помощи и ни за что не хотел оставлять его одного. Так постоянно и щупал слабенькую ниточку пульса до самой больницы. Медсестра на качалке обтирала дезраствором смеющегося от щекотки малыша. А из ее глаз  на кроху капали теплые слезы.
  Первыми словами Мурата, когда он очнулся, были:
- Как там мой  Димка? Живой?