- Привет, Сова, - вспомнились вдруг вчерашние слова моей одноклассницы, с которой мы сидим за одной партой вот уже как третий год. – Какая ты помятая сегодня. Слушай, говорят, у нас новенький. Хорошенький, наверное!
- Ага, - буркнула в ответ я.
Вчерашний вечер прошел в глубоком сне после адски тяжелого дня. Я даже не переодевалась и не ужинала, просто проспала весь вечер, а когда проснулась среди ночи, не желая более спать, засела за компьютером, ползая по Всемирной паутине. Я провела в «ползучем» состоянии всю ночь и лишь на два или полтора часа перед тем, как отправиться снова в школу, решила еще поспать. Не удивительно, что моя подруга смогла заметить мое состояние, которое отражало все мои действия ночью. Зрелище, по всей видимости, было жутковатым. Машка не отставала от меня, пока не услышала полную версию моих вчерашних приключений. Хоть я и не слышала половины того, что Машка мне говорила, я уловила последнюю ее фразу, касаемую новенького парня в нашем классе. Но не стала придавать этому особого внимания. А когда услышала новость о действительном появление нового ученика в нашем классе и после того, как я его увидела, вообще ушла в себя.
Вообще эта неделя давалась мне так тяжело, так плохо мне было на душе и физически, что я похожа была на собственную тень. Связано ли это было с пасмурной осенней погодой или с разводом родителей и уезду матери, или это все связано было с запоздалым переходным возрастом и всеми вытекающими отсюда эмоциями и настроением? А может, со всем этим в сумме? Мне было неизвестно.
Нет, нельзя было сказать, что я переживала по поводу разрыва нашей долгой и счастливой семейной жизни с мамой и папой. Мне было все равно, ведь то, что мать ушла к другому мужчине, не означало, что я не смогу ее видеть. Да, пусть не так часто, как раньше, но все же от меня она не далеко ушла. Отец, конечно, переживал и сейчас переживает, но так будет лучше. Ведь мать ушла спокойно, без скандалов, без выяснения отношений. Отец даже особенно не расстроился. Зато мы с ним теперь могли жить свободно, делать все так, как нам нравится. Мы могли не убираться, ни стирать вещи, не мыть посуду и дом, и никто нас не мог упрекнуть в этом. Все было ясно теперь, холостяцкая жизнь по нам. Но бывало, что вечерами отец сидел с бутылкой пива или с чем-нибудь покрепче и пересматривал старые семейные фотографии. А иногда он плакал. Но со временем подобных сцен я могла наблюдать все меньше. Короче, через это мы с отцом должны были пройти, и мы, я думаю, справились со всеми нахлынувшими на нас бедами. И это здорово! С матерью я могла видеться в любое время, когда захочу. Но странное стечение обстоятельств все реже давало мне желание это делать.
Ладно, не хочу больше об этом говорить. Слишком скучная это тема. Меня не напрягала моя жизнь вплоть до этой последней недели.
Да и ладно, меня что-то не туда унесло. Короче, в нашем классе новый парень. Ничем особенным он не выделялся, учился средне, как все мы.
Да, кстати, меня зовут Светлана Маренская, все в классе, в том числе мои друзья зовут меня Совой, не знаю, почему. Я учусь в десятом классе. И события, которые я собираюсь описать начались с первого месяца нового учебного года, в сентябре.
Итак, его зовут Дмитрий Зыкин, он прибыл к нам из другого города. Сначала он показался мне ничем не выделяющимся, но постепенно я стала в нем замечать странности, которые каким-то загадочным способом привлекали меня с неимоверной силой. Меня магически манило к нему. А он словно бы знал все мои мысли. Когда я хотела к нему обратиться, он отворачивался и уходил от меня. Когда я выражала желание выполнять с ним в паре какую-нибудь лабораторную работу, он тут же выбирал сам пару. А когда мы все-таки однажды, наконец, заговорили друг с другом, он странным образом говорил все в точности противоположно тому, о чем я думала в момент нашей беседы.
- Слушай, - однажды смело начала я, - помоги мне сегодня сделать домашку по алгебре, ты же больше меня в ней шаришь.
И подумала о том, что Дима точно откажет мне. Однако я была шокирована его ответом.
- Да, конечно, - сказал он. – Давай встретимся в библиотеке через час.
Я буквально летела в библиотеку, приведя прежде себя в порядок. Очень интересно, но он держался великолепно, ничего лишнего себе не позволял. Он помог мне понять принцип решения по новой теме, мы сделали вместе домашние задания. И все, он готов был пойти домой, оставив меня одну. Но я подумала о том, чтобы Дима проводил меня до дома, но не стала озвучивать это. Откуда он узнал, мне не ясно, но он проговорил, что согласен проводить меня, ведь я живу недалеко от школы.
«Откуда он это узнал?», - пронеслось у меня. Но это уже не было важно, потому что мы отправились в сторону моего дома. Я не была против, а даже за.
- Дим, ты скучаешь по старой школе? – внезапно спросила я, когда пауза молчания между нами затянулась на не прилично долгое время.
- Вообще, не очень, - спокойно и ровно ответил Дима. – А ты не очень-то рада была меня увидеть, когда я пришел к вам в класс. Ведь так? Я угадал?
Я аж вздрогнула, услышав эти слова. Я какую-то секунду назад подумала об этом, но дальше я подумала, как ошибалась. Мне так интересно стало находиться с этим парнем. Но мой поток мыслей прервался как раз обращением Димы, которое выдало мои мысли наружу. Я покраснела и засмущалась так, что даже в глазах потемнело на мгновение.
- Да ладно, я все понимаю, на меня всегда поначалу так реагируют, но так же, как и ты многие меняют такое мнение на противоположное.
Я вообще сейчас была убита наповал. Мне так стало стыдно за свои мысли. Неужели я так открыто выражала их? Так, что Дима все мог прочитать. Возможно у меня с лицом что-то? Короче у меня перехватило дыхание, и я не могла ничего говорить.
- Света, извини, я не должен был так говорить, извини, я больше не скажу ни слова о реакциях друг на друга.
Я подумала о том, что в нескольких шагах наступит мое спасение, потому что в этих нескольких шагах, за поворотом мой дом. Долгожданный дом, где я не смогу больше показывать Диме свои мысли и не буду смущаться.
- Да, я рад, что мы скоро придем к твоему дому, - с улыбкой мягко произнес Дима.
Я что, это сказала вслух?
- Да, мы почти пришли, - сдавленным голосом произнесла я и захлебнулась эмоциями.
- Вот и здорово!
Да, действительно здорово. Что это за человек? Откуда он знает, что я думаю? Или мне показалось? Наверное, я очень откровенно выказывала все на своем лице. Но как такое возможно?
- Дим, вот здесь я и живу, - наконец, отвлеклась я от своих мыслей и собралась. – Спасибо за то, что проводил. Тебе тут недалеко.
«В трех кварталах отсюда, если пешком, а можно на автобусе доехать. Маршрут № 245», - невольно подумала я.
- Я лучше пешком, - усмехнулся Дима.
Я чуть не упала, потому что у меня подкосились ноги.
Об этом Дима точно не мог догадаться или заметить на моем лице. Тогда как у него получилось?
- Ладно, я, пожалуй, пойду, - как ни в чем не бывало, произнес Дима. – До завтра.
Произнеся это, Дима зашагал прочь.
Я с раскрытым ртом вошла к себе в дом, и весь вечер продумала о Димином поведении. Я никак не могла понять, откуда Дима мог так точно понять то, что я думала. Он словно полностью мог видеть мою голову, насквозь. Или как будто я громко думала, вслух.
Все-таки странный этот Зыкин! Он казался мне взрослым, точнее взрослее своего возраста. Словно старшеклассник, застрявший на несколько лет в младших классах. Его речь была собранной, и содержала много умных слов. Его фразы всегда правильно составлены, поражали своей «образованностью», если можно так сказать. Короче, для меня он был безумно привлекательным.
Так я стала думать все чаще. А он, кажется, об этом знал. Он одаривал меня двусмысленными взглядами, улыбался какой-то мистической улыбкой и даже порой дотрагивался до моих плеч, когда у нас получалось пересекаться в классе.
Я не могла понять сама себя, а особенно Диму. Но я точно могу сказать, что этот человек меня к себе манил. Я знала, что Дима об этом прекрасно знал, даже не догадывался, а знал. Но его, кажется, этот факт очень забавно привлекал. Он издевался надо мной, проявляя все больше интерес к моей персоне. Только все эти проявления никакого воплощения в жизнь не имели. Вплоть до ряда событий, которые все изменили между нами. Началось все со следующего.
Это был осенний бал в нашей школе. Я с большим трудом даже, наверное, с неохотой собралась и отправилась на бал после того, как моя Маша зашла за мной. Вернее сказать за уши вытащила из дома, чтобы силком затащить на этот чертов осенний бал. Я терпеть не могла подобные мероприятия, когда много народу и все вокруг разодетые и дурные. Я ненавидела такие места. И как же мне тяжело было наступить на свои интересы, чтобы отправиться в самое пекло всех моих нелепых однокашников.
Короче, я на балу. Все веселятся, танцуют, смеются и общаются между собой. Они все счастливы. Маша повела меня в самый эпицентр всего этого кошмара. Туда, где общались «звезды» нашего класса с парнями из параллельного класса.
- О, девчонки! – воскликнули трое парней из стоящих десяти людей. И к которым мы сейчас подошли вплотную. Они представились и предложили пообщаться. Маша согласилась сразу за себя и за меня. Я была в восторге! Один парень, кажется, одиннадцатиклассник из всех стоявших предложил потанцевать, ведь как назло наступил медленный танец. Маша согласилась. Спасибо, Маша!
Мы отправились танцевать. Этот парень обнял меня за талию, взял мою правую руку, и мы стали двигаться под музыку.
- Я – Михаил, - произнес этот парень. – А как тебя зовут?
- Света, - буркнула я.
- Очень приятно познакомиться, - продолжил более уверенно Михаил. – Прекрасно выглядишь. Как настроение?
- Нормально, - так же сердито произнесла я.
«Отлично, он ко мне клеится. Офигеть! Сейчас целоваться полезет. Боже, вечер удался!», - думала я, глядя по сторонам. Мне было тяжко сейчас здесь находиться, и больше всего я желаю свалить отсюда. Но благодаря моей замечательной Маше, я должна проходить через все это.
- Света, а ты не хочет подышать свежим воздухом? – с надеждой в голосе спросил этот тип, не отрывая от меня глаз, когда, наконец, закончился этот чертов медленный танец.
«Прекрасно! Как невинно и очень романтично!».
- Нет, не желаю.
«Как же мне от него отвязаться? – я уже не рада ничему. – Блин, как было бы замечательно, если бы кто-нибудь сейчас забрал меня отсюда или просто увел от этого типа».
- Света, привет! – с широкой улыбкой на лице произнес Дима Зыкин.
Я так рада была видеть его, даже не передать словами. Он стоял передо мной на расстоянии нескольких шагов. Он был таким привлекательным, что я еле сдержала эмоции. Дима опять каким-то волшебным образом это понял, но на это раз я, видимо, очень ярко выразила все, что думала. Почему-то с появлением Димы я страстно захотела, чтобы он помог мне свалить от этого типа и вообще с этого места. Я почти на сто процентов была уверена в том, что Дима не пожелает мне помочь, поэтому сделала жалостливое выражение лица в надежде. Дима смотрел на меня, чего-то ожидая, а потом, наконец, обратился.
- Вот решил поздороваться, а то давно тебя увидел, а поздороваться решил только сейчас. Стало совестно, вот я и здесь. Смотрю, вам здесь весело, - как исподтишка язвительно произнес Дима. – Свет, ты не желаешь прогуляться?
Он знал, он понял, что я страстно желала этого.
- Да, с удовольствием!
«Ты меня спас! Спасибо!» - невольно пронеслось у меня в мыслях. Но на лице я постаралась не выдавать своей радости.
- Прости, Миша, я оставлю тебя, - я ликовала внутри себя.
- Тогда пойдем, - поддержал меня Дима. – Я думаю, ты будешь очень рада покинуть это душное место.
Я взяла Диму под руку, и мы вместе отправились на выход, оставив в недоумении Михаила одного.
- Не за что, - с улыбкой на лице шепнул Дима, немного наклонившись к моей голове, когда мы сделали несколько шагов.
- В смысле? – я сделала вид, что не понимаю, что он имеет в виду. – Ты о чем?
- Ты меня поблагодарила, а я говорю, что не за что, - выражение Диминого лица выглядело очень хитро.
- Но я ничего не говорила, - решила я вывести Диму на «чистую воду».
- Я услышал.
И тут мы вышли на улицу, и я решила больше не затрагивать нашу тему. Я просто очень обрадовалась, что, наконец, могу спокойно вздохнуть и расслабиться. Я, наконец, покинула то злосчастное место! Мне так полегчало от этого. Я ни за что не вернусь обратно туда.
- Хорошо, я не пущу тебя туда, - с трудом сдерживая смех, произнес Дима.
- Дим, как ты это делаешь? – теперь я начала широко улыбаться.
- Что я делаю?
- Ты каким-то образом произносишь то, о чем я думаю.
- Ничего подобного я не делаю. Я просто очень внимательно рассматриваю лицо и особенно глаза, а там все видно. Дима был не убедителен.
«Ты же знаешь, не тот ответ мне от тебя нужен!», - специально подумала я.
- А что тебя не устраивает? – спросил Дима и немного осекся.
- Что, теперь ты тоже прочитал в моих глазах это?
«Только не ври».
- Да, я каждый раз вижу все по лицу, и сейчас тоже.
- Я тебе не верю. И я убеждена, что ты меня обманываешь, ты явно что-то скрываешь. Только я не пойму почему.
- Брось, мне нечего скрывать, - стал уверять меня Дима. – Ты все придумываешь. Кстати, мы куда идем?
- И, правда, куда? Я как-то не подумала, - произнесла я растерянно. – Давай пойдем куда-нибудь подальше от этого скверного места.
- У меня есть предложение пойти к беседке возле спортивной площадки. Там спокойно и довольно уютно. Что скажешь?
- Я согласна, - твердо ответила я.
И мы отправились именно туда, куда и было выбрано.
Не буду описывать эту беседку, что там внутри и что снаружи. Никому это не интересно, и я не буду напрягаться в подборе подходящих слов для полного описания этого места. Поэтому перенесемся сразу к моменту нашего с Димой прихода в эту самую беседку.
- Дим, скажи, что побудило тебя подойти ко мне сегодня и увести сюда, - начала я сразу, как только села на лавочку внутри беседки.
- Даже не знаю, возможно, твое выражение лица, когда тебя притащила твоя подруга в самый центр вечеринки. Я понял, что тебе срочно нужна помощь.
- Спасибо тебе, мне действительно нужна, просто необходима была помощь. Я терпеть не могу, просто ненавижу подобные мероприятия, не выношу большое скопление людей. А больше всего я ненавижу находиться в самом центре всего этого безумства. Поэтому сам понимаешь, мне было невыносимо тяжело терпеть шум, гам, столпотворение и необъятное количество бесшабашных людей.
- Я понимаю тебя, я тоже очень некомфортно чувствую себя в таких местах, это так тяжело морально, - Дима говорил, глядя куда угодно, только не на меня. Словно бы он смущался.
«Дима, посмотри на меня», - решила проверить я Диму и произнесла про себя.
Дима поднял тут же на меня глаза.
«Ты точно обладаешь какой-то интересной способностью. Ты ведь слышишь меня сейчас? Я тебе не поверю ни за что, если ты будешь опять отрицать это», - я не отступала в своем намерении.
- Я не собираюсь ничего тебе объяснять и не стану ничего утверждать, - довольно жестко начал Дима. – Тебе все равно не понять.
«А ты попробуй, а я постараюсь понять тебя правильно».
- Нет, Света, я все равно ничего не расскажу тебе, и мне наплевать на твое мнение. Тебе не за чем знать это. И вообще, я не желаю больше разговаривать на эту тему.
«Хорошо, но позже ты все равно мне все расскажешь!».
Дима ничего не ответил на это. Но я знала, что момент, когда мои последние слова сбудутся, когда-нибудь все-таки наступит. Только стоило этого немного подождать. И я ждала. Процесс ожидания был очень приятным, потому что сопровождался нахождением рядом с Димой…
- Мы идем сегодня в кино? – однажды спросил у меня Дима сразу после окончания учебного дня.
- Да, как и договаривались, - утвердительно ответила я.
Мы с Димой три дня назад разговаривали о долгожданном выходе второй части «Люди Х». А сегодня в местном кинотеатре состоится премьера этого фильма. И, конечно же, мы не можем пропустить такое!
- Значит, я за тобой зайду в пять, будь готова, - наказал мне Дима.
Я не могла ослушаться такого приказа. Я с нетерпением ждала 17:00, отсчитывая каждый час.
За время, что прошло с осеннего бала, а это было уже примерно месяца полтора, мы с Димой все чаще стали общаться. Но ничего, кроме общения между нами не было. Я все больше стала ощущать дикую необходимость в проведении времени с Димой. Он давно перестал быть для меня просто одноклассником, он стал парнем моей мечты. И я не скрывала от него этого, поэтому он, будучи по какой-то причине способным читать мои мысли, прекрасно знал каждую мыслишку о моей симпатии к нему. Однако он ни на секунду не выдавал смущения, а тем более того, что он все знает о моих чувствах. Он держался блестяще! Каждый раз, когда мы оставались наедине будь то в классе или вне школы, я старалась приблизиться к нему, сопровождая это громкими мыслями, Дима умудрялся держаться от меня на значительном расстоянии. При этом он не показывал того, что ему неприятно или что его не устраивает такое мое поведение. Такая неопределенность безумно раздражала и злила меня, но я не собиралась останавливаться. Я не чувствовала отторжение, а значит, мне можно было надеяться на взаимность. Просто необходимо было дождаться подходящего момента. Очень подходящего и удобного, а самое главное, правильного момента. Но это ждало меня впереди, я слепо в это верила. А сейчас мне нужно было идти с Димой в кино, тем более что он уже пришел за мной.
- Выглядишь потрясно! – произнес Дима первым, когда я вышла к нему. – Что, идем?
Я поблагодарила за комплимент, и мы отправились.
- Слушай, очень жаль, что все так закончилось, мне жаль эту девушку, - сказала я, когда мы вышли из кинотеатра после просмотра очень понравившегося нам обоим фильма.
- Не переживай, выйдет третья часть, и все там будет хорошо, она окажется выжившей, и все будут жить долго и счастливо, - съязвил Дима и рассмеялся. Я подхватила Диму, и мы вместе долго и громко хохотали от души. После чего Дима, успокоившись, слегка коснулся моих губ своими губами. Нельзя было назвать это поцелуем, но мне понравилось. Я словно оказалась в другом мире.
- Прости, не удержался, - виновато произнес Дима и опустил глаза вниз.
- Прощаю! – радостно воскликнула я.
«Было бы не плохо повторить!», - очень громко подумала я, зная, что Дима услышит.
- Ну уж нет, повторять это я не собираюсь, - твердо ответил Дима на мои мысли, уже далекие от реальности. После этих слов, естественно, я вернулась тут же на землю. Как-то это очень грубо было по отношению ко мне. Я обиделась и попросила проводить меня до дома и как можно быстрее. Дима беспрекословно подчинился. С этого вечера я стала стараться избегать Диму, как только могла. А Дима и не старался за мной бегать. В общем, мы находились теперь в ссоре. Очень странно, что Диме было совершенно наплевать на то, что я не желала с ним общаться. Ну и пусть! Не так уж я и нуждалась в этом типе.
С такими мыслями я прожила около двух недель. Диме по-прежнему было наплевать на меня и на все, что со мной связано. А мне и подавно. Время шло, я ходила в школу и из нее домой. Встречалась с Машкой, мы либо сидели у меня или у нее дома, либо гуляли по улицам. Но однажды случилось очень интересное событие. По крайней мере, оно мне показалось таковым.
Я сидела в своей комнате одна после того, как выполнила все домашние задания. У меня оставалось еще много свободного времени, чтобы успеть заскучать. Настроения никакого, занятия тоже.
«Чем интересно сейчас занимается Димка, - мечтательно подумала я. – Наверное, как обычно сидит перед компьютером и рыщет что-нибудь по парапсихологии».
- Света, - прервал мои мысли папа за моей дверью, - к тебе пришел какой-то мальчик, выйди.
«Кто бы это мог быть?».
- Привет, - в моих дверях стоял Дима с растерянным выражением лица. – Пойдем со мной, мне нужно кое-что тебе показать. Одевайся.
Я послушала его, Дима схватил меня за руку и буквально потащил за собой.
«Хорошо, что я надела теплый свитер и джинсы», - подумала я.
- И, правда, молодец! – подхватил Дима.
Мы с Димой шли (хотя наше передвижение с трудом можно было назвать шагом, скорее это был бег галопом) в неизвестном мне направлении, пока не уперлись в беседку в нескольких кварталах от моего дома. Никого вокруг не было, тишина полностью окутала весь район. Мы с Димой могли слышать лишь шорох листьев и дуновение ветра, теплого, абсолютно не свойственного поздней осени. На улице, как не странно, было очень тепло.
- Света, дай мне свою правую руку, - обратился ко мне Дима и взял мою руку. – Не пугайся, ты сейчас почувствуешь легкое покалывание.
Он прикоснулся к моей руке, я почувствовала легкую прохладу от его рук. Дальше ничего не происходило.
- Но я ничего не чувствую, - как бы виновато произнесла я. Я считала себя не известно, почему виноватой в том, что ничего не могу почувствовать. Ничего, что надо было бы.
- Подожди немного, - глаза Димы горели триумфальным огоньком. – А сейчас что-нибудь есть?
Но я по-прежнему ничего не чувствовала.
- Нет, ничего. А что я должна почувствовать? – словно оправдываясь, аккуратно спросила я.
И не успел Дима что-то мне ответить, как я почувствовала жжение в руке, которую все это время Дима не отпускал. Жжение и легкое сжимание, терпимое, хоть и не приятное.
«Света, ты такая замечательная девушка!», - услышала я.
- Дим, спасибо, - ответила я без задней мысли.
- За что спасибо? – все так же триумфально улыбаясь, спросил Дима, не отпуская мою руку.
- Ты сделал мне комплимент, сказав, что я замечательная, - я на мгновение задумалась.
«Стоп, а ведь Дима ничего вслух не говорил. Так, а как я тогда услышала его слова? Так-так-так. Что-то не понятно…».
- Да, я действительно ничего вслух не говорил, - подтвердил мои сомнения Дима.
- Но я же тебя услышала. Как это могло случиться? Дим, - но Дима уже не обращал на меня внимания, он отпустил мою руку и расхохотался от всей души. – Дим, объясни, что происходит.
- Не бери в голову, - как ни в чем не бывало, произнес Дима и прижал меня к себе, обняв за талию.
Чтобы я дальше не мучила его вопросами, Дима аккуратно поцеловал мои губы. И мне действительно стало все равно до всех странностей, которые я испытала мгновение назад. Мы сейчас целовались в беседке, где прошло все мое детство. Я всегда мечтала о том, чтобы мой первый настоящий поцелуй случился именно в этой беседке. И вот моя мечта сбылась…
- Слушай, я так поняла, ты не собираешься мне раскрывать своих тайн поведения, да? – невзначай спросила я, когда мы с Димой, обнявшись, прогуливались вдоль озера в нескольких метрах от беседки.
- А зачем тебе это? – без всякой заинтересованности ответил Дима вопросом на вопрос.
- Не знаю, просто очень интересно, твои способности меня притягивают с неимоверной силой. И мне очень интересно узнать, что же это все-таки за способности и как ты их приобрел.
- Не забивай голову, - шепотом произнес Дима, остановил меня рукой, которой обнимал за талию и снова поцеловал в губы.
Я оторвалась от земли и витала где-то выше облаков. Мне так было хорошо, что не описать словами. Дима был таким нежным и мягким, что я едва могла устоять на ногах, чтобы не упасть. Его руки настолько приятно меня обнимали, а губы нежно ласкали, что я таяла, как мороженое на солнце…
- Сова, - обратился ко мне Дима однажды, когда мы с ним сидели на крыше моего дома, на самодельной лавочке. – Ты меня боишься?
- Чего?! – меня словно по голове стукнули. – С чего ты это взял? Почему я должна тебя бояться?
- Тогда дай мне свои руки, - выражение Диминого лица святилось как-то зловеще и хитро.
Я протянула ему свои руки в полном недоумении.
Дима резко и очень крепко вцепился в мои руки, а по моему телу раздался такой электрический разряд, меня так сильно начало всю сразу колоть, да так сильно и так больно! Меня даже на мгновение затошнило и стало темнеть в глазах. Я попыталась освободиться из железной хватки Диминых рук, но получилось это не сразу. Когда я освободилась, наконец, я еле отдышалась, даже несколько раз кашлянула. Мои глаза выражали испуг, страх и злость одновременно. Именно эти эмоции я испытывала сейчас.
- Ты чего? – в ужасе вопросительно закричала я.
- Ладно, извини, пожалуйста, я немного переборщил, - виновато произнес Дима, но тут же улыбнулся, явно ему понравилось то, что он сделал. – Скажи, что ты почувствовала?
- Ты охренел, Зыкин, - мой гнев никак не успокаивался, - я могла потерять сознание, а тебе смешно!
Я дернулась в направление выхода с крыши в подъезд. Но Дима остановил меня. Меня всю трясло от обиды и беспомощности, которые я испытала, будучи в жестких тисках Диминых рук. Дима обнял меня и стал гладить по голове, успокаивая.
- Никогда больше так не делай, слышишь меня, - едва сдерживая слезы, произнесла я, уткнувшись в пуховик Димы.
- Хорошо, обещаю, прости меня, пожалуйста, - шептал Дима. – Никогда не буду делать тебе больно, никогда. Слышишь? Никогда не сделаю тебе больно.
Мы стояли, обнявшись, я думала о том, что связалась с не нормальным человеком, но ничего с собой сделать не могла, потому что влюбилась в него без памяти и без оглядки.
- Я знаю, - все также шепотом произнес Дима в ответ на мои мысли, но я этого уже не замечала, я полностью растворилась в объятиях своего неимоверно странного Димы.
И так я думала каждый раз, когда оставалась с ним наедине. Его поведение в школе резко отличалось от поведения рядом со мной. Иногда он шокировал меня тем, что может сказать, что мне снилось ночью, и естественно точно у него это выходило. Или он мог, например, сделать так, чтобы идущий впереди человек падал или ронял что-нибудь. Происходило все это именно так, как говорил Дима.
- Хочешь посмотреть, как эта девушка смешно скользит на своих каблуках? – говорил Дима в один из таких моментов. Я не успела даже подумать над ответом, как эта самая девушка впереди в сапогах на высоких каблуках поскальзывает и начинает, как под музыку выполнять смешные движения. Это действительно смешно было смотреть, но в то же время очень жестоко по отношению к беспомощной девушке.
- Ладно, все, можно перестать скользить, уже не смешно, - Дима произнес равнодушно и отвернулся в сторону от еле удерживающейся на ногах бедной девушки. И как по волшебству эта несчастная успокоилась, ноги ее перестали выполнять неимоверные танцевальные движения. Она с облегчением вздохнула, отдышалась и осторожно зашагала дальше.
Дима ликовал. Он был так счастлив, и не пытался скрывать своей радости. А мне стало не по себе.
- Дим, извини меня, конечно, но я думаю, это плохо, что ты делаешь. Меня пугает твое поведение, - я пошла до конца.
- А что именно тебе не нравится? – не понял Дима.
- Мне даже страшно представить, на что ты можешь быть способен в своих возможностях, - у меня перехватило дыхание. – А если это будет касаться меня?
«Боже, ты ведь манипулируешь людьми! - не удержалась я про себя. – И пока ты весьма безобиден, но кто знает, что может быть дальше». Я ужаснулась этим мыслям.
- Ты можешь не переживать, - стал успокаивать Дима, - я безобидный. Я же сказал, что никогда тебя не обижу и не сделаю тебе больно.
- Да, но ты мне итак ничего плохого не делаешь, я говорю про других людей, - не успокаивалась я. Внутри меня все кипело и журчало, я моментально пропиталась страхом. – И ответь мне, наконец, что за способностями ты обладаешь? Или можешь навсегда обо мне забыть, потому что я боюсь тебя. Меня пугает неопределенность в твоем поведении, я не могу даже представить, на что ты можешь быть способен. И что ожидать от очередной твоей выходки. Дим, я должна знать, что у тебя за способности.
- Хорошо, я тебе расскажу, но только давай не сейчас…
- Нет, Дима, решай или ты сейчас все мне рассказываешь, или никогда больше меня не увидишь рядом с собой, - я была очень жесткой неожиданно для самой себя. Я решительно настроилась идти до конца. Я обязана была сейчас все узнать. Либо никогда более не знать об этом.
- Совушка, не надо, - пытался увильнуть Дима.
- Ладно, Зыкин, не хочешь говорить, не надо, - я как могла, сдерживалась, - но с этого момента можешь меня забыть. Прощай.
Я зашагала вперед без оглядки. Внутри меня все горело, кипело и плавилось.
- Ну хорошо, ты сама этого захотела, - вслед мне произнес Дима.
Я не пошевелилась даже, не обернулась и даже не сбавила ход.
- Может, ты хотя бы посмотришь на меня, - с надеждой в голосе произнес Дима.
Эти слова заставили меня остановиться и обернуться.
- Спасибо. А теперь давай куда-нибудь присядем.
Я вернулась к нему, и мы оба отправились на зимний каток, точнее на лавочки у катка. Лавочки были под крышей, поэтому мы могли спокойно сидеть, не обращая внимания на холод.
- Я слушаю, - приказным тоном произнесла я.
- Это я обнаружил несколько лет назад, - тяжело начал Дима. – Моей мамы не стало, я очень переживал по этому поводу. Я действительно очень переживал. Я буквально умирал потихоньку, а однажды когда я лежал в постели вечером, вдруг услышал, как мой отец произнес слова утешения. Я поблагодарил его, поднял глаза, чтобы посмотреть на него, но отца не оказалось в комнате. Я подумал, что он вышел, но отец вообще оказался в своей комнате этажом ниже. Я не предал тогда значения этому, списав все на горе. Только когда я отправился на следующий день в магазин, был шокирован тому, что продавщица внешне молчала, а я мог слышать, как от нее лились недовольства покупателем. Я испугался и выскочил из магазина, как ошпаренный. Последующий месяц моей жизни был адским. Я не знал, где реальность, а где выдумка. Я вообще думал, что сошел с ума. Я слышал голоса отовсюду, я не мог спать, не мог спокойно находиться в людных местах. Меня пугало все вокруг, мне было очень сложно определить, что такое происходит сейчас со мной: слышу ли я реально говорящего человека, либо это его внутренний голос. Это все длилось чуть больше месяца, но постепенно я справился, я смог различать просто речь от мыслей. И только спустя три с лишним месяца я понял, что могу слышать чужие мысли. Я понял, что голоса, которые слышу – это мысли людей. Они скрыты и поэтому я не мог определить, откуда их могу слышать, ведь люди молчат. А спустя еще некоторое время я смог управлять этой своей новой способностью. Я мог прислушиваться к тому, о чем думает человек. Теперь мне стало это нравиться, я ведь слышал то, что никто не может услышать. А тем более то, что человек не мог даже представить, что я знаю все, о чем он думает. Ты даже не представляешь, как это, по-новому глядеть на людей. С нового видения, видения человека насквозь. Раньше я даже представить не мог, что человек может от меня что-то скрывать. Теперь же я знал, что человек недоговаривает, правду говорит или обманывает, искренен ли он и многое другое. С одной стороны, это дар и очень богатый, но с другой стороны, это тяжелейшая ноша. Но мне с этим уже ничего не поделать.
Дима на мгновение замолчал, дав мне время переварить все сказанное.
Я не могла ничего определенного думать, слишком серьезная информация мне была преподнесена.
- Ты сама захотела все узнать, - ухмыльнулся Дима.
- Да, я не отказываюсь от своих слов. Я рада, что ты открылся мне, наконец. Теперь я буду знать, что лишнего думать не стоит, и что ты всегда узнаешь, обманываю я тебя или нет. Я рада, что ты открылся мне, честно.
«Ты мне очень нравишься, Дима, я не могу представить кого-то еще рядом с собой, только тебя».
- Спасибо, я тоже очень нуждаюсь в тебе, тем более, когда ты все знаешь. Ты вторая, кто знает о моем умении читать чужие мысли. Первый – это мой отец, - Дима произнес это и прижал меня к себе.
- Но ведь ты не только умеешь читать мысли, ты еще что-то же можешь? - я же иду до конца.
- Да, я стал изучать свои способности, нашел кучу информации, благодаря которой смог управлять собой, а также смог научиться еще многому. Например, влиять на мысли людей, и, как следствие, на их поведение.
- А что такое было, когда ты одним прикосновением мог вызвать жжение и даже умопомрачительное состояние в моем теле? А когда ты передал через прикосновение к моей руке способность прочитать твои мысли?
- Это все признаки моей тренировки над способностью влиять на поведение других людей.
- Дим, я рада, что ты у меня такой, - теперь я могла адекватно вести себя. – Такой особенный, не похожий ни на кого.
Это точно было так. Мой Дима действительно не был ни на кого похож. Его способность видеть, о чем мыслит человек – это большая уникальность. Я теперь по-другому воспринимала Диму. Он для меня теперь был каким-то особенным, уникальным человеком. Я вообще думала и даже предложила Диме показать всем его способность. На что Дима ни в какую не соглашался и наказал мне молчать. Мы несколько раз с ним ругались по этому поводу, но в итоге я все равно согласилась с ним. Действительно об этом никто не имел право знать, кроме нас двоих. Для нашей же безопасности.
Зато началось очень интересное время. Я могла говорить Диме все, что хотела, не открывая рта, когда мы находились на уроках. Порой это были такие вещи, что Дима смущался, краснел и терялся. Зато после этого Дима всегда отыгрывался, после урока. Такая жизнь была очень забавной, не стандартной и очень интересной. Дима никогда не посвящал меня в информацию, над которой работал. Он всегда небрежно, на скорую руку собирал в кучу все свои материалы и забрасывал в свой шкаф. Он категорически не желал, чтобы я знала всех подробностей. А я и не настаивала.
- Пойдем со мной, - однажды Дима взял меня за руку и потащил на крышу моего дома, где мы все чаще проводили время. Там мы оборудовали все под себя, подмели, помыли и принесли старые кресла. Это было наше место. - Я хочу, чтобы ты расслабилась. Я должен тебе кое-что показать.
Я расположилась поудобнее на кресле и постаралась ни о чем не думать, чтобы расслабиться.
- Я готова, только поцелуй меня сначала.
Дима поцеловал меня нежно и легко, а потом сел напротив, на другое кресло. Между нами образовалось расстояние в несколько десятков сантиметров. Дима сначала коснулся моих рук, потом лба, а затем вовсе убрал руки.
- Что я должна почувствовать? – мне не терпелось узнать, в чем я сейчас участвую.
- Узнаешь, когда почувствуешь, - с ярко горящими глазами огнем азарта произнес Дима.
«Только не перестарайся! Ты обещал мне, что не будешь обижать меня, помни это!».
- Не волнуйся, доверься мне.
И я доверилась. Дима сосредоточился на моих глазах, смотрел в них пристально, не отрываясь. Мне даже стало не по себе. Но я не испугалась. Он, в свою очередь, весь напрягся, сжал кулаки, его вены напряглись, и стало видно ее каждую, на лбу проступила испарина, на висках выступил пот. После этого Дима резко расслабился и улыбнулся. Я вдруг почувствовала легкое покалывание на коже и услышала тихий нерешительный голосок.
«Совушка моя, ты такая исключительная!», - услышала я. А после увидела прекрасный пейзаж побережья какого-то моря. Было так красиво, но видение продлилось всего несколько секунд.
- Дим, это то, что я должна была услышать и увидеть? – удивленно спросила я.
- А что ты почувствовала? Говори все, - Дима заинтересовался ни на шутку. Он был сейчас похож на маленького мальчика, который больше всего на свете жаждал узнать, из чего сделана его любимая игрушка. А сейчас у него появилась возможность ее разобрать, и он в ожидании чуда. Так же и Дима был сейчас в ожидании какого-то неимоверного чуда.
- Я почувствовала сначала легкое едва различимое покалывание в руках и области затылка, а затем я услышала фразу, произнесенную каким-то слабо слышимым голосом: «Совушка моя, ты такая исключительная!». А затем увидела побережья моря. Это все был ты?
- Чудесно! – радостно воскликнул Дима и, не сдерживаясь, расцеловал мое лицо. Потом вернулся в свое прежнее положение и продолжил только уже с повеселевшим выражением лица.
«Ты даешь мне сил и желания двигаться дальше в своих способностях и умениях. Я люблю тебя!».
Это было настолько искренне и мягко сказано, что я растаяла, даже в глазах помутнело. Меня переполняли такие сильные эмоции, и их было так много, что я едва удерживалась в кресле. Я никогда не слышала таких слов по отношению к себе.
«Мне никогда никто не признавался в любви и никогда никто не говорил таких слов. Дима, я тоже тебя очень люблю!».
Мы могли сейчас с Димой общаться без слов, только с помощью внутреннего голоса, мыслей. И это было так здорово! Ни с чем не сравнимо! Мы смотрели в глаза друг другу и молчали, зато в наших головах проходило очень доброе, очень нежное и даже в один момент пикантное общение. Чувства, которыми пропитано было это общение, ни с чем нельзя сравнить. Казалось, между нами образовалась некая невидимая, но очень крепкая связь, которую ничем нельзя было разорвать или прервать. Это не похоже даже на любовь, это больше похоже на родство на бессознательном уровне. Что-то здесь было не связанное с реальностью, с сознанием. Это было выше. А такая связь не просто объединяет, она соединяет в единое целое, да так крепко, что ты сам уже ничего сделать не можешь. Ты больше не контролируешь себя и свои эмоции, ты просто живешь тем, что у тебя теперь появилось. Это так здорово!
Такие эмоции и чувства я испытала за короткие два с лишним часа, что мы с Димой обменивались мыслями. А представляете, что я стала испытывать, когда такое же общение заполнило всю мою жизнь?! Происходило ежедневно?! Я никогда не могла даже себе представить, что могу быть настолько счастливой. Да, именно счастье присутствовало сейчас в моей жизни, и не просто существовало, оно расширялось и прогрессировало!
С Димой мы не переставали общаться. Мы разговаривали на уроках, не произнося вслух ни слова. И никому вокруг в голову не приходило, что мы разговариваем. Единственное, что нас могло выдать – это улыбки или активная мимика лиц. Но на это никто внимания не обращал. Так что все было нормально, и даже больше…
- Дим, слушай, ты научил меня читать мысли, а почему я могу слышать только тебя? Ведь ты умеешь читать мысли всех без исключения людей? – спросила я однажды, когда мы лежали в моей комнате на кровати, обнявшись.
- А ты разве только мои мысли можешь слышать? – удивился Дима, ослабил свои объятия, встал на локоть и посмотрел широко раскрытыми глазами на меня.
- Да, я слышу только тебя, - очень спокойно ответила я.
- Я не знаю, почему так, - как-то уже растерянно произнес Дима, обратно лег на спину и стал рассматривать потолок.
- Нужно изучить этот вопрос, - отрешенно произнес он.
А потом мы уснули, по крайней мере, я.
Дима усиленно занялся изучением моего вопроса, позабыв обо всем и всех, включая и меня. Он не отвечал на звонки, дома его нельзя было найти, в школе он не появлялся. В общем, исчез. А спустя неделю вновь появился в школе. Его вид меня пугал, Дима изменился до неузнаваемости. До полной неузнаваемости. Его глаза горели безумием, руки тряслись, с лица не сходила злобная улыбка, часто сменяющаяся зловещим оскалом. Волосы взъерошены, бледный цвет лица, одет он был в выцветшую, мятую и местами грязную одежду. Дима все время грубил то учителям, то одноклассникам. Я боялась подходить к нему либо попадаться ему на глаза. Дима словно пробыл на какой-то чужой, не изведанной планете, а сейчас вернулся обратно на землю, при этом заразившись болезнью безумия той неизвестной планеты. Сложно, конечно, завертела я сейчас, но в моей голове творилось настоящее безумие. Дима меня ни на шутку пугал своим странным изменением.
«Почему ты не здороваешься со мной?», - злобный голос Димы в моей голове заставил меня вздрогнуть.
«Я не видела тебя, - в страхе начала я отвечать про себя. – Привет, Дима, где ты пропадал всю неделю? Я тебе звонила каждый день по несколько раз, я приходила к тебе домой. А в школе ты не появлялся. Я не на шутку испугалась за тебя. Что скажешь?».
«Были проблемы, большие, - еще более злобным голосом говорил Дима. Я сейчас рада была, что сижу на уроке и на значительном расстоянии. – Произошли серьезные перемены не в лучшую сторону».
«Ты можешь рассказать о них?».
«Нет, это не твое дело».
Димин злобный настрой все больше меня пугал.
«Но почему же? Что-то плохое?», - я старалась как-то смягчить Димин поток, обрушивающийся на меня с новой силой.
«Я же сказал, это не твое дело».
«Дим, ты пугаешь меня, почему ты так грубо разговариваешь? Чем я заслужила такое отношение?», - я решила давить на жалость.
«Прости, Сова, я не должен был с тобой так разговаривать, ты права, но за последнее время столько всего случилось, что я уже не могу себя держать в руках», - Димин голос моментально смягчился.
«Бедняжка! Я могу чем-то помочь?».
«Боюсь, нет».
«Расскажешь?», - я все еще надеялась.
«Тебя это убьет. Так что лучше тебе этого не знать. Прости, но так будет лучше для нас обоих», - голос Димы стал все тише. Он обернулся ко мне и посмотрел так проникновенно, что у меня к горлу подкатился комок, и я едва не расплакалась.
«Что же у него могло такого случиться, что даже мне об этом не дано было узнать?», - не прекращала думать я. Я знала, что Дима все слышит, но Дима не реагировал.
«Сова, не переживай так, - Дима начал снова злиться, - тема закрыта, и успокойся уже».
«Ладно, не буду. Только скажи мне, сейчас у тебя все в порядке?», - я старалась быть как можно осторожнее.
«Вроде бы, - Дима, наконец, снова смягчился. – Мне только для полного успокоения нужно как можно быстрее поцеловать тебя!».
«Я согласна», - сказала я и успокоилась. Я очень обрадовалась тому, что Дима снова смягчился, и теперь, кажется, окончательно.
И я была полностью права. Только меня не переставал мучить вопрос о том, что же так повлияло на Диму, что же могло у него случиться. Я очень переживала, и Дима прекрасно об этом знал, но никаких действий не предпринимал. Мы больше не возвращались к разговору об этом случае…
- Дим, ты думаешь обо мне, когда меня нет рядом, - спросила я у Димы, который уж очень сильно был занят поисками информации в Интернете, сидя за своим компьютером у себя в комнате, а я сидела на диване, разглядывая то Димину спину, то стены комнаты.
- Сова, конечно, я скучаю по тебе и вспоминаю, как мы проводили вместе время. Мне всегда хочется в этот момент вернуться к тебе, - Дима, наконец, отвлекся от своего занятия. Но ненадолго.
Тогда я вскочила с дивана, подлетела к Диме и обняла его крепко за талию.
- Димка, тебе все равно на то, что я здесь? – на ухо прошептала я.
- Что ты, просто мне очень срочно нужно найти материал, мне до сих пор не понятно, почему ты не можешь читать мысли других людей, помимо меня, - выражение лица Димы выражало безумие.
- Дим, может быть, ты тогда проводишь меня домой? Я ведь тебе сейчас не нужна, - я старалась не выражать обиду.
«А ты продолжишь свои поиски», - добавила я про себя, потому что вслух я этого не решилась произнести.
- Ты действительно этого хочешь? – как ни в чем не бывало, спросил Дима.
- А мне больше ничего не остается. Ты занят, а мне не чем заняться. Наверно, мне будет лучше пойти домой, - уныло ответила я.
- Сова, ты же знаешь, что я фанатично увлечен изучением своих способностей, - Дима вдруг начал снова напрягаться.
- Эй, не кипятись ты так, лучше проводи меня до дома, - я говорила очень решительно и твердо. – Все нормально, я не обижаюсь, я прекрасно понимаю твои увлечения. Ты не можешь существовать без них. Но ты просто возьми и проводи меня до дома. Так будет лучше.
Дима долго и пристально смотрел на меня бешеными глазами, словно гипнотизировал. Мне стало не по себе, я перепугалась этого взгляда. Меня всю затрясло, по телу побежали мурашки.
«Дима, перестань пугать меня», - с усилием подумала я целенаправленно.
Может, после этой мысли, может, по другой какой-то причине Дима смягчился и согласился со мной. Мы отправились ко мне домой спокойным прогулочным шагом.
- Димочка, извини, но мне кажется, ты изменился, - не удержалась я, когда мы прошли несколько метров в полном молчании. – И меняешься с каждым днем.
«И не совсем в хорошую сторону», - добавила я уже мысленно.
- Я не думаю. Только не начинай, ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу, когда ты промываешь мне мозги.
«Грубо».
- Прости, но я не люблю, когда лезут не туда, куда надо, - смягченно произнес Дима и поцеловал меня в щеку.
- Да, я понимаю, но я тебе не чужая и, наверное, заслужила того, чтобы участвовать в твоей жизни, - дрожащим от обиды голосом произнесла я.
- Прости, но есть вещи в моей жизни, в которых даже тебе нет места, - словно ножом по сердцу прошлись Димины слова.
- Ладно, проехали, - сымитировала я спокойствие. – Черт с тобой, Зыкин. В конце концов, я знала, на что шла, когда начала с тобой встречаться. Мы уже пришли. Ладно, спокойной ночи. Увидимся завтра.
Произнеся эти слова, я встала на цыпочки, чтобы дотянуться до губ Димы, чмокнула их и направилась к своей двери в подъезде. Но Дима меня остановил, взяв за руку.
- Сова, не бери в голову, это скоро пройдет, - внимательно глядя на меня, говорил Дима. – У нас снова будет все хорошо, нужно только немного подождать. Хорошо?
«Хорошо, Димочка, я люблю тебя, у нас обязательно будет все хорошо».
Но у нас далее все было хорошо лишь иногда. Дима не стал лучше. Он все больше углубился в свои познания и поиски, насовсем забросив остальные дела и вообще жизнь, в том числе и меня. Мы с ним все чаще стали ругаться и меньше видеться. Но все же иногда бывало по-прежнему все замечательно.
А однажды случилось некое событие, с которого и пошло все под откос.
- Света, мы идем на улицу? Сегодня такая погода прекрасная, так тепло и солнечно, так и хочется под ним ходить, - с широкой улыбкой на лице предложил Дима, зайдя за мной одним из субботних весенних дней. Я моментально зарядилась Диминой радостной энергией, впустила его к себе и полетела собираться. В две секунды я натянула все необходимые вещи и вышла к Диме. Когда я увидела Диму, я чуть не упала на пол. Он стоял с закатанными глазами, руки держал на вытянутом расстоянии. Я позвала его по имени, он откликнулся и вновь занял прежнее положение.
- Все в порядке? – со страхом спросила я.
- Да, конечно, - спокойно ответил Дима. – Мы идем?
Мы отправились на улицу. Гуляли мы долго, разговаривали, смеялись, радовались солнцу. А Дима окончательно запутал меня в моих собственных ощущениях.
- Света, дай мне свою руку, я хочу кое-что проверить, - произнес Дима, останавливая нас обоих, когда мы оказались в многолюдном месте, в детском парке. Дима очень крепко сжал мою руку, и я вновь ощутила легкое покалывание сначала в этой самой руке, а затем и во всем теле. – Почувствуй энергию.
«Дим, я ничего не чувствую, кроме легкого покалывания».
- Подожди немного.
Я подождала, но ничего не изменилось. Я сообщила об этом. Тогда Дима окликнул двух парней, попросив их дать свои руки. Мы вчетвером держались за руки и с недоумением смотрели на Диму.
«Что должно произойти?», - спросила я, обведя взглядом всех участников этого странного действа.
«Сейчас ты должна будешь услышать этих парней», - уверенно ответил Дима.
После того, как парни взяли меня за руки, я перестала чувствовать покалывание и жжение. Дима уверил меня в том, что я услышу мысли этих двоих, но я не только ничего не услышала и не почувствовала, но и перестала слышать Димины мысли. Я постаралась передать Диме эти ощущения как можно мягче. На что Дима весь взъерошился, напрягся, его глаза налились кровью, ноздри раздулись, а пальцы стали складываться в кулаки.
- Мальчики, спасибо за помощь, вы можете идти, - любезно произнесла я, обращаясь к двум испуганным парням, освобождая свои руки от их сжатия.
- Нет, останьтесь, я еще не закончил, - Дима весь переполнился яростью и уже не мог спокойно говорить, его дыхание было слышно так отчетливо, что я поняла, какой степенью обладал сейчас Димин гнев. Я взглядом дала понять парням, что будет лучше, если они мгновенно исчезнут. Они меня поняли и убежали.
- Ты что себе позволяешь? – Дима кричал, рычал как лев.
- Дим, я перестала слышать твои мысли, когда парни дотронулись до моих рук. Дим, почему так? Почему я и сейчас не могу слышать тебя? – я пыталась, как могла сдерживать гнев Димы. Но было уже поздно.
Дима так кричал, что слышно было везде. Весь парк, казалось, слышал Диму. Его лицо меняло цвет от желтого до вишневого. Его руки и другие части тела тряслись. Я не вмешивалась, потому что знала, это бесполезно. Меня радовало лишь одно. Димин гнев был направлен на меня лишь в меньшей степени. В основном грязь лилась на неудачи в собственных начинаниях и способностях.
Я взяла Диму за руку и стала нежно, аккуратно гладить тыльную ее часть. Диму это тронуло, он вдруг замолчал, а глаза приобрели такой пустой стеклянный вид, что мне больше всего захотелось помочь этому человеку. Потому что я понимала, с Димой что-то творится, ему плохо, он катится куда-то вниз. Это осознавать было очень тяжело. Как бы замечательно сейчас было бы вновь уметь слышать его мысли! Но почему я вмиг лишилась этой способности? Если бы я могла прочитать, что творится в Диминой голове, мне стало бы намного проще попробовать помочь ему. Но этой способностью я больше не обладала. Это означало, что действовать придется вслепую. А действовать я обязана была, и как можно быстрее. Только я понятия не имела, с чего нужно начать и что вообще делать.
Первым, что я сейчас должна была сделать – увести Диму из этого места, где полно ошарашено смотрящих на нас людей.
- Дим, давай сходим к озеру, - предложила я и потянула Диму за собой. Дима повиновался, но его лицо все так же имело каменное выражение. Он молча следовал за мной. Мы пришли в уединенное место в алее, у озера. Я подвела Диму к берегу и впервые после детского парка глянула на него. Его глаза все так же выражали потерянность и леденящий холод. Словно передо мной находился сейчас не парень, а мраморная статуя. Меня охватила паника, я растерялась, и сама на мгновение онемела.
- Дим, посмотри на меня, - едва найдя силы, умоляюще попросила я Диму. На что Дима очнулся и взглянул на меня своим прежним взглядом, оцепенение как рукой сняло. Он теперь улыбался, рассматривал меня теплым добрым и влюбленным взглядом. В общем, он снова стал прежним. У меня внутри все ожило, но я теперь стала испытывать недюжинную тревогу. Я боялась за Диму, я понимала, что с ним творится что-то не нормальное, что-то не объяснимое.
Ухудшалась вся эта ситуация тем, что я не могла жить без этого человека, я не представляла свою жизнь без Димы. И чувствовала, что он катится вниз со страшной силой. И я не могу встать у него на пути, не могу дать ему спасательной руки. Потому что представления не имею, что именно с ним творится.
А дальше все стало только ухудшаться. Теперь в Димином поведении появились перемены настроения, его бросало из крайности в крайность. Он все чаще меня удивлял и одновременно пугал. Но все равно мы были вместе, и нам вдвоем было порой так прекрасно…
- Димочка, - наступило лето, появилась возможность загорать и отдыхать от всего под теплыми лучами летнего солнца. Я шла с Димой и держала его за руку, мы направлялись на пляж. Дима весь светился от счастья оттого, что идет со мной, что совсем скоро будет плавать и оттого, что ничто его не напрягало. Точно так же как и меня. Мы с ним находились на одной волне умиротворенного счастья. Я решила с Димой поделиться своими ощущениями и эмоциями. Для этого я обратилась к нему самым нежным голосом, что только мог у меня быть. – Мне так хорошо, ты рядом, и это так здорово! Я бесконечно счастлива. Ты у меня самый лучший, самый красивый и самый дорогой!
Я остановилась и страстно поцеловала Диму в губы. Он ответил взаимностью, а после крепко прижал меня к себе. Наши объятия были такими крепкими и страстными, что я не удержалась и снова поцеловала Диму, только еще более страстно. Это длилось прямо посреди пешеходного тротуара, нас обходили люди, а нам все было не почем. Главное, что мы вместе и счастливы, а все остальное – ерунда!
- Может, пойдем искупаться? – шутливо спросил Дима, глядя мне прямо в глаза, а руки плавно обвивали мою талию, а также гладили мои бедра. Это так заводило, что я, чтобы не испытать возбужденное состояние, убрала Димины руки со своих бедер и кивнула головой в ответ на его вопрос. Мы отправились дальше по направлению к пляжу. Дима аккуратно сжимал мою руку, а я потихоньку проваливалась в блаженство от тепла его руки.
Боже, я бесповоротно и окончательно влюбилась беспамятно! Я так сильно нуждалась в Диме, что порой мутнело в глазах. Меня переполняла любовь, было тяжело справиться с вызванной бурей чувств. Даже Димино переменчивое настроение вплоть до нервозов не могло умерить пыл этой бури.
Мы пришли на пляж, удобно расположились в теньке, под большим пляжным зонтом, расстелили покрывала и сбросали на него свои вещи. Было так жарко, что не было уже никаких сил, одежду прочь, и вот мы оба уже по пояс в воде. Вода оказалась холодной, не удивительно, ведь жара простояла всего десять дней, вода еще как следует, не прогрелась, но нас это не пугало. Дима продвигался быстро, погружаясь все больше в воду, а я не могла отставать от него. Поэтому, наплевав на сковывающий холод, тоже стала с большой скоростью погружаться в воду.
После того, как мы с Димой сплавали и вышли из воды, мы отправились почти бегом к нашему месту под зонтом. Я обтерла полотенцем Диму, а он меня. После чего мы расположилась на покрывале, чтобы немного позагорать. Боже, как же здорово все-таки очутиться на солнце рядом с любимым человеком!
- Сова, ты до сих пор не слышишь мои мысли? – обратился Дима ко мне, расположившись рядом с моим телом.
- Да, я перестала тебя слышать с тех пор, как мы попробовали установить мысленную связь с теми двумя парнями из парка, - не пошевелившись, ответила я.
- А хочешь снова?
- Дай подумать, - я задумала что-то, мне самой не ясное. – Да, пожалуй, я снова хотела бы получить такую способность. Хотя, скорее нет. Короче, я не знаю. Мне трудно ответить однозначно.
- Хорошо, - Дима навис надо мной, - в чем твои сомнения?
- В чем мои сомнения? – повторила я Димины слова, не имея своего ответа. – Я просто еще не отошла от последнего случая проявления твоих способностей, когда ты не смог научить меня читать мысли других людей, в частности, тех двух парней в парке. Я долго отходила потом после твоего гнева, а затем окаменения. Так что я даже немножечко рада тому, что больше не могу участвовать в твоих экспериментах. И поэтому решительно заявляю, что не желаю больше принимать участие в подобных мероприятиях. Прости, но так мне будет спокойнее.
Дима обдумал сказанное мною, а потом произнес совершенно спокойно, и, слава богу, что спокойно!
- Света, прости меня за то мое поведение, мне стыдно за него, но мне очень хотелось бы снова с тобой разговаривать без слов, только мыслями. Я обещаю, что не стану так себя вести. Я же обещал когда-то не обижать тебя. Пожалуйста, согласись с моим предложением.
- Дим, я не хочу, - уже более жестко произнесла я. – Ты пугаешь меня своим умением. Он наполняет тебя какой-то адской злостью. Мне порой опасно становится находиться с тобой. Как раз в тот самый момент, когда ты начинаешь злиться из-за своей способности. Да, кстати, почему я утратила свою способность? – я приподнялась на локтях, чтобы посмотреть на Диму. Он странно выглядел, каким-то глубоко задумчивым, но я постаралась не обращать на это внимание. Я просто ждала от него ответа.
- Знаешь, я изучил этот вопрос, - глядя мимо меня, начал Дима, а его глаза снова приобрели стеклянный вид. Я как могла, держала себя в руках, - ты утратила свою способность читать мои мысли, потому в моей голове произошли некоторые процессы, вытолкнувшие твои нервные окончания, возникшие в моем мозгу. Эти процессы породили нервные отклонения, приведшие к некоторым негативным последствиям, о которых тебе не следует знать. Плюс к этому вмешательство людей, не обладающих способностями, имеющимися у нас с тобой. Это тоже отобрало силы у твоих способностей. А после этого я не стал вновь обмениваться с тобой своей энергией. Но сейчас мне этого хочется больше всего. Я по-прежнему могу читать твои мысли. Поверь, мне не хватает такого общения с тобой. Это был такой потрясающий процесс, я мог испытывать огромнейшее удовольствие, которое никакое больше явление не могло дать. Я не поверю в то, что ты не испытывала того же.
Здесь Дима замолчал, он прекрасно знал, что был прав. Поэтому более не прилагал никаких усилий, чтобы убедить меня. Ему и, правда, удалось убедить меня в правоте своих слов.
- Хорошо, я не стану отрицать то, что я действительно испытывала в тот момент неповторимые ощущения, без которых мне скучно и как-то пустовато. Хорошо, я согласна вновь получить возможность и умение читать твои мысли, - ответила я и не смогла удержать счастливую улыбку. А Дима, в свою очередь, подхватил мою радость и поцеловал меня в губы нежно и ласково, как никогда.
Мы начали передачу энергии, способности читать мысли друг друга. Дима взял мою руку, я почувствовала жжение в ней, но вместо того, чтобы услышать Димины мысли, я внезапно стала задыхаться. Мне не хватало воздуха, руку, которую Дима держал, стало крутить и выламывать. Я попыталась освободить ее, запротестовала, но Дима, закрыл глаза, и словно удалился мысленно куда-то далеко от меня. Он очень крепко сжимал мою руку, так что я не могла ее освободить. Тогда я стала чувствовать, что теряю сознание. Я не могла говорить, а тем более кричать, все онемело в раз. Я уже перестала что-либо соображать, перед глазами помутнело, когда Дима вдруг очнулся и обнаружил мое едва живое состояние. Я произвела последние усилия и указала Диме на свою руку, которую он держал. Он отпустил ее, я упала на покрывало сразу, как только получила свою руку обратно. Я стала глубоко дышать, пытаясь как можно больше вдохнуть воздуха в себя. Руку ломило со страшной силой. Ломило и жгло. Голова раскалывалась на части, зато сознание начинало проясняться. Дима куда-то убежал, а когда вернулся, в его руках было мокрое полотенце. Он накрыл мое лицо этим полотенцем, а затем перенес его на все мое тело. Я почувствовала приятную прохладу, а после мне стало хорошо, я снова ожила. Вот только боль в руке и голове не проходила. Зато я могла двигаться, в том числе двигать головой из стороны в сторону. Однако не надолго, я вернулась сразу же в положение «лежа», и в таком положении провела все оставшееся время, не меняя его даже общаясь с Димой.
- Что случилось? Ты в порядке? Что болит? – посыпались вопросы от испуганного до ужаса Димы.
- Ничего не болит, я в порядке, я не знаю, что случилось, - в обратном порядке ответила я.
- Что такое было? – не унимался Дима.
- Когда ты взял мою руку, я вдруг почувствовала жжение в ней, как это было и раньше, но потом эта рука стала ныть, в глазах потемнело, я стала задыхаться, все органы в раз онемели, я не могла пошевелиться. И если бы ты вовремя не очнулся из своего какого-то оцепенения, я возможно бы сейчас с тобой не разговаривала.
Сказав это, я ужаснулась.
«Ведь это так, еще секунда, и меня бы не стало», - с ужасом подумала я.
- Не забивай голову этой ерундой, - виновато произнес Дима. - Я не хотел.
- Я знаю, Дима, у тебя не могло возникнуть такого даже в мыслях, - подбадривающе произнесла я.
- Прости, - Дима едва мог говорить, он захлебывался.
Я поднялась на локтях и обняла Диму.
- Перестань, не вини себя, - прошептала я Диме, осыпав его голову поцелуями. А затем взяла руками его голову, отвела ее немного назад и посмотрела прямо в глаза.
- Ты не знал, что так будет, - произнесла я, - твоей вины здесь нет. Я уже чувствую себя хорошо, и я люблю тебя. Слышишь меня?
- Слушай, - вдруг очнулся или даже активировался Дима, - ты ничего не слышишь? Я имею в виду мои мысли.
- Нет, - я была шокирована тем, что Дима так быстро забыл о своей вине и так рьяно обратился к своей излюбленной теме. – Я ничего не слышу.
А следующее действие Димы меня вообще выбило из колеи. Он резко вскочил на ноги, начал собирать свои вещи и одеваться. Он призвал последовать его примеру, и мы вместе в мгновение ока уже почти бежали по направлению с пляжа к Диме домой. Я чувствовала некоторую слабость, но все же ноги меня слушались. Мы шли молча, не произнеся ни слова.
- Мы куда идем? К тебе? – не выдержала я.
- Да, мне нужно узнать, - Дима был весь в себе, в своих мыслях.
- Что узнать? – я едва не плакала. Дима молчал, он не обращал на меня внимания, тем более на мой вопрос. Тогда я попыталась его отвлечь от своего внутреннего мира, я одернула его за руку и позвала по имени. Но Дима только посмотрел на меня стеклянным взглядом и продолжил лететь, сломя голову.
«Ладно, - обижено подумала я, - черт с тобой, Зыкин. Я тебе припомню это!».
Мы очень быстро оказались у Димы дома. Он буквально влетел в свою комнату, не удосужившись позаботиться обо мне. Я проследовала за Димой. А он уже сидел за компьютером в своей комнате, обложился раскрытыми книгами, и стал что-то активно и очень увлеченно искать.
«Замечательно! Просто супер!».
Я присела на стул рядом с Димой и попыталась заставить обратить его внимание на себя. Но Дима так увлекся своим занятием, что не замечал меня. Я понаблюдала в течение некоторого времени за Димой, а потом, видя, что ему наплевать на меня, встала со стула и направилась на выход из его комнаты. На мгновение остановилась, обернулась и сказала «пока, Дима», на что услышала лишь молчание, полное равнодушием. Дима, как сидел за своим компьютером, так и продолжил так сидеть. Тогда я, больше не задерживаясь, вышла из Диминой квартиры и отправилась домой.
Это был конец всему. Я не могла простить Диме такого наплевательского отношения. Я злилась очень сильно, я решительно настроилась на игнорирование всяких проявлений со стороны Димы. Только я зря была так уверена, что Дима станет себя проявлять.
После случая, когда Дима предпочел компьютер вместо меня, прошло три дня, а от Димы не было ни весточки. Я из гордости не звонила ему, а спустя эти дни молчания, стала волноваться. Ведь на Диму такое долгое молчание не было похоже. Мы раз по десять на дню созванивались раньше, а теперь ни звонка за долгие три дня. Что-то явно было не так. Я подождала еще один день. А когда и в этот день от Димы не получила ни звука, я наплевала на свою гордость и позвонила сама. Взял трубку его отец.
- Здравствуйте, - поприветствовала я отца Димы. – Я могу услышать Диму?
- Света, это ты? – спросил в ответ Димин папа.
Я положительно ответила, после чего голос Диминого отца стал подавленным.
- Мне очень жаль, но, боюсь, Дима не сможет поговорить с тобой, - проговорил Иван Евгеньевич и замолчал.
- Но почему? Что-то случилось? Что с Димой? – с каждым вопросом я все больше ужасалась, более отчетливо понимая смысл каждого слова, произнесенного Диминым папой.
- Боюсь, с ним произошли очень серьезные проблемы, если тебе не сложно, приезжай, - произнес Иван Евгеньевич еще более сдавленным голосом, но затем, словно спохватившись, добавил: - Хотя, наверное, не стоит. Ты будешь очень расстроена тем, что увидишь.
- Но что все-таки произошло? Вы пугаете меня, - я говорила правду.
- Дима вот уже четыре дня, как не выходит из своей комнаты, мало ест, только все что-то ищет в компьютере и в своих книгах. А на мои просьбы отвлечься отвечает злобными выкриками или просто молчит, не реагируя. Ладно, хоть принимает еду и питье. Я не знаю, что с ним делать. О тебе он вообще не хочет ничего знать. В общем…
Голос Диминого отца временами захлебывался, бедный мужчина с трудом мог справиться с горем, которое отчетливо можно было услышать в каждом его слове. А на последнем слове он вообще не смог ничего сделать с подкатившим комком.
Мне передалось это горе, я тоже не могла спокойно дышать, я чувствовала, как пульсирует моя кровь и как сильно бьется мое сердце. Мне стало так страшно, что я перестала слышать.
- Я сейчас же приеду, - произнесла я и положила трубку.
Я не заметила, как оказалась у двери Диминой квартиры. Слишком сильно я была занята мыслями об услышанном от Диминого отца, что ничего не видела перед собой. В общем, мне открыл дверь Димин отец, с поникшей головой.
- Здравствуй, еще раз, - поприветствовал снова он. – Проходи.
Я вошла, но не торопилась идти в Димину комнату. Прежде я должна получить полную информацию о нем от его отца.
- Света, я очень рад, что ты пришла, но, как я уже говорил, тебе станет не по себе после того, что ты увидишь. Я сам никак не могу отойти от увиденного, - весь вид отца Димы говорил о глубокой боли.
- Иван Евгеньевич, если бы я боялась того, что увижу, меня бы здесь не было, - решительно ответила я. – А Вы держитесь, все будет хорошо. Я веру в это. Расскажите еще раз о Диме.
- Я заметил, что Дима как-то притих, не появляется ни на обеде, ни на ужине. Тогда я зашел к нему в комнату и увидел, как мой сын очень напряженно ведет поиски какой-то информации. Он обложился книгами, что-то бесконечно записывает и перелистывает страницы за страницей. Я не придал большого значения этому, подумал, парень чем-то увлекается со страшной силой, не буду ему мешать. А когда он провел весь день, весь вечер, всю ночь и еще последующий день безвылазно, я задумался и решил попытаться отвлечь сына хотя бы вопросом о еде. Дима на мои вопросы ничего не отвечал, вообще никак на меня не реагировал. Тогда я силой вмешался в дела Димы и попробовал поговорить с ним. Когда Дима, наконец, оторвался от своих поисков, я увидел странный взгляд. Это был стеклянный, не живой и пустой, потерянный взгляд. Дима глядел в одну точку, не отрываясь, схоже роботу или животному, но не человеку. Я звал несколько раз его по имени, на что сын просто поднял на меня свои глаза. Я предложил Диме поесть, но Дима молчал. Вообще за все эти четыре дня я не услышал от сына ни слова. Меня это выбивает из колеи, я теряю всякие силы, когда вижу то, в кого он превратился.
Тут Димин отец замолчал, он едва дышал. Я положила свою руку ему на плечо, на что Иван Евгеньевич сжал ее, а из правого глаза потекла слеза. Я тогда обняла его, а он крепко вцепился в меня. Ему как никак нужна была поддержка, я какую-то часть этой поддержки, видимо, ему сейчас дала. Это приятно согревало. Далее, освободившись от моих объятий, отец Димы продолжил свой рассказ.
- Спасибо, Света, мне нужна была хоть чья-то поддержка, - немного расслабленнее начал Димин отец. А глаза наполнились благодарностью. – В тот день я все же уговорил Диму поесть. Только самым ужасным стало тогда то, что сын не смог сам поесть.
- Что Вы имеете в виду? – не поняла я.
- Мне очень больно и в то же время очень стыдно говорить это, но мой сын внезапно разучился пользоваться столовыми принадлежностями. И мне пришлось кормить его с ложки. Дима объяснил это тем, что никогда не умел этими предметами пользоваться, потому что видит их впервые. Так было и во все остальные дни. Я кормил своего сына с ложки, поил с кружки, потому что мой сын напрочь перестал уметь все это делать сам. Меня переполнил ужас, и переполняет сейчас. Я не знаю, что делать. И представления не имею, что случилось с моим сыном. Он все время сидит в своей комнате. Слава богу, он может сам ходить в туалет. Он даже за все это время не выходил на улицу и не мылся. Он даже не ложился спать. Только один раз за все эти дни. Я не знаю, что и думать. Сын не разговаривает со мной и не отвечает на мои вопросы, он вообще превратился в какое-то растение, извини меня за такое сравнение. Я не знаю…
- Иван Евгеньевич, а не думаете ли Вы, что ему нужна медицинская помощь? – произнесла я и ужаснулась своим словам.
- То, что мой сын болен, я даже боюсь думать, но, наверное, ты права, и мой сын действительно нуждается в профессиональной медицинской помощи. Но что делать? Куда звонить? К кому обращаться? Я не знаю, - отец Димы совсем расклеился.
- Иван Евгеньевич, выпейте воды и успокойтесь, Вам нужен покой, выпейте что-нибудь успокоительное, - мягко, успокаивающе предложила я. – А я зайду к Диме и попробую с ним поговорить. А Вы ложитесь поспать, Вы выглядите разбитым и уставшим, на Вас тяжело смотреть. Мы обязательно вместе что-нибудь придумаем. Мы спасем Вашего сына.
Иван Евгеньевич послушался меня и отправился на кухню. А я собралась с силами и решительно пошла к комнате Димы. В моем мозгу предательски блуждала мысль о том, что Дима безвозвратно потерян, что я обманула его отца, сказав, что мы сможем помочь его сыну. На самом деле мы ничем не поможем ему. Даже не представляю, почему в моей голове родилась такая мысль, но что-то говорило вполне уверенно, что дальше все будет плохо. Что Диму я безнадежно потеряла. Как не пыталась я прогнать подобные мысли, они все равно сверлили мой разум с невыносимой болью.
- Дима, здравствуй, мой хороший, - поздоровалась я с Димой, войдя в его комнату. Компьютер был включен, монитор погас, весь пол в комнате, в том числе стол и диван были забросаны книгами, тетрадями и бумагами вперемешку со скомканными, почерканными листами бумаги и разорванными страницами. Дима спокойно, свернувшись, лежал на диване и крепко, да так сладко спал. Я не удержалась и расплакалась, глядя на него, такого родного, беспомощного и такого привлекательного. Я подошла к дивану, где Дима спал, присела на край и дотронулась на волос Димы. Я погладила его по голове. Внутри меня поднялась буря возбуждения. Я снова не удержалась и прижалась губами к волосам, а затем к лицу Димы. От этого Дима проснулся. Он бешено посмотрел на меня, сделал испуганное выражение лица.
- Дим, - улыбнулась я. – Привет, мой хороший. Я так по тебе соскучилась. Как ты?
Дима долго присматривался ко мне, но потом, наконец, стал говорить.
- Привет, - произнес он. – Как ты здесь оказалась? А я как? Света, это ведь ты?
- Дим, что с тобой? Ты меня пугаешь, - произнесла я и осеклась. – Дим, ты сейчас у себя дома, в своей комнате. А я просто пришла к тебе в гости.
- Да, я это знаю, прости, я видимо, перезанимался, - ответил Дима и улыбнулся своей прежней милой улыбкой. – Ты не желаешь прогуляться?
- Димочка, да с удовольствием! – моей радости не было предела. Дима меня так обрадовал своей «нормальностью», своим прежним состоянием, что я не могла скрыть эмоций. Я чуть не задушила его в своих объятиях.
Мы быстро собрались и отправились на улицу. Мы провели время вместе очень хорошо. Мы много гуляли, смеялись, целовались и обнимались. Я старалась ни о чем не спрашивать Диму и не забивать его голову какой-нибудь информацией, чтобы не испортить часы долгожданного счастья. Мы тогда посетили много мест, до отвала наелись мороженого. Но под конец, после того, как мы пробыли на улице более четырех часов, я стала умолять присесть на ближайшую лавочку. Объектом стали лавочки в одном дворике, мимо которого мы с Димой проходили. Вопросов не возникло по поводу выбора лавочки, первая и самая ближняя была благополучна занята. Я села на нее и вздохнула с облегчением. Мои ноги гудели.
- Свет, я все время, что мы находились сегодня вместе, все пытался прочитать твои мысли, но у меня ничего не выходило, и не выходит сейчас, - на одном дыхании произнес Дима, а лицо стало приобретать выражение безумия. – Давай снова попробуем установить мысленную связь.
Я была убита наповал. Дима окончательно помешался на своем чтении мыслей. Ему срочно нужна была помощь, причем серьезная и профессиональная. Дима не в себе, его нужно было срочно отвлечь от его упрямого помешательства. Но что делать для этого? И как правильно поступить в такой ситуации? Я не знала. Я попробовала быть любезной, отключить свои чувства тревоги и боязни.
- Дим, мы обязательно попробуем и установим эту связь, и обязательно будем общаться мысленно, но давай немного подождем, я так устала сегодня. Давай чуть отдохнем, - произнесла я как можно убедительнее, и положила голову на Димино плечо. Дима все это время сидел рядом со мной на одной лавочке и обнимал меня одной рукой за плечи. – Я просто не чувствую ног, и силы меня покинули. Я не выдержу того покалывания и жжения, которое возникает, когда ты прикасаешься к моей руке во время установления мысленной связи со мной. Может быть, попробуем сделать это завтра? Ну, или хотя бы немножечко позже?
Я посмотрела на Диму таким умоляющим взглядом, что он не смог устоять, и согласился провести свою процедуру немного позднее, но сегодня. До завтра это никак не могло ждать.
Я так утомилась, что когда присела на лавочку и очутилась в теплых и крепких объятиях Димы, задремала, а так как Дима все время молчал, я уснула и довольно крепко…
Я очнулась у себя в комнате, на кровати. Время было дневное, на часах 11:20. Не помню, как я тут оказалась, но само нахождение у себя дома очень радовало.
«Наверное, я вчера так и не проснулась, Дима заметил это и проводил до дома. И вот я здесь», - сделала я вывод о сложившейся ситуации. Хотя при этом совершенно ничего не помнила с момента последней фразы, сказанной мною касаемо ближайшей процедуры установления мысленной связи между мной и Димой. А вот что дальше было, останется тайной, пока Дима сам не расскажет обо всем. Мои размышления прервались телефонным звонком. Я взяла трубку, звонил Димин отец.
- Здравствуйте, Иван Евгеньевич, - радостно произнесла я в трубку.
- Здравствуй, Света, - в ответ произнес Иван Евгеньевич. – Не разбудил?
- Нет, что Вы, время уже достаточное для того, чтобы проснуться, - уверила я Диминого отца. – Что-то случилось?
- Да, Света, случилось, - поникшим голосом ответил Димин отец.
- Что-то с Димой? – я напряглась.
- Да, он не у тебя?
- В каком смысле?
- Вы вчера с Димой уходили на улицу, но он домой не вернулся, я подумал, он у тебя остался.
- Нет, у меня Димы нет, - у меня замерло сердце, страх и паника охватило все внутри, все мои органы напряглись, и казалось, сейчас вместе с сердцем пробьют грудную клетку. – Боже…
Я больше не могла говорить, но трубку не стала класть.
- Что это все значит? – спросила я, и скорее этот вопрос был обращен ко мне самой. – А где же тогда он?
- Это я у тебя должен спросить, ведь ты вчера была последней, кто его видел. Я вот часа два назад пришел домой с ночной смены, а дома никого нет. Я и подумал, что Дима остался ночевать у тебя.
- Но он не остался у меня ночевать, - как скороговорку произнесла я, а в голове моей творилось что-то сумбурное, что-то беспорядочно движимое, что-то неуловимое. – Я еду к Вам.
Я сказала последнюю фразу, находясь в агонии. Я не знала, что и думать. В голову постоянно лезли жуткие мысли о том, что могло случиться с Димой, и где он мог сейчас быть. Я попыталась хоть как-то отвлечься от таких мыслей, только ничего больше в голову не шло. Я быстро собралась, вызвала такси, и когда оно подошло, села и поехала прямиком к Диме домой. Меня встретил Димин отец чернее тучи. Оно и понятно, любой на его месте был бы в таком же состоянии. Ведь пропал не котенок и даже не щенок!
- Привет, заходи, - пригласил папа Димы меня войти в квартиру.
- Что, Дима не объявлялся? – не знаю, зачем я это спросила, но все же спросила, совершенно не подумав.
- Свет, у тебя имеются хоть какие-то мысли по поводу текущего местонахождения моего сына? – не обратив внимания на мой тупой вопрос, спросил Иван Евгеньевич.
Но у меня не было ни единой мысли. Я отрицательно махнула головой.
- Тогда я кое-что тебе расскажу, - произнес Димин отец, став еще чернее. Он вздохнул тяжело, выдохнул и продолжил. – Пока ты ехала, мне позвонили из больницы. Сообщили, что мой сын вчера был доставлен к ним в очень странном состоянии. Еще звонивший мне психотерапевт сказал, чтобы я как можно быстрее приехал, все остальное он пообещал сообщить при встрече. Поэтому мы с тобой едем прямо сейчас в больницу № 45 и немедленно.
Я безоговорочно согласилась, мы в мгновение ока собрались и за то же мгновение ока оказались в больнице. По дороге Иван Евгеньевич стал спрашивать у меня про вчерашний вечер.
- Скажи, почему ты оказалась не в курсе того, куда делся Дима, ведь вы провели весь вчерашний вечер вместе? – спросил он, не отрывая глаз с дороги.
Я рассказала о том, что уснула у Димы на плече, а потом проснулась у себя в комнате на кровати. А как там оказалась, мне до сих пор не известно. Мне только одно не ясно: почему Дима не оказался дома, ведь от моего дома всего несколько метров до остановки. Он всегда, проводив меня до дома, добирался до дома на автобусе, сев в него с этой самой остановки. А автобусы ходят от нас стабильно и допоздна. Не понятно.
- Понятно, то есть с Димой вчера могло случиться все, что угодно, - тяжело вздохнув, произнес Димин отец.
А тем временем мы оказались в больнице.
В регистратуре нам помогли найти того самого врача, который звонил Зыкину Ивану Евгеньевичу. Мы прошли к этому врачу в кабинет. В кабинет к психотерапевту Иванову В.А.
- Здравствуйте, очень хорошо, что вы так быстро пришли, - как-то озадаченно произнес доктор Иванов. – Кто эта девушка?
- Я его близкая подруга, и очень заинтересована в том, чтобы все знать о состоянии Димы. К тому же вчера, видимо, после того, как он проводил меня до дома, он попал к вам. Поэтому Вы должны понимать, что я как никто другой заинтересована в получении полной информации, - я говорила решительно, жестко и твердо.
- Хорошо, не буду спорить, - согласился доктор. – Тогда соберитесь и будьте сильными. Вчера в 18:56 к нам поступил молодой человек в чересчур возбужденном состоянии. Санитары, которые выезжали на вызов, сообщили мне о том, что этот парень, по словам очевидцев и людей, которые вызвали скорую, оказался внезапно в месте пересечения улиц Вайнера и Горького. Он стал очень эмоционально обращаться к проходящим с вопросами о том, где он сейчас находится и как ему добраться до дома, не говоря своего адреса. Он так назойливо и безумно это делал, что все решили, что он находился в опьяненном состоянии, поэтому вызвали милицию. А когда милиция приехала, действия вашего сына не только не утихли, но приобрели пугающе безумный вид. Дима уже у работников милиции стал спрашивать о том же, но только он почти что бросался на них, а в глазах наблюдалось безумное, какое-то не здоровое выражение. Все подумали, что этот парень не в себе. А милиционеры вызвали скорую. Дима не давался, упирался ногами и руками, но его усмирили, вколов успокоительное, и привезли к нам. Здесь его безумие не стихло, и нам пришлось вколоть еще успокоительного. Нам и вам повезло, потому что у Димы мы обнаружили паспорт, а по нему уже смогли связаться с Вами. Сегодня утром пришли анализы на содержание алкоголя и наркотиков в крови. Ни того, ни другого не обнаружилось. Ваш сын был абсолютно трезв, просто с ним случилось что-то, для обнаружения чего, он должен сдать все необходимые анализы, а по результатам пройти у нас лечение, если это будет необходимо.
- Лечение от чего? - не веря своим ушам, спросила я.
- Я не хочу ставить никаких диагнозов заранее, и утверждать тоже не стану ничего, - ответил совершенно спокойно доктор, ни капли не смутившись от моей реакции. - Я теперь должен задать Вам, Иван Евгеньевич, один вопрос. Только без посторонних. Он будет касаться здоровья Вашего сына.
Я поняла, что мне не стоит присутствовать при дальнейшем разговоре.
- Я все поняла, разговаривайте, я выйду в коридор, подожду вас там, - сказала я, и сняла тем самым напряжение. Я вышла в коридор.
О чем там двое мужчин разговаривали, конечно, я не знала. Хоть мне и безумно хотелось узнать, подслушивать же не станешь. Поэтому я просто сидела на стуле возле кабинета и ждала выхода Ивана Евгеньевича. А пока ждала, все думала о словах доктора. Что же такое творится с Димой? Почему он ведет себя так странно? Что с ним вообще происходит? Неужели он так обезумел от своего увлечения читать мысли других людей? Но разве может какое-то увлечение свести с ума, даже если окунуться с головой, раствориться без остатка?
«Я сказала, свести с ума? – поймала я себя. – Но мой Дима не сошел с ума. С чего я взяла?».
Было так странно, что я могу так размышлять и делать подобные выводы. Очень удивительно, но я на миг забыла о словах доктора, касаемых Димы, о проблемах, которые были у Димы, о последствиях от всех этих новостей. Я окунулась в воспоминания о том времени, когда мы с Димой впервые гуляли вместе. Я помнила каждую секунду, как Дима смущался, глядя на меня, а особенно, когда я на него поднимала свои глаза. Он так смешно реагировал, когда наши взгляды встречались, он краснел и резко опускал глаза вниз, а после отводил их куда-нибудь в сторону. Я вспомнила, как Дима рассказал мне совсем не смешную историю, но манера и голос, а самое главное, мимика, все это было так блестяще собрано, что я чуть не лопнула от смеха. Я смеялась так заразительно, что Дима не смог тогда удержаться, он тоже рассмеялся от души. Мы хохотали как дети, доведя друг друга до слез, но остановились только спустя три подъема. После мы оба еще долго вспоминали этот день и этот момент. Это стало первым шагом к сближению нас друг с другом. После этого воспоминания в моей памяти всплыл самый трогательный и нежный момент моей с Димой жизни. Наш первый поцелуй. Он был таким робким, таким легким, но зато таким ласковым, нежным и волнующим, что ни одно событие за всю мою жизнь не сравниться с этим. Мы с Димой после очень много раз целовались и намного страстнее, но этот первый поцелуй ни с каким другим не сравнить. Дима так легко, аккуратно коснулся моих губ своими жаркими губами, что у меня по всему телу пробежал легкий ток, заставив почувствовать расслабление и удовлетворение каждой клеточке. Затем Дима коснулся и слегка провел рукой по моей щеке. Мне показалось в этот момент, что все мои волосы по всему моему телу зашевелились, а по телу пробежала легкая успокаивающая и очень приятная дрожь, застыв где-то в области сердца, обогнув при этом все части тела.
«Как у него так выходит?», - подумала тогда я. И уже больше я не смогла обходиться без этой легкой щекочущей дрожи во всем теле. Равно как и сейчас. Я не знала, как мне теперь жить, ведь с Димой происходит сейчас что-то ужасное, что-то серьезное. И, возможно, я больше не увижу его прежнего. Это теперь было очевиднее очевидного. Дима нуждается в медицинской помощи, а заболевание, которое у него имеется, хоть это и звучит как приговор, полностью Диму меняет бесповоротно и необратимо.
Подобные выводы вернули меня в реальность с Димиными прогрессирующими проблемами. Даже не описать, что рождалось в моей голове. Я не хотела, я отказывалась принимать заболевание Димы. Я не могла представить, что с моим милым добрым и очень дорогим Димочкой происходит что-то ужасное, что-то, что он не может контролировать в себе. Для меня Дима оставался все тем же привлекательным и интересным молодым человеком, который бесповоротно влюбился в меня аналогично мне. Я все убеждала себя в том, что я здесь просто жду, пока Дима не сдаст элементарные анализы, а после мы покинем это место, и больше никогда не станем сюда возвращаться. Но всякий раз, глядя на передвигающихся вперед/назад по коридору людей в белых халатах, суровая реальность беспощадно разбивала мои надежды и мечты.
Не знаю, к чему еще привели бы мои размышления, возможно, я заработала какой-нибудь нервный срыв, если бы передо мной не появился Димин отец, вышедший из кабинета доктора Иванова.
- Я очень надеюсь, что все мои опасения не подтвердятся, - с улыбкой произнес доктор, сопровождая Ивана Евгеньевича. – Пройдемте со мной к Вашему сыну.
- Свет, пойдем с нами, - наконец, обратился Димин отец ко мне.
Я соскочила со своего стула и последовала за двумя мужчинами.
Палата № 9, никого в ней, только мой Димочка в своей черной футболке, он вчера в ней был со мной. Сейчас он спал. Такой миленький, такой симпатичный, такой хрупкий и такой желанный! Так и хочется его обнять, погладить по голове, оградить от всех проблем, защитить от этой напасти, что вытворяет с ним невероятно дикие вещи.
«Я так сильно его люблю, - пронеслось у меня в мыслях, - как же я допустила, что он сейчас здесь, такой одинокий, такой беззащитный и такой несчастный?».
Мне больно было на него смотреть. Все, что его окружало, давило на него, угнетало, отнимало силы.
«Ему нельзя находиться в этом ужасном месте. Его нужно было срочно увести отсюда. Домой, под теплое крыло. Он не заслуживает находиться в этом месте».
Вот так я размышляла, пока Дима спал, так сладко, но так больно для меня. У меня возникли такие сильные эмоции, что я едва могла себя удержать в одном положении. Чтобы не показать своего волнения и эмоционального напряжения, я стала переступать с ноги на ногу.
- Вот Ваш сын, - прервал мои мучения доктор Иванов, - он сейчас спокоен, мы вынуждены были вколоть ему снотворное в 7:00, потому что он ни в какую не желал засыпать. Действовать снотворное будет еще примерно час. Мы пока подержим его здесь для сдачи всех анализов. Тем более после того, что я узнал от Вас, Иван Евгеньевич. Вы сможете его навещать, в регистратуре вы сможете узнать график посещения. Будьте добры принести все необходимые Диме вещи. В общем, что я вам говорю, вы сами все прекрасно должны знать. До встречи.
С этими словами доктор пожал Ивану Евгеньевичу руку и ушел. А мы с Диминым папой остались в палате со спящим Димой.
- Нам нужно ехать домой за Димиными вещами, - Иван Евгеньевич, наконец, нарушил молчание, затянувшееся на несколько секунд в палате после ухода доктора. Сказав это, он, не задерживаясь больше, почти вылетел из палаты.
Только он сам мог знать, что у него творится внутри. Я думаю, там творилось что-то жуткое. В его сердце, думаю, поднялась буря, разрушительная сила которой выбивала всю жизнь. Всю нормальную жизнь. На него было больно смотреть, видно было, что он на грани нервного срыва, что все внутри сжалось и вот-вот погибнет. Но ему не к кому было обратиться за помощью, некому выговориться. А внутри все держать слишком тяжело. Я прекрасно его понимала, потому что испытывала аналогичные чувства. Мне было больно, а болью поделиться не с кем. Мой отец все время на работе, близких подруг не осталось, да их, в принципе, никогда и не было. К матери вообще не стоит обращаться с такими вещами, потому что она сейчас не в том состоянии, чтобы выслушать и дать дельный совет. Она же влюблена, и у нее медовый месяц. Так что моя проблема станет не самым подходящим, что ей хотелось получить от меня. Возможно, стоило поговорить с Диминым отцом?
Да, кстати, чуть не забыла. Я сказала, что у меня аналогичная Диминому отцу ситуация, потому что ему тоже не к кому обратиться со своей болью. В прямом смысле. Они с Димой жили одни. Димина мать умерла, когда Диме было всего восемь лет. При каких обстоятельствах, мне не известно. Как-то Диме всегда не приятно было разговаривать об этом, поэтому я вообще не поднимала эту тему никогда. После ее смерти отец Димы больше не женился. Видимо, он очень ее любил, что не смог впустить в свою жизнь другую женщину. В свою жизнь и в свою семью. Так что он стал Диме сразу и отцом, и матерью. Я думаю, со временем боль по умершей жене перебила все эмоции и ощущения до такой степени, что Иван Евгеньевич отвернулся от всего мира, ушел в себя, не впуская никого. Когда я впервые с ним познакомилась, я почувствовала его замкнутость и какое-то сильное напряжение. Его настроение не менялось за все время, что я была у Зыкиных в гостях. Мне жаль его. Он очень хороший человек, и не заслуживает такой жизни, такой боли. А тут еще и беда с сыном. Это уже слишком!
«Нет, я срочно должна с ним поговорить», - твердо решила я.
Мы ехали молча, поэтому я могла спокойно размышлять.
«Обязательно после того, как мы окажемся наедине, я поговорю с ним. Ему нужно выговориться, я постараюсь ему дать это. Ему нужна помощь, так же как и мне», - это последнее, что я могла подумать.
- Света, как ты? – спросил Димин отец, этим перебив мои размышления.
- В каком смысле? – спросила я, чтобы уточнить.
- Тебе, наверное, тяжело все это воспринимать. Может, тебя отвести домой?
- Нет, что Вы, я не могу сидеть в стороне, когда Диме плохо. Мне нечего бояться, ведь Дима мне стал родным человеком, родственной душой. А это значит, что все его проблемы – это мои проблемы тоже. Спасибо, что спросили, мне очень приятна Ваша забота.
Я посмотрела Ивану Евгеньевичу прямо в глаза, в которых я увидела огромную боль. У меня все сжалось внутри. Я едва сдержала слезы, я больше не могла смотреть на него, я отвернулась, уставилась на дорогу. - Все будет хорошо, - тихо проговорила я только без уверенности.
Да, я хоть и была оптимисткой, все же сейчас не верила в то, что с Димой все наладится, не верила в то, что мы по-прежнему будем вместе, и у нас будет все так же. Слишком печально все обстояло теперь, Дима изменился, и никогда не станет таким же, когда мы только начинали встречаться. Это не просто мои пессимистические мысли, это мое осознание реально существующей ситуации. С этого случая я научилась воспринимать жизнь со всеми ее сторонами реально, приземленно. Димин недуг снял с моих глаз розовые очки навсегда.
Мы собрали вещи Димы и вернулись обратно в больницу, к нему в палату. К этому времени Дима проснулся и просто лежал, глядя в потолок. Когда мы вошли, и он нас увидел, радости его не было предела. Он даже не ожидал того, что вообще увидит кого-то знакомого, кого-то родного. Он соскочил с кушетки и подбежал к нам, едва не задушил в своих объятиях. Он улыбался и не мог ослабить свою хватку. Но все же прилив радости ослабел, тогда Дима смог вернуться на кушетку, а мы, придвинув стулья, присели рядом.
- Дим, как ты себя чувствуешь? – мягко спросил Димин отец, не отрывая взгляд от сына.
- Нормально, а почему я здесь? – спросил Дима с надеждой в голосе. Его взгляд останавливался то на мне, то на отце. Его вид меня больше пугал, чем радовал.
- Здесь все очень сложно, но, кажется, все более сложное еще впереди, - Иван Евгеньевич выдохнул тяжело и глубоко вдохнул, - а возможно, и нет. В общем, то, что ты сейчас чувствуешь себя хорошо, это дает надежду на то, что все будет хорошо. Только для этого нужно будет побыть здесь, сдать некоторые анализы. А после ты сможешь вернуться домой.
- Я чем-то болен? – испуганно спросил Дима.
- У врачей появились сомнения, поэтому ты находишься здесь, и будешь сдавать анализы, - отец Димы искал нормальные слова. И пока он справлялся, но силы были уже на исходе, так же как и фантазия с самообладанием. Я заметила это сразу, заметила, как Дима разволновался от этого, и чтобы разрядить такую гнетущую обстановку, вмешалась в разговор.
- Димочка, ты не хотел бы прогуляться? – спросила я у него, а затем обратилась к его отцу. – Здесь же есть аллея, кажется? И Диме можно выходить на улицу?
- Да, сдача анализов начнется после двух, а сейчас всего 13:20, поэтому есть еще время отдыхать и заниматься своими делами. Но ровно в 14:00 будь, Дима, в своей палате, придет доктор, и там уже вместе с ним ты отправишься, куда нужно.
После этих слов я снова обратилась к Диме.
- Конечно, нам все ясно. Дима будет, как штык к 14:00 в палате. Ну, а сейчас можно отправиться на улицу, там сейчас так прекрасно! Не жарко, не холодно. Давай сходим, прогуляемся. Да, еще, мы тут привезли тебе яблок, если не хочешь пойти на улицу, мы можем сходить помыть яблоки. Так что, идем?
- Да, конечно, если мне можно, - в глазах Димы загорелся живой очень яркий огонек.
- Хорошо, ребята, я не буду вам мешать, а пойду в машину. Буду там тебя ждать, Света.
- Иван Евгеньевич, Вы можете меня не ждать, я потом сама доберусь, Вы лучше поезжайте домой, отдохните, поспите, Вы все-таки с ночной смены, - стала уверять я. – Не волнуйтесь, я прослежу, чтобы Дима вернулся к 14:00 и отправился сдавать анализы. Спасибо за все. Я вечером к Вам зайду, хорошо?
- Ладно, если ты настаиваешь, я тогда поеду домой, я и, правда, что-то устал, прямо засыпаю на ходу, - зевнув, произнес Иван Евгеньевич.
- Вот и поезжайте.
- Папа, спасибо за все, будь на связи, я буду ждать тебя сегодня вечером, - произнес Дима и крепко обнял отца. – Езжай домой, отдохни, у тебя очень уставший вид. За меня не переживай, я хорошо себя чувствую. Увидимся.
С этими словами мы втроем направились на выход, на улице попрощались с Диминым отцом, и уже вдвоем с Димой отправились в аллею при больнице. Я взяла Диму за руку и снова ощутила тот же самый прилив возбуждения. Я была снова счастлива просто от того, что держала Димину руку в своей, а он сжимал мою. Мы шли, сначала молча, думая каждый о своем. Но потом Дима не выдержал.
- Света, я напугал тебя? – спросил он и посмотрел на меня.
- Вообще, да и даже очень, - честно ответила я, настроившись говорить все, что чувствовала. – До того, как я узнала, что ты в больнице, и когда мне позвонил твой отец и сказал, что тебя нет дома, и не остался ли ты у меня, я напридумывала столько всего, что и немыслимо сейчас представить. Да, ты заставил серьезно испугаться за себя! Я думала уже, что потеряла тебя, что с тобой невесть что случилось. Я вообще подумала, что тебя больше никогда не увижу. Я так рада, что ты сейчас со мной и с тобой все в порядке! Когда я тебя увидела в палате спящего, такого родного и такого беззащитного, что еще больше в тебя влюбилась. Я так сильно тебя люблю, пожалуйста, не пугай меня больше так. Договорились?
- Я постараюсь, - ответил Дима, выпустил мою руку и обнял меня за талию. – Но не обещаю. Ты сама понимаешь, что я болен, и я не могу знать, что это за заболевание, и как оно будет проявляться. Единственное, в чем я могу быть уверен, это в том, что пока я в здравии и в ясном сознании, я буду тебя любить, и не допущу, чтобы ты страдала.
- Дим, твои слова обнадеживают, они выбивают почву у меня из-под ног. Что ты такое говоришь про сознание, здравие? Ты в нормальном состоянии, просто немного перенервничал, нервы слегка расшатались, но теперь ты в полном порядке, а значит, будет все хорошо. Ты слышишь меня? И не нужно меня лишний раз пугать всякими страшными словами и выводами!
Я напряглась до предела, меня раздражали его слова. Он не болен! Он просто немножко недомогает! Ну что такое, он не может быть болен! Никак!
- Дим, давай присядем на лавочку, - в растерянности расстроено произнесла я, а в голове моей образовалась пустота.
Мы подошли к одной очень широкой лавочке, сели на нее, Дима рядом со мной. Я положила голову ему на плечо, он обнял меня за плечо. Так мы просидели несколько минут, а потом Дима наклонился ко мне и нежно поцеловал в губы. Я так давно этого ждала! Словно прошла вечность с момента, когда Дима последний раз прикасался к моим губам. Боже, как это было сейчас потрясающе! Его жаркие губы обожгли мои, и я начала медленно таять в его объятиях. Я не удержалась и снова поцеловала Диму, только еще страстнее и крепче, когда он после первого легкого прикосновения наших губ отстранился на небольшое расстояние. Мы просто сидели и целовались от души на лавочке в аллее больницы. И никто, и ничто нас не могли отвлечь или остановить. Мы по-настоящему любили друг друга с большой силой. Мы скучали друг без друга, и беда, что сложилась у нас, не просто объединила нас, она усилила наши чувства.
- Как мы теперь будем? Что будем делать? Как будем дальше жить? – сразу после того, как наши губы разомкнулись, спросила я у Димы, обхватив руками его лицо.
- Время покажет, - спокойно, умиротворенно ответил Дима и прижал меня к своей груди. – Нам ничто не помешает быть вместе.
Я была полностью согласна с Димой. Я ни за что не оставлю его в его беде, он обязательно выздоровеет, и мы никогда не расстанемся! Никогда! Мне не нужно ничего, если рядом не будет моего Димы. И у нас все обязательно будет хорошо!
Я очень на это надеялась, я каждую минуту убеждала себя в этом. Даже когда ехала к Диминому отцу, чтобы поговорить о Димином недуге. И даже тогда, когда он встретил меня перед дверью своей квартиры с кислым выражением лица. Его вид меня не на шутку перепугал. Я представить не могла, что творилось внутри этого человека. Что-то серьезное тяготило его. И я обязательно должна была об этом узнать. Но позже.
- Проходи, - произнес сухо Иван Евгеньевич.
Я проследовала на кухню, куда он и пригласил меня. Я села за стол, Иван Евгеньевич поставил кипятиться чайник, на стол поставил сахар, чашки, конфеты, печенье молоко. А когда чайник закипел, разлил по чашкам чай на двоих.
- Угощайся всем, что видишь, - произнес Димин отец после долгого молчания. Мы стали вместе пить чай, не произнося ни слова, глоток за глотком, печенье за печеньем, конфета за конфетой.
- Света, расскажи, чем закончилась твоя сегодняшняя встреча с Димой, - наконец нарушил молчание Иван Евгеньевич, отставив в сторону свою чашку с недопитым чаем.
- Мы прогулялись, много разговаривали, я не стала спрашивать у Димы о его воспоминаниях по поводу вчерашних событий. А ровно в 14:00 он уже был в своей палате, тот самый доктор вошел в палату, объявил о том, чтобы Дима готовился на сдачу анализов, меня попросил удалиться. Я попрощалась с Димой и ушла.
- Понятно, то есть ты проводила Диму в его палату для сдачи анализов?
- Да, - коротко ответила я.
- Понятно, - с пустотой в голосе и глазах ответил Димин отец.
- Иван Евгеньевич, что с Вами? Вы какой-то потерянный. Что-то случилось?
- Боюсь, что случилось, - поникшим голосом ответил Димин отец. – И думаю, очень серьезные вещи.
- В чем дело? Рассказывайте. Что-то с Димой? О чем Вы разговаривали с доктором в больнице? Вы вышли от него чернее тучи. Расскажите мне, я ко всему сейчас готова.
- Боюсь, это станет для тебя невыносимой болью, - Димин отец совсем сник. Он теперь даже не смотрел на меня, он просто опустил глаза вниз.
- Говорите, в данном случае правда важнее, хоть и горькая. Я должна знать все, что до сих пор не знаю. Ведь это касается Димы.
Я не отрывала глаз от Диминого отца. Я видела, как меняется его лицо, как он все больше и больше расклеивается, и как напряжение растет с каждым произнесенным словом. Мне бесконечно жаль было этого человека. Он не заслуживал таких мучений. Ведь он же не мог так сильно нагрешить, чтобы вот так теперь рвать душу на части. Я смотрела на него и понимала, что я не могу помочь этому несчастному человеку, мое сердце кровью обливалось.
- Рассказывайте все, - добавила я к последней своей фразе.
- Хорошо, но тогда мне понадобится что-то погорячее, - сказав это, Димин отец встал из-за стола и достал из холодильника запотевшую бутылку водки, банку с солеными огурцами. Затем достал две рюмки и разлил водку, предложив одну мне. Я отказалась. Тогда он замахнул одну, собрался с силами, тяжело выдохнул и начал свой рассказ. А я приготовилась внимательно его слушать.
- Все началось с детства Димы, - начал он. – Ему было восемь, когда это случилось. Всего восемь! Бедный мальчик! Он не должен был всего этого видеть. Димин отец не удержался от слез, но чтобы не расклеиться совсем, замахнул еще одну рюмку.
- Так вот моему сыну, моему Димочке было всего восемь лет, когда его мать, моя жена Ирина умерла. К нам в дом забрались воры, они украли все золото и деньги, которые у нас были в квартире. Жена попыталась вызвать милицию, но они это заметили и напали на нее. Они душили ее, она сопротивлялась, в результате чего сумела освободиться и даже оглушила одного из воров. Тогда второй схватился за кухонный нож, лежащий на столе, ведь действия происходили на кухне. Завязалась борьба, море крови, ранены были оба. Пока шла борьба, первый очнулся и пришел на подмогу своему напарнику. В общем, в результате жена не смогла справиться с двумя разъяренными мужиками. За то, что моя жена сопротивлялась и нанесла раны, она отплатила. Эти подонки нанесли десять ударов ножом, каждый ровно по половине. Все раны были не смертельными, поэтому моя Ирина пока не истекла кровью, была еще жива. От потери крови она и умерла. Врачи приехали слишком поздно. Я в то время лежал в больнице с серьезным ожогом лица. Я едва выжил. Производственная травма. Я находился в тот день еще без сознания, а когда пришел в сознание, получил новости из дома. Все подробности я узнал от милиции. Дима находился в момент всей этой смертельной борьбы в столе на кухне. Он любил прятаться в столе, когда играл. На этот раз его привычка спасла ему жизнь, а также принесла серьезные перемены с большими проблемами.
- Что Вы имеете в виду? – не удержалась я.
- Я имею в виду то, что Дима после этого события перестал разговаривать и вообще нормально жить. И я вместе с ним. Вообще после этого события моя жизнь пошла под откос. Мне совсем не хотелось жить, не за чем. Но Диму я не мог оставить совсем одного. Я решил тогда, что я один у него, и не оставлю его. Он слишком маленький, чтобы испытывать такие серьезные удары жизни. Он не может потерять сразу двоих родителей. Но жить без моей Ирины мне тоже не хотелось. Но деваться было некуда, Ирину уже нельзя было вернуть. И я стал учиться жить без нее.
- Иван Евгеньевич, пожалуйста, налейте мне тоже водки, - с моих глаз текли слезы, а я никак не могла их остановить. Когда рюмка, предназначенная для меня, была наполнена, я, не задумываясь, выпила. Мое горло сразу обожгло так сильно, что я закашляла. Во рту появилась такая сильная горечь, что я вся сморщилась. На это Иван Евгеньевич дал мне огурец, я съела его, и мне стало лучше. Внутри стало тепло, а в голове немножко помутнело. У меня никогда не было подобного состояния. Но мысли об услышанном вернули мое прежнее состояние. О чем рассказал Димин отец, мне было очень больно слышать. Это так сильно меня расстроило, что у меня сжалось все внутри. Я не хотела верить его словам, не хотела принимать это все за правду. Я еще раз сделал вывод о том, что этот потрясающий человек не заслуживал таких ударов судьбы. Он не должен так сильно страдать! Слова о том, что его жена умерла от насильственной смерти, как приговор звучали в моей голове каждую секунду. Это так тяжело. Даже водка, которая стала играть в голове, не способна была заглушить или снизить огонь, испепеляющий все мое самообладание и чувства. Я чувствовала себя так, словно я сама присутствовала в момент борьбы и жестокого убийства несчастной и ни в чем не виновной женщины. А тем временем Иван Евгеньевич продолжил, замахнув перед этим еще две рюмки водки.
- Но вернемся к моему сыну, - продолжил он. – Дима после всего случившегося остался один. Я выписался из больницы только спустя две недели после смерти жены. Похороны и все остальное организовали ее родители. Димку они взяли к себе на время моего отсутствия. Они рассказывали, что он первое время без остановки плакал, ничего не ел и не пил. Но все же моя теща умудрялась впихивать в Димку еду. Дима все время просился к маме и папе. На что Иринины родители ревели вместе с Димой. Он тогда уже все стал понимать, он понимал, что случилось с его матерью, и что ее уже никогда не будет в живых. Однако тут же звал маму вернуться. А однажды он сломался. Ровно три дня Дима сидел в одном положении, не отрываясь от фотографии со своими родителями, то есть со мной, Ириной и с ним. Три дня молча в одном положении. А после этого замолчал на целый год. Он ни с кем не разговаривал, даже со мной. Напрасны были все наши старания и усердия разговорить Диму, ничего не действовало. Он смотрел на нас и просто молчал. Его ничто не радовало, на различные вещи он не реагировал вообще никак. У него всегда было одно и то же настроение, и даже положение тела. Я тогда сорвался ни на шутку. Я пытался покончить с собой, но меня вовремя остановили. То, что творилось со мной, я не желаю никому испытать. Меня ничего не радовало, мне не хотелось просыпаться утром следующего дня, потому что меня ждал ад, в котором я стал жить. Ничего не менялось, только становилось все тяжелее справляться с собой, со своими эмоциями и с болью внутри. Это все требовало огромных сил, стойкости и эмоциональной закалки. Этого всего мне стало все больше не хватать. Мучительно, не выносимо стало мое пребывание в том мире, в котором я тогда существовал. Я не жил, я существовал. Дима не менялся, он так и продолжал молчать и уходить в себя. Он мог часами смотреть в одну точку, не шелохнувшись. Тогда я решил, что теряю сына, и чтобы на совсем его не потерять, обратился к детскому психологу. Он стал заниматься усиленно с Димой. Он нам сообщил, что если бы мы еще хотя бы неделю ничего не предприняли, могли бы потерять Диму безвозвратно. Потому что у Димы развилось серьезнейшее психическое расстройство. Оно поддавалось лечению, но требовало слишком много времени. На почве пережитого серьезного нервного стресса, ребенок получил опасную для нормальной жизни психологическую травму. А когда доктор узнал о том, что Дима присутствовал во время убийства его матери, то направил нас на лечение к детскому психиатру, который и проводил с Димой все дальнейшее время, пытаясь вылечить. Длилось все это не больше, не меньше, ровно год. Первые полгода Дима не выходил из своего молчаливого состояния, но зато мог рисовать и писать, указывать на предметы, либо старался объясняться жестами. Казалось бы, этого очень мало за полгода, но доктора утверждали о том, что при такой серьезной травме то, что Дима ожил и начал мыслить – это огромное достижение, которому нужно поаплодировать. Наверное, врачам виднее все-таки.
На этом Димин папа замолчал. Он посмотрел на меня, словно ждал от меня чего-то.
- Иван Евгеньевич, - растерянно произнесла я.
- Света, ответь мне на такой вопрос, - перебил меня Иван Евгеньевич. - Зачем тебе все это? Зачем тебе проходить через все эти неприятные вещи? Почему ты до сих пор не отказалась от Димы, ведь ты прекрасно знаешь, что с ним проблемы. Ты так молода, тебе нужно жить беззаботно, ничем не омрачая жизнь. А ты действуешь наоборот. Не нужно ломать жизнь, она дана всего одна, нужно стараться получать все и сполна. А Дима только отнимает все прекрасное у тебя. Может, ты не решаешься отвернуться, думая, что поступишь не красиво?
- Иван Евгеньевич, Вы обижаете меня такими словами, я люблю Вашего сына, и мне не нужно время без него, оно пустое и не интересное. Я получаю все сполна, будучи рядом с ним, а также, зная, что он в порядке, понимаете? Я очень сильно переживаю за него, и больше всего на свете хочу, чтобы он поскорее вернулся в нормальную жизнь. И Вы ошибаетесь, думая, что я омрачаю себе жизнь тем, что забочусь и переживаю за Диму. Я наоборот расцветаю, когда вижу его. Мне не важно, в каком он состоянии, главное, что он со мной, рядом. А больше ничего и не надо.
Это была правда. Я так сильно желала видеть, ощущать Диму рядом, что готова была на все. А еще я больше всего желала помочь ему в беде. И мне все равно, что думает кто-то обо мне и обо всей этой ситуации.
- Иван Евгеньевич, я ни за что не оставлю Димочку одного в беде. И мне все равно, если Вы мне не верите, - очень твердо заявила я, взяла бутылку водки и налила в две рюмки. Затем подняла свою, чокнулась с Диминым отцом и выпила залпом. Мое горло снова обожгло, а во рту зажгло. Но теперь стало немного привычнее, я сама взяла огурчик и закусила им. Мне стало хорошо, я почувствовала опьянение.
- Света, а если Дима изменится до неузнаваемости, ты будешь так же думать?
- Но сейчас Дима такой же. А значит, и думать так не стоит. Я не хочу так думать. А что, все так плохо?
- Ладно, не буду забивать твою голову этим раньше времени. А вместо этого просто продолжу свой рассказ о Диме.
- Да, я думаю, это будет правильнее. Я готова слушать.
- Значит так, - начал отец Димы с посвежевшим выражением лица. – Дима проходил лечение у психиатра. И уже спустя полгода он впервые за все время лечения произнес слова, он начал разговаривать. И постепенно к окончанию годового курса лечения полностью восстановился с психологической точки зрения. Только вот иногда все же у него возникали некоторые отклонения от нормального поведения. Он мог внезапно замолчать или уставиться в одну точку и смотреть туда некоторое время стеклянными глазами. Мог вдруг замолчать на полуслове и не вспомнить, что говорил секунду назад. Однако такое стало возникать все реже и реже, а постепенно вовсе исчезло. Я не нарадовался тому, что мой сын, наконец, выздоровел, вернулся к нормальной жизни, восстановился. В моей жизни тогда появилась хоть какая-то радость. Появился хоть какой-то смысл жизни. Появилось то, ради чего можно и нужно было жить. Спустя год, мы продали нашу квартиру и переехали в другой город, чтобы навсегда оставить в прошлом все страшные события, произошедшие за тот год. Тем самым, решив начать новую жизнь. Жизнь без боли, тяжелых воспоминаний. А год отсутствия в школе очень серьезно отразился на успеваемости сына. Ему было очень трудно учиться, но я всячески помогал ему. Мы подолгу занимались, и со временем Димка смог добиться некоторых успехов. Но все же он оставался самым неуспевающим учеником класса. Но мы постарались еще больше и смогли избавиться от этого звания. За полгода учебы Дима поднялся со статуса двоечника до статуса троечника с четырьмя всего тройками. Я неизмеримо радовался за него. Каждый месяц мы с ним ездили сдавать анализы в больницу нашего родного города. Прошло два года с окончания лечения, и анализы показали, что Дима полностью выздоровел. Я подумал тогда, что это долгожданная награда за все мои мучения. И вот после трех лет восстановления, наша жизнь с Димой смогла стать нормальной. У Димки появились друзья, он перестал меня пугать своими странностями. И я успокоился.
- Иван Евгеньевич, это так здорово! Это значит, что за Димку можно не переживать? Ведь у него все нормально, - радостно почти прокричала я.
- Надеюсь, но мои надежды слишком слабые, - печально ответил Иван Евгеньевич.
- Почему? – я испугалась от его слов.
- В общем, время покажет. Будем надеяться на то, что приступы Димы – это только случайность и возрастные перемены, а не что-то очень серьезное и страшное.
- Будем надеяться…
На следующий день к 11:00 я была у Димы. Дима выглядел уставшим. Вчерашние анализы были нормальными. А сегодня он уже сдал нужные анализы, и доктор разрешил Диме вернуться домой, но к 15:00 чтобы он был у себя в палате. Дима приехал домой, и я с ним. Так как Димин отец отправился на работу, мы с Димой были в квартире совершенно одни. В нашем распоряжении было куча времени, поэтому мы решили испечь пиццу, а затем просто поваляться на диване, ничего не делая.
- Дим, как ты? – спросила я, когда мы с Димой лежали на его заправленном диване в его комнате. – Тебе уже лучше?
- Мне сейчас лучше всего, мне так хорошо, как никогда! А еще я очень хочу это сделать.
- Что ты хочешь сделать?
Дима приподнялся на руках, пододвинулся ко мне, навис надо мной и поцеловал меня в губы так страстно, так крепко, что я почувствовала недюжинное возбуждение. Его рука скользнула по моему телу, опускаясь все ниже к бедрам. Я не стала протестовать и останавливать Диму. Мне нравилось это. А Дима, тем временем, стал целовать мою шею, медленно и робко опускаясь ниже к груди. Он снял с меня футболку, и обхватил рукой мою обнаженную грудь. Это было так возбуждающе и приятно, что я издала невольный стон.
- Дим, - произнесла я, остановив Диму. – Посмотри на меня.
Дима уставился мне прямо в глаза.
- Ты любишь меня?
- Мне без тебя не жить, ты все, что меня радует в этой жизни.
Меня не на шутку напугали эти слова. Я вдруг вспомнила слова его отца о том, что его надежды на то, что с Димой будет все нормально, и он не болен, слишком слабые.
- Дима, почему ты сказал, что я единственная радость в твоей жизни? А что, остальное тебя не радует? Разве твоя жизнь такая несчастная? – я мгновенно наполнилась ужасом.
- Света, ты не правильно меня поняла, - стал успокаивать меня Дима, - или, скорее всего, я не правильно выразился. Я имел в виду, что ты для меня огромная радость, с тобой мне так хорошо, что никто и ничто не сравнится с тобой. Никто больше не приносит мне той радости, что приносишь мне ты. И я ни за что не хочу тебя потерять. Я очень тебя люблю.
Я поцеловала Диму в губы. И Дима продолжил то, что начал. Он снял свою футболку, и я увидела его широкую грудь, широкие плечи. Я еще больше влюбилась в этого человека, его мужественное тело меня свело с ума. Я не видела Диму так близко и так отчетливо. Даже когда мы загорали на пляже, я не обращала внимания на его неописуемую красоту. Теперь я могла не только наслаждаться ею, но и дотронуться, ощутить руками. Я не стала терять такой возможности, я водила руками по мощной спине, по широким мужественным плечам. Я целовала каждый сантиметр прекрасной груди этого Аполлона. То, что я испытывала сейчас, было ни на что не похоже. Возбуждение, желание и блаженство одновременно, на самом своем высоком уровне и в полной мере.
У нас с Димой в этот день это случилось. Я стала настоящей девушкой. Рядом с Димой. Это было не забываемо, потрясающе и ни с чем не сравнимо! Дима был очень нежным, заботливым и аккуратно робким, что мне нечего было бояться, я получала наслаждение каждую секунду, от каждого Диминого прикосновения. Когда все закончилось, мы уснули, находясь на пике удовольствия. Мы уснули в абсолютно новом качестве!
- Так здорово, что ты теперь можешь не ходить по больницам, по врачам, никому не нужно сдавать никакие анализы! – радостно произнесла я, прижавшись еще крепче к Диме, когда мы гуляли по улице, недалеко от моего дома. Мы остановились, чтобы поцеловать друг друга, Дима обнимал меня за талию, а я его за плечи. Нам было так неповторимо хорошо. Я чувствовала, что все изменилось между нами, нам все больше тянуло друг к другу, мы стали ближе, стали более счастливы. Дима перестал меня пугать своими странными выходками. Он вообще был теперь совершенно нормальным. Мне даже казалось, что он стал еще красивее.
«Вот оно – счастье! Как же приятно это понимать», - думала я каждый раз, когда Дима был рядом, принося блаженство.
Только длилась эта эйфория не долго.
- Завтра нам надо сходить к моему отцу на работу, он попросил помочь. Сходишь со мной? – спросила я по телефону у Димы.
- Зачем туда идти? – вдруг разозлился Дима. Его голос стал злобным и нервным.
- Дим, спокойнее, если не хочешь, я сама схожу, - я удивилась не на шутку такому резкому изменению настроения Димы.
« И что ему не понравилось в моей просьбе?».
- Дим, у тебя все хорошо? – как оказалось, я задала совсем не правильный вопрос.
- А что, тебе так не понятно, что ли? И вообще что вы все постоянно спрашиваете у меня о моем состоянии? Я что какой-то больной и двинутый? Какого хрена ты сейчас задала мне свой дурацкий вопрос? Все, мне это на хрен надоело! Пошли вы все.
Я услышала в трубке короткие гудки. Дима отключился. Я задела его, и он разозлился ни на шутку. Но я не обиделась на него, и не собиралась этого делать. Я понимала, что его может раздражать подобное отношение. Я на его месте, наверное, тоже нервничала всякий раз, когда меня спрашивали о моем состоянии. И я так же думала бы, что все вокруг опасаются за то, что я могу сорваться или снова испытывать нервные расстройства. В то время как я чувствую себя выздоровевшей. Таким отношением мне каждый раз напоминали бы о моем заболевании и неприятных последствий от него, через которые мне в недавнем времени пришлось пройти. Это действительно не приятно. И легко можно разозлиться и нагрубить любому, кто обращался бы ко мне с подобными вопросами. Я все поняла и не винила Диму. Я сама во всем была виновата. Я решила выждать некоторое время, чтобы снова позвонить Диме, дав время остыть. Да и самой набраться сил.
Спустя час я снова позвонила Диме.
- Привет, солнце, - как ни в чем не бывало, произнесла я в трубку, услышав Димин голос.
- Здоровались уже, - буркнул в ответ Дима. – Что звонишь? Опять интересоваться о моем состоянии? Могу с уверенностью сказать, что со мной все хорошо. Ты довольна?
- Дим, извини, я не хотела тебя обидеть, я просто очень переживаю за тебя. Извини еще раз. Извинишь?
- Ладно, на первый раз прощаю, - смягченно произнес Дима. – Я вот подумал, а может, ты сможешь у меня остаться завтра? Отец в ночную смену, будет только утром. Мы смогли бы прекрасно провести время вместе. Тем более что нам осталось несколько дней до начала школы. Я прав?
- Вообще-то, предложение заманчивое, но мой отец сегодня в ночь. Я думаю, он меня не отпустит. Но если я скажу, что останусь у Машки, и если ты будешь очень настойчивым, то я, возможно, смогу удовлетворить твою просьбу.
- Хорошо, я подумаю над этим. В общем, завтра обязательно об этом поговорим. А сейчас пойдем спать, уже поздно. Спокойной ночи, Сова! – Дима пожелал мне сладких снов и чмокнул в трубку.
- Спокойной ночи, Димочка!
Я положила трубку и отправилась спать, но уснула не сразу. Слишком много мыслей рождалось в моей голове. И все они касались Димы. Он опять начал меняться. Временами он внезапно начинал злиться и ругаться по пустякам. И в такие моменты все чаще его нельзя было остановить. Я старалась не усугублять итак накаливающуюся обстановку, поэтому я просто молчала, ожидая завершения потока нервного всплеска. Дима успокаивался, но извинения не просил. Я не возвращала его к старому, не пыталась выяснять отношения. Я понимала, что Дима сам не виноват в таком поведении, ведь виновата только проблема детства. И я считала, что веду себя правильно.
- Дим, ты у меня такой хороший! – всегда говорила я сразу после Диминого остывания. – Я очень тебя люблю. Не нужно злиться, все ведь хорошо.
Дима в такие моменты не в силах был больше злиться и нервничать. Он улыбался широкой улыбкой, обнимал меня и благодарил за такой понимающий характер. Но с каждым днем Дима становился все неуправляемей. Он все меньше мог остановить поток злости, вытекающий из себя, на него все меньше стали действовать мои слова, он перестал слушать меня, я все больше стала бояться его, опасаться его реакций. Это вовсе не значило, что я меньше стала его любить. Мои чувства к нему не утихали, не смотря на все его грубости и нервные срывы. Только чувство любви и необходимости в Диме, давало мне возможность дышать и выдерживать напор внутренней Диминой агрессии. Но были все-таки счастливые моменты в нашей жизни, были и трогательные, нежные моменты, без которых мы вряд ли оставались бы вместе.
Как я и говорила, на следующий день, точнее вечер и ночь, я осталась у Димы, сказав отцу и заранее предупредив Машку о том, что останусь якобы у нее.
- Димка, мы с тобой уже так много времени вместе, - радостно произнесла я, когда мы с Димой сидели за столом, друг напротив друга за чаем вечером. Я только пришла к Диме, а он посадил меня пить свежий горячий чай с собственноручно выпеченным тортом. – Я даже представить не могла, что ты еще и такой прекрасный кулинар! Торт получился, просто пальчики оближешь! Ты обязан дать мне рецепт этого потрясающего торта.
- Спасибо, я очень рад, что тебе понравилась моя стряпня. Обязательно дам при случае рецепт, - Дима покраснел от смущения и тут же расцвел. Он потянулся за столом, взял мою руку и поцеловал ее. Затем вернулся в свое прежнее положение.
- Света, я нашел вчера такой интересный материал, - произнес он загадочно. – Тебе понравится.
- Хорошо, но для начала мы вместе кое-что должны будем сделать, - загадочнее Димы произнесла я и не сдержала улыбку.
- Я согласен.
Я не была помешанной, но мне так понравилось, что я захотела еще. Тем более что с первого раза у нас с Димой больше не было этого. Не могу сказать, что мне этого не хватало, просто еще раз повторюсь, мне очень понравилось, и я хотела еще раз ощутить те неповторимые, незабываемые ощущения.
Мы допили чай и переместились в его комнату. Там мы упали на Димин диван, накрывшись одеялом. Так было хорошо, и блаженно, что не хотелось даже шевелиться. Но Диме оказалось все же захотелось пошевелиться. Он вскочил с дивана и подбежал включать компьютер. Он же обещал мне показать что-то интересное, что мне должно понравиться.
- Смотри только внимательно, - триумфальным голосом произнес Дима, а в глазах его горел азарт.
- Ладно, постараюсь. Это хоть о чем? – с фальшивым недовольством спросила я.
- Увидишь.
Тем временем компьютер загрузился, и Дима, поковырявшись в нем, запустил какое-то видео. А сам вернулся ко мне под одеяло.
Это оказался фильм о паранормальных способностях людей, а в частности, о способностях людей читать чужие мысли. В этом фильме говорилось о том, что люди могут обладать такими способностями, а, утратив, вновь под воздействием каких-то факторов, вновь вернуть их. Фильм шел всего тридцать минут, но мне показалось целую вечность.
Я не слышала, что происходило в этом фильме, о чем там шла речь, потому что я погрузилась с головой в свои мысли. Я понимала теперь, что Дима одержим своей идеей о способности читать мысли других людей, словно наркоман своей зависимостью наркотиками. И это крепко окутало его, и сводит с ума. Дима помешался на этом своем интересе, если это можно так назвать. Но я пыталась не забивать свою голову подобными печальными выводами. Иначе вся романтическая обстановка вмиг может рухнуть, как карточный домик. Во время моих размышлений Дима изо всех сил старался, объясняя что-то очень эмоционально, но из-за моих размышлений я ничего не слышала, и, следовательно, все прослушала.
- Ты меня слышишь? – наконец, я вернулась к реальности и услышала вопрос Димы.
- Прости, я чего-то задумалась, и напрочь все прослушала, блин. Извини, но ты не мог бы повторить последние свои слова? – я подбирала слова, как могла. Но Дима не оценил моих стараний. Он так сильно разозлился, он стал вдруг таким яростным, глаза его налились кровью, и едва удерживались в орбитах.
- Да тебе вообще наплевать на меня и мои интересы, ты меня не слушаешь, в то время как я тут распинаюсь, как дурачок. А тебе просто наплевать. Вот скажи, зачем я буду тебе повторять последние свои слова, когда ты не услышала ни первых, ни вторых, ни последующих, вообще ни одного. Блин, да вообще, на фиг все.
Вот так закончилась романтическая, добрая и трогательная атмосфера. И вот так отрицательно с эмоциями закончился наш с Димой разговор.
Я молча смотрела на Диму широко раскрытыми глазами, мои уши, словно наполнились водой от всего потока Диминых слов. Все внутри у меня сжалось, сердце бешено билось, почти пробивая грудную клетку. Мне было так больно и так обидно, что я больше не могла контролировать свои эмоции. А так как я не умела ругаться, я просто расплакалась. Слезы потоками лились из моих глаз, полностью намочив лицо. Не знаю, сколько я лежала на диване, не шелохнувшись. Когда мои эмоции на немного стихли, я оделась, а затем, не останавливаясь, побежала прочь сначала из Диминой комнаты, а потом из его квартиры. Я бежала без оглядки, вперед, куда глаза глядят. В результате мои бешеные ноги привели меня в маленький сквер, что не далеко от моего дома. Я нашла укромное место с лавочкой и села.
«Разве я заслужила такого отношения? Как же больно! Неужели то, что было между нами, ничего для него не значит? Зачем я вообще с этим существом до сих пор маюсь? Он плевать хотел на меня, а я, как дура все свои силы, нервы и время трачу на него. Да пошел он, козел! Все, больше никогда я не подойду к этому чудовищу. Пусть сам расхлебывает свои проблемы с головой, псих!» – слышалось у меня в голове. От последних моих слов мне стало еще больнее и еще хуже. Слезы не прекращали поливать мое лицо. Мне хотелось провалиться сквозь землю, забыться, не знать всего, что со мной произошло, не помнить слов Димы, его злобных криков. И как назло, каждое слово, подобно острому лезвию ножа, резало мое сердце снова и снова, с каждым разом все больнее. Димино безумное, злобное и яростное лицо врезалось в мою память, всплывая все чаще и все отчетливее, пугая меня все больше.
«Боже, неужели это все? Но все, что было между нами с Димой, не могло вот так безобразно закончиться. Это однозначно не конец. Он должен извиниться передо мной, а я не удержусь от того, чтобы простить его… Ведь я так его люблю! Я не смогу нормально без него жить! Но он обязан извиниться!», - мои мысли плавно перешли в положительное русло. Точнее я распустила слюни, думая о том, что иду на поводу у Димы, и полностью завишу от него. Меня даже не смутило то, что он нагрубил мне самым ужасным образом. Я все равно любила его без памяти.
«И что мне теперь делать?! – я снова расплакалась. – Я не могу обижаться, а тем более злиться на него. А ведь он обругал меня. Что же мне делать?».
После таких выводов я собралась с остатками сил и направилась домой, я чувствовала такую сильную усталость, что едва могла двигаться. С трудом, но все же я добралась до своей двери, открыла ее и вошла. На кровать я бухнулась, не раздеваясь.
Меня разбудил голос отца.
- Света, ты уснула в одежде. Ты не ночевала у Маши? – голос отца был очень взволнованным. – Дочь, что-то случилось?
- Папа, - я встала на кровати и крепко прижалась к нему, обняв за плечи. – Все так сложно.
Тут я не выдержала и все рассказала обо мне и Диме, о наших чувствах и о его заболевании. Я рассказала все до мельчайшей подробности. Отец меня внимательно выслушал, не перебивая. Когда я закончила, вдруг пожалела об этом. Отец молчал, у него было каменное лицо. Я испугалась, что после услышанного он сделает со мной что-то страшное.
- Я думаю, тебе стоит на время не давать ему о себе знать, - отец, наконец, смог произнести после долгих, даже затянувшихся размышлений. – А если ты так сильно его любишь, что не можешь жить без него, стоит пригласить его на день рождения. Ведь он у тебя 5 сентября, совсем скоро. И думаю, следует сказать ему о том, что он пугает тебя, и что если подобное повторится, ты оставишь его. Света, я вижу, что ты очень любишь этого человека, ты живешь им. Еще я вижу, что этот человек очень многое для тебя значит. Поэтому тебе нужно быть предельно честной и открытой с ним. Он должен знать, что ты чувствуешь. Единственное, что я могу сказать в такой ситуации – твой друг в беде, ему срочно нужна помощь. И только ты одна можешь помочь ему. Ему нужно немедленно пройти лечение, пока не стало слишком поздно.
- Что ты имеешь в виду? – не поняла я.
- Я думаю, что у него проблемы и довольно серьезные. Эта его психологическая травма – это не так все легко, как кажется. Такие вещи порой вообще не покидают жизнь того, кто ее получил. Тем более если это случилось в детском возрасте. Такие травмы чаще всего присутствуют на протяжении всей жизни, и напоминают о себе в не совсем подходящие моменты. Очень редко подобные травмы поддаются лечению, и вылечиваются. Но я очень надеюсь, что у твоего друга все не так серьезно, и его травма не сломает ему жизнь и жизнь его близких. А ты, в свою очередь, помни о собственной безопасности. Не позволяй своему другу обижать тебя. А если ты почувствуешь, что он не может себя контролировать, уходи, а лучше обращайся за помощью врачей. Возможно, к большому моему сожалению, заболевание не было вылечено до конца и с каждым таким нервным взрывом проявляет себя. Тогда просто жизненно необходима медицинская помощь. Я, конечно, не эксперт в таких делах, но свое мнение постарался донести до тебя. И будь осторожна, ведь ты – единственное, что у меня осталось. Детка, я не смогу дальше жить без тебя, мне не за чем будет это делать.
- Спасибо, папочка, я тоже не смогу жить без тебя. Я очень тебя люблю, - я снова очень крепко обняла отца, прижавшись к его плечу.
Мне жизненно необходим был этот разговор. Теперь я чувствовала такое огромное облегчение. Я словно подзарядилась энергией и силами для того, чтобы жить дальше. Я еще больше ощутила близость и любовь к этому человеку. Он стал для меня теперь не только единственным родственником, но и близким другом. Я благодарна ему безмерно. Вся боль, что я ощущала до разговора с папой, вмиг улетучилась, не оставив и следа. И это было здорово. Отец заметил, что я устала. Он помог мне снять верхнюю одежду и накрыл одеялом. Поцеловал в лоб и пожелал спокойной ночи. Затем удалился, закрыв за собой дверь.
После нашего разговора с отцом я воспряла духом. Я решила немного подождать, не появляться в жизни Димы. Пусть он осознает свою ошибку. Я не обижалась на него, слишком сильно любила, но и чувство гордости имела. Тем более после такого серьезного жизнеутверждающего разговора с отцом, самым близким человеком.
Прошло ровно два дня, когда Дима соизволил объявиться. Он пришел ко мне домой, отец в этот момент был на работе. Я готовила обед, когда постучались в дверь. В дверях стоял Дима с большим букетом цветов различных видов и расцветок. Я сразу растаяла, не сумев произнести и слова. Дима вошел сам, он понял, что я не в состоянии его пригласить.
- Совушка моя, мне так стыдно за свое поведение, - начал Дима с виноватым выражением лица, - прости меня за мое поведение. Я не мог в тот момент контролировать себя. Я не знаю, что со мной происходит, временами я чувствую, что это не я. Мне очень жаль, что тебе приходиться все это испытывать на себе. Милая моя, я не хочу больше тебя подвергать таким испытаниям. Ты не заслуживаешь этого. Врачи говорят, что у меня все плохо, что дальше будет еще хуже, и что мои приступы ярости все чаще станут себя проявлять, усиливаясь все больше с каждым разом. Мне очень жаль, но мне тяжело будет осознавать, что в такие моменты вся моя ярость будет обрушиваться на тебя. А ты вовсе ни в чем не будешь виноватой. Поэтому я, скрипя сердце, хочу сказать, что…
Дима замолчал, он едва сдерживался, внутри него все пылало. Он стер едва выбежавшую слезу с глаз, и продолжил.
- Я хочу сказать, что мне больно обрекать тебя на такие тяжелые и совсем не заслуженные муки видеть меня в страшном и болезненном виде. Я, я…
Дима расплакался. Я подбежала к нему, обняла крепко-крепко, прижала его голову к своему плечу.
- Димочка, я никогда не смогу без тебя. Дима, я не хочу, чтобы ты уходил от меня. Я сильная, я обязательно буду рядом в любом твоем состоянии. Ты мне нужен в любом виде, понимаешь. Я постараюсь сделать все, чтобы ты выздоравливал, и выздоровел, наконец. Прекрати так думать. Я ни за что тебя не отпущу, слышишь? Дима, и прекрати уже страдать. Я люблю тебя, и мне не нужен никто, кроме тебя. Ты у меня самый лучший.
Так, наплевав на свою гордость, я простила Диму, и между нами все стало как прежде. Дима приходил ко мне, я к нему. Мы гуляли, и вскоре пошли в школу. Наступило первое сентября. Я очень рада была видеть весь свой класс, точнее большую его часть. Как обычно Пашка Громов начал заигрывать со мной, шутя легонько ударяя кулаком в плечи и толкая тоже слегка, в шутку. Дима увидел это и сорвался. Он весь покраснел, лицо напряглось, кисти рук моментально превратились в кулаки. Его глаза наполнились злостью и яростью. Но спустя мгновение вдруг перемешались с испугом, но после снова налились злостью. Я сразу это заметила и подлетела к нему.
- Дима, - аккуратно дотронулась я до Диминого плеча, - пойдем со мной. Мне нужно тебе кое-что показать.
Сказав это, я потихонечку стала продвигаться из класса, уводя Диму за собой, держа его за руку. Дима нехотя повиновался. Я чувствовала железное напряжение в его руке и плече. Мне удалось вывести Диму из класса в коридор, где нас никто не мог видеть и не смог бы помешать.
Тут Дима раскрылся. Его голос не был похож на обычный Димин голос. Это был больше рык какого-то дикого животного вперемешку с мышиным писком. Слышать такой голос было жутковато, у меня даже мурашки пробегали по коже. Вот правду говорят о леденящем ужасе или страхе. Именно его я сейчас чувствовала. Но оставлять или принимать ответную позицию я не собиралась. Ведь передо мной сейчас стоял не Дима, а его заболевание.
- Какого хрена там было? Света, мне стало так страшно, - сначала кричал, а затем почти шепотом говорил Дима, едва не плача, - он обижал тебя. Наносил увечья, а ты не сопротивлялась. Почему?
Димины интонации голоса менялись с каждым произнесенным предложением, от грубого страшного рыка до тонкого писка или даже нытья маленького ребенка. Было очевидно, что Дима ни в себе. Его очень сильно задело увиденное между мной и Пашей. Это не была ревность, это было что-то типа того, когда наступают на больную мозоль. Сцена, хоть и весьма безобидная, вернула часть воспоминаний из прошлого, когда было страшно, больно, обидно и просто ужасно. Эти воспоминания касались ничего другого, как убийства его матери.
- Я должен был заступиться за тебя, но я опять не сумел. Я снова испугался. Я опять не смог тебе помочь, - стал твердить Дима с болезненной настойчивостью. Он буквально зациклился на этих словах.
Было ясно, Дима не должен видеть любые проявления агрессии, пусть даже шутливые и совершенно безобидные. Он после своей психологической травмы не мог видеть разницы между агрессией и шутливыми играми. Любое прикосновение людей друг к другу, активное прикосновение, Дима расценивал, как агрессию. В его памяти сразу всплывала сцена издевательств над его матерью. И он терялся точно так же, как и в тот страшный момент. И вовсе не удивительна была Димина реакция на наши с Пашей шутки. Это довольно серьезные вещи, как оказалось. Потому что Дима был загнан в угол. Мои безобидные действия с Пашкой вернули Диму в самый ужасный момент его жизни, с которого и началось разрушение Диминой жизни и психики. Об этом мне рассказал отец Димы, когда я привела Диму домой сразу после того, как Диме немного стало лучше, и он смог идти.
Я чувствовала себя такой виноватой в тот момент. Я пыталась извиниться, но Диме уже было все равно. Он опять оказался в шкафу, а за стенками орудовали два беспощадных, бездушных и бессердечных монстра, издеваясь над его беспомощной матерью. Об этом я поняла позже. Сейчас же я даже представить не могла, в чем дело. У меня не возникало никакой идеи по поводу такого резкого изменения Димы. Я не знала, что могло так сильно повлиять на Диму, что он сейчас испытывает страх, ужас и ненависть одновременно. Напрасно я задавала десятки вопросов, пыталась разговаривать с Димой. Он ушел в себя, утопая в океане собственного мира нервозов и сложностей, не давая никому туда нырнуть, чтобы не дать утонуть. Не давая никому помочь выбраться оттуда, спасти себя. Нельзя было. Даже мне.
- Дима, Димочка, - звала я, тормоша Диму за плечо, когда мы были все еще в школе, - малыш, поговори со мной.
Дима не реагировал. Он раскачивался вперед/назад, сидя на корточках, взявшись за голову. Он все время твердил одно и то же: «Я снова не смог тебя спасти».
Я едва не плакала. Я была в панике, полностью парализованной. Мой мозг словно заблокировали, в нем не рождалось ни одной мысли. Мы просто сидели в коридоре вдвоем (давно прозвенел звонок, и вся школа отправилась на уроки), Дима совершал колебательные движения на корточках, держась за голову, я тоже сидела на корточках, только в одном положении и не шелохнувшись. Мы просидели довольно долго в таком положении, пока мой мозг не включился и не стал выдавать идеи.
- Дим, - решительно обратилась я к все так же раскачивающемуся Диме. Я пододвинулась к нему ближе, взяла его руки, освободив этим его голову, и посмотрела Диме в глаза. Кроме безумия я там ничего больше не увидела. Я на миг опешила, внутри все напряглось, но я была настроена решительно. Я должна идти до самого конца. Ведь только я могла помочь сейчас Диме.
«Я все заварила, а значит, расхлебывать мне, и только мне».
- Димочка, - вернулась я из своих мыслей, - посмотри на меня.
Дима как-то потерянно уставился на меня. Он продолжал повторять свою фразу. Он был совершенно безумен, болезненно безумен. Такого взгляда я никогда не видела. Мне стало страшно до предела. Я даже дар речи потеряла. А потому просто поцеловала Диму так крепко, как только могла.
Я не почувствовала ответа, паника снова овладела мной. Я открыла глаза, посмотрела на Диму снова. Дима был все так же безумен. Только теперь он молчал и смотрел куда-то вдаль, не сводя глаз с одного места.
Это стало самым ужасным, что только я могла увидеть. Теперь было ясно, что у Димы огромные проблемы. Он болен очень серьезно. Его заболевание так тяжело, что требует немыслимо серьезного лечения. Теперь стало понятно, что только медицина Диме может помочь. Мои бессмысленные попытки все равно ничего не сделают. Подобные выводы пугали до чертиков. Внутри все заполнила пустота, черная и прогрессирующая. Даже моя решительность вмиг улетучилась без остатка. Но что-то нужно было делать. Мы ведь находились в школе, когда в любой момент мог появиться посторонний человек. Вот тогда-то возникли бы серьезные проблемы.
«Нужно немедленно выводить Диму из этого места», - быстро сообразила я.
Я собралась с силами и резким движением встала на ноги. Я крепко взяла Димину руку, потянула его к себе. Мне удалось заставить Диму встать с корточек. Теперь Диму можно было вести за руку. Это было мне на руку. Еще в чем мне повезло, так это в том, что школа находилась недалеко от остановки, откуда на автобусе мы с Димой смогли доехать до его квартиры. Димин отец открыл дверь. Он сразу все понял. Он помог завести Диму в квартиру, уложить его на диван в гостиной. Дима не сопротивлялся.
- Что случилось? – хмуро спросил Иван Евгеньевич.
Я все рассказала, на что он закрыл лицо руками. Он был очень расстроен, его лицо переполняла горечь. Даже его движения стали какими-то сухими, вялыми.
- Света, мы должны позвонить доктору Иванову, - сделал вывод, ужасающий его самого. – Только он сейчас сможет помочь.
Он набрал номер, в трубке ответили. По всему я поняла, что это был доктор Иванов. И он не очень обрадовался звонку.
Иван Евгеньевич попросил соединить с врачом-психиатром Ивановым. Эти слова стали настоящим ударом в спину. Я даже почувствовала толчок, и вынуждена была шагнуть вперед, чтобы не упасть, потому что я до сих пор даже не задумывалась о его специализации. А теперь после обращения Диминого отца по телефону, я узнала, что доктор Иванов – врач-психотерапевт, специализирующийся на психических расстройствах.
«Как такое возможно? - не верила я своим ушам. – Дима, что псих? Нет, это не так! Это не может быть правдой. Мой Дима не псих. И он не нуждается в помощи врача по психическим расстройствам!».
Я даже не собиралась верить в то, что мой Дима страдает психическими расстройствами. Я вообще не хотела соглашаться с тем, что у Димы проблемы с психикой, причем довольно серьезные. Ну, не могла я принять это. Хоть раньше считала, что у Димы действительно расстройства, но пока не услышала это от других людей. От человека, который профессионально смог это подтвердить. Теперь такой диагноз не мог дать мне нормально жить. Мне стало больно, тяжело на душе.
«Мой Дима в беде, и выбраться из нее не сможет», - теперь стояло в моей голове.
А как мне жить дальше? Что мне теперь делать? Я не хочу терять Диму. Но я не могу его удержать, он все глубже погружается в бездну безумия, из которой нет выхода, и нет спасения.
Мне оставалось только принять такую новость, как данность. И просто свыкнуться с тем, что мой Дима болен. А заболевание его связано с психическим расстройством. Это страшно осознавать, но уйти от этого некуда. Реальность сурова, но это реальность. Я в ней живу, а значит, должна принимать ее условия, чтобы жить.
Я вернулась из своих мыслей к Диминому отцу. Он, тем временем, уже закончил разговор по телефону, и копался в своей голове, подобно мне.
- Иван Евгеньевич, - обратилась я к нему, вернув в реальность. – Что сказал доктор?
- Он порекомендовал госпитализацию. Я объяснил, что она не возможна. Тогда он сообщил о том, что сможет приехать сам через час. Так что нам с тобой сейчас остается только ждать доктора. Дима не меняется, он так и продолжает твердить одно и то же, не прекращая ни на секунду и не меняя позы. Совсем как в тот день, когда Ирины не стало. Он очень часто после так себя вел. Когда я нервничал или ругался с матерью, или ударял кулаком о стену. Дима вот так же качался вперед/назад и твердил о том, что он снова не спас мать. Врачи говорили, что это реакция на перенесенный стресс, и она будет всегда при столкновении Димы с любыми проявлениями агрессии. Даже имитация ее станет губительной для восприятия и психической уравновешенности Димы. Так как именно из-за агрессии и жестокости, сопровождающей агрессию по отношению к самому дорогому Диме человеку, Дима и получил психологическую травму. Серьезнейшей силы. Ребенку в его возрасте почти всегда в таких случаях невозможно справиться с таким «испытанием». Дима оказался в числе таких детей.
- Иван Евгеньевич, давайте поговорим, - призвала я, испытав недюжинный интерес к каждому произнесенному им слову.
- О чем ты хочешь поговорить?
- Расскажите мне, о чем Вы разговаривали с доктором Ивановым, когда Дима провел ночь в больнице. Только ничего не скрывайте.
- Тебе не стоит об этом знать, - твердо произнес Димин отец.
- Нет уж, теперь, после того, как я стала свидетелем многих сцен Диминого заболевания, и после того, как я стала частью его жизни, я имею полное право знать все. Так что Вы обязаны мне рассказать все, что знаете. В том числе и то, что, по Вашему мнению, я знать не должна.
- Хорошо, ты права, но то, что ты услышишь, станет для тебя серьезным испытанием. Слишком тяжело будет тебе воспринять эту информацию. Мне больно за тебя, ты не заслуживаешь такого удара.
- Я прошу Вас, не стоит меня жалеть, я готова ко всему, - я говорила решительно, но внутри я трепетала. Меня не на шутку перепугали слова Ивана Евгеньевича о предстоящей очень страшной информации. – И раз уж Вы это произнесли, то я думаю, что, кто не заслуживает ударов судьбы, так это Вы. Вы ничего не делали такого, за что могли получить такие тяжелейшие наказания. Мне очень больно на Вас смотреть, Вы так несчастны. Но Вы еще и очень сильный человек. Я восхищаюсь Вашим терпением и необыкновенной выдержкой. Я обещаю, что не оставлю Вас одного.
- Спасибо, конечно, но…
- Не стоит подбирать слов, чтобы отмахнуться от меня, Вам все равно это не удастся сделать, - перебила я приказным голосом. – Я готова слушать рассказ о Диме.
- Ладно, пожалуй, мне не удастся от тебя отмахнуться, ты все равно от меня не отстанешь. Только, пожалуйста, будь готова воспринять очень жестокую и не простую информацию.
- Хорошо, начинайте, - я все так и приказывала.
Иван Евгеньевич предложил пройти на кухню. Дима по-прежнему раскачивался, сидя на диване в гостиной. Он не отреагировал даже на наше появление. Мое сердце мигом обледенело, а внутри все сжалось до предела. Я едва могла дышать, потому что в горле образовался огромный ком, который перекрывал мое дыхание.
«Это не мой Дима, это вообще не человек», - страшная мысль посетила мое сознание.
Словно не замечая, мы проследовали с Диминым отцом мимо Димы на кухню и расположились за обеденным столом друг напротив друга.
- Света, ты хочешь узнать, о чем мы говорили с доктором Ивановым? – с вопроса начал Иван Евгеньевич. – Я тебе расскажу, но в последнюю очередь. Сначала ты должна узнать всю правду о Диме. Ты уже знаешь, что мой сын получил психологическую травму, приведшую к психическому расстройству. Нам удалось, как мы думали, вернуть Диму к нормальной жизни, нам удалось его вылечить. У Димы действительно перестали проявляться странности. На радостях я собрал все вещи, продал жилье и переехал сюда. Но совершил ошибку, как оказалось. Когда прекратил ежемесячные осмотры моего сына в клинике города, где и проходило его лечение. Я просто думал, что Диме эти осмотры уже не нужны. Но оказалось, что я ошибался и довольно сильно. Дима, конечно, вел себя нормально, его больше не тревожили его переживания, выливающиеся в истерики и странности. Но с таким заболеванием, как у него необходимо регулярно проверяться у специалистов. Такие меры могут позволить выявлять возникшие отклонения, и смогут помочь решить возникшие проблемы. А если все в порядке, просто помогут сообщить о полном выздоровлении. Одним словом, помощь специалистов в таком случае просто необходима. А я отказался от нее, не подумав. Теперь же я очень жалею об этом, потому что чувствую, что именно из-за моей ошибки у Димы сейчас снова проблемы с психикой. Мало того. Я усугубил дело еще и тем, что по приезду сюда, не обратился в больницу по лечению подобных пациентов, и не поставил Диму на учет, а хотя должен был это сделать. Просто обязан был!
- Но в чем же Ваша ошибка? Что произошло страшного?
- Из-за того, что Дима перестал наблюдаться у психиатра и психолога, его отклонения не просто стали появляться, но и развились до опасных размеров. И вот сейчас мы с тобой можем наблюдать последствия этой опасной запущенности.
- Это Вам сказал доктор Иванов?
- Да, - тяжело выдохнув, произнес Димин отец.
- Что еще он говорил?
- Он сказал, что моей огромной ошибкой было то, что я прекратил Димино лечение. И что, возможно, теперь Диму нельзя будет вылечить. По крайней мере, лечение станет не простым, и очень длительным. А если опасения Иванова по поводу Диминого заболевания подтвердятся, то, скорее всего лечение будет закрытого типа.
- Что это значит?
- Это значит, что Дима будет проходить лечение в больнице безвылазно. Но вероятность этого слишком мала. Пока. Это, как сказал доктор Иванов. Однако по выражению его лица я понял, что он далеко так не думает. И на самом деле все обстоит намного хуже, чем я могу только думать. И меня это выбивает из колеи. Я снова стал чувствовать себя виноватым в том, что мои близкие люди страдают. Я и только я виновен в Димином расстройстве. Я виноват в том, что тебе больно на душе, ведь из-за меня Дима не завершил свое лечение.
Димин отец закрыл руками лицо, и я слышала, как он плакал. Он всхлипывал, но не долго. Я прикоснулась к его рукам.
- Не вините себя, - стала утешать я, а Димин отец продолжал держать свои руки на лице. – Вы нужны Диме сейчас сильным и решительным. Вы нужны мне, я не могу видеть Вас таким расклеенным. Перестаньте, диагноз Димы же еще не подтвердился, да он вообще еще не поставлен! Дима справиться со своим недугом, он обязательно вернется к нормальной жизни. И давайте, соберитесь. Ничего страшного еще не случилось. И не накручивайте себя, это только больше сбивает с толку, лишает всяких сил. Я здесь, с Вами, я ни на минуту не оставлю ни Вас, ни Вашего сына. Вы оба мне очень дороги, и я изо всех сил буду стараться вам помогать. И у нас обязательно будет все хорошо, слышите меня?
- Нет, Света, - открылся Димин отец, - не будет.
К сожалению, он был прав.
Доктор Иванов приехал, перебив наш разговор. Диму пришлось увезти в больницу, потому что он не реагировал ни на какие воздействия. Он смотрел в одну точку, раскачиваясь то вперед, то назад. Приехавшая бригада медиков во главе с доктором Ивановым молча взяли Диму под руки и увели в машину скорой помощи. Больше я Диму не видела, не видела я больше и его отца, он поехал следом. Я осталась стоять на улице одна в полной растерянности и разбитости.
«Диму я теперь увижу не скоро, если вообще увижу», - думала я.
Мне ничего не оставалось, как просто отправиться домой и ждать новостей от Ивана Евгеньевича.
Мне домой позвонил Димин отец только в 9 вечера. Я дома была одна, сидела за компьютером. Как только я поняла, что это звонил Иван Евгеньевич, я выключила компьютер и полностью вникла в разговор.
- Света, боюсь, у меня плохие новости, - грустным, даже траурным голосом произнес он.
- Что, все плохо? – я едва не сошла с ума, как только это услышала.
- Это не телефонный разговор.
- Я сейчас же приеду.
Произнеся это, я пулей вскочила со своего стула, оделась и выскочила на улицу по направлению к остановке. Приезжий автобус отвез меня к Зыкиным. В квартире Димы ждал меня один траурно настроенный Иван Евгеньевич.
- Проходи, разговор будет долгий и очень печальный, - пригласил меня Димин отец в гостиную. Я прошла.
- Я слушаю Вас внимательно, - произнесла я холодно.
- Диму отвезли в больницу, доктор Иванов провел с ним беседу, в результате которой было решено направить Диму в клинику для больных, болеющих психическими расстройствами. И как можно быстрее. Он сообщил, что по подобным заболеваниям он не специализируется, это дело психиатров. Поэтому я в быстром темпе отвез Диму в клинику имени Бурцева, находящуюся за городом. Ее посоветовал мне сам доктор Иванов. Я захватил все необходимые документы и вещи перед отъездом.
- И что было дальше? – спросила я, не дав Ивану Евгеньевичу молчать долго.
- А в клинике Диму сразу определили к самому лучшему психиатру, специализирующемуся на тяжелых больных. К сожалению, это значит, что наш Дима серьезно болен. Ему сразу выделили палату, расположили его там и вкололи успокоительное. Дима же до тех пор спокойный и молчаливый, вдруг разъярился и стал очень агрессивным. Он набросился на доктора и стал его душить. Тогда понадобилась помощь санитаров, которые тут же усмирили Диму, вколов еще успокоительного. После этого Дима успокоился и уснул. Весь этот ужас происходил у меня на глазах. Я едва сам не сошел с ума.
- Вы сказали сам? – оскорбилась за Диму я. – То есть Вы хотите сказать, что Дима сумасшедший?
Я вдруг так разозлилась, что вся напряглась.
- Не нужно злиться, посмотри на ситуации трезво, реально. У Димы тяжелое психическое заболевание. Как хочешь, так и называй Диму теперь. Он не здоров, его психика не здорова.
- Но он не сумасшедший! Не сумасшедший, не сумасшедш…, - я уже кричала.
Я больше не могла ничего произносить, я рыдала, как белуга. Мне было так больно, так тяжело внутри. Я плакала, даже ревела. В моей голове никак не могло уложиться то, что мой ненаглядный, мой любимый, мой дорогой и неповторимый Дима – психически болен. Что он остро нуждается в помощи психиатров и санитаров клиники для психически больных людей. Осознание этой новости делало меня беспомощной и абсолютно равнодушной ко всему миру. Без Димы мне не за чем было что-то делать дальше, чем-то интересоваться, в чем-то участвовать, с кем-то видеться. У меня резко опустились руки, а внутри все разом стало опустошенным.
Я ходила в школу без всякого интереса. Мои друзья по школе и по классу не могли оживить меня. Даже мой собственный день рождения не вернул меня к нормальной жизни. Зато следующий день стал долгожданным, он вернул меня обратно к живой и активной жизни. Дело в том, что Диме разрешено было вернуться домой. Его привез отец. Диме стало намного лучше. Он мог вести себя адекватно, нормально, как обычно. Он даже смог вернуться в школу. Следов от его психоза не осталось. Когда Дима появился в классе, я едва не упала в обморок. Он выглядел таким милым, таким привлекательным и таким необычным, что я ни о чем не могла больше думать, только о его губах, глазах и руках. Я словно опьянела от одного только вида Димы. Он поймал мой сверлящий взгляд и расплылся в улыбке. Он махнул мне рукой, но не успел подойти, чтобы поздороваться, потому что прозвенел звонок на урок. Весь урок я сверлила Диму глазами, а он чувствовал это очень остро. Он все время оборачивался в мою сторону и одаривал меня то влюбленным взглядом, но улыбкой, от которой у меня кружилась голова, и перехватывало дыхание. Этот чертов урок географии тянулся так долго, целую вечность. Часы, казалось, остановились насовсем. Я не могла дождаться окончания этого страшного мучения. Но когда прозвенел звонок с урока, я больше не могла сидеть на месте, я рванула к Диме сразу, как только собрала свои вещи. Я не стеснялась никого в коридоре, мне было все равно на вылупившихся на меня людей, идущих по коридору.
Дима отреагировал моментально. Он обнял меня так крепко, как я мечтала все время, что его не видела. Его губы так страстно целовали мои. Мы словно не виделись с Димой целую вечность, и вот, наконец, увиделись. Нам столько всего нужно было сделать друг для друга, столько всего нужно было рассказать. Нам не хватило бы вечности, чтобы все это сделать. Мы держались в объятиях друг друга, и все вокруг потеряло всякое значение. Мы не слышали ни звука, не видели ни движения, ни предметов, вообще ничего. Это было самым важным моментом для каждого из нас.
- Дима, - очнулась я от нахлынувшего счастья, - я так по тебе соскучилась, просто ужас! И почему ты не поздравил меня с днем рождения? С тебя подарок!
- Прости, но я был в таком жутком месте, что не мог даже найти самого себя. А подарок у меня уже есть, но он у меня дома. Сегодня после школы мы идем вместе с тобой ко мне, - Дима говорил так загадочно, но в то же время так заманчиво, что я стала испытывать неимоверное, невыносимое нетерпение. У меня все внутри одновременно поднялось, и буквально стало подгрызать.
- Хорошо, это очень заинтригованно. Я теперь не успокоюсь до самого окончания уроков. Ты специально это сделал? – я спросила это и легонько ударила Диму кулачком в плечо.
- Как ты догадалась? – засмеялся Дима. – Ладно, шучу, ничего я не хотел, просто не мог удержаться, чтобы не сказать. Кстати, нам пора на урок.
И действительно, звенел звонок на следующий урок, и мы вынуждены были пойти в класс.
Наконец, долгожданное окончание учебного дня. Дима взял меня за руку, и мы отправились к нему домой.
- Здравствуй, Света, очень рад тебя видеть, - сияя от радости, произнес Иван Евгеньевич, встречая меня в дверях. – Выглядишь потрясающе!
- Спасибо, Иван Евгеньевич, я просто очень рада видеть Вашего сына. Вы тоже хорошо выглядите.
Он не смог удержаться, обнял и поцеловал меня, как родную.
- Что же это мы стоим в дверях, проходите, - спохватился Димин папа и отпустил меня из своих объятий.
Я вошла и обомлела. В центре гостиной я увидела шикарно накрытый стол, который ломился от всяких вкусностей. В центре стола красовались свечи, такие красивые, яркие, разноцветные. У меня побежали слюнки, мне сразу захотелось попробовать все, что только видела на этом огромном, как мне показалось, столе.
- Милая наша Света, - в один голос произнесли оба Зыковых. Я стояла теперь в центре гостиной.
- Так вышло, что мы не смогли тебя поздравить в твой настоящий день рождения, - теперь говорил Димин папа, - но лучше поздно, чем никогда. Поэтому мы поздравляем тебя сегодня.
- Света, милая наша, поздравляем тебя с днем рождения, желаем море счастья, море здоровья, много всего самого лучшего, - сейчас говорил Дима, не отрывая глаз от меня. – Пусть в твоей жизни будет много светлых полос, много удачи и самого незабываемого времени. И пусть твоя жизнь будет удачной и неповторимой. Будь всегда счастлива. И пусть все несчастья и невзгоды обходят тебя стороной, не задев даже своим кончиком.
- И в знак нашей необъятной любви прими наш скромный подарок, - Димин папа произнес, когда Дима замолчал, дав ему сказать свои слова.
И тут Иван Евгеньевич вынес большую коробку в яркой разноцветной обертке. Мне вручил Иван Евгеньевич эту коробку, я приняла, но, почувствовав непосильную тяжесть, попросила эту коробку поставить на пол. Я поблагодарила их обоих, обняв одновременно двоих Зыковых, а после мы крепко расцеловали друг друга. Между нами образовалось такое единение, что казалось, будто мы были семьей. Я даже расплакалась, растроганная таким важным для меня единением.
На мои вопросы о подарке, Зыковы отвечали, что я все увижу сама у себя дома. Когда я поняла, что все равно ничего не добьюсь от них, я смирилась. Мы все втроем сели за стол, ели, пили, разговаривали, обсуждали много различных тем. Нам было хорошо вместе, весело и спокойно. Мне так было мирно, так легко и как-то неповторимо, что не хотелось, чтобы этот трогательный вечер заканчивался. Но, как не желала я этого, время взяло свое, и мне пришлось ехать домой. Мне вызвали такси, загрузили туда мой подарок. Я не могла оставить Диму, я долго с ним прощалась, мы не отпускали друг друга из объятий, стоя на улице, перед подъездом, целовались без отрыва. Словно мы больше никогда не увидимся. Но все-таки нашу идиллию прервал гудок такси. Я должна была идти.
- Дима, я должна идти, - с грустью произнесла я. – Спасибо за потрясающий вечер. Я очень в тебе нуждаюсь, люблю тебя очень-очень. До завтра!
В последний раз Дима поцеловал меня в губы, и я покинула его, сев в машину. Я ехала домой в потрясающем настроении. Такое настроение у меня было последний раз, когда с нами жила мама, и у нас была полная семья, и было все хорошо. С того времени прошло почти полтора года. Я полностью растворилась в своих размышлениях, а потому доехала довольно быстро. Дома меня ждал отец. Каково же было его удивление, когда я вошла с огромной коробкой в руке, еле двигаясь. Когда коробка, наконец, была вскрыта, мы с отцом обнаружили в ней ноутбук со всеми документами к нему, а также целое послание, написанное на трех листах Диминым почерком, я узнаю его из тысячи. Ноутбук явно был не дешевый, это видно по дизайну и другим характеристикам. Мне стало так неловко, этот ноутбук стоил огромных денег. Как-то я не привыкла к подобным подаркам, точнее к такой дороговизне. Я думала, что я не являлась для Зыкиных родным человеком, а значит, не заслуживала стольких затрат. Конечно, не малых. Эти мысли сверлили меня, топили и тянули ко дну. Я твердо решила, что обязательно должна сообщить о том, что сейчас надумала. Но прежде я должна была посоветоваться.
- Пап, - незамедлительно обратилась я к папе, тщательно знакомившемуся с содержимым коробки с моим подарком. – Я думаю, это очень дорогой подарок. Я не знала, что в коробке. Но теперь мне неловко, ведь он так много стоит. Что мне делать? Я места себе не нахожу. Пап, помоги.
Отец едва оторвался от просмотра, внимательно всмотрелся в мои глаза и сказал такие слова, после которых все мои сомнения и вся моя неуверенность разом улетучились.
- Светочка, дочь, ты заслужила этот подарок. Ты спасла им обоим жизнь. Ради тебя Дима борется со своим недугом. Ты не даешь пасть духом Диминому отцу. Ты – смысл жизни для них обоих. Поэтому даже не думай о стоимости этого подарка. То, что ты для них сделала, и делаешь, не имеет никакой цены. Пойми это, и всегда помни об этом. И перестань ломать голову.
- Спасибо тебе, - я облегченно вздохнула и улыбнулась, - я люблю тебя!
Папа обнял меня и поцеловал в щеку так мягко, так нежно, так близко, породному. Я сразу вспомнила о послании из коробки. Которое на трех листах.
«Милая моя Сова, ты стала для меня самым дорогим человеком, - читала я в послании, - без тебя моя жизнь была пустым существованием. Ты даешь мне сил жить, бороться со своим сложным внутренним миром. Мне было бы намного сложнее. Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне тебя. И теперь мне есть для чего жить, ради того, чтобы быть с тобой. Каждый миг, будучи с тобой вместе, я набираюсь сил и становлюсь сильнее. Спасибо за то, что ты есть на этом свете. Бесконечно тебя люблю!».
После этих слов следовало еще много добрых и теплых слов в мой адрес, но этот абзац задел меня больше всего. Я так растрогалась от прочитанного, что перестала контролировать свое выражение лица. А какая разница, что у меня нарисовалось на лице, ведь в моих руках находилось золотое, драгоценное послание с признаниями в любви и верности от человека, который занимал все в моей жизни. И плевать я хотела на сдержанность и воспитанность! Я была счастлива до предела, я сияла от радости и никак не могла сдерживать этот фонтан. Я дочитала Димино обращение до конца, а потом прочитала его еще раз и еще раз. Но все так и не могла насладиться теплом, что излучало каждое написанное там слово. В таком до предела поднятом настроении я и уснула, а на следующий день стала разбираться со своим подарком. Ноутбук удалось настроить очень быстро, работать мне тоже было довольно легко. Я работала и помнила Диму, его папу и вечер, когда я получила этот ноутбук в подарок. Мне было очень тепло от этих воспоминаний.
В школе время пролетело незаметно, день за днем этой недели. Все потому что рядом все время был Дима. Полностью все вечера я проводила у него, я не могла оторваться от него ни на секунду. Мне все в нем нравилось, я чувствовала что-то большее, чем просто симпатию к этому человеку. Я чувствовала ответственность за его жизнь. Я была в ответе за его моральное и физическое состояние. По крайней мере, я это испытывала очень остро. Я была кем-то вроде телохранителя, только я охраняла все сразу: Димино тело, его спокойствие, здоровье и все остальное, что касалось Димы.
- Дим, скажи, что было бы, если я не настояла на том, чтобы ты помог мне с алгеброй? – совершенно случайно, без какой-то задней мысли спросила я у Димы, когда мы на выходных гуляли под руку в городском парке отдыха.
- Наверное, нашлась какая-нибудь другая причина встретиться и провести вместе время, - с улыбкой ответил Дима.
- То есть я тебе сразу понравилась? – я решила вывести Диму на откровение.
- Конечно, но я боялся, что тебе я не нравлюсь совсем. Тем более ты мне показалась немного странноватой.
- То есть?
- Ты была какой-то сконцентрированной, в своем мире, грустной и не общительной. Я сразу подметил все это. Но именно эти качества в тебе меня невообразимо привлекли, и уже не отпускают в течение почти уже года. Но мне так стыдно за то, что я приношу тебе боль своими болезненными расстройствами…
- Дима, не начинай, - остановила Диму я на полуслове, - ты прекрасно знаешь, что я не люблю об этом разговаривать.
«Все потому что подобные разговоры автоматически возвращали меня к жутким событиям, когда Димино заболевание проявляло себя в самых своих ярких красках», - про себя подытожила я наш неудачный разговор, точнее неудачную тему разговора.
Это была последняя попытка обсудить тему психического заболевания Димы. Далее наступило такое время, когда мы с ним больше не могли нормально разговаривать на любые темы вообще.
Первый приступ случился в понедельник в школе. Меня в школе не было вообще в этот день. Папа постарался приготовить тыквенный пирог, от которого мне всю ночь было плохо. Я была не в силах двигаться, не говоря о том, чтобы пойти в школу. О Димином приступе мне сообщил его отец по телефону.
Я едва могла соображать, но новость о Димином срыве моментально привела меня в чувства.
- Что именно случилось? – спросила я, мгновенно наполнившись страхом.
- Дима увидел что-то и внезапно разозлился, ударил одного парня, а затем впал в депрессию, не произнеся ни слова. Он сел на пол в коридоре и больше не вставал, только с помощью санитаров, которых вызвал учитель математики. Я сам лично отвез Диму в больницу, к доктору Иванову. Поведение Димы ухудшалось с каждым часом, успокоительное вкалывалось так же, увеличиваясь в количестве. Димино поведение колебалось от злобно настроенного до гробового, молчаливого. Психоз проявляется в самых своих активных качествах. Иванов сказал, что это лишь начало, расстройства будут расти и учащаться, пугая всех вокруг. Я едва не двинул этому типу за такие слова, но вовремя опомнился и смирился, ведь он врач, и ему виднее.
- А где сейчас Дима?
- Дима сейчас находится в той же клинике, что был недавно, я снова его туда отвез.
- А как же доктор Иванов? Он вообще больше не будет лечить Диму? Я что-то совсем ничего не поняла.
- Он сам направил нас туда после своего осмотра. Он снова сообщил мне, что не в силах что-либо сделать, чтобы помочь. Специальных лекарств у него нет. Поэтому полную и правильную помощь смогут оказать только в клинике. Еще он сказал, чтобы мы больше к нему не обращались, а прямиком в клинику. И действительно, в клинике Диме помогли. Он перестал испытывать резкие скачки и перепады поведения. Его состояние нормализовалось. Он перестал испытывать опасность, которую испытывал, не понятно по какой причине до того, как я увез его в клинику. Когда я приехал в школу, Диму беспокоила тревога, в его глазах можно было найти дикий страх и злость одновременно. После посещения клиники это все ушло. Но Дима останется в клинике. Только теперь дольше прошлого раза. Ему назначили какое-то лечение, но поверхностное, пока не установлен точный диагноз его заболевания. За ним будут внимательно наблюдать врачи, чтобы выявить его отклонения в поведении и в психике, а затем уже на основании наблюдений поставят диагноз и начнут лечение. Мне очень жаль, но это необходимо.
- А его можно будет навещать? – неуверенно спросила я.
- Думаю, да, но позже.
- А что Дима совсем плох? – уже с ужасом спросила я.
- К сожалению, да. Его глаза были полны безумия, он не видел ничего вокруг. Диму словно подменили, он не был похож на прежнего спокойного, очень доброго и жизнерадостного, прежнего Диму Зыкина. Мне очень больно вспоминать тот вид и особенно взгляд. Теперь все увиденное врезалось в мою память, и навсегда там останется. Этот наполненный безумием и агонии взгляд. Это по-настоящему страшно.
- Иван Евгеньевич, а есть хоть какая-нибудь надежда на то, что Дима выздоровеет?
- Я не знаю, ничего не могу сказать по этому поводу. Время покажет.
После этих слов мы оба задумались на мгновение. В трубке повисло молчание, которое нарушилось мной.
- Иван Евгеньевич, давайте будем надеяться на лучшее. Давайте взглянем на эту ситуацию с оптимизмом, Дима ведь очень сильный человек, он сможет справиться. Мы поможем ему справиться. Ведь мы самые близкие и единственные люди, кому он нужен. Мы ни за что не оставим его в трудную минуту. Мы нужны ему, только с нами он сможет противостоять своему недугу. Так что нам с Вами нельзя расслабляться и раскисать. От нас зависит будущее Димы. Вы согласны со мной?
- Да, ты полностью права, Света. Кто кроме нас с тобой сможет ему помочь? Никто. И мы будем сильными, не смотря ни на что. И наш Дима обязательно выздоровеет!
На такой оптимистичной ноте мы закончили наш телефонный разговор.
Следующий разговор снова состоялся через день, но уже у Димы дома. Я пришла специально туда.
- Иван Евгеньевич, расскажите мне о Диме. Как он? Вы же были у него. Как он себя ведет? Его нельзя отпустить домой? – спросила я у Диминого отца, сидя на кухне в его квартире. - Я слушаю Вас внимательно.
- Я был сегодня и вчера у Димы, но лучше бы меня там не было.
- В чем дело? Что, все так печально?
- Вообще, да. Дима все время и вчера, и сегодня находился в одном и том же состоянии. Он смотрел в одну точку, и не отрывался от нее.
- И что, он не разговаривал с Вами?
- Я пытался с ним поговорить. Но в ответ на свои вопросы получал лишь обрывистые ответы. Он сам ничего не говорил, только отвечал на мои вопросы. Дима словно не умел разговаривать, я никогда не видел его таким. Как будто его подменили, он не похож на себя прежнего. Мы закончили нашу встречу вчера и сегодня как-то пусто. Без прощаний и без напутственных слов. Просто я ушел, а Дима не сказал «пока» или чего-то подобного. Вот так. Дима наш совсем плох.
- Я хочу к нему. Мне можно его навестить, например, завтра?
- Да, конечно ты сможешь это сделать со мной. Я поеду к нему сразу после работы часов в шесть. Я заеду за тобой.
- А что, мне нужно что-нибудь с собой взять?
- Нет, не нужно. Я сам возьму все необходимое. Ты только возьми с собой хорошее настроение и побольше сил.
- Хорошо. Я буду ждать Вас завтра в шесть вечера…
Мы с Иваном Евгеньевичем в клинике для лечения больных, страдающих психическими расстройствами, в палате у Димы.
- Привет, мой хороший! – не удержалась я и почти прокричала на всю палату. – Как ты тут?
- Нормально, - коротко ответил Дима. Его вид был очень странным. Дима сидел на своей кушетке и ничего не делал, практически даже не двигался. Был подобен запрограммированному роботу, только на одну программу по сидению на кушетке.
Я попыталась не обращать на это внимание, и продолжила свое обращение. А Иван Евгеньевич сказал, что желает оставить нас наедине друг с другом, пообещав при этом подождать меня в коридоре. Я поблагодарила его за это. После он ушел.
- Димочка, а у нас в классе новая девочка. Зовут Ирина Морозова. Очень толстая и такая не приятная! Тебе повезло, что ее не видел. Если бы ты ее увидел, наверное, отказался бы ходить в школу! – я пыталась шутить.
- Понятно, - единственное, что произнес Дима.
- Кстати, я получила сегодня первую двойку, блин. У нас помимо новой ученицы еще и новая училка по английскому. Она-то и поставила мне двойку. А знаешь за что?
- За что?
- За то, что я не смогла ответить ей на несколько вопросов по новой теме, прикинь? – я старалась сохранять спокойствие и оптимистичный настрой.
Дима ничего не ответил, он даже не смотрел на меня. Он просто продолжал смотреть без отрыва в одну и ту же точку.
Я посмотрела Диме прямо в глаза, но увидела там какую-то глубокую пустоту. Он словно не видел меня, как будто я была прозрачной. Это сбило меня с толку на мгновение, но я все-таки нашла в себе силы, чтобы не поддаться панике.
- Дим, расскажи, чем ты тут занимаешься без меня, - я старалась говорить спокойно и мягко. На что Дима не просто ничего мне не ответил, не поднял глаз на меня. Он просто продолжал внимательно рассматривать даль. Никак не отреагировав на мои слова. Тогда я подошла к нему и дотронулась до его волос, а затем нагнулась, чтобы поцеловать его сначала в щеку, а затем в губы. А после я повторила свои последние слова. Однако на Диму ничего из моих движений не произвело никакого впечатления. Он продолжил смотреть куда-то вперед, не отрываясь ни на секунду. Тогда я с расстройства упала на колени перед Димой и сквозь слезы проговорила раздавленным голосом слова, которые не смогла удержать внутри.
- Димочка, милый, да что же с тобой такое происходит? Неужели ты меня не слышишь? Ну, ответь же хоть что-нибудь! Как мне теперь жить? Как же мне без тебя дальше? Ответь мне, не молчи! Я не хочу жить без тебя, понимаешь? Неужели тебе безразлично это? Я прошу тебя, вернись ко мне, не оставляй меня одну. Мне тяжело, мне так плохо без тебя.
Дальше я уже не могла говорить, я рыдала горькими слезами. Казалось, я могла залить весь пол своими слезами, так много их было. Дима же не повел и бровью. Ему было абсолютно все равно на мои страдания. Я взяла Димину руку и прижала к своей щеке, а затем к губам. Слезы текли из глаз, намочили мои руки и руку Диму, которую я продолжала держать. Дима пододвинулся на кушетке и откинулся на спину.
- Уходи, ты не знаешь, с чем имеешь дело, - наконец произнес Дима. – Уходи и никогда больше не возвращайся сюда, потому что с каждым днем я буду чувствовать себя все хуже. Я не могу больше себя контролировать. Пойми, это правильно и живи дальше. Я все чаще теряю разум, я могу не видеть и не слышать того, кто ко мне обращается. Ты что-то говорила до этого, но я скажу честно, что ничего не слышал. Ты можешь мне не верить, но мой разум больше не принадлежит мне, и в любое время может отключаться. Так было, когда ты разговаривала со мной. Я понял это по твоему заплаканному лицу. Уходи от меня, беги от меня. Ты не можешь меня спасти, ты не можешь мне помочь. Мне очень жаль. Прощай.
Это был конец. Самый тяжелый удар, который сбил меня на повал. Все, я больше не могла сражаться, мои силы покинули меня навсегда. Я была обезврежена и обессилена в один миг. Димины слова оказались такими тяжелыми для всего моего организма, что я не смогла найти силы, чтобы встать с пола. Иван Евгеньевич помог мне встать, зайдя случайно в палату. Он хотел убедиться, что с нами здесь все в порядке. Оказалось, что не совсем все так.
- Света, что случилось? Ты плачешь? – испуганно спросил он. А я рыдала навзрыд, не в силах удержаться. Внутри меня все взрывалось и разламывалось, причиняя неимоверную боль. Ничто не могло унять эту страшную боль, и ничто не могло остановить огромнейший поток слез из моих глаз. – Вставай, пойдем. Я отвезу тебя домой.
Я не могла ничего говорить, я не могла двигаться без чьей-либо помощи. Я не могла ответить, даже кивнуть головой. Я чувствовала себя полностью разбитой, я думала, что не смогу идти. Иван Евгеньевич помог мне встать с пола и увести из палаты, а затем и из клиники. Он усадил меня на заднее сиденье своей машины и довез до моего дома. Дома он передал меня отцу, я оказалась в своей кровати и сразу отключилась.
Следующий день стал для меня невыносимым, ровно так же, как и все последующие. Я не жила, я существовала, была словно тень. Я никого не видела и не слышала. Уроки в школе длились для меня, словно в замедленной съемке. Казалось, они вообще никогда не закончатся. Я не могла вести себя нормально, я все время находилась где-то, мне самой не известно. Меня могли по несколько раз окликать, звать и требовать моего внимания, мне было все равно. Я не могла сосредоточиться ни на чем. Домашние задания мне давались очень трудно, моя память, казалось, переполнилась. В ней словно не осталось места, чтобы запомнить абзац текста или отложить новый учебный материал. Поэтому мои учебные успехи перестали появляться. Отметки все чаще стали отрицательными.
- Свет, что с тобой происходит? – спросила однажды Машка у меня. Она давно заметила, что со мной что-то неладно. И вот на одной из перемен она не выдержала, отвела меня в сторону и решила все выяснить.
- Ничего со мной не происходит. Со мной все нормально, - я фальшиво пыталась убедить Машку в своей правоте. Но Машка меня знала хорошо и естественно, не поверила.
- Сова, ты же знаешь, что врешь мне, я это тоже знаю, - не отставала Машка. – Я вижу, что что-то у тебя идет не так. Подруга, я очень хочу тебе помочь, мне больно смотреть на то, как ты погибаешь. Медленно и мучительно. Еще и отказалась от всего мира. Расскажи, что тревожит тебя, что отнимает у тебя нормальную жизнь.
- Маш, а не пойти ли тебе куда-нибудь, - грубо ответила я. – Я же сказала, что все хорошо со мной. Просто возникли небольшие проблемы. О которых тебе знать не стоит.
- Как грубо, Света, - обиделась Машка, но отставать от меня не думала. – Это означает, что в твоей жизни происходит действительно что-то очень серьезное. Ты зря закрываешься от окружающих. Пойми, в сложных ситуациях даже простое высказывание о накопившемся горе – это уже первый шаг к решению этой сложной проблемы. Ты, по крайней мере, почувствуешь некоторое облегчение на душе. Понимаешь? Конечно, ты имеешь полное право ничего не рассказывать и страдать дальше, разламываться на кусочки. Однако мне на тебя смотреть очень больно, очень тяжело. Ты умираешь на глазах, а я не могу этого допустить. Света, ты мне подруга, а подруги друг другу доверяют.
- Машка, отстань ты от меня, мне нечего тебе говорить, - как от мухи отмахнулась я от Машки. – Я просто не в настроении.
- Вот уже вторую неделю?
Теперь Машка действительно была схожа назойливой мухе, которую нужно, просто необходимо хлопнуть.
- Маш, пожалуйста, давай закончим этот разговор. Ладно? – я уже еле сдерживалась. – Маш, блин, не раздражай меня лучше. Пойдем лучше на урок.
Машка заметно обиделась, она надулась и больше со мной за весь день не разговаривала. А далее она избегала меня, старалась не сталкиваться близко. Но я знала, что она меня поймет и простит, но не сейчас. А сейчас свое дело делали эмоции. Я была очень груба с Машкой, а ведь она этого вовсе не заслуживала. Я вообще запуталась, я потерялась во всех своих переживаниях по поводу Димы.
Я была права, думая, что Машка меня поймет и простит. Действительно, я с ней помирилась ровно через два дня с последней ссоры. Но отношения между нами перестали быть такими теплыми, как раньше. Она перестала меня понимать, а я не старалась ей что-то объяснять. Мы перестали давать друг другу советы и перестали вообще проводить время вместе.
Все-таки в одном Машка была права, я действительно умирала. Дима вот уже вторую неделю находился в клинике, день ото дня ему становилось хуже. Я уже отчаялась, ведь он все чаще пугал меня своими страшными приступами.
Однако были и дни, когда Дима вел себя адекватно. Только таких дней стало все меньше. Я каждый день ходила к Диме, не желая верить в то, что Дима сдает. Все-таки надежда в моем сердце теплилась, хоть и все угасающая и все уменьшающая.
С Диминым папой мы стали еще ближе. Мы старались все время поддерживать и подбадривать друг друга. Мы как никто другой понимали друг друга. После чего нам становилось легче справляться со столь нелегкой проблемой, как заболевание Димы.
- Димка, - каждый раз, точнее каждый день обращалась я к Диме, - я так рада, что, наконец, могу видеть тебя перед собой.
Дима по-разному отвечал и реагировал на эти мои слова.
«Я тоже» - один из самых дорогих и самых редких теперь Диминых ответов. Потому что в основном от Димы я слышала в ответ одно лишь молчание. Убивающее и расстраивающее молчание.
- Как твои дела? – спросила я у Димы в один из дней, когда я его навещала. Вид Димы меня очень расстроил. Снова. Он лежал на своей кушетке и не отрывал взгляда от потолка. – Как ты себя чувствуешь?
Я ни на секунду не забывала слова Димы, чтобы я оставила его навсегда. Но меня нельзя было просто так обезвредить. Я оставила эти слова в прошлом и не собиралась сдаваться.
Я как пиявка прицепилась к Диме и не собиралась отставать. Уж слишком сильно я любила его и дорожила им, что оставить в беде одного я не могла. Я, конечно, понимала, что от меня толку никакого, я ничего не могла дать ему, но отворачиваться означало, что я отказывалась подать руку, когда он просил ее, чтобы выжить, выбраться из болота.
Только это болото очень глубоко затянуло моего несчастного Диму. И поделать с этим уже ничего нельзя было, хотя надежда все-таки на чудо у меня еще жила. И именно поэтому я не оставляла Диму и не прекращала его навещать. Меня вовсе не интересовали мои нарастающие проблемы с учебой. Я вообще о них не думала. Меня заботил только Дима. Один лишь он.
- Нормально, - ответил Дима очень тихо, не отрывая глаз с потолка.
Молчание снова повисло над палатой.
- Скажи, о чем ты сейчас думаешь?
- Я думаю, что вот этот зеленый цветок не смотрится на коричневом фоне.
- Что? Какой цветок? На каком фоне? О каком цветке ты говоришь? – посыпались вопросы из меня со страху.
- Вон вверху, ты разве не видишь? – как ни в чем не бывало, совершенно естественно ответил Дима вопросом на вопрос.
Я обсмотрела все вокруг, посмотрела вниз, вверх, по сторонам. В общем, оглядела всю палату на несколько раз, но никаких цветов не нашла. И вообще в палате не было никаких рисунков. Тогда я решила выяснить у Димы, где именно он увидел зеленый цветок на коричневом фоне. - Вверху, то есть на потолке?
- Да, именно. Видишь, он такой необычный, ярко зеленый, а вот коричневый фон, на котором располагается этот цветок, совсем никуда не вклинивается. Ты согласна?
- Дим, я что-то ничего не вижу, тем более никаких цветов. Покажи мне, где именно располагается твой цветок.
Меня охватил жуткий страх, все внутри сжалось, у меня перехватило дыхание. Я не хотела верить в сумасшествие Димы.
«Нет, Димочка, ты не сходишь с ума, нет, я не желаю в это верить», - я подбодрила саму себя.
- Ну вот, смотри, вот он, - указал Дима рукой на самый центр потолка. – Правда, он красивый?
Я даже не стала поднимать голову, чтобы посмотреть, потому что никаких цветов на потолке не было.
Но почему Дима видел этот рисунок? Значит ли это, что его психическое расстройство растет? Неужели все так печально, и у Димы стали возникать странные, левые видения?
Бедная моя голова! Она шла кругом, мне было очень плохо. Я чувствовала, как внутри происходят беспорядочные движения. Я быстро соображала, переваривала полученную информацию, искала выход из этой ситуации.
- Димочка, но я ничего не вижу. Опиши мне, пожалуйста, этот цветок, - решительно сказала я Диме.
Дима начал описывать свои видения, так подробно, так четко, так убедительно, эмоционально, активно сопровождая свои слова движениями рук и мимикой лица.
- Это очень хорошо, но я ничего все равно не вижу, - произнесла я и нервно двинула губами.
Это мое движение Диме показалось моей усмешкой над ним. Он мгновенно разъярился и разнервничался. Он обрушил весь свой гнев на меня, он обвинял меня в том, что я смеюсь над его вкусами и интересами. Еще он сообщил мне, что я вообще никогда его не понимала, и насильно навязывала только свою точку зрения. В общем, наша встреча с Димой закончилась на очень грубой, неприятной и печальной ноте. Ноте Диминого бешенства. Я теперь поняла точно, что Дима в беде, что он болен очень серьезно. С моих глаз резко сошла пелена, закрывающая мои глаза все это время. У Димы действительно проблемы с психикой, и ему нужна серьезная медицинская помощь. Ярким признаком этого стала сегодняшние видения, а затем и приступ ярости. Совершенно внезапный, беспричинный.
Что же будет дальше? Как сложится наша с Димой дальнейшая жизнь? Что будет с Диминым отцом? Как же мне было страшно. Я понимала, что дальше не будет все хорошо, как я сама убеждала себя и Ивана Евгеньевича. Больше уже никогда не будет все хорошо. Это я теперь четко понимала, ощущала внутри, в мозгу и мыслях.
Я шла тихонечко из клиники домой. Я решила пройтись пешком, подумать, осмыслить все последние события. Мне нужно было проветриться, чтобы не впасть в депрессию. Я шла долго и всю дорогу размышляла. Так много мыслей и различных дум посетило мою голову, что я не заметила, как оказалась дома. Мой папа был еще на работе, а больше никого дома и не было. На кухне лежала записка «котлеты с пюре в холодильнике, грей и пей чай, он в шкафу на верхней полке. Я буду завтра утром. Целую, люблю. Папа».
«Значит, я сегодня остаюсь одна со своим горем», - сделала вывод про себя я.
Я поела, убрала за собой и медленно проследовала в свою комнату. Там я попыталась сделать домашние задания по всем предметам. В результате у меня вышло сделать их только по двум из них. На остальные у меня не хватило ни терпения, ни желания, ни знаний. Я благополучно закрыла все и просто легла спать без зазрения совести.
На утро со мной провела беседу мой классный руководитель. Она отругала меня за огромнейшую неуспеваемость, прочитала лекцию об образовании, которое я должна получить. А для этого я обязана хорошо учиться, что сейчас у меня не наблюдается.
- Я все прекрасно понимаю, - говорила Елена Анатольевна, - у тебя сейчас очень сложный период в жизни. Развод родителей это всегда очень тяжело, но ты должна жить дальше. Ведь у тебя есть отец, он с тобой. Ты очень способная ученица, у тебя большой потенциал. Ты не можешь погубить свою жизнь. Я готова помочь тебе исправить некоторые долги.
- Каким же образом? – равнодушно, сквозь зубы спросила я. Мне вовсе не нравилось, когда мне лезли в душу без моего разрешения.
- Я могу поговорить с учителями, и они позанимаются с тобой, помогут подтянуть тебя, и дадут возможность исправить твои неуды.
- Ладно, - сухо ответила я.
А после этого разговора в течение двух недель я с головой окунулась в исправление своих ошибок в учебе. Я отдельно занималась с учителями, изучала новые темы, сдавала их, исправляла двойки. В общем, за две недели мне удалось вернуться в нормальное русло учебных будней. Моя картина успеваемости стала отчетливо успешней, если можно так сказать. Диму я навещала по мере возможности. Было это всего четыре раза за две недели. Дима за это время поразил меня еще больше. Он все чаще мне высказывал, что видит картинки вокруг себя. Я же их не могла увидеть, как и в тот раз с цветком на потолке. Димин папа сказал по этому поводу так:
- Лечащий врач Димы утверждает о том, что у Димы острое проявление психического расстройства, которому свойственны непонятные, нереальные видения, галлюцинации, слышание голосов, а на основе всего этого могут возникать психозы, нервные срывы, порывы агрессии или даже нападения. Больной может покалечить, оскорбить или даже убить. Именно так он будет защищаться, это может быть реакцией на все его видения. А так как Дима был в раннем возрасте свидетелем убийства собственной матери, он в последующее время активно и эмоционально с психической точки зрения стал реагировать на любые проявления агрессии извне. То, что он ругался, злился, проявлял враждебность здесь, в клинике – это реакция на показавшееся ему проявление агрессии. Человек, страдающий психическим заболеванием, чувствует, что все вокруг его ненавидят, издеваются над ним и не понимают его, притворяются, что не замечают то, что видит он. Именно поэтому для нас мелкие, не заметные вещи принимают огромнейшее значение для больных психическими расстройствами. Вы может и не заметили, что как-то не так посмотрели или улыбнулись, или сказали, или сделали жест теми или иными частями тела, а больной может усмотреть в этом оскорбление. Оттого и такая бурная реакция.
- А как с этим бороться?
- Благодаря лечению, долгому, серьезному и профессиональному, я думаю, - безнадежно ответил Димин папа. - А возможно и никак…
Пятница, уроки прошли, я у Димы в палате уже почти час. Мы молчим, Дима спокоен, смотрит то на меня, то на стену справа.
- Дима, сегодня пятница, я очень рада, что учебная неделя закончилась, а уже с понедельника начнутся каникулы. Такие долгожданные и такие желанные. Я буду навещать тебя каждый день в любое время. Ты рад этому? – спросила я и широко улыбнулась.
- Да, рад, - без эмоций ответил Дима, но посмотрел при этом на меня, что стало неким прогрессом. Ведь за все время, что Дима здесь, в клинике он разговаривал со мной, не поднимая глаз. Он просто разглядывал стены, потолок, вид за окном или что-то другое.
- Слушай, я рассказывала тебе о том, как всего за две недели расквиталась со всеми своими долгами по учебе?
Дима мотнул головой, что я не рассказывала.
- А хочешь, расскажу?
- Мне не интересно.
- Но почему же? – расстроенно спросила я.
- Потому что ты там одна, без меня, а поэтому твоя жизнь не принадлежит мне. Мне не важно, что там у тебя было, ведь я не могу этого увидеть, и не могу точно знать, что это правда, а не выдумки, лишь бы задобрить меня.
Мне показались очень обидными такие слова Димы. Меня задело то, что он пытался донести до меня свое недоверие ко мне. Я решила просто так это не оставлять.
- Дим, ты обижаешь меня, говоря такие слова. Неужели ты мне не доверяешь? Тебе нужны только реальные доказательства моих слов? Ты, значит, будешь считать правильным только то, что сам можешь увидеть или услышать? Так что ли? – в моем голосе слышались какие-то всхлипы от обиды. – Дим, мне не ясно, почему ты хочешь меня обидеть. Я не дала ни одного повода для этого. Пожалуйста, объясни мне свою позицию.
- Света, ты утомляешь меня своими предположениями. И вообще я не хочу дальше развивать эту тему. Прости, но я, кажется, уже говорил тебе о том, чтобы ты не появлялась здесь. Так что ты сама виновата в том, что сейчас чувствуешь внутри, - Дима говорил абсолютно спокойно, будто рассказывал увлекательную историю. – И если у тебя больше нет ничего, оставь меня, я очень устал и хочу спать. Пожалуйста, уходи, ты мешаешь мне.
- Дим, что с тобой? Почему ты так враждебно настроен? Почему ты грубишь мне? Чем я заслужила такое отношение? – растерянно спросила я сразу несколько вопросов.
- Света, ты там живешь своей жизнью, с кем-то шляешься, не известно вообще, сколько парней с тобой было и чем ты там с ними занимаешься, а ко мне приходишь вся такая мягкая и пушистая. Говоришь всякие красивые слова, чтобы одурачить меня, но я прекрасно знаю, чем ты там на самом деле занимаешься. Поэтому нечего ко мне сюда ходить, ты еще больше выставляешь меня посмешищем. Обо мне уже все здесь говорят, откровенно смеются, а я ничего сделать не могу, чтобы заткнуть им рты. Ты думаешь, что я стану дальше терпеть такое унижение? Так вот я скажу тебе следующее. Я не собираюсь больше выносить это всеобщее унижение, которое испытываю благодаря тебе.
- Дима, что ты такое говоришь? Кто тебе вообще такое наговорил? Как у тебя самого поворачивается язык о таком говорить? Ты разве не понимаешь, что очень сильно обижаешь меня? Ведь ты прекрасно знаешь, что на такие вещи, какие ты мне тут описал, я не способна, – мой голос дрожал.
Такого оскорбления я никогда не слышала. Мне было так больно от Диминых слов, хоть я и понимала, что сейчас со мной разговаривал вовсе не он. Это была реакция на психическое расстройство. Но все же из его уст слышать такие оскорбительные слова было не просто не легко, обидно до боли. И это после всего того, что между нами было. И это после того, что я сделала для Димы и его семьи. Я не заслуживала такого свинского отношения. Я встала резко и выбежала из палаты. Я решила больше ни на секунду не задерживаться в этом ужасном месте. Я не знаю, как добралась до дома, я просто этого не запомнила. Я полностью окунулась в свои эмоции и переживания, и совсем не следила за всем вокруг меня происходящим.
Дома опять никого не оказалось, отец неделю назад устроился на еще одну работу, поэтому пропадал целыми днями и ночами, сменяя одну работу на другую. Я перестала его видеть дома. Лишь два дня в неделю он все же появлялся. Но сегодня – не тот день. Тогда я решила увидеться с Диминым папой, я позвонила ему. В трубке слышны были лишь гудки. Это означало, что и он тоже на работе.
«Меня бросил весь мир, - полезли в мою голову мысли, - меня оставили все. Всем дружно стало наплевать на мое существование и все мои переживания. Очень печально. Что же мне теперь делать?».
Первым делом я положила трубку, в которой все так же предательски слышались гудки отсутствия последней спасительной для меня души. И только я положила трубку, как раздался звонок. Я ответила, в трубке послышался молодой мужской голос.
- Здравствуйте, мне можно услышать Светлану? – вежливо произнес этот голос.
- Здравствуйте, можно, это я, - подавленным голосом ответила я. Мне было равнодушно, кто это такой. Мне вообще хотелось положить трубку, не разговаривать. У меня вовсе не было желания что-либо делать. Но было уже поздно, я ответила на звонок.
- Это Миша, мы как-то с тобой познакомились на осеннем балу в прошлом году. Я тебя тогда еще пригласил на танец. Помнишь меня?
Только не это! Мне еще этого не хватало, блин! Конечно, я помнила этого типа, от которого меня спас мой Дима. Как же давно это было, сколько всего произошло с того момента!
- Да, помню, Миша, - сквозь зубы ответила я. – Что-то случилось?
- Я очень рад, что ты помнишь меня. Ты сейчас занята?
Не знаю, почему, но я ответила, что не занята.
- Мы сможем увидеться прямо сейчас?
Этот Миша явно был настроен положительно, а после моих положительных ответов на его вопросы, вовсе расцвел.
Мы договорились встретиться у моего подъезда через полчаса.
Я никак не могла понять, почему я согласилась на все это. Мое душевное состояние не имело никаких сил. У меня не было их, чтобы даже дышать. Дима сегодня своими словами полностью лишил меня всяких жизненных сил. Поэтому мне сейчас было так тяжело передвигаться, совершать какие-то действия, тем более о чем-то разговаривать. Очень странно, но я зачем-то согласилась встретиться с Мишей. Возможно, я просто нуждалась в живом человеке?
В общем, полчаса прошло, и я увидела этого самого Мишу.
- Привет, - радостно произнес он, увидев меня.
- Ага, - холодно ответила я на выдох. – Ты что-то хотел?
- Вообще-то я не ожидал такой встречи.
- Блин, а чего ты ожидал, что я брошусь тебе на шею? Зачем ты меня хотел увидеть? Говори, давай быстрей, а то я очень устала и невыносимо хочу спать.
- Давай хоть присядем или пойдем куда-нибудь. А то здесь совсем не подходящее место для разговора, - произнес Миша и стал осматриваться, ища подходящую лавочку или что-то вроде того.
- У меня сейчас нет, - начала я говорить, но вовремя остановила себя. Я решила сообщить, что у меня сейчас нет никого дома. Идиотская идея! Я продолжила свою фразу. – Никаких сил чтобы идти куда-то далеко, поэтому давай, присядем на эту лавочку сзади меня. Или за моим домом есть кафе, мы можем пойти туда, если хочешь. Но только не надолго.
- Кафе, думаю, больше подойдет, - почти ликуя, ответил Миша и устремился по направлению в кафе. Я проследовала за ним. Мне ничего больше не оставалось…
- Света, я хочу сказать, что очень рад тебя видеть, - волнуясь, начал Миша, когда мы сели за столик в кафе и сделали свой заказ. – С момента, когда мы с тобой познакомились год назад, я никак не могу тебя забыть. Я все перепробовал, но ты не выходишь у меня из головы. Я слышал, что у тебя есть молодой человек, и вы очень счастливы вместе. Но даже этот факт не мог помешать мне сходить от тебя с ума. Мне так неловко об этом говорить, но я очень хочу стать твоим другом. Это возможно?
- Миш, я очень удивлена таким заявлением, но сейчас в моей жизни очень сложный период, поэтому я не способна сейчас о чем-то думать, делать какие-то выводы и так далее и тому подобное. Извини, если я тебя обижу этим, но просто я не в силах что-то сейчас объяснять. Если я тебе действительно нравлюсь, то прими просто слова правильно. Я не буду тебе объяснять, что именно происходит со мной, нет ни желания, ни сил, как я уже говорила. Сегодняшний день так выбил меня из колеи, что мне очень хочется исчезнуть навсегда, и не появляться больше нигде и никогда. Может, тебя напугают мои слова, но иначе говорить я не могу, это будет не правдой. Спасибо за такие теплые слова. Ты хочешь быть моим другом? Тогда отведи сейчас меня домой, у меня очень сильно разболелась голова.
Миша все понял, как мне показалось, правильно. Он беспрекословно повиновался моим словам. Он помог мне встать из-за стола, одеться и выйти из кафе, а также проводил до самой двери моей квартиры.
- Я увижу тебя завтра? – с надеждой в голосе спросил Миша напоследок.
- Думаю, нет.
- А можно я хотя бы позвоню тогда? – словно за соломинку цеплялся Миша.
- Ладно, записывай номер, - сжалилась я над Мишей, опять же не знаю, почему. Я назвала свой номер, попрощалась и зашла в квартиру. В свою пустую и от того холодную квартиру. На часах было уже 23:05. Я решила принять на ночь расслабляющую ванну, после чего крепко уснула. Ночью я просыпалась несколько раз от страшных видений. Мне снилось, что мой Дима пробрался ко мне в комнату и пытался меня задушить. Каждый раз, когда я просыпалась, перед моими глазами вставала ужасная картина, как Дима с полными безумия глазами смотрел на меня, не отрываясь, и руками сжимал мою шею. Я задыхалась, пыталась освободиться, но у меня ничего не выходило. У меня мутнело в глазах, я теряла сознание, но вновь возвращалась и снова пыталась противостоять удушению. А когда воздуха совсем не оставалось, и я чувствовала, что жизнь меня потихоньку покидает, я просыпалась.
- С добрым утром, милая, - поприветствовал меня папа, придя с работы утром. – Уже двенадцать утра. У тебя какие планы на сегодня? Не желаешь ли пройтись по магазинам?
- Пап, предложение, конечно, очень заманчивое, но я что-то не в духе. Мне вообще никуда не хочется идти. Давай мы лучше с тобой устроим домашний праздник. Приготовим что-нибудь вкусненькое, посмотрим фотографии. Как ты на это смотришь?
- Хорошо, как тебе будет угодно. Тогда тебе нужно побыстрее встать и привести себя в порядок.
Я послушалась, встала, сходила умыться и отправилась на кухню. Там мы вместе с отцом стали готовить наши любимые манты и острый салат. Мы накрыли на стол и в быстром темпе приступили к еде. Сначала наш разговор касался всяких воспоминаний, затем я поинтересовалась делами на работе, он моими в школе. А далее папа сам спросил про Диму. Этого разговора мы с ним избежать не смогли бы никак. Поэтому я не удивилась его расспросам.
- Папа, все настолько плохо, что я боюсь что-либо думать. Дима с каждым разом стал меня пугать все больше. Ему стали приходить различные видения, которые никто, кроме него больше не видит. Димин отец разговаривал с лечащим врачом Димы. Тот объяснил, что такое Димино поведение является защитной реакцией на то, что в раннем возрасте он оказался свидетелем убийства своей матери. В общем, Дима уже точно болен очень серьезно, его заболевание – острое психическое расстройство.
Дальше я пересказала все, что знала по этому поводу.
- И что, это не вылечивается? – после того, как я закончила свою историю, спросил отец.
- Возможно, а возможно и нет, - грустно подытожила я.
- Мне очень жаль, дочь. Мне обидно за тебя и больно, - папа взял мои руки, посмотрел на меня добрым нежным взглядом, - ты не заслуживаешь таких мучений. Может, тебе стоит проветриться? Не хочешь съездить к маме?
После он опустил глаза, замолчал на мгновение, а потом продолжил осторожно.
- Слушай, тебе может, стоит оставить Диму? – последние два слова папа произнес очень аккуратно, я заметила это.
- Пап, я не смогу это сделать, я очень сильно нуждаюсь в нем. Мне без него не жить, понимаешь?
Где-то очень глубоко я ощущала, что папины слова имеют смысл для меня. Но тут же подобные мысли перекрылись огромной привязанностью и необходимостью в Диме. Я не могла даже представить себе, что моего замечательного Димочки нет со мной рядом. Что я не думаю больше о нем, не планирую свои дела, опираясь на его планы, не собираюсь его увидеть, к нему сходить. Что не гадаю: хорошее или плохое у него состояние перед тем, как к нему пойти. И многое-многое другое, без чего я уже не смогу жить.
Вряд ли я решилась бы в раз все это потерять. Тем более, я ни при каких обстоятельствах не пожелала бы этого. И все потому что я очень сильно любила Диму и все, что было с ним связано.
Меня вовсе не задели папины слова о том, что стоило бы мне завершить муки, доставляемые мной самой из-за Димы. Это были вполне справедливые и правильные слова. Но я не имела права бросать Диму одного, у него и так никого не осталось. Лишь я да его отец. Поэтому если бы я бросила его, то это считалось бы все равно, что предательство. Оказалось бы тогда, что я встречалась с Димой только для поверхностных потребностей, потребностей физического выражения, а как только у него возникли проблемы, я, поджав хвост, сбежала бы и скрылась. Это вовсе не правильно. Я вовсе не такая подлая, а потому я до сих пор с Димой.
Так я считала, и постаралась объяснить это папе. Но папа, кажется, не совсем правильно меня понял, потому что задал вопрос, сбивший меня с толку.
- Но ведь Дима теперь не тот, что был, ты ведь это понимаешь?
- Я думаю, он изменился, но я осталась той же, - все, что я смогла ответить.
Папа был прав, Дима действительно далеко уже не тот, в которого я влюбилась и с которым я когда-то была счастлива до умопомрачения. Теперь Дима представлял собой отражение всех его самых темных сторон. Это не могло привлекать и тем более не могло вызывать безоговорочную привязанность. Однако мои чувства к Диме, видимо, имели такую мощную силу, что все отрицали. Не воспринимали Димины худшие проявления.
- А ты не будешь потом жалеть потерянное время и силы с нервами? – предательски правильно снова спросил папа.
- Я уже ничего не знаю. Но жалеть, думаю, скорее всего, не стану. Ведь то, как я отношусь к Диме и что я для него делаю, меня делает очень сильной и мудрой. Я считаю, что Дима дает мне возможность смотреть на многие вещи другими глазами, глазами открытыми, без розовых очков и всевозможных выдумок. Как же об этом можно в принципе жалеть? Но с другой же стороны слишком рано я приобрела такие знания. Опять же то, что вы с мамой развелись само собой должно предполагать быстрое взросление, поэтому внезапное заболевание Димы лишь стало дополнением к моему серьезному внутреннему изменению во взглядах на жизнь.
- Дочь, ты у меня такая уже взрослая, - с печалью в голосе и лице произнес папа, - и так много тебе пришлось пережить. Прости, что мы с твоей мамой не смогли удержать семью. Я во всем виноват, я все время пропадал на работе, не обращая внимания на то, что наши отношения трещат по швам. Но как я мог? Я старался обеспечить вас с мамой всем, чтобы вы ни в чем не нуждались. Очень жаль, что все вышло не так, как я хотел. Тебе пришлось много неприятного испытать, мне очень жаль. Прости, дочь.
- Папа, перестань, я всегда ценила твои старания, я благодарна тебе за то, что я действительно никогда ни в чем не нуждалась. И ты вовсе ни в чем не виноват, просто судьба так распорядилась. Знаешь, мама тоже очень сильно жалеет о том, что ваша с ней семейная жизнь закончилась. Но вы остались друзьями, между вами остались теплые отношения, а это здорово. Поэтому не вини себя ни в чем, а просто живи дальше со мной. Ты теперь для меня самый близкий и самый дорогой человек. И я очень тобой дорожу, ты мне нужен. А если ты еще когда-нибудь скажешь что-нибудь подобное, я навсегда на тебя обижусь, и не буду разговаривать. Ясно тебе? Да, кстати, возможно, ты снова познакомишься с какой-нибудь привлекательной женщиной, и женишься на ней? Может, мне стоит заняться этим вопросом, а? Что скажешь?
Я решила последними вопросами разрядить печальную обстановку и разбавить грустные мысли и разговоры. Папе, как оказалось, это стало просто необходимо. Он рассмеялся, а после мы ушли от разговора о Диме, о маме и разводе моих родителей. Мы просто долго шутили и смеялись. Вечер прошел для нас обоих просто прекрасно. Нам двоим не просто этого не хватало, нам было это жизненно необходимо. Мне этот разговор дал жизненных сил, чтобы дальше бороться с внутренней темнотой Димы…
- Дим, ты очень изменился за последнее время, - произнесла я осторожно, обращаясь к Диме. Он смотрел на меня глазами полными печали. Какой-то глубокой печали. В его глазах я сегодня не могла больше наблюдать безумие или что-то болезненно пугающее. Он был прежним. Впервые за последний месяц. Мне так этого не хватало!
- Я знаю, Света, я стал чувствовать резкое ухудшение моего состояния, - с горечью в голосе произнес Дима, - я все больше стал бояться сам себя. Это ужасно.
- Димочка, милый мой, мне так больно это слышать, - я перешла в какой уже раз на плачь. – Но я здесь, я по-прежнему люблю тебя. Скажи, чем мне помочь?
- Боюсь, ты ничем не можешь мне помочь, - выдохнул Дима все так же печально. – Я разрушаюсь.
- Димочка, не говори так.
- А как по-другому я должен говорить? Я болен, понимаешь? Болен, - ответил Дима на мои слова.
Мне нечего было ответить, я понимала, что Дима действительно разрушается.
В доказательство этому у Димы с каждым последующим днем проявлялось его психическое расстройство во все более ярких и пугающих красках. Он мог внезапно разозлиться и накричать, мог забиться в угол или под кровать с испуганным выражением лица и с ужасом в глазах. При этом он мог твердить невнятные слова. Он мог так же внезапно заплакать или устроить истерику. А однажды он вообще в ярости стал крушить все в палате. Диму все чаще стали посещать странные видения, о которых он твердил каждую секунду, навязывал мне и санитарам доказательства их существования. А когда узнавал, что никто кроме него не видит эти его картины, очертания и так далее, резко становился бешеным и злым, кричал на всех и даже бросался. Тогда вызывались санитары, утихомиривали его, связывая и вкалывая успокоительное.
Для меня узнавать все это стало все более тяжкой трагедией.
Приходить к Диме для меня стало теперь все проблематичнее. С каждым новым посещением я обнаруживала, что Дима закрыт для успокоения или он спит после введения успокоительных лекарств, или Дима находится в плохом состоянии и не может адекватно себя вести. Я разворачивалась и уходила с тяжелым сердцем. А на следующий день все равно приходила. Дима перестал походить на обычного нормального человека. Он стал каким-то ненастоящим, словно гигантская кукла или даже форма человека. Его глаза все больше выглядели безумно, они были какими-то пустыми. А эмоции полностью покинули выражение лица. Я порой боялась взглянуть Диме в глаза. Я боялась увидеть в них отсутствие жизни, я даже подумывала о том, понимает ли Дима, что перед ним я. Потому что он как-то растерянно смотрел на меня, когда я приходила в палату.
С последнего нашего с ним разговора, когда он мог вести себя адекватно, и мог понимать меня, прошло почти две недели. Димино безумие полностью захватывало его, поражая все больше участков. Но я никак не могла согласиться с Диминым заболеванием, точнее с тем, что оно не поддается никакому лечению. Для этого я пришла однажды к его лечащему врачу.
- Добрый день, простите, что я Вас отвлекаю, - вежливо обратилась я к сидящему за столом мужчине в белом халате. – Меня зовут Светлана Маренская, я каждый день навещаю Вашего пациента Дмитрия Зыкина.
- Вы его родственница? – деловито спросил этот мужчина и поднял на меня глаза.
- Нет, но почти, - меня застал врасплох его вопрос.
- Что значит, «почти»? – не понял доктор.
- Это значит, что у него кроме меня и отца больше никого нет. Вообще. Кроме нас двоих его никто не навещает и не будет этого делать. К тому же я очень люблю Диму, меня очень волнует состояние его здоровья.
- Да, я Вас помню, Вы действительно каждый день приходите к нему. Что Вы хотели?
- Доктор, я могу с Вами поговорить о Димином заболевании? Ведь то, что с Димой – это заболевание? – у меня появилось больше уверенности.
- Да, Вы правы, у Димы действительно психическое заболевание и довольно серьезное, - согласился со мной доктор. – Вы присаживайтесь.
Я села на стул, что стоял возле стола доктора. И стала внимательно разглядывать этого мужчину в белом халате.
- Скажите честно, Димино заболевание можно вылечить?
- Это очень сложный случай, я встречался с подобным всего трижды за всю свою практику, а работаю я с психическими расстройствами и отклонениями вот уже двенадцать с лишним лет. Эти три случая не поддались лечению, и люди окончательно стали одержимыми своим заболеванием.
- То есть? Что значит «одержимыми»? – не поняла я.
- То есть полностью сумасшедшими, по-простому, - пояснил доктор. – Но это было несколько лет назад, тогда не было еще необходимых лекарств, оборудования и специалистов. Сейчас с этим намного проще, наша клиника оснащена всем необходимым. Поэтому с Димой все будет иначе, он должен будет пройти очень долгое и очень серьезное лечение, после которого, я думаю, он сможет вернуться к нормальной жизни.
- Я очень рада это слышать, доктор, - заметно оживилась я. – А Вы можете мне объяснить, почему у Димы все это началось? Что стало причиной его расстройства? Ведь он проходил уже лечение и вылечился. С того момента прошло много лет, он чувствовал себя нормально, я имею в виду его психическое состояние. Да и стрессов у него не возникало.
- Здесь все очень сложно, - тяжело начал доктор. – У Димы был довольно не простой период в детстве.
- Я знаю, Дима стал свидетелем сцены убийства своей мамы, - я произнесла это вместо доктора, не дав ему самому договорить. – Ему было тогда восемь. Мне рассказал об этом Димин папа. А еще он сказал, что прекратил ежемесячные осмотры Димы, а также, переехав сюда, не поставил Диму на учет. Только мне одно не ясно. Почему Дима после вылечивания, снова нуждается в лечении?
- Светлана, понимаете, Дима не до конца прошел курс лечения, он должен был находиться под жестким контролем и наблюдением у специалистов психических расстройств. Многие симптомы психического расстройства обычные люди заметить не могут, отклонения порой не видны. В процессе ежемесячного наблюдения и сдачи необходимых анализов доктора могут выявить эти самые отклонения. Но так как все наблюдения были прекращены, отклонения стали развиваться, накапливаться и привели в результате к серьезным проблемам, с которыми мы сейчас имеем дело.
- Значит, все очень серьезно? – с ужасом спросила я.
- Мне очень жаль, но все серьезнее, чем Вы думаете. Дима испытал огромный стресс, который разрушил большую часть нервной системы. Я предположу, что в жизни Димы недавно случилось что-то, после чего разрушение нервной системы продолжилось, и теперь разрушается остальная часть его нервной системы и мозга. Дима сходит с ума, если говорить не медицинским языком. И сходит с ума он стремительно и безвозвратно.
- Доктор, а что за заболевание у Димы?
- Если опять же говорить не медицинским языком, то у него острое психическое расстройство с вытекающей паранойей. То есть Дима видит окружающий мир в искаженном виде. Ему все время приходят какие-то странные видения, от которых он дуреет, он пытается избавиться от них, но так как нервная система нарушена, переживания, страхи и желание избавиться от видений перерастают в болезненные не адекватные реакции. В такие, например, как болезненно не нормальные перепады настроения, проявления агрессии, злобные выходки, зацикливания на чем-то, приступы страха, безумие, различные бормотания, нахождения в бреду и многое другое.
- Доктор, неужели все потеряно? Дима безнадежен? – я надеялась на то, что мои выводы не правильные. Тем не менее, я должна была знать правду, поэтому задавала все эти вопросы.
- Я же говорю, у нас в клинике есть все необходимое, чтобы помочь Вашему другу.
- Доктор, Вы сказали, что у Димы что-то случилось, после чего разрушение продолжилось. Что Вы имели в виду?
- Дима испытал какой-то стресс, который напомнил ему о сцене с убийством его матери, либо он испытал подобные чувства и эмоции. Что-то в его жизни вернуло его к тем страшным событиям. Димина психика не справилась с переживаниями, и заболевание вновь показало себя. Димин папа не смог определить, что могло вызвать возврат расстройства. Возможно, Вам удастся это сделать, ведь с Вами Дима проводил больше времени и делился большей информацией. Скажите, Светлана, какие между вами были отношения? Вы часто ссорились? Возможно, Вы расстались?
- Доктор, мы с Димой были очень счастливы, мы безумно любили друг друга до того, как Дима попал сюда, - я сказала это с глубокой грустью. Затем я рассказала доктору о болезненном увлечении Димы чтением чужих мыслей. Доктор внимательно меня выслушал, а после глубоко задумался. Он долго молчал и даже не шевелился. Я хотела его окликнуть, но он словно понял это.
- Как долго все это длилось? – спросил доктор заинтересованно.
- Дима рассказал мне, что сразу после того, как он прошел лечение, когда он снова стал говорить после почти годового молчания. А что?
- И что, у него получалось?
- Да, он научил меня слышать его мысли, но после этого у него начались проблемы с поведением. Дима стал каким-то странным, он маниакально увлекся изучением всех вопросов с чтением мыслей других людей. При этом Дима стал раздражительным, даже порой очень злым, нервным и время от времени стал страдать жуткими головными болями. Постепенно я утеряла способность слышать Димины мысли.
- Продолжайте, расскажите подробнее, как Вы утеряли эту способность.
Я рассказала о том, как после Диминого эксперимента с двумя парнями в парке я чуть не потеряла сознание. И что именно после этого я перестала слышать Димин внутренний голос.
- Это очень интересно, - произнес доктор после того, как я закончила свою историю. – Мне нужно сделать кое-какие исследования после того, что Вы мне рассказали. А сейчас извините, мне нужно идти к пациентам.
Я попрощалась с доктором и вышла из его кабинета.
Я долго не могла понять, зачем я пришла к этому доктору. Результата я точно другого ждала от встречи с ним. Более положительного.
«Теперь все точно потеряно, - все время думала я, - для Димы будущее теперь представляется проведенным в этой клинике среди психически больных людей, таких же, как и он. А меня ждет ежедневная головная и душевная боль от понимания этого. Как же все не справедливо, как же страшно».
Интересно, почему этот доктор так подробно спрашивал про Димину способность читать чужие мысли, а особенно то, как я утеряла способность слышать Димины?
Через две недели мы вновь встретились у этого доктора в кабинете по той же теме.
- Светлана, боюсь, что у меня довольно печальные новости, - с тяжелым лицом произнес доктор. Я, как и в прошлый раз сидела на стуле рядом со столом доктора.
- Что случилось?
- После нашего с Вами разговора об умении Димы читать мысли других людей я поинтересовался об этом у Ивана Евгеньевича. Он подтвердил этот факт. Дима действительно научился читать мысли других людей. Эта способность развилась, так сказать «открылась» ему после испытания сильнейшего стресса, вызванного по известной нам с Вами причине. Такие способности открываются при подобных обстоятельствах. Но по причине психического отклонения, данная способность переросла в недуг. Она повлияла пагубно на нервную систему Димы. Плюс то, что не было долечено до конца, стало проявляться без своевременного замечания, перерастая в расстройства. Все это, соединившись, подобно действию бомбы замедленного действия, постепенно разрушили нервную систему Димы, приведя его в конечном итоге в наше учреждение.
- Как Вы это поняли?
- После слов Диминого папы, после Ваших слов, а также после ряда анализов я смог сделать данный вывод. И недолго мне пришлось ждать, чтобы мой диагноз и все выводы подтвердились. Мне очень жаль, но Дима, думаю, у нас довольно надолго. Но мы сделаем все, что только в наших силах, уверяю Вас.
- Да, доктор, я очень на это надеюсь, - с надеждой в голосе и в душе произнесла я. – Скажите, а симптомы Диминого заболевания уже все проявились, или что-то еще стоит ждать?
- Я думаю, что самые тяжелые и самые не простые симптомы еще впереди, - обнадеживающе произнес доктор.
К моему сожалению, доктор был абсолютно прав. Словно в воду глядел. Именно с этого дня начались проявления этих самых тяжелых и далеко не простых симптомов Диминого заболевания…
Дима встретил меня настороженно, я пришла его навестить после разговора с доктором. Димины глаза отражали какую-то скрытую хитрость, словно их обладатель что-то задумал. Я поздоровалась с Димой и как обычно поцеловала его в щеку. Он спокойно принял мой поцелуй, но после посмотрел на меня так, словно я инопланетянин.
- Дима, что с тобой? Чего ты так испугался? Выглядишь таким перепуганным. Что случилось? – испуганно спрашивала я.
- Меня напугало твое лицо, - так же испуганно ответил Дима.
- А что с моим лицом? – я стала очень быстро и очень нервно искать зеркальце в своей огромной сумке. А когда, наконец, нашла, мгновенно посмотрелась в него, но после долгих разглядываний, ничего не нашла. – Я ничего не вижу.
- Ты разве не видишь? У тебя на щеке огромное зеленое пятно. Оно очень большое и очень зеленое. Ты, правда, не видишь? – глаза Димы были полны безумия в момент произнесения последних слов.
- Дим, - я не отрывалась от зеркальца, в отражении моего лица никаких пятен не было. Это было точнее точного. – Но я ничего не вижу. Мое лицо полностью чистое, и никаких пятен на нем нет.
- Да как так? Вот же это большущее зеленое пятно. Блин, не ври, что не видишь его. Ты специально только злишь меня, говоря, что ни хрена на твоем лице нет, - с каждым предложением Дима становился все злее и разъяреннее. Его лицо наполнялось напряжением, оно то белело, то краснело, то синело. В общем, все дошло до того, что мне пришлось позвать на помощь санитаров, чтобы успокоить Димин гнев, который достиг огромных размеров и перешел уже на угрозы и едва ли не на рукоприкладство. Но я успела уклониться от наваливающегося на меня напора его негативных эмоций, выйдя из палаты и выкрикнув в коридоре о помощи. Что было после с Димой, я не знаю, меня больше не пустили обратно в Димину палату. Мне ничего не оставалось, как пойти домой после тщетных попыток попасть к Диме, а также после того, как меня вежливо попросили отправиться прочь из клиники, объяснив это тем, что Диме нужен покой.
Было неимоверно обидно, но не за то, что меня отодвинули и отправили прочь, не пустив обратно. Мне было обидно за то, что Дима больше не понимал, что перед ним находилась я, когда-то самый близкий и самый желанный для него человек. Мне было очень больно, я чувствовала тупую боль в груди так отчетливо, так полно, что невыносимо было дышать и вообще двигаться всем телом. Потому что любое движение отдавалось болью в груди. Я очень быстро добралась до дома. Теперь для меня стало правилом незаметно для себя добираться до дома. Именно таким образом я стала добираться до дома, покинув Диму. Я не замечала ничего вокруг, я вся погружалась в свои размышления, глубокие и тяжелые...
Первым делом я позвонила Диме домой, мне очень сильно и как можно быстрее хотелось поговорить с Иваном Евгеньевичем. Я набрала заветный номер. Слава богу, Димин папа ответил мне!
- Здравствуй, Света, - поздоровался он со мной очень грустным голосом. Я никогда прежде не слышала Диминого папу таким грустным, таким расстроенным. – Очень рад тебя слышать. Как ты?
- Я нормально, - начала я, но тут же остановила сама себя и продолжила уже честно и открыто, - а вообще, мне очень плохо. Я только что от Димы. Он еще больше меня расстроил сегодня. Я чувствую себя такой растоптанной, такой разбитой, что не хочется дальше жить. У Вас что-то случилось? У Вас очень грустный голос.
- Вообще-то да, случилось, - тяжело выдохнув, ответил Димин папа. – Я тоже очень расстроен от последних новостей от Димы.
- Иван Евгеньевич, я немедленно к Вам еду.
Я сорвалась со своего места и рванула на остановку, чтобы, не задерживаясь, примчаться к Диминому папе, поделиться своим горем и выслушать его переживания и новости, не обещающие чего-то хорошего. Мне повезло, я сразу смогла попасть в автобус, не теряя ни секунды. В мгновение ока я оказалась у Зыкиных дома.
- Что случилось? Рассказывайте, - сходу спросила я и влетела в открытую дверь квартиры Диминого папы, открытую передо мной.
- Пойдем на кухню, разговор будет не простой и довольно долгий, - чернее тучи произнес Иван Евгеньевич. Я ни на шутку испугалась, проследовала молча за ним на кухню. Там он достал бутылку водки с закуской и разлил, не спрашивая по двум рюмкам. Мы выпили, и он начал с еще более печальным выражением лица.
- Случилось самое ужасное, чего я боялся больше всего. Диме вчера был поставлен диагноз, точный и бесповоротный. У моего Димы…
Тут Иван Евгеньевич словно подавился чем-то. Он закашлялся, а потом замолчал. Его лицо побелело, я быстро среагировала, налив стакан воды и подав его Диминому папе. Он выпил, и ему стало легче. Он долго кашлял, но после пришел в себя. Я напомнила, о чем он говорил и на чем остановился. Тогда он продолжил, поблагодарив.
- Димино заболевание имеет явно выраженный характер. Наконец, врачам удалось определить однозначно это. Лечение, назначенное ранее, только усугубило положение, потому что не было еще известно, чем болен Дима. Но теперь после поставленного диагноза лечение начнется немедленно. Было определено, что у Димы параноидальное расстройство мозга, на медицинском языке оно имеет более сложную формулировку. Очень сложный случай, редко встречающийся в медицинской практике лечения подобных заболеваний. Данное заболевание сейчас проявляет себя очень ярко, его симптомы все на лицо. Это означает, что работникам клиники сейчас известно, чего ждать от Димы. Но для нас с тобой страшно каждое Димино движение, его любой странный поступок на фоне своего расстройства. Страшно за то, что с моим сыном творится такое. Страшно потому что я ничего не могу сделать, чтобы он вылечился. С каждым днем мой Дима все больше сходит с ума. Это звучит ужасно, но это правда. За что мне все это? Чем я заслужил такое горе?
Иван Евгеньевич закрыл лицо руками, я знала, что он плачет. Я поняла это по его всхлипам и содроганию рук. Я положила руку на плечо, и словно зарядилась от этого прикосновения его печалью. Мы вместе рыдали сильно и довольно долго. Зато нам обоим полегчало от этого. Димин папа убрал руки с глаз, вытер слезы и, не отрываясь, смотрел на меня глазами, полными печали и благодарности за поддержку одновременно.
- Мы справимся, мы обязательно с этим справимся, - произнесла я. Я сама поверила своим словам. Какую-то надежду, что ли, я вселила в них. – Мы вместе обязательно со всем справимся.
И тут я снова разрыдалась, мне сложно было остановить слезы. Иван Евгеньевич налил водки, и чтобы хоть как-то успокоиться, я выпила залпом налитую водку. Легче, конечно, мне не стало. Зато внутри стало тепло и заиграло в глазах.
- Света, а что у тебя случилось? Ты говорила, что очень расстроена, - собравшись, спросил Димин отец, дотронувшись до моей руки, что лежала на столе.
- Да, я сегодня присутствовала при очередном приступе агрессии, а затем бешенства Димы. Мне пришлось позвать на помощь санитаров, чтобы успокоить Димино поведение.
Мне было лучше из-за того, что Иван Евгеньевич был столь внимателен, стало хорошо на душе, когда он дотронулся до моей руки. Я ощущала абсолютное родство и близость, словно он был мне отцом. Я благодарна за то, что Иван Евгеньевич оказался таким хорошим, потому что без него мне было бы еще хуже. Вряд ли я смогла справляться с такими тяжелыми испытаниями, что проводили для меня судьба и Дима.
- Спасибо Вам, за то, что Вы есть, - голосом полным грусти и слабости произнесла я. – Я бы вряд ли справилась со всем, что делает со мной Дима. Прошу Вас, не оставляйте меня одну, мне очень тяжело. Я так сильно люблю Диму, и не представляю, как дальше жить без него.
Слезы снова потоком полились из моих глаз. Иван Евгеньевич пересел ко мне, обнял крепко-крепко, так заботливо и так спасительно, что мне стало лучше. Все-таки без него я вряд ли могла держаться так долго.
Я засобиралась домой, когда мы с Диминым папой до конца поделились друг с другом тем, что накипело. Иван Евгеньевич лично вызвал мне такси, и я благополучно добралась до своего дома. Дома, точнее, у моего подъезда меня ждал Миша. С ним мы общались последний раз недели три назад. Он позвонил мне, как и говорил на следующий день после нашей встречи, что было спустя год после нашего знакомства. Мы пообщались. В общем, нормально. Ровно. А после он не мог меня поймать. Я все время торчала у Димы в клинике либо в школе. К тому же мой телефон сломался, и лишь десять дней назад вновь заработал. Возможно, Миша пытался найти меня, но все попытки до меня так и не дошли, до сегодняшнего вечера.
- Привет, - оживленно произнес Миша.
- Привет, Миш, - ровно, без эмоций ответила я.
- Хорошо выглядишь, а что у тебя с телефоном?
- В каком смысле?
- Я не мог до тебя дозвониться в течение двух с лишним недель. Да и когда бы я к тебе не пришел, тебя, да и вообще никого не было дома. Ты в порядке? Может, что-то случилось?
- С чего ты взял, что у меня что-то случилось? У меня все замечательно. Просто я живу с отцом, а он, чтобы прокормить нас, работает днем и ночью. Поэтому очень часто его нет дома. У меня был сломан телефон, поэтому я не могла никому позвонить, равно, как никто мне. Но сейчас с телефоном все в порядке, он работает. А у меня самой сейчас одиннадцатый класс, экзамены и все такое. Поэтому меня практически нет дома. Я вся в учебе. Вот и все. А ты что-то хотел?
- В общем, я очень переживал за тебя. Я не мог тебя найти, и думал, что с тобой что-то случилось. Та неопределенность, что образовалась, меня выбила из колеи. Я не мог ни спать, ни нормально жить. У тебя точно все в порядке?
- Да, у меня все нормально, - я едва сдерживалась. У меня внутри начало все вскипать.
«Какого хрена ему нужно от меня? Чего он лезет не в свое дело? Какое право он имеет лезть ко мне в душу? Какая ему вообще разница? Заботливый какой!», - мои мысленные вопросы потихоньку взрывали мой мозг.
- Можно с тобой поговорить?
Мне показалось, что Миша задал такой тупой вопрос, что я уже перестала контролировать себя, я просто уже не могла этого делать. Я взорвалась.
- Если ты не заметил, ты уже со мной разговариваешь. Если у тебя ко мне нет ничего серьезного и жизненно необходимого, то разреши, я пойду к себе. Я просто валюсь с ног. Этот твой разговор очень важный?
«Мне показалось или нет, я сказала одно и то же дважды?», - я успевала еще следить за тем, что говорю!
- Ладно, давай в другой раз поговорим, ты не в состоянии сейчас разговаривать, - очень для меня обидно произнес Миша. Я не могла этого не заметить, и не могла оставить просто так. Я снова обрушила на бедного парня свое эмоциональное и очень яркое недовольство.
Он понял, что я очень устала, и просто попрощался. Но перед тем как уйти, подошел близко и легонько поцеловал меня в щеку. А после сказал «увидимся» и ушел.
Я была ошарашена таким смелым поведением. Меня это приятно удивило, но не привлекло. Однако я некоторое мгновение еще стояла, размышляя об этом поступке со стороны Миши. Но спустя это самое мгновение я все же очнулась и поднялась к себе. Дома, как обычно, никого не было. Но как только я закрыла за собой дверь, мой папа открыл ее и вошел. Он вернулся с работы, и будет сегодня весь вечер со мной. Это так радовало, что у меня поднялось настроение. Наконец, я могла провести вечер в компании, а не в вечном одиночестве! Я буквально расцвела, я не отходила от папы ни на шаг. Приготовила нам ужин, ухаживала за отцом весь вечер. А после завалилась на диван вместе с ним смотреть телевизор. Я крепко обнимала папу и чувствовала, что мне спокойно, что все проблемы ушли, их нет. А есть только я, мой папа, диван и телевизор. Как давно в моей жизни такого не было! В итоге, я уснула, не разжимая рук. Папа принес меня в мою комнату, где я сладко проспала до самого утра, а, проснувшись, отправилась в школу.
В школе неожиданно для меня, ко мне подошел наш директор. Она попросила зайти к ней в кабинет после уроков. Что я неприкосновенно сделала.
Когда я расположилась у Ирины Петровны на мягком стуле в ее кабинете, она села напротив меня. Она оказалась в нескольких сантиметрах от меня. Это меня немного смутило, но я быстро собралась.
- Вы меня вызывали? – снова спросила я, потому что в первый раз, когда я только вошла, на этот вопрос я ничего не получила, кроме приглашения присесть.
- Да, извини, что с таким вопросом, но это очень для меня важно.
- Я слушаю Вас.
- В твоем классе учится Зыкин Дмитрий, так? – спросила директриса и сощурила глаза.
- Да, - коротко ответила я. Я пока не могла понять, о чем будет наш разговор.
- Он не ходит в школу довольно долго. По причине серьезной болезни. Он сейчас в больнице, так?
- Да, - так же коротко ответила я.
- Я знаю, что ты была его подругой. Значит, ты должна знать, по какой болезни Дима оказался в больнице.
- Да, - у меня началась паника, смешанная с обидой и злостью за то, что кое-кто, совершенно посторонний лезет не в свое дело. Лезет мне под кожу. Совершенно бесправно.
- Ты можешь мне ответить, Дима действительно очень болен?
- Да, он действительно очень болен. Я решила отвечать коротко, не давая лишней информации. Я не имела никакого желания чесать здесь языком.
- Светлана, скажи, в какой больнице Дима? Я желаю его навестить, - директриса поменяла тон голоса с властного на приятельский.
- Я думаю, не стоит Вам этого знать и этого делать. Он не нуждается в том, чтобы его навещали, - я едва сдерживала злость, поэтому говорила не простительно грубо.
- Нет, ты не понимаешь, я не из приятельских побуждений об этом спрашиваю. Я как директор должна навестить моего ученика. Ведь он учится в моей школе, - теперь тон голоса директора стал вновь властным.
- Хорошо, тогда связывайтесь с Диминым папой, он все Вам расскажет. Я не имею никакого права рассказывать о Димином отсутствии всем подряд направо и налево.
- Очень жаль, что ты враждебно настроена. Я думаю, мне нужно будет провести разъяснительную беседу с твоим отцом.
- Вы мне сейчас угрожаете что ли?
- Маренская! Вы как себя ведете? Вас разве не учили, как разговаривать со старшими?
- Да, но и Вы поймите меня, я итак многое успела пережить, а Вы сейчас вот просто лезете мне в душу. У меня внутри автоматически сработала защита в виде грубости. Поэтому, пожалуйста, давайте Вы не будете усугублять итак усугубленное положение моей жизни. Если Вас интересует вопросы о Диме, разговаривайте с его родными. А я ничего Вам не смогу сказать, я не родственник. А теперь, простите, если у Вас больше нет ко мне вопросов, могу ли я пойти домой?
Я была шокирована своей наглостью и жесткостью. Я никогда за все время моей учебы не позволяла так себя вести, я всегда очень уважительно относилась к старшим людям, тем более к учителям и особенно к директору. А сейчас меня словно подменили, я беспардонно нагрубила самому главному человеку школы. У меня, скорее всего теперь будут проблемы. Однако после того, что я уже пережила, меня ничем не сломить. Я теперь не страшилась ничего, никаких проблем.
- Я могу идти? - выпустив немного пар, и выдохнув, спросила я у парализованной директрисы. Она не могла произнести ни слова, поэтому просто кивнула в знак согласия. Я, не задерживаясь более, вышла из ее кабинета.
Не знаю, что случилось, может, я симпатизировала Ирине Петровне, может, что-то другое, но я зря опасалась проблем с нею. Она не придала значения нашей довольно натянутой встрече. В общем, мне ничего не было за мою грубость. Довольно странно, как я считала. Да и ладно, мне же лучше! Хоть за это можно было не переживать. И так достаточно для меня переживаний с Димой.
После этого разговора я вообще пала духом. Ведь это означало, что об ужасном Димином заболевании узнает вся школа. И все будут считать его сумасшедшим, психом. Очень многие будут смеяться, перешептываться, выставят нас с Димой на посмешище. В общем, предстоящее время для меня представлялось далеко не из приятных. С каждым новым днем, когда я должна была отправляться в школу, я с большим трудом направлялась туда. Я ожидала того, что на меня станут показывать пальцами и смеяться, шушукаться или улыбаться, глядя на меня. Я стала какой-то ненормальной, когда с замиранием сердца наблюдала за тем, что кто-то из школьников, собравшись в определенных местах в школе, что-то бурно обсуждали. Или улыбались, или смеялись, или двусмысленно, как мне казалось, глядели на меня. Я все время думала, просто была убеждена, что они обсуждают Диму и меня. Я хотела провалиться сквозь землю или исчезнуть навсегда. Было так тяжело, что обычным моим состоянием стала тошнота и головокружение.
Теперь все места, где бы я не находилась, давили на меня морально. После посещения Димы в клинике, домой я приходила полностью вымотанная и выдавленная. Из школы я приходила переполненная страхом и переживаниями. Дома меня все чаще никто не ждал. Друзей у меня не было. В общем, моя жизнь все больше стала напоминать ад. Никто и ничто меня не радовало, и не могло радовать. Отец старался проводить больше времени со мной, но работа тоже требовала много времени. Но когда он находился дома со мной, я отдыхала, я заряжалась положительной энергией, которая необходима была как воздух. Очень жаль, что такие моменты появлялись очень редко.
- Света, а не съездить ли тебе к маме, она давно тебя звала к себе. Хоть развеешься немного, - снова предложил однажды папа.
«А почему бы и не съездить?», – подумала я. И улетела на следующий же день…
- Ну что, как съездила? – радостно спросил папа, встречая меня в аэропорту. Он был неописуемо рад меня видеть. Еще бы, ведь он не видел меня целую неделю! – Рассказывай все.
- Папа, привет, я так безумно рада тебя видеть! – я не могла остановить поток своей радости. Я словно целую вечность не виделась с ним. – Дай я тебя обниму!
Я вцепилась в папины плечи и запрыгнула. Он обнял меня в ответ и не отпускал из своих объятий. Так, обнявшись, мы стояли несколько минут. Вокруг нас ходили люди, а мы жили сейчас в своем мире, где никого, кроме нас двоих не существовало. Но все же нам вскоре пришлось выйти из нашего мира, чтобы отправиться домой. Так как отец был на машине, мы в мгновение ока оказались дома.
Я по дороге домой рассказала, как не удачно провела все эти долгие и мучительные семь дней. Мама так сильно была занята своим новым мужем, что всего ее внимания ко мне хватило только на первые два дня. Далее я ощущала только то, что мешала своим присутствием. Поэтому мне больше всего хотелось покинуть мамин дом и быстрее вернуться в мой дом, где меня ждут и любят. В целом, я действительно немного развеялась. По крайней мере, передо мной сменились картинки. И это уже радовало, я приехала домой действительно отдохнувшей.
- Значит, ты развеялась? – довольно спросил папа, не отрываясь от дороги.
- Да, можно с уверенностью так сказать, - честно ответила я и, не сдержавшись, улыбнулась. – Но больше всего я хотела вернуться домой. К тебе.
- Мне очень приятно это слышать, - ответил папа, сияя от счастья. – Потому что я тоже безумно соскучился. Без тебя мне было не хорошо. Скучно и пусто. Как там мама поживает?
- Нормально, тебе привет передавала, - произнесла я, а потом оторвалась от дороги и посмотрела папе в лицо. – Честно, ты лучше.
- В каком смысле? Лучше кого? – папа тоже оторвался от дороги на мгновение.
- Лучше этого маминого нового мужа. Нет, он, конечно, хороший, очень маму любит, но ты намного лучше него. И поэтому я вернулась к тебе, и обещаю, что никогда от тебя не уйду. По крайней мере, к маме я не вернусь.
Папа посмотрел мне в глаза взглядом, полным благодарности и любви. Наверное, он очень нуждался в таких моих словах. И поэтому он благодарил меня за то, что я смогла подарить ему это. Еще он был горд тем, что у него такая дочь, которая только что призналась в крепкой любви и такой же преданности.
Я не хотела портить такой трогательный момент упоминанием о Диме, поэтому начала эту тему дома, после приема ванны и ужина.
- Пап, мне никто не звонил, пока я была у мамы? – начала я издалека.
- Один раз звонил Димин отец, еще раз пять звонил какой-то парень. Дважды приходил парень, который последнее время все приходит к тебе. Кстати, кто он? Это твой новый друг?
- Вообще, я ему очень нравлюсь, а что? – я все ждала от папы упоминание о Диме, чтобы легче перейти к его обсуждению. Ведь я ни на секунду не забывала о Диме, пока находилась у мамы.
- Ничего, просто довольно приятный молодой человек, - как-то не особенно решительно сказал папа, а после, добавил, еще менее решительно, - думаю, он стал бы для тебя хорошей заменой Димы. Он поможет тебе забыть его.
Меня очень сильно задели папины слова, я вдруг так разозлилась, но сдержала злость внутри. По крайней мере, тема Димы была открыта. Конечно, не так, как я хотела, но все же. Видимо, я не полностью смогла скрыть своих эмоций, потому что папа заметил изменение во мне, может, мое лицо выразило все, что со мной происходило.
- Я понимаю, что это прозвучало очень жестоко и может, где-то не справедливо, но это правильно. И ты сама это прекрасно понимаешь, - папа не отрывал своих глаз от моих. – Мы оба понимаем, что Диме только хуже. Он вряд ли вернется к нормальной жизни. А тебе жить дальше, и мне очень больно смотреть, как ты сама себя хоронишь день за днем. Это не правильно. Тебе нужно жить дальше, понимаешь? Это вовсе не означает, что ты должна бросить Диму, вовсе нет. Ни в коем случае, этого не стоит делать. Ты нужна Диме, его отцу. Но ты нужна и мне и самой себе.
- Я понимаю, пап, но я не могу, - мне стало тяжело говорить, - даже посмотреть на других парней. Я не замечаю никого. Меня вообще никто не интересует, понимаешь? Мои мысли и чувства полностью поглощены Димой. Меня никто больше не может привлечь. Я не знаю, что делать. Я прекрасно понимаю, что Дима потерян для меня навсегда, но меня все больше к нему тянет. Я не могу не думать о нем, о том, как он там, что он делает, как с ним обращаются, не обижают ли. Я не представляю, что кто-то еще, какой-то посторонний парень разговаривает со мной, смотрит на меня полными любви глазами, улыбается мне, думает обо мне, дотрагивается до меня, целует, обнимает меня. У меня мурашки по телу бегут от раздражения. Но с другой стороны, я понимаю, что и от Димы я никогда этого всего не получу. Моя голова идет кругом от всего этого. Я не знаю, что делать с собой, я в полной растерянности.
- Дочь, это пройдет, - папа сел рядом со мной и прижал меня к себе, - нужно только время. Это все обязательно пройдет, и ты справишься со всем. Нужно просто немного еще потерпеть. Я буду все время с тобой, я не дам тебя в обиду. Обещаю, девочка моя.
- Папа, ты у меня самый лучший! – я почувствовала облегчение.
- Конечно, а иначе и быть не может!
- Слушай, а когда Димин папа звонил, что он хотел? – спросила я, словно что-то внезапно вспомнила.
- Он сказал, что должен срочно с тобой увидеться…
И он увиделся со мной на следующий же день. Я приехала к Диминому папе домой сразу после школы.
- Вы хотели меня видеть? – сходу спросила я, даже не поздоровавшись с Иваном Евгеньевичем, который выглядел просто ужасно. По всей видимости, он не спал уже довольно долго.
- Да, Света, проходи, - пригласил он меня в квартиру, а сам едва двигался. Случилось что-то невероятно ужасное, раз он так сдал.
- Что случилось? На Вас лица нет. Вы не спали этой ночью? – я не на шутку испугалась за Диминого папу. – Вы не больны?
- Нет, со мной все в порядке. Просто я действительно не спал три ночи подряд, не мог уснуть. То, что происходит, не только не дает мне уснуть, отбирает аппетит и не дает ни о чем другом думать. Я даже взял отгулы на работе, потому что не могу ни на чем сосредоточиться. Это конец.
- Да что случилось-то? Вы пугаете меня, - я говорила правду.
- Дима перестал меня узнавать, он не желает меня видеть. Говорит, что я пришел убить его. И чтобы не травмировать и больше не злить Диму, чтобы не усугублять итак не простую ситуацию, лечащий доктор Димы и даже санитары попросили, точнее, настояли на том, чтобы я не появлялся у Димы некоторое время. Не меньше недели. Лечение, которое ему назначили, не имеет никакого смысла, оно не помогает. Диме вообще мало, что может теперь помочь. Необходимо прибегнуть к более серьезным методам лечения, которые стоят огромнейших денег. Которых у меня нет. И не будет никогда. Как мне себя чувствовать теперь? Что мне теперь делать? Зачем жить? Моя жена умерла, единственный сын меня не признает? А что дальше? Какой смысл мне остался в жизни?
Только теперь я заметила, что вся кухня усыпана пустыми бутылками из-под водки. А еще одна стояла на кухонном столе, наполовину выпитая.
- Иван Евгеньевич, но это не значит, что Вы должны находить утешение в алкоголе, - это единственное, что пришло мне в голову в утешение. Я представления не имела, что мне еще сказать на слова Ивана Евгеньевича. Я почувствовала такую глубокую печаль и такую боль, словно бы оказалась в голове Ивана Евгеньевича. Словно я почувствовала всем своим телом его боль. Что я могла сказать? Что я вообще могла сделать в такой тяжелой ситуации? Ничего. Абсолютно ничего. Никакие слова не могли что-либо сделать, чтобы хоть как-то исправить все, что уже случилось. Не было таких слов, что могли бы даже утешить ноющие сердца любящих Диму людей. Выхода не было. Но ведь в любой ситуации всегда существует хоть какой-то выход. В любой проблеме всегда найдется хоть какое-то мизерное, но решение. И сейчас тоже такое решение должно было быть. Только вот никаких признаков на то не наблюдалось. Перед глазами я могла наблюдать только мрачную темноту, стелящуюся на большое расстояние вперед, и охватывающая все вокруг до мельчайших деталей.
- А что мне остается делать? – вернул меня к реальности вопрос Ивана Евгеньевича. – Для чего мне с чем-то бороться, к чему-то стремиться, для чего-то стараться? Зачем?
- Возможно, просто для себя? – в растерянности предположила я.
- А зачем? Жить для себя? Но зачем? – Иван Евгеньевич уже не мог говорить, он закрыл глаза и откинулся назад на диван. – Ты можешь мне ответить?
Я не могла ответить. У меня ничего не было, чтобы даже попытаться ответить на все эти вопросы.
- Но ведь Дима жив, он не умер и нуждается в том, чтобы его кто-то навещал, чтобы о нем заботился кто-то. И этот кто-то – это Вы. Но если Вы расклеитесь, Дима пропадет. А если Вы будете бороться, вместе вам обязательно удастся победить. Не нужно падать духом, нужно стоять твердо, не смотря ни на что. Никто не говорил, что будет легко. К тому же я рядом, я никуда не ушла. Мы вместе сможем устоять, мы вместе будем стараться быть сильными и обязательно справимся со всеми сложностями. Слышите меня? А если каждый раз мы станем опускать руки и перестанем верить в свои силы, нами овладеет неудача, и проблема возымеет над нами полную власть. И тогда мы точно проиграем. Вы понимаете меня?
- Ты говоришь правильно, но я не вижу света в конце тоннеля. Я больше не верю в победу. Просто нет явных признаков улучшения. Я опускаю руки, я не могу больше бороться. Просто не вижу больше в этом смысла. Ты как хочешь, а я схожу с дистанции, - Димин папа сказал это и сходил на кухню за водкой.
- Иван Евгеньевич, я не думала никогда, что Вы так легко можете сдаться. Я думала, что Вы сильнее. Мне очень жаль, что я ошиблась.
С такими словами я встала с дивана и медленно направилась к выходу. Мне больше не за чем было здесь оставаться. Ничто более меня тут не задерживало.
Я брела до дома, полная горя и боли. В моей памяти все время, каждую секунду прокручивались слова Ивана Евгеньевича о том, что ему больше не за чем бороться, и что он опускает руки. Мне никак не удавалось найти хоть какое-то объяснение тому, что он не правильно поступает. На его месте я, скорее всего, вела бы себя так же. В подобных ситуациях человек способен сломаться, не получая больше никаких сил, никакой эмоционально положительной подпитки. Димин папа сломался, в его жизни не происходило сейчас ничего, что могло давать ему энергии для дальнейшей жизни. В его жизни вообще больше не случалось ничего, что представлять могло смысл жизни. Все вокруг оказалось вмиг против него. И никто не способен был помочь. Даже я.
«Но я не могу от него отвернуться. Я не могу вот так просто оставить его одного, - словно озарение пронеслось у меня в мыслях. – Ему нужна поддержка. Он сейчас очень слаб. Я не дам ему пропасть».
С таким девизом я стала все чаще навещать Диминого папу. Мы вместе отправились к Диме впервые после долгого отсутствия.
- Здравствуй, мой хороший, - с широкой улыбкой на лице произнесла я, зайдя в палату к Диме. Он лежал на своей кушетке. Его лицо озарилось с нашим с Иваном Евгеньевичем появлением. Дима даже ответил приветствием нам в ответ.
- А вы кто? – спросил Дима, быстро поменявшись в лице.
- Дим, я – Света, твоя любимая девушка, а это твой папа. Ты помнишь нас? – я держалась блестяще.
- Света, папа, а у меня разве есть девушка и папа? – Дима весь полностью был переполнен безумием. Все это отразилось на его лице.
- Да, детка, у тебя действительно есть папа и любимая девушка. И они сейчас перед тобой. Они безумно по тебе соскучились, и с нетерпением ждут, чтобы ты их поцеловал. Так сильно, как их любишь. Что скажешь? – я держалась, не смотря на начинающуюся панику, и рвущиеся наружу слезы обиды.
- Я очень хочу их обнять и поцеловать, - Дима был похож на маленького мальчика. Он подобно ребенку повторил слова, которые от него просили.
- Это просто замечательно! Иди скорее к нам, - я говорила уже сквозь слезы. Они бесконтрольно текли у меня из глаз.
«Я его теряю. Я навсегда его теряю», - предательски звучало у меня в голове.
Дима осторожно подошел и прижался ко мне, я очень крепко обняла его. По всему моему телу прошел такой мощный разряд, что я начала таять. Мне так не хватало этих объятий! Дима обнимал меня как прежде, и я едва держалась на ногах. Мне ничего больше не нужно было. Я готова была сейчас отдать все, только бы всегда ощущать те же незабываемые чувства, что сейчас переполняли меня.
Следом за мной Дима обнял папу, выпустив меня из объятий. И я вдруг ощутила себя куклой, которую перестали поддерживать на веревочках. Мои ноги, руки и остальные части тела стали ватными. Я даже не могла стоять на ногах, поэтому я быстро нашла стул и села. Все что мне оставалось, глядеть на объятия сына и отца. Это было так мило и так трогательно, что я едва сдержалась от слез. Я знала, что эта сцена последняя, и что более такой трогательности я не увижу. Никогда. Что уже завтра Дима не только не вспомнит об этом, но и не узнает родного отца. Но я не желала более думать так далеко, я просто заблокировала их движение в собственной голове.
- Димочка, ты самый дорогой для нас человек, и мы очень рады тебя видеть в таком бодром и прекрасном настроении! – я пыталась поднять всем настроение, особенно себе.
Дима смотрел на меня глазами, полными непонимания и безумия. Как маленький ребенок. Зато очень привлекательный ребенок!
«Боже, как же сильно я тебя люблю!», - не уставала думать я, глядя на Диму, изменившегося до неузнаваемости. Он стал холодным, потерянным и очень странным. Не знаю, почему я до сих пор так была в него влюблена, ведь он так сильно меня обижал, пусть не специально и не запланировано. Только что мне было делать с этой глупой, никому не нужной любовью, я не представляла. Она полностью и целиком меня поглощала, причем каждый день все больше. С чем это могло быть связано, мне тоже было не известно. И ни к чему хорошему она меня не приведет. Вот именно это я прекрасно понимала, но ничего сделать с собой не могла. Я бескорыстно и абсолютно бездумно любила Диму таким, какой он был и есть. Моей любви, казалось, могло хватить на нас двоих сразу.
- Дима, - прервал мои размышления Димин папа, обратившись довольно громко к сыну, - как ты себя чувствуешь?
- Нормально, только врачи постоянно дают мне какие-то ужасные предметы белого и синего цвета, - Дима говорил совершенно трезво и серьезно. - Они заставляют меня принимать эти вещи внутрь. Еще они все время колют мне что-то, от чего я становлюсь похожим на растение, у меня жутко болит голова, и я не могу пошевелиться. Пожалуйста, я очень вас прошу, - Дима перешел на шепот, - не отдавайте меня больше им. Они хотят, чтобы я навсегда остался здесь. Я больше так не могу. Прошу вас, заберите меня отсюда.
После этих слов Дима схватился за голову и забился в угол кушетки, стал мычать и раскачиваться взад/вперед. Так продолжалось не долго, после он стал кричать о том, что не желает больше здесь оставаться, но рук от головы не убрал. Картина жуткая, не для слабонервных. Мы с Иваном Евгеньевичем вынуждены были позвать на помощь Диминого лечащего врача и санитаров, потому что Дима был совершенно неадекватным.
Так, я снова оказалась свидетелем безумия Димы. Мы обратились к лечащему доктору Димы сразу после того, как Диму успокоили, вколов какое-то лекарство. Нас, естественно, попросили удалиться в тот момент, поэтому мы пришли к доктору.
- Что здесь происходит? – сходу стал напирать Иван Евгеньевич на полного спокойствия доктора. – Почему мой сын жалуется на то, что вы с ним делаете?
- Так, Иван Евгеньевич, успокойтесь, сядьте и спокойно все мне еще раз скажите, - все так же ровно держа себя, произнес доктор.
Димин папа повиновался беспрекословно.
- Сегодня во время нашего посещения мой сын рассказал нам о том, что его здесь травят всякой гадостью. Что ему дают лекарства, после которых ему становится плохо. Что Вы скажете? Немедленно объясните, что все это значит.
- Итак, Вы успокойтесь, Дмитрий проходит лечение, в рамках которого предназначено применение некоторых лекарств. Они имеют некоторые эффекты, вызывающие определенные симптомы. Так как у Дмитрия тяжелое психическое заболевание, то и лечение будет иметь довольно сложный характер. У него свои побочные эффекты и симптомы. Все лекарства проверенные и запатентованные, имеют соответствующие свидетельства и подтверждения. Препараты используются строго по назначению и по дате использования. Вы сами можете убедиться в этом. Ведется строгий учет всех использованных препаратов, ведется главная книга всех препаратов, под запись, где указывается все данные каждого препарата с описанием даже внешнего вида. Также указывается, какому пациенту был веден тот или иной препарат, и каким врачом это было сделано. Указывается дата и время. Так что Вы можете с легкостью узнать, что было введено вашему сыну, кто это сделал, и в какое время. А то, что ваш сын стал жаловаться на реакцию от лекарств, так это нормально, потому что он психически не здоров, в его голове рождается целая куча разных мыслей и видений, называющаяся галлюцинациями. И очень даже нормально, что Диме не нравится это все. Лекарства вызывают обратную реакцию, нежели действие расстроенной нервной системы. От того все действия пациента систематизируются, против воли пациента, доставляя ему массу неудобств. Другими словами, Дима желает делать одно, а лекарства, введенные в его организм, требуют противоположного. Отсюда и возникает бурная реакция. Я ясно выразился?
- Думаю, я все понял, - поразмыслив немного, произнес Иван Евгеньевич. – Но я немедленно забираю сына от вас и перевожу его в другую более надежную клинику.
Иван Евгеньевич сказал последнюю фразу и резко встал со стула, подошел близко к доктору и произнес следующие слова с яростным выражением лица.
- Где мой сын? Я требую, чтобы вы отдали его мне.
- Хорошо, я готов выписать Вашего сына, но не стоит быть так уверенным в том, что где-то, в другом медицинском учреждении Вам смогут оказать большую помощь. В любой клинике или ином учреждении медицины, специализирующемся на лечении психических заболеваний, Вам поставят тот же диагноз, назначат то же лечение. Это я могу Вам сказать с точностью. Единственным различием будет стоимость лечения, время проведения мероприятий по лечению, а также наличие или отсутствие профессиональных врачей. Я не стану Вас останавливать, но точно могу сказать, что в других учреждениях, куда бы Вы не обратились, будет именно так, как я уже сказал. Я с удовольствием приму Вас обратно, в случае, если Вы захотите снова воспользоваться нашей помощью.
- Ладно, а теперь я хочу видеть своего сына.
Димин папа последовал за доктором из кабинета, я за ними. Я вообще за все время разговора двух мужчин, не могла ничего сказать, я просто смотрела то на одного, то на другого из них. Теперь я словно хвостик, следовала за этими людьми. Мы пришли в Димину палату, где Дима мирно спал. Иван Евгеньевич стал собирать вещи Димы, а я в растерянности села на стул, наблюдая за движениями мужчины. Он был твердо настроен, чтобы перевести сына в другое учреждение. Я не решалась до сих пор ничего у него спросить. Даже произнести что-либо.
- Дима, вставай, нам нужно уезжать, - тряс Иван Евгеньевич Диму, чтобы разбудить. Дима никак на это не реагировал. Тогда Димин папа стал трясти еще сильнее. На это Дима резко вскочил с кушетки, напрягся и мгновенно разъярился. Он набросился на своего отца и начал колотить руками, куда попало. Он приговаривал при этом, что больше никогда не даст в обиду маму. Что он сможет ее защитить.
И опять пришлось прибегнуть к помощи санитаров.
Заболевание Димы прогрессировало со скоростью света. Теперь он не мог больше контролировать себя, он перестал узнавать своих близких и родных. Его поведение стало агрессивным и совершенно безумным, не контролируемым. Но мне не было больше страшно, я больше не боялась и не испытывала шока. Я привыкла к тому, что моего Димы больше нет. Точнее того моего Димы, в которого я однажды влюбилась бесповоротно. Он более не был адекватным человеком, милым, добрым, заботливым, мягким, желанным, интересным и внимательным парнем моей мечты. Это теперь был злобный, обезумевший, нервный и опасный тип. Я боялась таких своих мыслей, а особенно выводов, но это было истинной правдой. Дима бесследно пропал, он стал потерянным для всего нормального сознательного мира. Мое сердце уже устало от страданий, оно больше не могло страдать. Поэтому сцена с внезапной яростью Димы не принесла мне боли.
И так стало теперь всегда. Теперь я могла не страдать или страдать много. Посещать Диму у меня более не получалось каждый день. Димин папа на следующий же день после Диминого проявления ярости к себе, отвез Диму в областную клинику психических заболеваний. Это было даже не клиника, а целый медицинский центр лечения и диагностики любых психических заболеваний. Находился этот центр в четырех часах езды от моего города. Особенно не наездишься. Поэтому я могла выбираться к Диме только на выходных. Чтобы не пропускать школу. Ведь впереди меня ждали выпускные, а затем вступительные экзамены. А я не могла просто так их пропустить. Зато выходных я ждала, словно ребенок момента, когда ему вручат новогодние подарки. Как только наступала суббота, я тут же собиралась на автобус или поезд. Лишь несколько раз я смогла совершить поездку к Диме. Слишком проблематично стало теперь к нему попасть, а также все меньше желания осталось у меня это делать. Первая моя поездка случилась спустя две недели, как Димин отец привез Диму в новую клинику, точнее в медицинский центр. Я приехала одна, но после ко мне присоединился Иван Евгеньевич. Дима встретил меня на мое удивление весьма мирно, вполне спокойно. Мы поговорили довольно спокойно, но как только в Диминой палате появился новый человек, работник медицинского центра, Дима внезапно напрягся и начал ругаться, его глаза вмиг наполнились яростью и безумием. И здесь пришлось вколоть успокоительное, чтобы он успокоился и никого не покалечил. На этом моя встреча с Димой закончилась. Зато мы вместе с Иваном Евгеньевичем решили развеяться после Диминой расстроившей нас выходки. Мы отправились в ресторан, поели, пообщались и даже выпили немного вина. А после отправились прямиком домой.
Всю последнюю неделю я не жила, я проживала каждый день, словно какое-то наказание. Мое сердце было не на месте от последней встречи с Димой. А также оттого, что мне было не привычно, я больше не навещала Диму каждый день, и соответственно, не могла теперь его видеть каждый день. От этого я чувствовала себя как минимум не комфортно. Конечно, больше меня расстраивала наша последняя встреча с ним. Мне становилось страшно от мысли о том, что теперь с каждой новой встречей Дима будет все дальше и дальше от нормального мира, все дальше от меня. Он уже совсем скоро перестанет меня узнавать, точно так же, как это случилось с его отцом. Мне не давала покоя эта мысль. А после второй моей поездки к Диме мои опасения стали приобретать серьезную силу. Дима узнал меня только после десятиминутного объяснения, кто я и зачем приехала. Я, конечно, была готова к такому отношению, и поэтому смогла взять себя в руки и вести себя адекватно. Но после того как Дима произнес, что мужчина, что со мной пришел, ему не известен и что он желает, чтобы посторонние покинули его палату, мое самообладание вмиг куда-то улетучилось. С Иваном Евгеньевичем случился сердечный приступ, его увели в другую палату и оказали нужную помощь, в результате чего он смог прийти в себя. Но более он не захотел оставаться в стенах здания, где его игнорирует собственный единственный сын. И мы вынуждены были вместе покинуть стены этого здания. Третий раз я поехала к Диме одна. Именно эта поездка стала для меня ошибочной и предпоследней. Дело в том, что Дима на этот раз проигнорировал меня. Он сообщил мне о том, что не знает меня, и что я специально пришла для того, чтобы издеваться над его близкими. Дима прогнал меня, а в след прокричал, чтобы никогда более я не появлялась снова. Дальше у Димы снова случился приступ ярости и безумия. Его лечащий врач позвал меня к себе в кабинет для серьезного разговора. Я проследовала. Разговор между нами действительно оказался очень серьезным.
- … хочу довести до Вашего сведения некоторые подробности Диминого состояния, - стал мне говорить доктор, по нему было видно, как не легко ему давалось каждое слово. – Дима болен и очень серьезно. Его заболевание прогрессирует каждый день с огромной силой и с не меньшей скоростью. Лекарства, которые ему я назначил, все меньше стали помогать, лечение необходимо усилить, иначе мы потеряем Диму навсегда.
- Что Вы имеете в виду, говоря, что мы можем его потерять?
- Это значит, что если мы не углубим лечение, мы можем никогда не вернуть Диму к нормальной жизни. Он может на все последующие годы своей жизни быть безумным, страдающим психическими расстройствами. Он станет опасным для окружающих, и совершенно бесполезным для жизни. Мне очень жаль, но Дима совсем уже не далеко от этого. Я уже разговаривал с его отцом, он развел руками и согласился со мной, что Диме нужна помощь, но я не увидел в глазах Ивана Евгеньевича какой-то надежды. Я не имею права судить людей, но…
- Послушайте, Вы ни в чем не виноваты, Вы ничем ни мне, ни Ивану Евгеньевичу не обязаны. Просто поймите его. Дима слишком сильно расстраивает его. Его силы на исходе, он уже ничему не рад в этой жизни. То, что он здесь получает от Димы, выбивает его из колеи и отнимает всякие силы, в том числе и надежду на нормальное будущее. Дима для Ивана Евгеньевича – единственная радость в жизни, у него кроме Димы больше никого нет. Его жену убили много лет назад, а второй раз он не женился. Вы представляете, что ему приходится чувствовать, когда его единственное утешение и единственный смысл в жизни говорит ему в лицо, что впервые его видит. Поэтому он уже потерял всякий интерес к любой вещи, к любому событию, к любой информации и вообще к жизни. Отсюда и такая реакция на Ваше обращение к нему. Если честно, мы давно с ним потеряли всякую надежду на то, что Дима когда-нибудь вылечится и станет прежним. Каждая новая встреча с Димой все больше подтверждает это.
Говоря это, я знала, что абсолютно права. Потому что так было последние месяцы и продолжилось дальше.
Следующая встреча с Димой стала последней. Дима снова не узнал меня, он набросился на меня, прогнал и обозвал. Я этого не смогла выдержать, я больше не могла такое терпеть. Тем более ощутить это унижение снова уже не могло не оттолкнуть меня от Димы. Все внутри у меня взбунтовало, не давая разрешения ехать к Диме. Я решила твердо для себя, что с меня хватит унижений и страданий. Мне было очень тяжело прийти к такому не простому решению, прекратить всякие проявления внимания к Диме.
- Все, не могу больше, - с полными глазами слез призналась я Ивану Евгеньевичу, придя поздним вечером после его звонка с вопросом о том, что поеду ли я к Диме. – Я не хочу больше держать Диму в своей жизни. Я не могу больше убивать сама себя. Это больше моих сил. Возможно, Вам покажется это слабостью или тем, что я быстро сдалась, но мне теперь все равно. Я не могу больше испытывать постоянное унижение и невероятные мучения, выворачивание наизнанку своей души и сердца. Я не могу больше так жить. Каждый день я просыпалась полная депрессивного состояния, меня ничто не радовало в жизни. Я вообще уже перестала замечать окружающий меня мир, я забыла, как это – веселиться, улыбаться, радоваться чему-то. Дима полностью выжал из меня все силы, эмоции и чувства, оставив меня с необъятной болью внутри. Все, я устала, и с меня хватит всей этой боли.
- Можешь не объяснять, я тебя понимаю. Я давно ждал от тебя такого решения. Любой человек на твоем месте в то или иное время отказался бы от подобных мучений, - голос Ивана Евгеньевича стал тише, - даже со мной такое случилось. Я совершенно потерял всякую надежду на то, что мой сын когда-нибудь вылечится. Для меня теперь, после того, как он перестал меня узнавать, каждая новая встреча дается очень тяжело. У меня просто отсутствует всякое желание навещать сына, зная, что он может снова не узнать меня.
После этих слов Иван Евгеньевич обхватил свою голову двумя руками и замолчал. А после добавил, подняв на меня глаза, полные печали.
- Мне очень жаль, что все так вышло. Как же я хочу ничего этого не знать.
Он после этого много еще чего говорил, все больше разбивая мне сердце. Я более не могла слушать его, слышать, как надламывается на мелкие куски его сердце. Я более не могла впитывать в себя его боль, исходящую от самого нутра. Я просто проговорила несколько слов, после которых мне стало легче и намного хуже сразу. После произнесения этих слов означало, что я заканчиваю историю Дмитрия Зыкина и всех его проблем со своим в ней участием. И одновременно это означало, что оставляю Ивана Евгеньевича с проблемами его сына. Одного, без внешней помощи. Без моей помощи. Последнее событие больше всего рвало мне душу и выворачивало ее наизнанку. Но Иван Евгеньевич понял меня и спокойно принял новость о том, что я оставляю Диму, что я устала до боли от всех страданий, что я испытываю вот уже несколько месяцев подряд. Мы договорились видеться хотя бы раз в неделю, а если не видеться, то созваниваться, так же хотя бы раз в неделю. Он обещал ждать меня у себя в гостях, просил его не забывать.
А как я могла забыть этого невероятного человека?! Конечно, еженедельно я приходила к нему в гости, мы по долгу разговаривали на разные темы, нам становилось так легко, так спокойно, так мирно. О Диме мы старались, как можно меньше разговаривать, потому что дела его становились все хуже, и меня это тяготило с той же силой, что и прежде. Да и Ивану Евгеньевичу не хотелось лишний раз разрывать свои итак слабые нервы.
Начались серьезные подготовки к экзаменам, и из-за них я все реже могла приходить в дом к Ивану Евгеньевичу.
Да, кстати, я заметила только что, я ведь совсем перестала говорить о Мише. Но я исправлюсь прямо сейчас.
С Мишей мы общались «на расстоянии», если можно так назвать то, что между нами было. Он звонил мне раз в неделю в какой-нибудь из дней, мы разговаривали. Меня так утомляли всегда эти разговоры. Всего раза два мы гуляли на улице, рядом с моим домом. Я просто уже не могла больше тогда придумать причину, чтобы отказаться от настырных и таких не подходящих приглашений от Миши. Для меня это не приятно понимать, но с ним мы очень легко общались, пусть я этого совсем не хотела. Мне становилось как-то спокойно, когда я находилась с ним. Парадокс, да? Но я ничего с этим поделать не могла.
Короче, между нами с Мишей сложилось что-то вроде дружеских отношений. Но меня все время тянуло к Диме, мне хотелось быть с ним каждую минуту. Мне казалось, что если я буду общаться и проводить время с Мишей, то это непременно будет предательством по отношению к Диме. У меня и в мыслях не было того, чтобы я хоть на секунду могла думать о другом парне, мои мысли должны были быть заняты только Димой и всем, что с ним связано. А поэтому между мной и Мишей, равно как с другими парнями, ничего, кроме поверхностного общения быть не могло. Я была против. И именно по причине смертельной преданности я не могла допустить, чтобы у нас с Мишей что-то сложилось, кроме дружеских отношений. Хоть Миша открыто выражал свой протест этому. Он хотя бы раз в неделю, но говорил о том, что очень хочет со мной встречаться. Говорил, что согласен ждать меня столько, сколько понадобится. Но мне-то не нужно этого. Однако я никаких действий по объяснению своей точки зрения на эту тему не совершала и даже не собиралась. Да и в общем, положительного ответа также не давала. А Мишу вполне устраивали наши отношения, находящиеся в подвешенном состоянии. Только вот порой Миша меня раздражал и порой очень сильно. Однажды мы стали обсуждать тему отношений двух людей противоположного пола. Миша так грубо выразился о девушках, что я разозлилась и высказала все, что у меня накопилось по этому поводу за все годы. Миша не мог ничего вставить, пока я разорялась. Закончив поток своего недовольства, я развернулась к нему спиной и ушла прочь, даже не обернувшись.
И очень часто мы ругались, очень часто Миша выводил меня из себя своими глупыми, а порой очень обидными словами и высказываниями. Возможно, по этой причине я не желала быть ему другом, а тем более любимой девушкой. И по этой же причине я не посвящала Мишу в проблемы моей души, то есть я не рассказывала ни разу ему о Диме или об Иване Евгеньевиче. Я не доверяла Мише. Однако, не смотря на все это, с Мишей у нас сложились отношения. Они были неизменны вплоть до того, как Димин папа не увез Диму в другой город в медицинский центр. У меня появилось больше свободного времени, поэтому мы могли видеться больше с Мишей. Но я все равно не была этим довольна. Не могла я забыть о Диме, я все еще любила его. И любила Ивана Евгеньевича. Я не могла спокойно жить, пока не поговорила или не увидела бы его.
Но с Иваном Евгеньевичем мне пришлось вскоре расстаться навсегда, точно так же как и с Димой.
Мы встречались с Иваном Евгеньевичем очень часто, разговаривали, общались по телефону. Было что-то между нами уже родственное. Словно у меня был второй папа. Я думала, что он станет мне отдушиной в страданиях по Диме. Мне становилось легче после общения с ним, даже просто от нахождения рядом. Длилось наше общение почти две недели после переезда Димы. А однажды Иван Евгеньевич пригласил меня к себе на ужин, создав по телефону какую-то таинственную ауру. Я прибыла к нему тут же, немедленно.
- Света, я позвал тебя сегодня к себе, чтобы сообщить очень не приятную для тебя новость.
Я молчала и внимательно слушала.
- Я перехожу на другую работу, - произнес Иван Евгеньевич и замолчал, словно ожидая моей реакции. Я подняла одну бровь. Но Иван Евгеньевич все равно молчал. Тогда я спросила: «И что?».
- Я переезжаю в другой город. Туда, где сейчас Дима. Я собираюсь продавать квартиру.
Эти слова словно тысяча игл и столько же ножей впились в мою кожу, доставляя неимоверную боль. Я онемела от этой боли. Даже не передать, как я была шокирована этой новостью.
Это означало сейчас, что единственное светлое пятно в моей жизни закрасилось в черный цвет. Одним движением. Двумя фразами: «я переезжаю в другой город» и «я собираюсь продавать квартиру».
- Я подумал, что Диме нужен буду ежедневно, а у меня нет возможности это делать, когда я нахожусь здесь. Поэтому будет лучше, если я устроюсь там на работу и перееду. Я вижу, тебя шокировало мое решение, но я не могу иначе. Пойми меня, у Димы никого кроме меня нет.
- Конечно, я все прекрасно понимаю, просто я не представляю, как буду жить без вас обоих. Ладно, с Диминым отсутствием я практически уже стала смиряться, но без Вас мне станет очень туго. Слишком мало времени прошло, чтобы я смогла отдышаться.
- Мне очень жаль, что все так вышло, - виновато произнес Димин папа и замолчал.
А что он мог еще сказать? Что вообще он мог сделать? Его решение было вынужденным, но правильным. Я не имела права вставать у него на пути. Ведь Дима действительно остался совершенно один в чужом городе среди чужих людей. Переезд Ивана Евгеньевича стал бы для них обоих правильным выходом: у Димы появился бы постоянный навещающий, а у Ивана Евгеньевича – возможность в любое время видеть единственного сына. Я понимала это мозгом, но сердце плакало, оно не желало отпускать родственную душу. Поэтому я не могла ничего вымолвить в ответ на слова, произнесенные Диминым папой. А он, кажется, это прекрасно понимал. В общем, мы оба сидели молча, не поднимая друг на друга глаз, мы сидели, глубоко задумавшись каждый о своем. В этот день мы проговорили с Иваном Евгеньевичем весь вечер и всю ночь, до самого утра. Я смирилась за это время с тем, что он оставляет меня. Я отпустила его морально. А ровно через неделю я отпустила его реально, физически. Я проводила Ивана Евгеньевича на автобус с тяжелым сердцем. У меня оно кровью обливалось, когда Димин папа обнял меня и произнес прощальные слова. Я страдала, мне было больно, я не хотела его отпускать. К тому же я не на секунду не забывала его слова, произнесенные на прощание на автовокзале, когда до отправления оставалось не больше часа.
- Света, я уезжаю из города и исчезаю от тебя навсегда. Я больше никогда не хочу появляться в твоей жизни. Мне не легко это говорить и привыкать к твоему отсутствию, но так должно быть. Я уезжаю из этого города, и начинаю новую жизнь в другом. Мне, да и тебе будет лучше и легче жить, если мы оба забудем обо всем горе, связанном с Димой. Мы обязательно переживем наше отсутствие, мы справимся с этим. А поэтому я хочу, чтобы мы больше не виделись, я не дам тебе своего адреса и вообще какой-то новости о себе и тем более о Диме. Я знаю, сейчас ты не поймешь меня, но спустя некоторое время, ты согласишься со мной и обязательно поймешь, что я все правильно сделал. Прощай и прости за ту боль, что мы вместе с моим сыном нанесли тебе. Мы расстаемся навсегда, но я обещаю, что буду помнить тебя всегда. Всегда, до самой моей смерти. Знай, что ты самая лучшая, а значит, что тебя всегда должно окружать все только самое лучшее.
А после мы распрощались навсегда, и более я никогда не видела и не слышала ничего о семье Зыкиных.
Я страдала, пока не начались выпускные экзамены. До них меня ломало всю, тело болело, все органы разламывались на куски. Я не хотела ни есть, ни пить, ни что-либо видеть возле себя. Я умирала в буквальном смысле, у меня не выходили из головы слова, все слова, произнесенные Димой и его папой когда-то ранее. В моей голове и перед глазами все время всплывали картины из прошлого, когда я была с Димой. Были и счастливые моменты, моменты радости, моменты грусти, а были и моменты, когда я боялась Диминого поведения, когда Дима был безумен до ужаса. И ничто не могло меня отвлечь от всех этих воспоминаний. И от этого становилось беспредельно тяжело и невыносимо больно. Я чувствовала себя еле живой, я передвигалась словно тень по школе и по дому. Неизвестно, что было бы дальше, если бы не начались экзамены. Благодаря ним я смогла хоть на немного отвлечься от всех пережитых страданий. Я с головой окунулась в сдачу экзамена за экзаменом. И уже к завершению поры сдачи я могла похвастаться тем, что почти выбросила всю боль от недавних событий. В моей жизни все меньше стали фигурировать Зыкины. И это не могло не радовать. Возникали, конечно, ситуации, когда я никуда не могла деться от видений, что давала моя память, либо учителя напоминали мне о Диме, совершенно случайно задавшие о нем те или иные вопросы.
В общем, все экзамены сданы, воспоминания о Зыкиных почти стерлись, и начались приготовления к выпускному балу. Отец купил мне самое шикарное платье и не менее шикарные туфли. Я была словно принцесса или даже королева! Папа при виде меня даже расплакался, он не мог поверить, что его дочь уже такая взрослая. Приехала мама с кучей подарков. Миша нашелся и попросил у меня разрешению присутствовать на вручении аттестатов. Я пообещала, что разрешу. Короче, мы все вчетвером отправились на мой выпускной бал.
Было все замечательно, интересно и по-праздничному торжественно. Но мне чего-то очень сильно не хватало. Мне было пусто на выпускном, не было настроения. Я не хотела оставаться, мне хотелось убежать с него куда-нибудь подальше. Но я все же дожила до конца и вернулась домой, абсолютно уставшая и совершенно опустошенная. После этого дня я высыпалась весь день и вечер. Такой сильной усталости я еще не испытывала никогда. Мне было так одиноко и так пусто на выпускном балу даже при наличии шестидесяти других выпускников и выпускниц. Мне было пусто и очень одиноко там. В прочем, как и в любых других местах, делах и мероприятиях. Это чувство сопровождало меня на протяжении многого времени. И будучи другом Мише, я все равно чувствовала себя одинокой. Он не мог меня понимать так, как я этого хотела. Так, как меня мог понимать Дима. От таких мыслей мне становилось плохо на душе, мне было больно. А однажды случилось так, что я отказалась от всяких отношений с Мишей. Миша пригласил одним вечером меня на прогулку, зашел за мной, и мы отправились на улицу. Мы разговаривали на разные темы, пока не коснулись темы отношений противоположных полов. И вот именно здесь Миша разочаровал или даже обидел. Да, он глубоко и сильно обидел меня. Задел мою прежнюю еле зажившую рану. И вновь пошла кровь, и вновь стало темнеть в глазах от неимоверной боли.
- Света, вот ты так безответно и так заботливо относилась к Зыкину, а стоило ли это делать? Ведь он все равно не давал тебе ответа, - произнес Миша и посмотрел на меня абсолютно простым взглядом, словно ничего такого страшного не говорил.
Мне стало так обидно за себя, что я выпалила очень грубо, как мне показалось.
- А тебе вообще, какая до этого разница? – нарастала моя агрессия. – Это лично мое дело. И только мне одной решать, с кем мне проводить время, на кого его тратить и как с кем себя вести. Тебе все равно не понять, зачем мне нужен был Дима. И я не хочу обсуждать с тобой эту тему.
Я стала захлебываться обидой так сильно, что не могла ни придумать, что говорить еще, ни дышать, ни видеть. Лишь одно я знала точно. Я возненавидела Мишу хоть и очень быстро, но сильно. И единственное, чего мне сейчас хотелось, это либо двинуть ему как можно сильнее, либо просто перестать его видеть. Но то, чего я хотела точно, так это не говорить больше Мише ни слова. Что я и постаралась сделать сразу после моих последних слов, сказанных ему. Но Миша меня не понял. Он просто продолжил вбивать гвозди в мое сердце.
- Я не понимаю, почему ты обиделась, ведь я сказал правду. А на правду не обижаются, пусть она и очень горькая и невыносимая.
- И ты думаешь после этого, что ты прав? Что сказал приятные вещи для меня? И что я смогу абсолютно спокойно разговаривать с тобой о том, что зря потратила время на бесполезное дело с Димой? Ты, правда, так думал? – моя агрессия не уменьшалась.
- Не совсем, конечно, но я думал, что для тебя обсуждение этой темы - совершенно нормальное явление. Все вокруг все равно все прекрасно знают, что у тебя с Димой ничего не получилось. Да, и многие считают, что ты зря потратила на него время. Я в принципе согласен с ними.
- Да ты что! - я была поражена до предела. – А что ж ты тогда мне ничего раньше не сказал, что я делаю ошибку, мотаюсь к Диме каждый день? Чего это ты не позаботился обо мне? Не остановил меня, не уверил, что я действительно трачу время впустую? Послушался бы остальных и отговорил бы от Димы. Что ж ты?
Мне больше не хотелось видеть это существо. Я ненавидела его всем сердцем, клетками тела и всей собой полностью.
Почему мне так не везет на людей? Почему все вокруг всегда меня обижают? Почему я всегда выбираю не тех? Чем я заслужила такой участи?
Внутри меня все бушевало, мне хотелось прыгнуть в море и утонуть в нем.
- Слушай, мне конечно очень приятно, что ты пытаешься обо мне позаботиться, но то, что ты сейчас делаешь, наносит мне такую боль, что я не желаю более о тебе знать, - я развернулась уже, чтобы пойти прочь от Миши, но решила добавить. – И послушай мой совет. Когда будешь разговаривать с людьми, сначала подумай, что ты говоришь, и стоит ли вообще об этом говорить. И еще. Пошел ты, козел.
Я почувствовала небольшое облегчение после того, как обозвала этого типа вполне, как мне показалось, правильным именем.
- Света? Что с тобой? – снова, как ни в чем не бывало, произнес Миша.
- Что со мной? – я едва могла глотать воздух. – Так, послушай сюда. Я не хочу тебя видеть, слышать и знать. Никогда мне не звони и не появляйся в моей жизни. Ты понял меня? А если ты вдруг нечаянно объявишься все-таки, я не смогу отвечать за себя. Тебе все ясно или что-то разъяснить?
- Нет, я все понял…
Вот так наши с Мишей отношения закончились.
После этого я решила, что никогда в жизни не стану заводить отношений с парнями. Слишком болезненно мне они даются. И слишком тяжелые у них последствия. Слишком. А потому у меня оставалось только одно, погрузиться в учебу. У меня, в общем, это прекрасно получилось. Я отвлеклась от всех переживаний, всего горя, и просто стала получать знания. Я ведь поступила в местный филологический институт. Я собиралась стать писателем.
Миша послушался моих слов, и никогда больше не появлялся в моей жизни. Мне это помогло сосредоточиться на учебе.
Что касается Димы и всего, что с ним связано, так я со временем обо всем благополучно забыла. Для меня все пережитые переживания и страдания остались воспоминанием. Диму и его папу я больше никогда не видела. Это очень хорошо. Мне так было легче справиться с постоянно рождающимися довольно не легкими воспоминаниями. Но счастливое время, проведенное с Димой до его болезни, я уже никогда не могла забыть. Он подарил мне жизнь настоящую, мне более не удавалось прожить такую яркую и полную огромного счастья жизнь. Я очень благодарна Диме и судьбе за эту жизнь.
А пока я училась, я написала книгу обо всех чувствах и переживаниях, которые испытала, пока имела отношения с Зыкиными. За эту книгу я получила множество наград, известность и приглашение работать в крупном издательстве области.
В жизни все случается. Жизнь постоянно приносит нам радости, беды, горе и многое другое. Но на все переживания и передышки между очередными порциями находится время. Время – вот самый надежный друг, проверенное лекарство и средство утешения. Я столкнулась с этим и на себе ощутила волшебное действие, которое оказывает время. Поэтому могу точно сказать, что не нужно сильно переживать и убиваться, время все излечит. Даже такие глубочайшие раны, как у меня…