И так, я уже семейный человек, а не тот юный паренек, пришедший на завод учеником столяра. Вновь город Зеленодольск – мой родной город стал местом моего постоянного жительства. После свадьбы мы с моей юной женой приехали в общежитие к маме. На семейном совете решили снять квартиру в городе. Квартиру нашли на окраине. Договорились о цене и решили, на следующий день поселится на новое место жительства. Но и на следующий день и после, мы так и не решились сделать это. Всю зиму ютились в комнатушке общежития. Моя жена устроилась на работу в ЖКО нашего завода контролером расхода электроэнергии в частном секторе. И стали мы жить поживать семьей из трех человек, в ожидании четвертого.
Более сорока лет прошло с тех пор. Вспоминая те события, всегда вспоминаю три обстоятельства из того периода, которые навсегда врезались в мою память. Первое: уйдя утром на работу и возвратившись вечером, я к немалому удивлению своему увидел жену дома на месте, ожидающую меня с работы. Более того, она приготовила мне ужин и это было очень неожиданно и не привычно. Все таки, холостяцкий образ жизни крепко держал меня в своих объятьях. К семейной жизни так сразу не привыкнешь. Второе обстоятельство было также внове для меня: каждую ночь со мной рядом, в мою постель ложилась молодая девушка. И происходило это так естественно и быстро становилось таким привычным, что я стал забывать о прежнем своем одиночестве и холостяцких скитаниях. Третье обстоятельство во всей своей простоте понятно стало мне лишь после перестройки, когда пришло осознание в какой стране ныне я живу. Сейчас, при горячих спорах о нынешней жизни, часто используют своеобразную присказку: Кто мечтает о возврате СССР и прежней жизни - не имеет ума, кто не жалеет о распаде СССР и утрате прежней жизни – не имеет сердца. Полностью согласен. При всем своем неприятии социализма, советского образца, не могу без ностальгии вспоминать о той райской, беззаботной атмосфере, в которой мы жили. Все, абсолютно все, было ясно и понятно, все можно было запланировать и затем добиться этого. Главное, ты прекрасно знаешь: тебе не дадут умереть с голоду, более того обогреют и утешат, но, правда, при условии: ты не имеешь права поднимать голову от корыта, в которое тебе наложили эти блага. И упаси тебя бог проявить недовольство. Многим это нравилось, очень долго согласен с этим был и я. Но с годами человек меняется, меняются и взгляды на жизнь. Я уже не хочу к тому корыту. Пусть и небогатое у меня ныне корытце, но это мое и я его сам себе создал, без «руководящей и направляющей». При этом надеюсь, что, представ перед Высшим Судьей, смогу получить от него прощение за те прегрешения, которые совершил я, живя на земле. Надеюсь также, что отвечать придется за собственные грехи, а не кивать на какую то партию, дескать, я только лишь винтик в ее колесе и не отвечаю за свои деяния. История знает множество примеров, когда руками «маленьких» людей делались самые зловещие преступления против людей и Создателя. Я такого не хочу! Прекрасно знаю, что нынешняя жизнь в корне отличается от жизни в то время. Иначе не удивлялся бы сейчас: как смог я допустить, чтобы моя молодая жена, на своей работе в одиночку ходила по квартирам и частным домам с проверкой показаний электросчетчиков. По нынешним временам это немыслимо, недопустимо. Но тогда это было в порядке вещей. Вот такая разница нравов. Хорошо это или плохо, пусть каждый оценит сам, но так было. Как говорится: из песни слов не выкинешь.
Семейная жизнь все более поглощала меня. Я стал привыкать по выходным вдвоем с женой ездить в гости к теще. Наши визиты неизменно сопровождались застольем с большим количеством выпивки. К тому времени она похоронила родителей своего первого мужа и жила со вторым сыном от него. Его звали Мишей, он был женат на своей дальней родственнице из Магнитогорска. Она несколько лет назад приехала в Казань поступать в институт, но не сумела и осталась в городе. Поступила на работу и, соответственно, на вечерний факультет в КХТИ. В то время это было обычным явлением. Миша очень любил ее, любил какой – то, я бы сказал, рабской любовью. Он был простым работягой, хорошим механиком. Работал после армии на заводе, а затем перешел на кафедру в авиационный институт. На работе его очень высоко ценили, но в остальном, это был почти ребенок или лучше сказать рубаха – парень. Исключительной доброты человек, он, казалось, готов был обнять целый мир, чтобы сказать: «Ребята – давайте жить дружно. Если вам чего то не хватает – возьмите мое сердце, но не ссорьтесь». Вот такой был человек. Но его простота и его добродушие у жены его вызывали лишь раздражение. Так часто бывает. Она была жестким человеком, к тому же еще подавляла его интеллектуально. Для Миши она была тем, про что говорят: «На тебе сошелся клином белый свет». Он был в рабской зависимости от настроения своей Валюши, так он ее называл. Но, несмотря на эти обстоятельства, они жили достаточно мирно и, по мере возможности, дружно.
Наши субботние застолья проходили очень дружно и весело. Да и как по другому, ведь в гости к Клавдии Васильевне охотно шли и родственники и просто знакомые и все были привечаемы, всем находилось место за столом, рюмка и закуска, а также и доброе слово. Душой стола был всегда Миша, он охотно смеялся на шутки гостей, сам шутил и пел с гостями застольные песни. Был в те времена такой способ досуга, праздничный стол не мыслим без общего хорового, застольного пения. Всегда в компании находился запевала и гости, в меру сил с удовольствием подпевали такому лидеру. Репертуар песен был очень широк, от народных до современных, написанных композиторами и исполняемыми на тогдашней эстраде. В воскресенье, нагруженные всяческими продуктами, на автобусе мы возвращались в свою конуру в Зеленодольске. Такой жизненный распорядок продолжался всю зиму. Работа, учеба в вечерней школе, семейная жизнь полностью поглощали меня. Изредка к нам в гости приходил Толик Кузнецов, мой брат, троюродный, а может и четвероюродный, это неважно, потому что мы были с ним как родные братья. Слов нет, Людмила всегда приветливо встречала и его, и других моих друзей, угощала нас своей стряпней. Особенно ей удавались ежики (вроде котлет с мясом и рисом), а также пирожки с бульоном. Редкие визиты Толика были для меня, как дуновение свежего воздуха, как весточки с воли. И хотя все хвалили мою жену за обаяние и красоту, а однажды, на какой то молодежной вечеринке, один из незнакомых нам с ней гостей даже признался мне, что влюбился в мою жену. Это прибавило мне конечно гордости за мой выбор, но пробуждающейся тоски по вольной жизни не убавило. Не могу сказать, что эту тоску я начал испытывать сразу после женитьбы, нет ничуть. Она формировалась исподволь, мелкими шажками, чуть заметными импульсами. В общении с новым моим окружением, я охотно делился о пережитом, особенно о морском прошлом. Мои рассказы о море, рыбацких буднях и судьбах моих друзей, оставшихся там, на Дальнем Востоке, сказывались, наверное, больше на мне, чем на моих слушателях. Прежде всего, они находили отклик в моем сердце. Постепенно в моем сознании стали пропадать негативные стороны морских будней. Трудности и невзгоды забывались. Даже то, что у моряков часто не ладится семейная жизнь. Казалось, такое не может коснуться меня, ведь ни у кого нет такой прекрасной и верной жены. В воображении я видел прекрасное, ласковое море. Как живые, на внешнем рейде порта Находка, в заливе Америка, стояли на якорях океанские сухогрузы и пустые гигантские лесовозы из Японии. Море всегда представлялось летним, в крайнем случае, в теплый весенний день, при этом я не думал и не вспоминал, что оно бывает зимним, суровым и штормовым. Я не хотел вспоминать о штормах, о тяжелом изнурительном труде рыбака. В акватории Курильских островов мне виделись красавцы - траулеры новейшей серии СРТМ. В своем воображении, я стоял на рулевой вахте, мы шли на траверзе острова Сахалин, наш сейнер выходил из пролива Лаперуза, в открытый океан. Я не хотел вспоминать о чиряках, вскочивших когда то на моих руках.. От них, конечно, остались шрамики, но они ведь не болели, а по радио опять поют о Сахалине и герой песни, «бросает камушки с крутого бережка», в этот пролив имени француза - мореплавателя. Неизлечимая, спрятавшаяся на время, болезнь под названием РОМАНТИКА вновь стала захватывать мою душу. Рецидив пережитой болезни стал незаметно возвращаться ко мне, как раковая опухоль, он поражал весь мой организм. Как мог, я сопротивлялся этому недугу. Ведь я женат, мой нынешний уклад жизни, как шторка в объективе фотоаппарата, напрочь отсекает все картинки моего воображения, моих ностальгических видений. Безысходность и полная безнадега поселились в уголке моей души, ожидая своего часа.
31 мая 1968 года у нас родилась дочка. Радость неимоверная и незабываемая, даже шутливые упреки на работе, что, дескать, бракодел, не мог мальчика соорудить, не задевают. Рождение дочки по времени совпало с выпускными экзаменами в моей вечерней школе и я вынужден был сдавать их между бесконечными пьянками по случаю ее рождения. Но ничего все обошлось, учеба меня не напрягала. В день выписки в Зеленодольск приехала Клавдия Васильевна и я, в компании с моим братишкой Толиком и тещей, пошел в роддом встречать мою семью. Забрали, пришли в наше общежитие, перепеленали нашу дочку, она обсикала нашу супружескую кровать и мы всей компанией отправились в Казань. Больше моя дочка в Зеленодольск, на жительство, не возвращалась. В Казани мы продолжили в расширенном составе отмечать рождение. Апогеем двухдневной гулянки стала развеселая песенка про Таню, которая уронила в речку мячик. Это присутствующие мужчины так решили назвать новорожденную. На следующий день я уехал в школу на экзамен и по дороге, в автобусе, моя болезнь напомнила о себе. Как спасательный круг для меня была о моей дочери, у которой не было еще даже имени. И тут я вспомнил о вчерашней песенке и о Тане. Мне стало даже плохо, холодный пот прошиб. Какая Таня? Ты, что делаешь? Забылся совсем, а помнишь свое морское прошлое, помнишь залив, который называется: Ольга? Твой лучший друг Толик Салий в бухте этого залива жизнью рисковал, когда с ножом в руках без страховки нырял в ледяную воду, чтобы ты шел дальше на Курилы, на Шикотан за сайрой! Всего два года назад это было, а ты уже забыл, гад эдакий. А ведь всегда знал, что если у тебя будет дочь, она будет носить имя Ольга. Действительно, не помню в деталях, как это произошло, но хорошо помню, что зашли мы в красивейшую бухту Ольга, для того чтобы освободить гребной винт нашего сейнера от троса. Море штормило и наш караван зашел в эту бухту в поисках тихого места. Толик совершил тогда невозможное, освободил сейнер из плена, без всяких водолазов и дайверов. Вернувшись после экзамена в Казань, я сказал, что дочку назовем Ольгой в память о моем незабвенном друге Толике, его подвиге и прекрасном месте на \\дальнем Востоке, которое называется бухта Ольга.
Наконец, пьянки и обмывания благополучно закончились, подходили к концу и мои экзамены. Подходило время выбора: как быть дальше, куда поступать учится? Казань меня совершенно не привлекала. Приступы той болезни, что затаилась в моей душе, становились все чувствительнее, все во мне протестовало против Казани. Я хотел в Одессу. Я хотел к морю. В Одессе, конечно, поступлю в инженерно – морское училище, в которое я не попал в свое время. Буду капитаном дальнего плавания, настоящим морским волком, бороздящим моря и океаны. В крайнем случае, в Москву, лишь бы подальше от Казани. В Москве поступлю в любой приличный вуз, типа физтех. Я был твердо уверен, что поступлю без проблем в любой технический вуз, сдам на отлично любые экзамены. И здесь, пожалуй, впервые в жизни, в этом споре о дальнейшей учебе, я потерпел полное, можно сказать сокрушительное, фиаско. Мне внятно и конкретно было сказано: хватит бродяжничать, у тебя семья, прижми свою пятую точку и поступай учиться в казанский вуз, вон их сколько, выбирай любой. Причем сказано это было очень категорично. Оппонентами выступили мама, теща, жена и все родственники и друзья. Я был сломлен и стал искать в какое место приткнуть свою пятую точку. По трезвому размышлению, единственный порядочный вуз в этом противном городе под названием Казань - авиационный и я понес свои документы туда. Пришел август, спокойно и как – то даже незаметно, сдал вступительные экзамены и меня зачислили на первый курс радиотехнического факультета КАИ. Я перешел в новое качество, предстояли большие перемены в моей жизни. Теперь я – полноправный гражданин студенческой планеты. Что ж, посмотрим, что это такое.
А пока, суть да дело, мы с женой и маленькой дочкой Олей поехали в гости, на свадьбу. Теща, Миша с Валюшей и мы втроем сели в речном порту на катер и отправились через Волгу, по реке Свияга, в деревню Тихий Плес, на родину Клавдии Васильевны. Там в деревенском доме, на высоком Свияжском берегу, прямо около большой, заброшенной церкви было подготовлено свадебное застолье. Женился мой друг Костя. Женился на двоюродной сестре моей Людмилы, с которой познакомился на нашей свадьбе. Ох и хороша была эта свадьба. Я впервые побывал в этих местах, хотя и видел эти горы и эту церковь все свое детство. В нашей деревне эти края называли: «гнилой угол». Почему то, летние дожди приходили всегда оттуда. Хорошо помню, как после обеда, ближе к вечеру из - за этих небольших гор на нашу окрестность надвигались темно – синие, почти черные, грозовые тучи с яркими всполохами света от молний. В нашей деревне все как бы замирало в ожидании, а на горе, на фоне изрезанного молниями неба, отчетливо виделся контур этой церкви. И вот мы находимся в этом самом «гнилом углу», нас радостно и душевно встречают родители невесты: родная сестра моей тещи, тетя Наташа, ее муж, дядя Федя. Здесь же и Костины родители: тетя Аня и дядя Костя. Под ногами крутятся сестренки невесты, особенно младшая, всеобщая любимица, Бусинка. Я даже имени ее не запомнил, настолько метко дан был ей этот, с позволения сказать, псевдоним. Она была действительно как драгоценный бриллиант, играющий всеми цветами радуги камешек в ожерелье, из своих прекрасных сестер. Ближе к полудню, мы всей молодежной компанией пришли пешком в соседнюю деревню, в сельсовет регистрировать брак жениха и невесты. Вернувшись в дом сели за праздничный стол и понеслась свадьба на всю округу. Наша маленькая дочка Оля, спала в это время сладким сном в коляске, за углом дома в тенечке, с видом на мою родную Протопоповку. Ей шел третий месяц. На следующий день, когда еще шумела и продолжала гулять свадьба, мы вернулись в Казань и я стал готовиться к студенческой жизни.