А президенты-то разберутся, после какого из них, из какой президентской рати - спич гутарят? Ну-да, ну-да, им-то что, у них проблемы другие, масштабнее. Один изратевидный, -ладзе, недавно сказал, что кризис ударил по ним больно, в этом году поедут в Ниццу - один раз. Бедуют. Хотя, как по мне, беда беде рознь.
Сидели мы так тихохонько и гутарили промеж собой. Гутарили и тарили. Тарили и гутарили. А когда в третий раз протарились, закончились огурцы в литровой банке. Серёга потыкал-потыкал вилкой среди листов распластавшихся, чёрносмородиновых, дзёбнул остаток чеснока умаринованного, взрыгнул интеллигентно в кулак и спиченул: «За вишню»!
(Рассказ Серёги)
У друга - жена, явно ведьмистая баба. И всё - разбитая банка варенья. Прихожу к ним домой, а она сидит на корточках среди кусочков стекла и вишни сморщенночёрной - кусочками прошедшего лета плавающей в луже тёмносладкой, и рыдает. Чего, спрашиваю, случилось… Глазами янтарными, опушенными чёрнокрашенными ресницами, зыркнула на меня и говорит: « Похороны откладываются…, но это хорошо. Варенья жалко, я его редко варю, может, поэтому вкусное выходит».
Собрала она все остатки, перед этим, вытащив стекло на картонку, и в унитаз выбросила. Потом вымыла пол, перекрестилась, и чай усадила пить. Чай у них крепкий всегда, ароматный, с травами ядрёными. В вазочке керамической солнечной, в виде цветка тюльпана громадного, печенье самопеченное - с кристалликами соли, по верху рассыпанными. И печенье солоноватое со сладким терпким чаем - вкуснотища неописуемая. Сидим степенно, её мужа, значит дожидаемся, а меня вопросы мучают - что ж там, с вишней этой, будь она неладна… Ну, и выспросил.
Варенье, действительно, варилось в семье моего друга редко. Денег вечно не хватает… Тут бы детишек побаловать свежими фруктами да ягодами… Родных в селе нет, чтобы запустить ребятню в сад и огород, а цены на рынке и в магазинах, сами знаете какие. А, может, хозяйка у моего друга - неважная, но факт в том, что два раза варила она варенье за всю свою замужнюю жизнь.
В первый раз, вишнёвое - три литровые банки. Одна пошла на сочиво рождественское. Вторую - в голодуху с хлебом умяли, когда зарплаты не платили. А третью, запустили на поминальный рис, когда отец её помер.
Сейчас вышло поболе варенья-то, клубничное, облепиховое и одна полулитровая баночка вишнёвого. Вот она и разбилась.
Почаёвничали мы тогда и по второму кругу - скоро друг вернулся домой. Но по сей день думаю, как много может значить банка вишнёвого варенья.
Мы задумались, протарились ещё раза два, и я предложил спич: « За поезд»!
(Коротко)
Доехать на могилы к родным не могу… Да и к живым родственникам - никак. Ни до города в своём государстве. Ни до города в соседнем, чрезтаможенном.
Вот вам и спич. Вот вам и миниатюра.
А чего спич таким коротким у нас вышел? Так мужики у нас много не говорят. Порода такая. Нашенская.
Миньки прошлёпались. Бородато почесались. Скрутились в самокрутки и пыхкают. Стаканы, отгранённые временем и постсоветизмом, скрипнули друг о друга и перетекли в жадные рты. Миньки помолчали. Вздрогнули, глянув в зеркала, обшляпали неврущие пространства красками. Из неблестящих лекал улыбнулись Дед Мороз и Снегурочка в обнимку с Сантой и Снеговиком, пиянорасслабленно обнялись, взяли чемоданы и оленей подМышки и двинули к Буйволам. НеХай попаровозят.
© Ирина Жураковская, 2008