Глава 1.
За окном уже темнело, уже зажигали свои животики ночнички, уже затихали свистопляски, джигашишки и говоронки. Уже расстраивался и распёвывался осоловушка, а цикубики потихоньку потрескивали, готовясь утромбонивать всю ночь.
Но всего этого никак не мог увидеть и услышать маленький ушастый Людоежик, одиноко сидевший в своей норке и раздумывавший, чем бы немного утешиться. Надо сказать, что «чем бы утешиться» является основной мыслью, темой и стержнем всей истории, философии, культуры, архитектуры, литературы и макулатуры людоежиков. Более того, мысль эта для людоежиков не только основополагающая, но и основосохраняющая и даже основоисправляющая.
Дело в том, что, в отличие от живущих неподалеку людоедиков, в трудное для себя время питающихся родственниками и друзьями (гимн людоедиков, как вы, вероятно, помните, начинается так: «дай, друг, на ужин лапу мне...»), так вот, в отличие от них, в моменты сильных душевных потрясений людоежики начинают есть себя. Ну, а, поскольку каждая минута их жизни оказывается именно минутой сильного душевного потрясения (что, в общем-то, неудивительно), то риск самосъедения или хотя бы самопережевывания крайне высок.
Именно поэтому живут людоежики в одиночестве, из норки без особой надобности стараются не выходить и тщательно оберегают все свое содержимое: как душевное - от посягательств других, так и физическое — от себя самих.
Итак, в этот чудесный вечер Людоежик сидел совсем один в своей норке и искал утешения. Делал он это по всем существующим правилам, используя все возможные методы - от патриотичного (спеть три раза государственный гимн "Ты не один такой..." на два голоса) и высоконаучного (с использованием психологии, астрологии и паталогии), до народных (Испить Чашку и Причесать шерстку на брюшке эдаким Особо Утешительным Манером).
Но не помогало ни это, ни самокуритика, ни — контрастное - самохваление с самосвалением. В отчаянии, и уже покусывая себя, он даже начал готовиться к самолюбованию, и — о, ужас! - принес из каморки зеркало, но вовремя одумался.
Еще недавно самолюбование было весьма популярным видом самоутешения, и какое-то время по нему даже проводились соревнования, вызывавшие большой интерес публики; но после массового самосъедения во время последних Игрищ самолюбование было признано особо травматичным и, хотя оно и не было запрещено официально, использование его в самоутешительных целях не приветствовалось: умение видеть в своем отражении только положительное дано немногим; людоежики же, увы, к этим немногим не относятся.
И, вот, Людоежик заплакал, закрыл глаза и отщипнул кусочек когтя на правой лапе. И тут услышал, как в дверь кто-то постучал.
Людоежик широко раскрыл глаза и замер. Не надо думать, что он испугался или удивился, или обрадовался. Нет, просто «Широко раскрыть глаза» и «Замереть» — это два основных правила поведения людоежиков.
Что касается первого, то глазки у них необыкновенные: красивые (от рождения) и очень печальные (результат постоянной - внутренней и внешней, моральной и физической и, не столь справедливой, сколь непримиримой - борьбы с собой). Поэтому взгляд широко распахнутых горестных глаз людоежика способен нейтрализовать любого, даже самого опасного, врага: тот просто начинает рыдать при виде этого бесконечного очарования и скорби.
Второе, «Замереть», - используется всегда, когда появляется опасность быть замеченным Судьбой. А ведь, как всем известно, в дверь стучится именно Судьба: все остальные пользуются звонком.
Итак, Людоежик широко раскрыл глаза и замер. Стук повторился - раз и еще раз. И тут Людоежик вспомнил, что звонок у него просто не работает: вчера мимо пробегал пылеглот и языкоед Такилом, обожающий язычки дверных колокольчиков, но зато оставляющий после себя идеально чистое крыльцо. Весь день Людоежик собирался повесить новый колокольчик, но ему не хватило ни сил, ни времени, ни желания — такая работа может отвлечь от мыслей о действительно важном — о том, как жить дальше.
Стук становился все настойчивее. Людоежик начал сердиться. Надо сказать, что при всем их очаровании, мохнатости и ушастости, сердитые людоежики могут быть весьма опасными для окружающих. Не специально и не от злости — оттого лишь, что людоежики — Очень Увлекающиеся Натуры. Сердитый людоежик так увлекается процессом справедливого негодования, что просто забывает, какие острые у него зубки, и просто не замечает, что он кого-то укусил.
Стук не прекращался. Совершенно Взбешенный (как определил бы свое состояние он сам), Людоежик резко распахнул дверь — и никого не увидел. «О, нравы!» - сказал он громко, так, что даже все в лесу притихло на мгновение, и услышал шорох за спиной — в глубине своей норки. Людоежик медленно обернулся.
Вроде бы, все было как и прежде. Любимый диВэн (специальная двойная кабинка для размышлений и создания нетленных произведений; обычно в одной части сложены необходимые для работы предметы, такие, как перо, бумага, штопор и др., а в другой располагается сам людоежик, приятно обложившийся пледами, подушками и домашними животными). Со стороны маленькой кухни доносятся обнадеживающее шкварчание и восхитительные ароматы явно удавшегося яблочного порока и закопченого потолка (который, как известно, можно вылизать в особо трудный момент жизни — задача не из простых, но, тем более, достойных, и, действительно, реально помогающих выжить).
Но что-то изменилось в маленькой уютной норке, годами оберегаемой от вмешательства чуждой нам (то есть, им) культуры (то есть, бескультурья) и попыток навязать нам (то есть — им) несвойственное и опасное мышение, мучение и мировзрывление. Людоежик внимательно осмотрел норку (то есть, состроил умную мордочку и изобразил впередсмртрящего). Все в порядке — никого, только шарыбки преданно заглядывают в глаза, слегка пошевеливая пластниками, и мебель замерла, изображая полную покорность.
Но кто-то ведь шебуршался у него за спиной! Что-то ведь возомнило себя! Людоежик медленно поднял глаза (крайне сложное для него упражнение — предполагает, что что-то может оказаться выше; вообще говоря, действие, доступное лишь очень небольшому числу особо талантливых людоежиков). Так и есть. На шкафуге, пошевеливая хвостами и глядя нагло, удобно расположились две Ну Каваки.
Людоежик начал распушаться. Справедливое Негодование постепенно переходило в Крайнее Возмущение и, затем, в Величественный Гнев. Распушенный Людоежик молча смотрел на удобно расположившихся на шкафуге и вылизывающихся Ну Кавак, полагая (как и все людоежики, столкнувшиеся с Глупостью и Бескультурьем), что его выразительный (негодующе-леденящий и укоризненно-уничижительный) взгляд урезонит, устыдит и уничтожит вредных тварей. Однако вредные твари на взгляд не реагировали и, судя по весьма довольным мордам, собирались приятно провести в его доме неопределенное, но, похоже, длительное время.
Людоежик так рассердился, что даже забыл, что еще недавно хотел себя съесть. Поведение нахальных Ну Кавак было столь Безобразным и Бестактным, что ему просто ничего больше не оставалось, как начать их Игнорировать. Вообще, Игнорирование — один из сложнейших приемов воздействия на окружающих, подразумевающее не только способность не замечать провинившихся и за то наказуемых, но и умение дать понять этим самым провинившимся, что их Игнорируют.
Негодующе, но изящно изогнув спинку и придав мордочке Вежливо-Холодное выражение, Людоежик Царственно Прошествовал к ДиВэну. Твари на шкафуге смотрели в его сторону, но без особого интереса. Людоежик остановился, Устремил Осуждающий Взор и замер в позе Скорбного Величия.
Все это он проделал безукоризненно, элегантно и с чувством, однако, абсолютно лишенные совести, безнравственные, отвратительные и невоспитанные Ну Каваки, вместо того, чтобы Проникнуться, зарыдать и броситься вон — топиться, устроились поудобнее, вальяжно раскинувшись, и довольно засопели.
Сопели они так уютно, что Людоежик, хоть и негодуя, но тоже пристроился на ДиВэне, свернулся клубочком и сладко зевнул. «Надо бы блохвостика завести», - подумал он. - «Он бы на них мяхал...»
И с этой мыслью Людоежик заснул, забыв про нахальных зверюг, которые тиохнько посапывали на шкафуге, иногда ворочаясь во сне и роняя вниз скопившиеся там за много лет пыль и дохлых ух.
Глава вторая,
впоследствии сожженная автором в припадке безумия.
Первый сон Людоежика.
И приснился Людоежику сон.
Будто бы он -------------------------------------- и -------------------------- в-------------------------------------------------------------------------------------для--------------------------------------------------тогда----------------------------------где----------------------------------------------------когда----------------------------------потом------------------------------------------и----------------------------------в--------------------------------------------------------------на-----------------------------------------там------------------------------------------он----------------------------туда----------------------------------с ним.**
Людоежик проснулся счастливым. И вдруг понял, что это был только сон. Он хотел заплакать, но потом передумал и вместо этого очень расердился.
_______________
** Знаками "-----" заменяются выражения, не пропущенные цензурой из политических, морально-этических или педагогических соображений.
Глава 3.
Вставать совершенно не хотелось. Ну Каваки на шкафуге тоже проснулись и теперь шумно возились, выясняя, где чье место. Людоежик поджал лапки к животику и загрустил.
Как и все людоежики, он очень не любил Неприятности, потому что с ними приходилось Бороться. Способов борьбы с Неприятностями было три. Во-первых, от них можно Спрятаться. Неплохой способ, позволяющий блеснуть своими способностями - любители многое бы отдали за возможность хотя бы разок взглянуть на Людоежика в процессе Прятания: как аккуратно он закрывает лапками глаза, начиная считать «раз-два-всем-привет-три-четыре-меня-нет». Как тихонечко, на цыпочках, перебегает от ДиВэна к столу и обратно, продолжая плотно закрывать глазки лапками, потому что подглядывать, во-первых, нечестно, а, во-вторых — могут же заметить! Как на кухне, втиснувшись в уголок между сушерубкой и сушегрейкой, все-таки, быстро открывает один глаз, чтобы взглянуть, не прилипло ли что-нибудь вкусненькое к потолку в процессе последнего кулинарного эксперимента. Как застывает в печальной задумчивости — и как же это вкусненькое оттуда слизать, не дав заметить себя Неприятностям?
Вот именно мысль о процессе питания с закрытыми глазами и остановила его, совершенно было уже решившегося на Прятки. Для порядочного людоежика мысль о том, что он не сможет насладиться видом вкусностей, страшнее, чем невозможность поесть вообще. Нет, поесть они, конечно, любят. Но превращать Творческий Процесс в механическое пережевывание считают Профанацией Искусства.
Поэтому Людоежик стал думать о двух других классических способах Борьбы-с-Неприятностями (убедить себя в отсутствии неприятностей или убедить неприятности в отсутствии себя) и, естественно, очень скоро, сам не заметив — как, оказался на кухне.
Вообще, удивительное это дело, но тщательное обдумывание неприятностей непонятным образом всегда приводит на кухню.
Людоежик задумчиво посмотрел на потолок. Чисто вылизанный, с нежно-золотистой каямочкой для соуса, он так и манил к творчеству. Некоторое время Людоежик раздумывал, что бы такое, необычно-утешительное сегодня натворить. В задумчивости он пару раз подпрыгнул, подергал себя за шерстку на правом ухе и сжевал несколько салфеток.
Наконец, вдохновение, видимо, пораженное скоростью исчезновения салфеток, пришло. На скорую руку соорудив из него пару бутербродов (потому что надо быть готовым к тому, что творчество, как всегда, отнимет много сил) и запив их чашей горячего сокучувствия, Людоежик приступил к сотворению Пира.
Надо сказать, что людоежики всегда хороши. И смотреть на них доставляет огромное удовольствие всегда. Но людоежик Творящий — это нечто совершенно особенное и трудноописуемое.
Что интересно, людоежики искренне убеждены, что творят они исключительно ради результата. И, действительно, результат превосходит самые смелые ожидания даже таких гурманов, как они сами. Но, конечно, столь увлекающиеся натуры просто не могут творить, не впадая в экстазики, не вошпыряя самозабвенно... настолько, что один из них даже как-то запек себя в денрожденном пироге. Как он объяснял позже репкотерам, это было так символично и самолично, что он просто не смог удержаться. Тем более, что начинка из брусчатки настолько удалась, что ему ужасно захотелось ее попробовать, так что в результате он вылизал ее в процессе запекания.
Людоежик творил, забыв обо всем. Иногда он залезал в маленькую кастрюльку и сидел там, обдумывая следующий шаг. Иногда начинал напевать или насвистывать, или поскрипывать, или похихикивать, помешивая правой лапкой что-то невообразимо вкусное и дирижируя себе левой, чтобы не сбиться с такта. Иногда прыгал на одной ножке вокруг огня и шепотом читал ему нежные стихи о любви. Сегодня все получалось, и в кусочках всяких вкусностей был уже не только потолок, но даже и стены, что удается крайне редко даже самым способным людоежикам.
И Необычно-Утешительный Пир, наконец, был готов. Усталый, но гордый, Людоежик смотрел на дело своих лап и чувствовал себя счастливым. Он знал, что пока он отлижется от ингредиентов и вычистит шерстку от соуса, Пир настоится и станет просто шедевром. И тогда наступит время Счастливого Пробования, Вкушения и Наслаждения.
Вылизавшись и расчесав шерстку, Людоежик повязал обеденную салфетку вокруг шеи и закрепил два свободных ее уголка парадными прищепками вокруг задних лап. Он хотел понравится Пиру так же как тот нравился ему. Людоежики всегда и всем хотят нравится, так что обычно день у них начинается с попытки очаровать свой завтрак. Что, скорее всего, им удается, но проверить это сложно, так как взаимная любовь не мешает быть завтраку съеденным. Людоежику она не мешает тем более. Грациозно подпрыгивая, он приблизился к столу, на котором ждал его Пир. И — о, ужас! - увидел, что Пира нет!
«Это Ужеслишком!»- закричал перепуганный Людоежик и, путаясь в салфетке, попытался спрятаться в шкафуге, на третьей полке, потому что на первых двух располагался Кошмарный Беспорядок, который, во-первых, всегда занимает много места, а во-вторых, не любит, когда его беспокоят.
Не надо думать, что людоежики трусливы! Нет! Они просто осторожны, что разумно. При весьма критичном к себе отношении и даже осознании, как они, мило потупившись, говорят, своего несовершенства, они этим несовершенством весьма дорожат. На эту тему у них даже есть поговорка: «Съешь себя сам!», то есть, никому другому они этого позволять не собираются.
Но Ужеслишком, или, как сам он себя любит называть, Ужеслишком Неотвратимый, - это реальная угроза для любого людоежика. Потому что Ужеслишком ест все. И если сам людоежик еще способен увернуться от неповоротливого и медлительного Ужеслишкома, то мебель, еда, одежда, любимый ДиВэн — все оказывалось под угрозой постепенного съедения мелким, но очень вредным, занудным и упертым созданием, найти которого очень сложно, а вывести просто невозможно.
И тут сверху на Людоежика упал кусочек Пира. И послышалось довольное урчание. И даже чавкание. Людоежик слез с полки и посмотрел вверх.. Счастливо вздыхая, Ну Каваки гоняли остатки Пира по крышке шкафуги, иногда лениво прикусывая и пожевывая, иногда аккуратно подталкивая кусочек к краю, чтобы посмотреть, как он будет падать.
Это было ужасно обидно. Но людоежики считают, что они очень умные, взрослые и терпеливые. Поэтому пришлось взять себя в лапы (то есть обхватить себя лапами покрепче) и подумать о несовершенстве мира (любознательных отсылаем к словарю современного людоежиного языка). Молча Людоежик прошествовал ко входной двери, открыл ее и вышел.
Глава 4.
Шел дождь. Людоежик отстегнул обеденную салфетку от лап и повязал ее на голову. Это было и стильно, и оригинально, так что настроение у него слегка улучшилось. Из-за двери донесся звон бьющегося стекла. Похоже, Ну Кавакам надоело играть, только сидя на шкафуге. Людоежик придал мордочке осуждающее выражение (сморщил нос, поднял левую бровь и тихо, но выразительно фыркнул). «Принесу выдуст», - подумал он. - «И выдую их из норки».
С этой мыслью он спустился с крылечка и пошлепал по лужам к своей маленькой синей лодке. И чем ближе он к ней подходил, тем лучше становилось у него настроение, потому что людоежики очень любят свои лодочки, особенно в дождь, когда можно плыть, подняв верх и спрятавшись от потоков воды, и, сидя в маленьком кресле, наблюдать за другими разноцветными лодками, плывущими по реке. И думать, что, вот, как же это здорово — там мокро и холодно, и шумит вода, а тут уютно и тепло, и только снизу тихонько бормочет бормотор, толкая лодку вперед и вперед.
Он плыл вдоль берега, поросшего выдустом и тросточками, наслаждаясь покоем и выбирая побег побольше. В лесу по берегам реки бродили известные и неизвестные ужастики и гадюстики, но Людоежику в лодке они были не страшны, поэтому он чувствовал себя большим и сильным. Он выбрал выдуст покрупнее и, очень довольный собой, поплыл обратно к дому.
Стемнело, и дождь уже практически закончился к тому моменту, когда Людоежик, сердито ворча и отдуваясь, подтащил выдуст к норке. Прислонив его к крылечку, он распахнул дверь и остолбенел.
Нельзя сказать, что перевернуто было все. Не был перевернут ДиВэн и почти на месте стояла шкафуга. Кошмарный Беспорядок вывалился со своих полок и теперь удобно расположился на полу. Сверху по нему радостно прыгали шарыбки, выпавшие из своего шарыбариума, когда он разбился. Красивые коврышки были разрисованы остатками вчерашнего соуса. И хотя орнамент получился оригинальный и цвет вполне соответствовал, это было Недопустимо, поскольку Людоежик мечтал сам однажды что-нибудь в таком роде сотворить.
Чудесные книжки с картинками-фри были раскиданы по всей норке и погрызены в самых интересных местах. И, в довершение ко всему, со стороны кухни, откуда доносился жуткий визг, на все это тонкой струйкой текла вода.
Людоежик охнул и стал пробираться к кухне. Он так перепугался, что даже не успел рассердиться. Шарыбки, решившие, что это такая веселая игра, бросались ему под ноги откуда-то из-под толстых фолиантов или спрыгивали прямо за шиворот со шкафуги. Он стряхивал их, отчего они приходили в сумашедший восторг и набрасывались на него с удвоенной энергией.
Наконец, он добрался. Воды на полу кухни было почти по колено. Похоже, дождь лил через разбитое Ну Каваками окно все то время, пока он плавал за выдустом.
Теперь одна из Ну Кавак, с круглыми от ужаса глазами, сидела высоко на полке (где, надо сказать, до того стояли любимые расписные горшочки Людоежика) и издавала тот самый жуткий визг. Вторая, закрыв глаза, тихо тонула. Если бы у этой неразумной твари хватило соображения просто встать на задние лапы, то, во-первых, ее морда оказалась бы над поверхностью воды, и, во-вторых, она не была бы неразумной.
Людоежик сказал: «Ну, знаете ли!!!!». Очень эмоционально. Надо признаться, что терпение его все-таки лопнуло, поэтому желания быть Хорошо Воспитанным Людоежиком больше не осталось.
«Ну, знаете ли!!!!» - еще раз с выражением сказал Людоежик, шагнул в воду и попытался схватить Ну Каваку за шкирку. Не тут-то было! Ну Кавака, поняв, что можно за что-то ухватиться, вцепилась в его лапу всеми когтями, зубами и, на всякий случай, еще и хвостом . Людоежик, попискивая от боли, втащил ее в комнату и попытался отцепить. Ха! Как же. Не открывая глаз, она впилась в него когтями еще сильнее.
«Ой-ой-ой», - грустно сказал Людоежик. Ему было очень больно. Но он был закален самосъедением, поэтому терпеливо вздохнул и, вытащив из кучи вещей на полу Большую Праздничную Скатерть, обернул ею мокрую Ну Каваку вместе со своей несчастной лапой. Потом, найдя несколько салфеток, насухо вытер свою шерстку, дотащился до ДиВэна и улегся, с трудом пристроив огромный куль, в который превратилась его лапка с Ну Кавакой. Из куля высунулся ну кавакин хвост, такой мокрый, что с него капало. «Непорядок» - подумал Людоежик и начал промакивать его салфетками.
В это время из кухни выбралась вторая Ну Кавака и попыталась забраться под ДиВэн. Ей это частично (в части головы и передних лап) удалось. Все остальное не пролезало в узкую щель, а потому торчало из-под ДиВана и несколько нервировало. «Вот ужас», - подумал Людоежик, обреченно закрыл глаза и, сам не заметив, как, уснул.
Глава пятая и последняя.
Второй сон Людоежика.
И приснился Людоежику сон.
Будто бы идет он по лесу и, как ни странно, совершенно этого леса, вместе со всеми его ужастиками, гадюстиками, лягунцами, покусавцами и прочими безобразиями, не боится. Где-то рядом, в зарослях выпоротника и можжевеника, как всегда с ужасным шумом, носятся две Ну Каваки. Иногда он свистит им, просто для того, чтобы убедиться, что они на его свист отзовутся, и тогда они на мгновение перестают шуметь и высовывают из кустов любопытные морды. Он укоризненно говорит: «Безобразие какое». И смотрит на них Очень Строго. Они же, как всегда, серьезностью момента не проникаются и возвращаются к своим Диким Играм куда-то в заросли. И Людоежик немного беспокоится, хотя совершенно точно знает, что никуда эти Сущее Наказание и Ошибка Природы не денутся и («о, ужас!» - как он говорит) навсегда останутся с ним.
Людоежик проснулся счастливым. Лапа, завернутая в Большую Праздничную Скатерть, побаливала. Ну Каваки рядом не было.
И тогда он понял, что это был только сон. Он хотел заплакать. Но потом передумал и вместо этого очень расердился. Потому что услышал, как на кухне что-то с грохотом свалилось . Он вздохнул обреченно, встал и пошел туда, по пути поднимая и складывая разбросанные вещи. В оставшейся по случайности целой чаше он обнаружил спящих шарыбок и убрал ее на шкафугу, накрыв для надежности толстой книжкой-фри.
Одна Ну Кавака упорно пыталась втащить найденный у крылечка выдуст в окно, которое по размеру для этого не подходило. Ну Каваку это не обескураживало — она самозабвенно продолжала изо всех сил тянуть выдуст, отчего окно становилось все шире. Вторая Ну Кавака сидела на краю оставшейся от вчерашнего потопа большой лужи и задумчиво топила в ней любимые людоежиковы тапочки.
«Я назову вас Пха и Нга», - сказал Людоежик Тоном, Не Терпящим Возражений, и отправился наводить порядок. Потому что Наводить Порядок — это любимое занятие всех людоежиков и они совершенно не сомневаются в том, что у них это очень хорошо получается.
к о н е ц
декабрь 2009
