Я – Звезда! Мне б зваться Стелла иль Эстер, но я – Глория!
Глория – я.
Гудело сердце, как камертон, когда играла роли я...
Без слов...
Тобой играла я...
Но проиграла битву за любовь твою.
Стою…
Теперь одна стою у бездны на краю…
Тусклый свет, слабый звук, тишина, пустота – мне достаточно их.
Что за низость считать, что боюсь я остаться одна?
Так боюсь, что польстилась на гнусную близость с тобой.
Мой альфонс.
Мой злодей.
Мой любовник.
Мой тоскующий паж.
Мой тщедушный герой…
Моя жертва.
Мой мальчик.
Мой прирученный зверь.
Мой коварный изменник.
Мой преданный враг...
Возомнил ты, что ложь во спасение – благо.
Что я – кукла бездушная в музее Тюссо.
И что мрак летаргическим сном укрывает послушно мой паноптикум на бульваре Сансет.
Но свершилось! В смятении - чувства. И взбудоражен покой.
Итак!..
Ты не знал, что Звезду не бросают.
Как простую статистку.
Нимфетку.
Старлетку.
Хористку.
Инженю.
Иль пейзанку-глупышку…
Я стреляла…
Пусть шёл ты не к ней, той девчонке своей.
Фальшивке.
Гризетке.
Болтушке.
Пустышке...
Бетти Шиффер (что за имя – о Боже! – на приманку похоже для крыс и мышей)...
Я стреляла в упор, опять и опять…
Как посмел ты считать меня ровнею ей?
Твои глаза, укравшие покой, немым укором стремились вдаль.
Не на неё, не на меня - на Санта-Монику.
Печаль струилась по щекам твоим, мой верный «gigolo».
Пижон с жемчужиной в петлице и «casus belli» всем моим грехам.
И высыхала без следа, когда среди оглохшей тишины одна, совсем одна, обитель скорби и безумства, души и плоти диссонанс, стреляла я…
И рвались с мясом чувства напополам, скреплённые из уст в уста...
Я продолжу свой путь в никуда...
От тебя, от себя, в бесконечность...
Это легче, чем сделать два шага навстречу тебе.
Как цинична судьба!
Я давно позабыла, что такое партнёры.
Друзья...
Мужья…
Не гневлю Бога я.
Не помню обид.
Сердец не калечу.
Всё «comme el faut» во мне.
Пусть в тени я пока.
Мой Макс, мой мажордом, мой неусыпный аргус, - всегда при мне.
Он бдит и блюдёт моей сути беспечность.
* * *
Я дождалась.
Зажглись софиты всех моих опьяняюще ярких ролей.
Всколыхнулись, вспомнив былое, в грим-уборной забытые дубли.
Улыбнулись карминово губы с терпким запахом амбры.
Закружилась быстрей вуаль, обнажая бесстыже пепел висков, чей пергамент так тонок.
Так ломок и так невесом.
Как сон заурядной актрисы, залитый наглым неоном огней…
Невыплаканных слёз комок душил.
Вдогонку титрам я молила:
- Хлюсты, жуиры, вертопрахи!
Велеречивые повесы!
Из тех, кто носит шляпы в стиле «борсалино».
И жаждет славы и успеха!
Вам не дано меня понять.
Предугадать.
Переиграть.
Перелистать.
Переиначить…
Вас ждёт забвенье, я ж буду всегда!..
Я буду назло вам блистать!
В газетах, журналах...
В ваших снах чёрно-белых, немых, с намёком на тусклый рассвет...
Чернильным пятном.
Фата-морганным.
Туманным.
Немного «sfumato».
Невнятным.
Неясным.
Размытым...
Буду вновь, как и раньше, будоражить весь свет.
А вы ждите, несчастные, когда я буду готова и буду согласна!
* * *
И рвалось сердце из груди: я – Глория!
Я – Глория!
Играла роли я...
Без слов...
Но проиграла битву за любовь твою...
Когда ж ушёл ты навсегда - туда, то я молчала, зубы сжав.
Как заповедь, твердя свою молитву, в расплаты час непонятую, непостижимую тобой:
- Я - Звезда!
Мне б зваться Стелла иль Эстер...
Но я - Глория! Слава!
Я – Глория Свенсон! Аллилуйя – мне! Браво!
За всё отмщенье мне…
И нет прощенья мне.
Ну, что ж… Пора…
Не суждено сыграть мне Саломею.
Гекубу, скорбящую по детям.
Иль Медею-детоубийцу…
Клепсидра переполнена моя.
Отныне путь мой роковой, единственный и вещий, - Млечный Путь.
Ведь Глория – я…
Я та, что «transit sic» навечно…