Машуха сидит с толстой старухой, вредной и занудной, но не злобной как у Эльзы. Худосочная скелетина, которую присматривает Эльза, пакостит качественно и изощрённо. Но сказать её дочери об этом нет никакой возможности. По простой причине — видели её лишь при заключении контракта, деньги за уход она передаёт через адвоката еженедельно, как и оговорено.
Да и кто, в здравом уме, получив работу за 700 евро, в преддверии санатории-амнистии для нелегалов, будет дёргаться? Вот устаканится, тогда и поглядим в окошечко. Эх, прорубили окно в Европу на свою голову. Может, зацементировать... И что? Уподобиться вновь закрытому пространству? Не знаю. Нам бы выыыжить.
Сашка в лучшем положении, чем девчонки, хотя своё выплакала чуть раньше, когда корячилась в доме престарелых на берегу моря. Ноги и руки не разгибались после недели подмывания-вымывания маразматических стариков, только кофе по утрам и желание съесть всё, что осталось от обеда — кусочек хлеба, печенюха...
Но неунывающий человечек пробился дальше - заслужил уважение, организовав свою маленькую коммуну в центре города. Квартира трёхкомнатная с лепными потолками, оборудованной кухней да голубенькой мозаикой везде, где можно и нельзя, громадным балконом внебосмотрящим, оказалась выгодным съёмным вариантом для троих. До этого девушки жили отдельно - ютились в мокрицоплесневеющих жилищах. Дешевизна убогих квартирок и комнат, кажущаяся, печально ойкнулась нервными стрессами, худобой, синяками под глазами и затравленным взглядом — не выдержууууу.
Оказавшись в чистой тёплой, просторной квартире над городом, морем, практически над вулканом, они воспрянули духом, и встречать нескончаемые трудности итальянских дней, внезапно, оказалось намного проще. Разговорный язык страны плавно осваивался, становился знакомым, неожиданно выпрыгивал скороговорочно, раньше русского и украинского.
Сашунечка, вон, грамотно документы начала заполнять. Глядишь, и вид на жительство-permesso di soggiorno заработает. Диплом инженернокомпьютерный да свидетельство дизайнера приравняет к итальянским, словно горку с колючей проволокой сравняет. Жизнь поменяет. Какие же мы менялочки — не-ус-по-коенные...
Помада так и не показала нос торпедовидный. Что-то последнее время подарок мэрикэевский, который дала мама перед отъездом в Италию, не хочет вести себя прилично. Светлые волосы девушки, взъерошенной стрижкой, улеглись под шапку.
Глянув в зеркало у выхода, сероглазка-Сашка улыбнулась и словно в сказке — в глубине протаявшей, почудилась фигура мамы. Вспомнила её шутку — помада-то волшебная — исполняет желания.
Ну да, а я принцесса заколдованная, - прошептала и рванула на работу.
В современном ангарном частнобизнесном производстве она была важным шпунтиком — помогала собирать крылА планеров. Её напарник Петро-Петруччио, изукрашенный драконами и русалками, с мощными бицепсами и шеей качка, уже курил на дворе в специальноотведённом месте. Хозяин строго следил, чтобы все курильщики собирались в определённом закутке — слишком много чего находилось в ангаре и вокруг него, готовое мгновенно загореться и взорваться яростным пламенем.
День закрывался снежным облаком, вечер стучался в окна, и куртка на меху уже нежно прижалась к фигурке девушки. Помада попросилась прилечь в ладошку с затвердевшей кожей (мозоли исчезли, оставив о себе память), но уходить ещё рановато и словно что-то йокает внутри — ожжжиданьице.
Планер, готовый к взлёту, удивлённо посмотрел на Сашку, которая подтащила коробку с новогодними игрушками. Все ушли. Хозяин собирался через минут двадцать подъехать с заказчиком, чтобы оговорить отправку летающего чуда и попросил кого-нибудь из работников дождаться их. Шмыгнув носом в веснушках, она поправила вязанную разноцветными полосками шапку - осталась. Остальные спешат домой, к семьям — жёны, наверное, торопятся закончить предпраздничную подготовку. Детвора ждёт подарки. А она? Ждёт ли она?
Оставив игрушки, Сашка вытянула руки в стороны и словно самолёт, покачивая крыльями, побежала по ангару. Споткнулась о скрученную промасленную верёвку и остановилась — нет лонжеронности, нет бруса силового придающего стержень крылатости. Грустное приземление закончилось очередным поиском помады, которая нашлась и, выпав из сумочки со смешными мохнатыми лямками-цеплялками, покатилась к выходу из ангара.
Хрусть! Мощняга-сапог добротной кожи нервно отдёрнулся от раздавленного чёрного, с пропиткой почти незаметных серебряных крошек, маленького футлярчика. Мужчина с аккуратной стрижкой и кепи, а ля-тридцатые, растерянно смотрел на содеянное. Рядом теснились Петро-Петруччио и хозяин.
Сашка взвыла в высокий потолок и присела рядом с маминым подарком. И чего спрашивается? Наверное, всё, что тёмными пятнами кружилось в жизни, всплакнулось, наконец. Взметнулось ввысь. Закружилось снежинками.
Незнакомец поднял остатки помады, Сашку с колен. К снежинкам присоединились дзенькающие, но не бьющиеся ёлочные украшения — взлетели и обвили шею планера.
А Он и Сашунечка зарёванная, не отпуская рук, осязая друг друга, очутились фюзеляжно на спине Дракона-Планера. Взмыли в распахнутый дверцей ангар, и только, отлетев на безопасное расстояние, пасть преображённого чудом самолёта, изрыгнула салютно огонь.
Виват! Виват Сказочность!
© Ирина Жураковская, 2009