пурга - да с губ.
Пурга - в лицо.
Мертвецки
мертв город.
Мир.
И где-то вне - ты - шнур,
и я вишу плотвой ничтожной детской
над плоскодонкой золотых ветров,
ветров кинжальных, ядных, ледовитых...
И мой прекраснейший из всех миров
котенком задыхается в корыте
без моря...
... убиты почтальоны.
И шкафы-
конвертики сопливых грязных суток
накидывают пальчики на швы
в груди шехеризад и проституток,
водителей, лисят и небесят,
которым пишут ангелы плохие,
пока они лежат, как райский сад,
убитые, в объятьях терапии.
Сухие ветки.
Головешка льва,
качающего солнце в мерзлой гриве.
Раздавленных собачек острова.
Заваленные на бок пошло-криво
автошки (бог дорог так неуклюж!)
И капельницы кранов.
И барханы
с замоченными пряниками душ,
крошащимися в теплом чае раны
на веке неба.
Тонкий стриптизер
на крестике в ванильной паутине...
Любимый, как нам чудно повезло! -
когда нам воздух - сера,
дело - глина,
судьба - не встретиться, как лодка и ладья,
как смерть в глазах и смерть на полупятках
в двери...
Беги, беги, любовь моя, -
как недожизнь - на белизну прокладки.
Беги, беги, беги, беги, беги!
Не попадайся в сопли и разруху!
Гуляй по лунам солнечных богинь,
коровьи обслюнявливай им руки.
Не трогай почтальонов - пусть их спят
зефирно кости на надгробьях суток...
.... я вижу сны.
Мне снится мертвый сад
на теле змея.
Ледяные зубки
холодного пупка всея миров,
к которому прикована - лже-лоном.
И ты -
сидящий, словно сто ветров,
вернувшийся на круг всех-все-ветров,
и врезанный в калейдоскоп ветров -
глубоких линий на моей ладони.