Глава 1
Великий Координатор Ин Шинь Ир с должной приязнью относился к процедуре утреннего туалета. Пока слуги массировали ему шею, втирали омолаживающий крем в кожу лица, расчесывали длинные густые волосы и заплетали их в тугие косы, Координатор размышлял. Он думал о вопросах мировой политики, о дворцовых интригах, о превратностях судьбы. Мысли его всегда были исполнены чувства глубокой ответственности перед судьбами многочисленных народов, населяющих Пространственно-Временной Континуум, судьбами подданных, вверенными ему самим Провидением.
Однако сегодня все раздражало Ин Шинь Ира. Мысли разбегались в разные стороны, он никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Ловкие пальцы слуги-масссажиста, скользящие по его плечам, тоже действовали на нервы Координатору, и он прервал сеанс массажа на середине. Не доставила Ин Шинь Иру радости и процедура заплетания косичек, по традиции проводившаяся с особой тщательностью. Сегодня была среда, третий день недели, а потому, согласно дворцовому этикету, ровно три косички должны были украсить голову Великого координатора. С трудом дождался он момента, когда последняя прядь волос была перехвачена тугим бантом, и, даже не взглянув в протянутое ему Главным Распорядителем зеркало, нетерпеливым жестом отправил слуг восвояси. После окончания туалета Координатору предстояло произнести утреннее обращение к нации, после чего он со спокойной совестью мог заняться решением государственных проблем.
Утреннее обращение Ин Шинь Ир зачитывал, стоя на балконе, выходившем на Дворцовую площадь. Конечно, его выступление тут же транслировалось по всем телеканалам Континуума, но это не отменяло необходимости личного присутствия Координатора на Дворцовой площади: каждый из его подданных имел конституционное право своими собственными глазами убедиться, что Великий Координатор не только полон жизненных сил и энергии, но помыслами своими неизменно устремлен к осуществлению чаяний всех жителей Континуума. Естественно, что послушать Координатора допускались далеко не все желающие, многочисленные претенденты проходили строгий отбор, касавшийся, прежде всего, их общественной значимости, гражданской ответственности и лояльности существующему миропорядку. Да, конечно, в первую очередь именно лояльности.
Обычно выступление Великого Координатора продолжалось от трех до пяти минут. Этого вполне хватало на то, чтобы собравшиеся на площади люди в полной мере испытали душевный подъем от лицезрения вождя, прониклись ощущением значимости момента. Однако сегодня сам Ин Шинь Ир не испытывал абсолютно никакого душевного подъема. Он торопливо зачитал свою речь, уложившись в две с половиной минуты и не добавив от себя ни единого слова. Затем вскинул руку в традиционном приветствии и быстрым шагом покинул балкон. Пройдя в свой рабочий кабинет, Координатор, не останавливаясь, бросил секретарю:
– Илиаса ко мне.
Начальник Службы Безопасности Илиас уже через минуту стоял перед Великим Координатором. Почтительно, но без тени подобострастия он поприветствовал вождя и теперь молча ожидал указаний. Однако Ин Шинь Ир не торопился приступать к беседе. Он нервно взад-вперед прошелся по кабинету, затем тряхнул головой, так что три его косички, словно головы дракона на мгновение взлетели вверх. После этого Координатор тихим вкрадчивым голосом предложил начальнику службы безопасности сесть в кресло, сам устроился напротив и, наконец, начал разговор:
– Дорогой Илиас, у меня имеются чрезвычайно неприятные для нас обоих новости. Из Лаборатории Времени исчез портативный преобразователь.
– Я в курсе, мой повелитель, – невозмутимо произнес контрразведчик.
Ин Шинь Ир удивленно вскинул брови. Осведомленность Илиаса о происходящих в Континууме событиях не переставала поражать Великого Координатора. Он сам узнал о пропаже преобразователя совсем недавно, можно сказать, из первых рук. Человек, принесший дурную весть, личный агент Координатора, в настоящий момент временно находился в полной изоляции. Откуда новость дошла до начальника службы безопасности, Ин Шинь Ир не имел ни малейшего представления. Он, однако, не стал выяснять источник осведомленности Илиаса, а как ни в чем ни бывало продолжил беседу.
– И что ты намерен предпринять?
– Следы ведут в Смутную реальность, мой повелитель. Вы знаете, что там мы не имеем никакой власти.
– И тем не менее?
– Я направлю по следам своего человека. Мы достанем преобразователь из-под земли.
– Ну, пожалуй, из-под земли достать было бы гораздо легче. Большинство миров Смутной реальности нестабильно, попасть в нужный мир будет посложней, чем из арбалета в булавочную головку.
Все знали, что Великий Координатор был большим поклонником это древнего оружия и прекрасным стрелком: ему не раз удавалось побеждать в состязаниях самого высокого уровня.
– Быть может, мой повелитель хочет, чтобы я сам отправился на поиски преобразователя?
– Нет, Илиас, ты понадобишься мне здесь. Ты же знаешь, как высоко я ценю твои усилия по поддержанию порядка и стабильности. Но ты должен отправить туда своего лучшего человека. И держи меня в курсе.
Координатор коротким жестом отпустил начальника Службы Безопасности. Илиас склонился в почтительном поклоне, а затем быстрым шагом вышел из кабинета.
* * *
Конечно, власть Великого Координатора распространялась не на весь Пространственно-Временной Континуум. Лишь малая его часть, так называемые Благодатные миры, признавали Ин Шинь Ира своим властителем, да и то с известными оговорками. Еще некоторые из близлежащих миров входили в Унию с Координационным Советом, строя отношения с ним на более или менее равноправной основе. В большинстве же остальных миров Великого Координатора не то что вождем не признавали, там о нем просто не имели ни малейшего представления.
Впрочем, счастливым жителям Благодатных миров совершенно не обязательно было знать об истинном положении вещей. Да они и не знали, пребывая в счастливой иллюзии, что все Многообразие Миров, словно тело вокруг пупка, обернуто вокруг Координационного Совета и лично Великого Координатора Ин Шинь Ира. И этому удобному во всех отношениях заблуждению немало способствовало то обстоятельство, что монополией на использование имеющихся в наличии преобразователей пространства-времени безраздельно владело государство в лице все того же Великого Координатора.
Нет, имелись, конечно, кустарные преобразователи, кроме того, кое-кому удавалось перемещаться в параллельные миры с помощью своих паранормальных способностей. Однако подобные перемещения носили совершенно случайный характер. Точность этих перемещений была чрезвычайно мала, а из-за обилия нестабильных миров это порой приводило к весьма печальным последствиям. Так, если индивид использовал кустарный преобразователь, то в случае попадания в нестабильный мир он мог после многолетних странствий по параллельным пространствам быть вышвырнутым обратно в свою вселенную, но уже в изрядно подпорченном состоянии, а именно заметно постаревшим и побитым жизнью, да к тому же и с трансформированным сознанием.
Сказать по совести, большие преобразователи Ин Шень Ира также были не лишены определенных недостатков. Отдаленные зоны Пространственно–Временного Континуума были для них практически недоступны, да и при работе с относительно близкими мирами преобразователи давали порой значительные сбои. Именно этим можно было объяснить тот факт, что некоторые даже относительно близкие миры до сих пор не признали власти Координационного Совета. Ведь никто не сомневался, что таковое признание пошло бы исключительно на благо прежде всего самим этим мирам.
Однако недавние исследования профессора Ев Джен Сао открыли гигантские перспективы в деле освоения ПВК и распространения влияния Координационного Совета на самые отдаленные миры. По сути, профессор перевернул взгляды на саму теорию пространства-времени, однако Великого Координатора сравнительно мало интересовала теория как таковая. Гораздо важнее были то, что открытие профессора Сао позволило создать принципиально новый преобразователь пространства, гораздо более экономичный, чем прежний, и на порядок более точный.
Ин Шень Ир прекрасно понимал, что сохранить в новых условиях монополию Совета на использование преобразователя будет гораздо сложнее, чем прежде. Понимал он также и то, что, попади новый преобразователь в руки оппозиции, обстановка в Благодатных мирах может значительно осложниться. Немногочисленные, но весьма активные смутьяны и раньше весьма тревожили Великого Координатора, но все же их деятельность в значительной степени сдерживалась ощущением неотвратимости наказания: укрыться от всепроникающей Службы Безопасности в пределах одной реальности не представлялось никакой возможности. Вооружившись портативным преобразователем, эти безответственные элементы смогут легко проникать в любые слои ПВК и станут практически недосягаемы для грозного Илиаса.
Именно поэтому у Координатора в какой-то момент возникло желание уничтожить гениального профессора вместе с его открытием и сохранить тем самым баланс сил в Благодатных мирах. Тем более что коэффициент благонадежности ученого был весьма низок, можно сказать, что он находился на самой грани допустимого, а, возможно, даже переступал эту грань. Однако искушение распространить свою власть на весь ПВК было столь велико, что Великий Координатор без колебаний отказался от этих намерений. Исследование Ев Джен Сао сразу же были засекречены, а сам профессор взят Службой Безопасности под тройной контроль.
И все же худшие опасения Координатора сбылись. Из строго засекреченной Лаборатории Времени исчез опытный образец портативного преобразователя. Слабым утешением могло служить лишь то, что образец этот еще не прошел практически никаких испытаний, а потому вполне мог оказаться неработоспособным. Однако Ин Шень Ир не был бы тем, кем он был, то есть Великим Координатором, если бы в критических ситуациях хоть раз позволил себе понадеяться на благоприятное стечение обстоятельств. Вслед за своим предшественником он любил повторять: «Верь в лучшее, но готовься к худшему». Именно поэтому похищенный преобразователь следовало вернуть во что бы то ни стало.
Глава 2
О жизни поэта лучше всего могут рассказать его стихи. Даже если эти стихи совершенно ничего не рассказывают о его жизни. Ну, представьте себе, пишет поэт о солнышке, о травке, о легком весеннем ветерке. А вокруг него в это время зима, и солнце, едва приподнявшись над линией горизонта, тут же обессиленное валится вниз. И ветерочка никакого нет, потому что сидит в это время поэт у себя дома перед компьютером и пальчиком тихонечко так в клавиатуру тычет. Сочиняет, значит, стихи. Но так уж устроен поэт, что все это несоответствие не имеет для него никакого значения. И для нас, стало быть, не должно иметь, ибо происходящее в душе творца гораздо важнее происходящего вокруг него.
Однако бывают такие моменты, когда поэт вынужденно предстает перед нами не как бестелесное существо, воплотившее в бессмертные строки боль и радость, любовь и отчаяние, а как самый обыкновенный, созданный из плоти и крови, человек. Отличающийся, правда, от всех остальных людей тем, что время от времени сочиняет стихи. И порой, представьте, весьма неплохие стихи!
Именно в такой момент жизни мы застали известного поэта Петра Федорковского. Собственно, под этой фамилией поэта абсолютно никто не знал, потому что свои произведения он предпочитал публиковать под псевдонимом. Псевдоним этот выглядел немного странно и не слишком удобочитаемо: Федор Мас.Слов, причем Мас.Слов означало ни много ни мало, как Мастер Слов. Правда, в некоторых изданиях, например в известном Интернет-журнале «…» (да-да, именно так, три точки в кавычках) наш герой без ложной скромности прямо так и подписывался: Мастер Слов. Но ведь действительно еще тот был мастер, от этого никуда не денешься.
Так вот, в один прекрасный день Петр Витальевич устроился перед своим компьютером, чтобы в тишине и уединении предаться любимому занятию. Рюмочку коньяка перед этим употребил, чтобы придать мыслям определенную направленность. Посидев пару минут в полной неподвижности, Федорковский затем крякнул от удовольствия и быстрые пальцы его, стремительно пробежав по клавиатуре, вывели на экран следующие строки:
Где отыскать мне желанный сезам
Сердце твое открыть.
Что за безумец мне губы связал,
Чтоб я тебе ничего не сказал?
Как же мне дальше быть?
Внезапно словно какая-то мгла навалилась на поэта, в ушах его зазвенело, кончики пальцев похолодели, и липкий страх на мгновение овладел всем его существом. Впрочем, все это продолжалось совсем недолго, уже через мгновение мгла куда-то улетучилась вместе со страхом и звоном в ушах. Федорковский облегченно вздохнул и накатил еще одну рюмку коньяка, наполнив ее на этот раз до краев. Затем вновь уставился на экран монитора и напечатал еще одно четверостишие:
От учебы устал и от жизни,
И от школы смертельно устал.
Пива пенного радостно брызни
В мой высокий хрустальный бокал.
Откинувшись назад и прочитав написанное, Петр Витальевич удивленно вскинул брови и пробормотал сквозь зубы:
– Это что за хрень такая?
Он не имел никакого отношения к школе и терпеть не мог пива, из всех спиртных напитков отдавая явное предпочтение коньяку. Вместе с тем написанные строки каким-то странным образом отзывались в душе поэта тихой и светлой печалью. Однако печаль печалью, а факт при этом оставался фактом: строк про пенный хрустальный бокал Мастер Слов никогда не сочинял. А потому пришлось выпить еще одну рюмку коньяку, которая, впрочем, на этот раз не доставила поэту обычного удовольствия. Подавив на мгновение возникшее желание запить коньяк глотком свежего пива, Петр Витальевич продолжил выводить на экран продукты своего творческого процесса:
В икосаэдре любовном заплутал,
Свое счастье там, наверно, потерял.
Как мне быть и где теперь его искать?
Не могу никак вершины сосчитать.
Опять получалась какая-то ерунда. Что такое икосаэдр, Петр Витальевич не имел ни малейшего представления, а потому заплутать в нем мог очень даже просто, однако случись такое, он бы вряд ли вообще сообразил, что произошло. И зачем считать вершины этого неведомого икосаэдра, наш поэт тоже не догадывался, а потому заниматься этим бессмысленным делом не стал бы никогда в жизни. Всему происходящему было единственное объяснение, и заключалось оно в том, что Мастер Слов не был творцом только что написанных им стихов. Но кто же тогда нашептывал ему эти строки? Неужто и в самом деле таинственная музыка сфер звучала в его ушах, и горние ангелы нисходили к поэту, чтобы вложить в его уста непонятные слова о загадочном икосаэдре? И если так, то, быть может, эти самые ангелы что-то там банальнейшим образом перепутали и вложили слова о любовном икосаэдре не в те уста?
Честно говоря, в музыку сфер Петр Витальевич верил не слишком, хотя сам любил порассуждать на эту тему перед толпой восторженных почитательниц его таланта. Однако факты - упрямая вещь, и следовало, по меньшей мере, признать, что сегодня с ним творится что-то неладное. Видимо, с сочинением стихов следовало повременить, тем более что и вдохновение куда-то разом улетучилось. Сохранив на всякий случай в памяти компьютера таинственные строки, Федорковский переоделся и покинул свое холостяцкое жилище. Сегодняшний вечер он решил провести в ресторане в кругу друзей.
* * *
Ночью Федорковскому приснился страшный сон. Ему снилось, что он – уже не он, маститый поэт Федор Мас.Слов, а обычный школьник Федя Марсов, который, правда, тоже не гнушается стишки порой сочинять, и даже поэтом себя в глубине души считает, но, естественно, о какой поэзии тут может идти речь? Так вот, самое неприятное в этом сне заключалось в том, что он, то есть Федя Марсов, именно сочинением стихов всю ночь и занимался. И такие это были неказистые и невыразительные стихи, что Петр Витальевич в бессильной злобе всю ночь ворочался, скрежетал зубами, и чуть ли даже не плевался, но все равно сочинял. И про любовные икосаэдры сочинял, и про «уроков зыбкую тоску», и про многое разное, о чем никогда не стал бы сочинять Федор Мас.Слов, а только ученик десятого класса Федя Марсов. Да-да, именно десятого, почему-то эту биографическую подробность с особой отчетливостью ощущал несчастный поэт.
Наутро Федорковский проснулся совершенно разбитый. У него раскалывалась голова, опухло лицо, мелко дрожали руки, а перед глазами словно все туманом было занавешено. Возможно, что отчасти плачевное состояние поэта объяснялось его вчерашней неумеренностью в употреблении спиртных напитков. Однако напиваться ему доводилось и раньше, а вот так скверно он чувствовал себя впервые. И дело было не только в дрожащих руках и больной голове. Временами Петру Витальевичу начинало казаться, что сама жизнь его стала продолжением сегодняшнего ночного кошмара, и он постепенно превращается в того самого настырного школьника Федю Марсова. В такие моменты лишь огромным усилием воли Федорковскому удавалось восстановить относительно прочную власть над своим сознанием, да и то ненадолго: через некоторое время он снова проваливался в липкую паутину полузабытья. Во время одного из просветлений поэт внезапно с ужасом обнаружил, что находится в читальном зале областной публичной библиотеки, а перед ним на столе лежит раскрытый на 32 странице учебник неорганической химии для десятого класса. Проклятый десятиклассник явно одерживал над ним верх. Все это могло означать лишь одно: налицо явное раздвоение личности с последующей практически неизбежной в таких случаях шизофренией.
Петр Витальевич с ужасом представил, как становится постоянным пациентом городской психиатрической клиники, и от такой радужной перспективы его аж передернуло. Нет, следовало всеми силами сопротивляться болезни. Продолжать жить по-прежнему, как ни в чем ни бывало, обязательно писать стихи, причем хорошие стихи, а не такую несусветную муть как вчера вечером или нынешней ночью. Встречаться с женщинами, ходить с друзьями в ресторан. При мысли о ресторане притихший было Федя Марсов снова стал проявлять заметную активность. Похоже, подобная перспектива его ничуть не вдохновляла.
– Ага, не понравилось тебе водку пьянствовать, – злорадно пробормотал Федорковский себе под нос, и в ответ неожиданно услышал:
– Ты, старый пень, если еще раз надерешься, как вчера, я тебе совсем житья не дам. Пожалеешь, что вообще на свет родился.
Голос возникал где-то непосредственно в голове поэта, но звучал при этом ясно и отчетливо. Похоже, Федя постепенно осваивался на новом месте, во всяком случае, вел он себя вполне уверенно, можно сказать, по-хозяйски. Заметно было, что некоторая двусмысленность ситуации доставляет ему гораздо меньше неудобств, чем Федорковскому.
– Ну, парень, ты и наглец, – то ли подумал, то ли сказал Петр Витальевич, – откуда ты взялся-то на мою голову?
– Я-то? Я-то из семнадцатой школы. А вот ты что за фрукт?
– Слышь, не борзей. Забрался ко мне в башку, так хоть веди себя прилично. И прекрати стихи сочинять, меня от твоих дурацких стихов тошнит.
– Это тебя от водки тошнит, а не от стихов. Пить надо меньше. А стихи мои совсем не дурацкие. Я в школе, если хочешь знать, самый лучший поэт. Вот послушай:
Проходит все, и кто тому виной,
Что будет лето следом за весной.
Не плачь о том, что кончилась весна,
Ведь вечна математика одна.
– Э, хватит, хватит. Не прекратишь стихи сочинять, опять напьюсь вусмерть.
– Да я и не сочиняю сейчас, я это давно уже сочинил. Нам учитель дал задание: либо задачу решить, либо стихотворение о математике сочинить. Ну, вот я и сочинил. Учителю понравилось, он мне даже пятерку поставил. Но, впрочем, так и быть, пойду тебе навстречу. Но и ты давай, с водкой завязывай. А то башка болит.
– А уж у меня как болит, можешь представить…
– Ну, ты-то сам виноват.
Ладно, проехали. С водкой мы как-нибудь разберемся. Но я все равно никак не могу понять, что чего ты в моей башке-то делаешь? И как умудряешься там находиться?
– Думаешь, я понимаю? Только чувствую, что ты – это как бы я.
– Я так и знал. Это, брат, плохо. Это шизофренией называется. В общем, наша основная задача теперь будет – затаиться и не показывать вида, что нас двое. А то нас быстро в психушку определят, не посмотрят, что мы с тобой поэты и нам вроде как положено быть слегка того.
– То есть ты считаешь, что мы свихнулись?
– Похоже на то. Да, и вот еще что. Давай сразу договоримся, что я здесь главный.
Федя Марсов промолчал. А что он при этом подумал, мы не знаем.
Глава 3
Ин Шинь Ир мог больше не думать о портативном преобразователе – он знал, что Илиас сделает все, чтобы выполнить данное ему поручение. Нельзя сказать, что он безраздельно доверял своему начальнику Службы Безопасности, однако он целиком и полностью полагался на его профессиональные качества, прекрасно понимая, что лучшего специалиста в этой области невозможно отыскать если не во всем Континууме, то уж в Благодатных Мирах во всяком случае. Конечно, не менее чем профессиональные качества, Великий Координатор ценил личную преданность, но и тут Илиас был выше всяких похвал. Хотя, как известно, личной преданности никогда не бывает слишком много – всегда остается лазейка, в которую готова прошмыгнуть лукавая змея предательства. Однако в данном случае на первый план выступали именно профессиональные качества, и вот почему. Илиас в сложившейся иерархической структуре занимал одно из высших мест, а потому он был лично заинтересован в том, чтобы пресечь действия, направленные на разрушение этой структуры. В то время как похитители портативного преобразования были, прежде всего, врагами системы как таковой, а не врагами Великого Координатора лично.
Да, да, были люди, которых не устраивала данная Творцом система власти. Они желали привнести в Пространственно-Временной Континуум хаос, сделать разные его слои доступными для всех желающих, и все лишь только для того, чтобы укрыться от недреманного ока Великого Координатора. Илиас всю жизнь боролся с этими отщепенцами, будучи не только верным слугой Великого Координатора, но и его единомышленником. А потому Ин Шинь Ир был уверен, что начальник Службы Безопасности землю будет рыть, но вернет портативный преобразователь реальности. И, тем не менее, спокойствия не было в душе у Великого Координатора. Тревожные мысли пчелиным роем клубились в его голове и постоянно отвлекали от важных государственных дел. Чтобы унять их назойливое жужжание, Ин Шинь Ир решил еще раз поговорить с Илиасом и вызвал его в свой кабинет.
– Как обстоят дела с пропавшим преобразователем? – спросил Координатор, едва Илиас успел переступить порог. Обычно Ин Шинь Ир не вызывал своих подчиненных с докладом в процессе работы по данному им поручению, заслушивая их отчет лишь тогда, когда поручение бывало выполнено. Или, наоборот, не выполнено, но Илиас к счастью никогда не попадал в подобные ситуации и не знал, что происходило с теми, кто не мог справиться с личным поручением Великого Координатора. Начальник Службы Безопасности, однако, ни единым жестом не выказал своего удивления и не торопясь приступил к докладу.
– Мы быстро обнаружили траекторию, по которой происходило перемещение с использованием похищенного преобразователя. Она ведет, как вы и предполагали, в Смутные миры. А вот дальше происходит нечто странное. Траектория разветвляется. Можно предположить, что злоумышленник был не один, и он отправил своих сообщников в совершенно разных направлениях. Только вот какая загвоздка: преобразователь-то у них один. И, значит, сообщники эти так и останутся разбросанными по Континууму. Но, с другой стороны, за счет этого маневра противнику удалось запутать след. По какому маршруту отправился он сам, а, главное, где преобразователь, мы теперь не знаем.
– Ну, так пошлите не одного агента, а десять. Или сто, если надо. У вас что, не хватает агентов?
– У нас не хватает преобразователей, Повелитель. Для автономного передвижения по времени необходим портативный преобразователь. У нас их было только два, один похитили. Для изготовления еще одного в лабораторных условиях потребуется около месяца. Надеюсь, что за это время мы и так справимся с задачей.
– Так значит, ваш агент действует в одиночку?
– Конечно, у него имеются помощники. Но их возможности ограничены.
– Вы проверили хотя бы одну из линий?
– Да взяли мы тут одного… поэта. Дело осложняется тем, что личность злоумышленника, вполне вероятно, внедрилась в параллельную личность, и определить его по внешним параметрам невозможно. Поэта мы на всякий случай переправили сюда, чтобы поработать с ним в спокойной обстановке.
– Прекрасно. Держите меня в курсе.
Координатор уже хотел отпустить Илиаса, как вдруг движением руки остановил его и тихо произнес:
– А знаете что, приведите-ка этого поэта сюда. Любопытно будет на него взглянуть. Давно не общался с людьми искусства.
* * *
Вскоре два охранника ввели в кабинет Великого Координатора поэта Петра Витальевича Федорковского. Взглянув на перепуганного вусмерть пленника, Ин Шинь Ир не смог сдержать улыбки – ему с первого взгляда стало ясно, что этот человек с бледным лицом и трясущимися руками не имеет никакого отношения к хитрому и коварному злоумышленнику, не побоявшемуся бросить вызов самому Великому Координатору – могущественному властелину Континуума. Впрочем, Илиас что-то упоминал о параллельных личностях. Возможно, что злодей, внедрившись в личность поэта, просто затаился там до поры до времени. А что ему еще остается, раз уж он попал в цепкие руки Службы Безопасности?
Интересно, действительно ли этот безвольный человек имеет в Благодатных мирах параллельную личность? Возможно, это так. Но что в этом случае представляет собой эта личность? Она может быть воплощена в ком угодно. Не обязательно в поэте. Не обязательно даже в современнике Ин Шинь Ира. Но если представить себе, что поэтический дар стоящего перед ним человека настолько силен, что пронизывает насквозь толщу параллельных миров, то в ком он может быть воплощен здесь, в родном мире Великого Координатора? Впрочем, не исключено, что личность поэта-двойника принадлежит не настоящему, не прошлому, а будущему этого мира, и в этом случае даже начальник Службы Безопасности, всеведущий Илиас, не сможет ответить на заинтересовавший Координатора вопрос.
Ин Шинь Ир включил защитное поле, отгородившее его от пленника, и жестом отослал охранников, которые привели Федорковского. Затем поудобнее устроился в кресле и задушевным голосом сказал:
– Вы ведь поэт? Почитайте свои стихи.
– Знаете, – промямлил в ответ Петр Витальевич, – в такой обстановке я не могу читать стихи. Меня всего трясет.
– Но если вы не сможете прочитать свои стихи, то я прикажу отрубить вам голову, – ласково произнес Координатор, и нежная исполненная глубочайшего расположения улыбка озарила его лицо. Он слегка лукавил. В Благодатных мирах не было принято лишать преступников жизни таким способом. Традиция предписывала применять гуманные способы умерщвления, а Великий Координатор как никто почитал традиции, ибо именно на преклонении перед традициями в значительной степени зиждились основы общественного благополучия.
– Ну ладно … я попробую что-нибудь вспомнить. – Федорковский вымученно улыбнулся, дрожащей рукой провел по покрытому холодной испариной лбу, закатил глаза и внезапно начал читать неожиданно звучным голосом лишь, сильно растягивая при этом слова и даже слегка подвывая:
– О, женщины! Унылые созданья!
Вы светите лишь отраженным светом.
Все ж я готов, природе в оправданье,
Принять медяк за чистую монету.
Куда ни кинь, от этого не скрыться –
Любви всесилен ангел вездесущий,
Вот новая сияет и искрится.
Увы, она не лучше предыдущей.
– Да, действительно, это стихи, – как бы размышляя вслух, сказал Координатор, – стихи про любовь. И что это все поэты так любят писать про любовь? Неужели писать больше не о чем? У вас, например, есть стихи о чем-нибудь другом?
– Ну, есть, наверно, – снова начал мямлить поэт, – сейчас не припомню. У меня дома много книжек есть. Если бы вы приказали доставить их сюда, то я бы с радостью прочитал вам что угодно.
– Вот скажите, – продолжил Великий Координатор, не обращая никакого внимания на последние слова поэта, – какая польза от этих стихов? Вообще, какая польза от стихов про любовь? Стихи должны укреплять общественное единство, вдохновлять на созидательный труд, пробуждать творческий потенциал, в конце концов. А к чему призывают ваши стихи? Ну, скажите, к чему вот это стихотворение призывает?
– Оно… оно ни к чему не призывает. Оно выражает мое душевное состояние, мое мироощущение.
– Кому интересно ваше мироощущение и тем более ваше душевное состояние? Какая польза людям от этих ваших всхлипываний? Любовь – не более чем физиологическая функция организма. Чувство долга, ответственность перед страной и народом – вот что действительно достойно быть воспетым в стихах.
От этих слов Великого Координатора у Петра Витальевича неожиданно сильно заболела голова. Сначала он решил, что причиной такой странной реакции служит гневный тон его могущественного собеседника. Однако потом, хорошенько разобравшись в собственных ощущениях, он понял, что всему виной является до сих пор молчавший ученик десятого класса Федя Марсов, о существовании которого поэт совсем позабыл под тяжким грузом крайне неприятных впечатлений последних нескольких часов. Федя, с самого начала внимательно слушавший весь разговор с могущественным диктатором, был крайне возмущен его оценкой роли поэзии в деле формирования общественного сознания. Возможно, если бы речь шла конкретно о стихах Федорковского, то возмущение не было бы столь сильным, ибо юный поэт и сам не слишком высоко ценил стихи своего маститого двойника. Однако Ин Шинь Ир повел речь о поэзии как таковой, что и вызвало столь болезненную реакцию Феди.
– Вы совершенно неправы, – решил он вмешаться в разговор, – любовь – это самое прекрасное, что есть у человека. Жалок и ничтожен тот, кто не способен любить.
Великий координатор с удивлением взглянул на собеседника, внезапно заговорившего твердым, хотя и несколько визгливым голосом.
– Я, кажется, уже говорил, что ваше мнение никому здесь не интересно, – продолжил он после некоторой паузы, – и если вы думаете, что я пригласил вас для дискуссии, то глубоко ошибаетесь. Я просто хочу предоставить вам шанс занять достойное место в человеческом обществе.
– Но я и так занимал там достойное место… – собрав все свое мужество, начал Петр Витальевич.
– … До тех пор пока ваши мерзкие сатрапы не притащили меня сюда, – перехватил инициативу Федя, – кстати, как они это сделали?
Мутная волна гнева во внезапно потемневшем взоре Великого Координатора захлестнула бедного Федорковского, и он с облегчением почувствовал, как теряет сознание. Впрочем, взгляд поэта отнюдь не потух, в нем даже несколько прибавилось живости, поскольку сознанием его безраздельно завладел тверской школьник.
Между тем Ин Шинь Ир подавил в себе внезапную вспышку раздражения. Негоже ему, властелину Континуума, демонстрировать перед лицом этого жалкого пленника свою подверженность эмоциям, которую так легко принять за проявление душевной слабости. И сразу же почувствовал усталость, постоянную спутницу подобных эмоциональных всплесков. Разговор с поэтом утомил Координатора, и он деловым тоном подвел черту в беседе:
– В течение суток вы должны доказать, что ваша поэзия имеет хоть какую-то общественную значимость. В противном случае вы будете уничтожены, как существо совершенно бесполезное.
И приказал охранникам увести поэта. А затем позвонил Илиасу и велел ему на одни сутки оставить Федорковского в покое.
* * *
Ровно через сутки Петр Витальевич снова предстал перед Великим Координатором. В ответ на его вопросительный взгляд он собрал в кулак всю свою волю и начал читать заплетающимся языком:
– Сжимая в трепетных объятьях
Подругу нежную свою,
Я шлю ей мысленно проклятья
За то, что так ее люблю.
За то, что пыл и жар сердечный
Я ей единственной отдал,
За то, что в жизни быстротечной
Я радости иной не знал…
В этот момент Ин Шинь Ир жестом руки остановил поэта и продолжил:
Страна моя, лишь ты по праву
Моей судьбой должна владеть.
Страна моя, во имя славы
Твоей я должен умереть.
Я так хочу, чтоб сердца жар
Тебе одной принадлежал.
Властителю Континуума были со школьной скамьи известны эти строки. Они принадлежали Мао Сяо Лао, Великому поэту эпохи Становления, навсегда покинувшему этот бренный мир пятьдесят лет тому назад.
А что Федя Марсов? Федя Марсов на этот раз решил благоразумно промолчать.