Манящий и непостижимый,
Я был идеей одержимый
Проникнуть ночью в Летний сад.
Пройтись горбатыми мостами,
Матросом Зимний покорить,
И над Исакием парить,
Молясь озябшими устами.
Среди убогих деревень,
И бездорожья Черноземья
Я жаждал с Невским обрученья,
С тоской, глядя через плетень,
Где за пологими холмами,
Как в сказках Пушкина - лесами,
Адмиралтейства шпиль блистал,
И всадник гадину топтал.
Когда же вьюга загоняла
Под полушубок на печи,
Я брал огарочек свечи
И два потрепанных журнала.
Вот - Питер. Смольный, Эрмитаж
Вновь открывались предо мною,
И я дописывал, не скрою,
Себя в фантазии витраж.
Возможно, я входил в кураж,
И до утра не гасли свечи,
Красавиц мраморные плечи,
Соблазном пышущий корсаж,
И весь дворцовый антураж
Пленял корнета молодого,
Азартного, как я - худого,
Готового на абордаж.
Но, в спешке покидая бал,
Когда мосты смыкают руки,
А за спиной мазурки звуки
Ещё манят, и полон зал,
Но в караулке злой капрал
Уже строчит о самоволке,
И я - в казарму на двуколке,
Чтобы патруль не подобрал.
А позже, декабристов речи,
До сердца моего дошли,
И залпы жалящей картечи
В строю меня не обошли.
Октябрь бантами украсил
Штыки. А серый броневик
Мне в душу так и не проник,
Хотя, царя бы я "расквасил".
Мне в детстве снился Ленинград,
По иллюстрациям знакомый,
Мой дух, не знающих преград,
Туда являлся невесомый.
Он снова имя поменял,
Дай Бог, как прежде засияет,
Сознаюсь, он ещё влияет
На всё, что сердцем я приял.