По возвращении в Лондон, не откладывая, я начала оформлять покупку квартиры Макса, с нетерпением ожидая, когда же снова смогу войти в эту обитель любви и моих самых светлых воспоминаний. Но получив ключи, поняла, что моя душа туда совсем не стремиться. После всех трагедий и потрясений, горьких потерь и переживаний я обрела, наконец, долгожданное спокойствие, обычное женское счастье, радость сегодняшнего дня и уверенность в завтрашнем.
Любовь Ивана оказалась настолько желанной, трогательной, трепетной, что разжигала во мне ответный свет. И я всю себя без остатка отдала этим ощущениям, к которым стремится любая женщина, и ради которых она готова на многие жертвы. К тому же Мишанино возвращение значительно облегчило мне жизнь тем, что освободило от постоянного контроля над фабрикой и решения текущих проблем, связанных с производством. Я назначила его генеральным директором, дабы большую часть своего времени уделить расширению торговой сети. И стала вводить Ивана в курс работы салонов "Кремерз Хаус" теперь уже, как моего помощника. Но мне, видимо, не суждена была спокойная семейная жизнь.
Когда-то я мучительно изводила себя вопросом: для чего мне дан такой умопомрачительный капитал? Как я должна распорядиться им, чтобы снова не упасть? В одном я оказалась права: деньги послужили пропуском в удивительную жизнь, абсолютно не похожую ни на какие мои наивные мечты и представления о ней. Безусловно, они дали мне свободу, изменили меня, но стали не самоцелью, а только инструментом реализации моих скрытых возможностей.
У меня никогда не было желания купаться в богатстве, потакать глупым прихотям. Даже свою программу "Исполнение желаний" реализовывала по мере необходимости, да и желания мои, как выяснилось, были весьма скромные. Деньги сами выполняли свою программу, предлагая мне те или иные варианты их умножения, стремительно ведя по лестнице успеха. И тут важно было не ошибиться, не засидеться на освоенной ступеньке, довольствуясь тем, что уже приобретено. Но и не делать поспешных движений, опрометчиво перепрыгивая через положенные этапы становления, как это случилось с Максом, когда он преждевременно вышел на рынок добычи бриллиантов. И то, и другое жестоко карается неудачами.
Именно на эту тему размышляла я после разговора с послом Сьерра Леоне, господином Перроном, чей звонок вызвал во мне массу всевозможных чувств, воспоминаний и противоречивых эмоций. Это произошло через две недели после свадьбы, когда мы с Иваном продолжали пребывать в эйфории от той неожиданной и сумасшедшей трансформации, что произошла в наших отношениях. Поразмыслив немного, я восприняла этот звонок, как очередной знак судьбы. Стало быть, игнорировать его не возможно.
Через пару дней состоялась встреча с господином Перроном, который, выразив соболезнования по поводу безвременной гибели мистера Ландвера, со дня которой прошло более полутора лет, сообщил, что его государство заинтересовано в начале тесного сотрудничества с "Кремерз Хаус", от имени которого и велись так трагически прервавшиеся переговоры. Но что самое интересное, правительство этой африканской страны не вычеркнуло мою фирму из списка претендентов на получение лицензии для последующей разработки и эксплуатации алмазных месторождений, хотя лично я к этому вопросу больше не возвращалась. Более того, не трудно было предположить, какие взятки платятся соответствующим чиновникам, чтобы вопрос о такой лицензии был решен положительно. Сейчас же сидевший напротив меня маленький хитрый черный человечек утверждал, что я самый реальный претендент на ее получение.
Для меня, в отличие от господина посла, дипломатия не была профессией, поэтому я не смогла скрыть своего крайнего удивления, в ответ на что он скромно опустил глазки. Сколько же Макс ему заплатил, и какой процент пообещал, если запущенный им маховик работает до сих пор, превращая его мечту в реальность?
Я знала, что не могу отказаться от этого предложения, что неспроста мне дается возможность номер два, дается помимо моих желаний, моей воли, без каких-либо усилий с моей стороны. Сильнейшая энергетика этих денег не позволит мне просто так нежиться в праздности, а любым способом заставит взяться за это совершенно новое для меня дело. Но вот с чего начать, если в голове только общие, крайне смутные представления о планах Макса, обильно пропитанные слезами, от воспоминания о которых во рту моментально появляется соленый вкус?
Прежде, чем приступать к новому делу, я обычно обо всем подробно советовалась с Максом. А сейчас? Кому можно довериться так же, как ему? Кто не расценит мое обращение как возможность поживиться за мой счет, а потом убрать, как конкурента? Только Бенджамин. И я поехала к нему.
То, что я не ошиблась, стало ясно, когда он, внимательно выслушав меня, поведал, что в свое время консультировал Макса по этому же самому вопросу. И его смерть воспринял как личную трагедию еще и потому, что чего-то не учел. Стало понятно и другое: мне одной на бриллиантовый трон взгромоздиться не под силу. Наш долгий разговор с Бенджамином закончился взаимовыгодным соглашением, после чего мы продолжили его в расширенном составе, пригласив моего мужа и одного из сыновей старика - им предстояло на практике осуществлять наши грандиозные планы.
Макс не случайно обратился за советом к этому бриллиантовому «знайке», всю жизнь занимавшемуся покупкой и продажей камней, поэтапно продвигаясь от позиции пятой-шестой руки к почетной второй. Профессия научила его прекрасно разбираться не только в самих бриллиантах, но также иметь представление об организации процесса добычи алмазов. Излишне говорить, что он имел выходы на надежных обработчиков камней, и имел сеть продажи бриллиантов по всему миру. Сейчас с моей помощью ему давалась возможность осуществить мечту всей его жизни -- стать подобно Самоэлю «первой рукой».
Господин Перрон честно отработал полученные от Макса деньги, и уже через месяц я стала обладательницей лицензии на добычу алмазов, к которой приступило наше с Бенжамином совместное предприятие "Даймонд Квин". Все остальное было делом техники и техников. Процесс развивался настолько стремительно, что за бесчисленными встречами, поездками, бумагами, телефонными переговорами я как-то не ощутила всей прелести достижения заветной цели.
Иван был моей правой рукой -- он взял на себя осуществление той части проекта, что была связана с вывозом камней для последующей их обработки и продажи. Все было бы прекрасно, если бы не потребовало от нас частых расставаний. Мне ничего не оставалось, как привыкнуть к ним, тем более что после разлук были встречи. Я даже поймала себя на мысли, что не боюсь их, как это было с Максом. Мой муж настолько надежен, а его любовь настолько сильна, что мне в голову не залетала нелепая мысль, что я могу его потерять. Я была счастлива и рядом с ним, и вдали от него, потому что всегда была согрета его любовью.
Как бы я хотела, чтобы эта идиллия длилась вечно! Но она закончилась не в один прекрасный день, а в одну страшную ночь. Это случилось месяца через три после нашей свадьбы. Мне приснился кошмар. Нет, в моем сне не было чудовищ, за мной никто не гнался и не хотел моей смерти. Мне приснился Макс. Само по себе это было бы замечательно, если бы не то, что я от него услышала.
- Кэтрин, я ухожу. - Говорил он, стоя на палубе своей белой яхты и оставляя меня одну. - Я делал все, что ты хотела. Теперь ты счастлива, и я должен уйти.
- Но я не смогу без тебя. - Протягивала я к нему руки.
- Сможешь, человек привыкает ко всему.
- Это не твои слова. Я говорила их Павлу, когда поняла, что нас больше ничего не связывает. Ты не можешь так поступить со мной.
- Я ухожу. - Он помолчал и, тяжело вздохнув, добавил. - Может быть, когда-нибудь встретимся.
- Ты хочешь, чтобы я пришла к тебе? - Кричала я вслед белой яхточке. Но он не слышал меня. Я побежала берегом реки, спотыкаясь об огромные корни деревьев, травяные кочки, падая в черные ямы, поднималась, бежала и опять падала.
Проснувшись в липком поту, я уже знала, что рядом со мной его больше не будет. Бросила взгляд на спящего рядом Ивана и почувствовала вскипавшую во мне неприязнь к этому мужчине. Но еще сильнее ощутила холод пустоты, засасывающий меня, как в могилу.
Так вот, оказывается, благодаря кому я не просто осуществляла свои мечты и желания, а жила, дышала, существовала. Но почему, почему, он ушел? Что я сделала не так?
Я теряла его второй раз, даже не предполагая, насколько эта потеря будет тяжелее первой. Через несколько недель у меня обнаружились признаки нехорошего заболевания. При этом я дотошно расспрашивала себя: может быть, это я сама внушила себе, став вдруг слишком впечатлительной и экзальтированной, что его уход требует моей кончины. Но нет, мне хотелось жить! В мои планы никак не входила преждевременная смерть. И я стала сопротивляться.
С большим трудом, с уговорами, со слезами заставляя себя ходить на работу, ездить и летать по делам, хотя силы с каждым днем оставляли меня быстрее, чем я могла их восполнить. У меня пропал аппетит, и чтобы как-то поддержать жизнь в своем отощавшем теле, я с трудом впихивала в себя различные пищевые добавки, к коим имела пристрастие многие годы, корочки черного хлеба и пила чай, без которого я, настоящая москвичка-чаевница, не представляла своей жизни. А еще через какое-то время появились неприятные ощущения и боли. Не надо быть великим диагностом, чтобы понять, какое заболевание может развиться у женщины моего возраста. Стало ясно, что более тянуть с посещением врача не следует.
Я думала об этом, лежа в постели, отбив очередную попытку Ивана дотронуться до меня. В самом начале, когда я поняла, что рядом со мной больше нет Макса, пришла необъяснимая неприязнь к мужу. Помимо того, что мне, стиснув зубы, приходилось бороться с физическими недугами, пересиливая слабость и недомогание, я так и не смогла преодолеть чувство отвращения к нему, как бы ни уговаривала себя, что люблю его, что не могу жить без него, что не хочу расставаться с ним.
И в этом не было никакого обмана, пока дело не доходило до близости. Тут я ничего не могла с собой поделать. И на шепот ничего не понимающего Ванечки: "Катенька, ну что ты? Ведь нам было так хорошо! Скажи, что ты хочешь, я все сделаю", мне хотелось кричать: "Это тебе было хорошо! Тебе! А мне хорошо было только с ним! Отстань от меня, это самое лучшее, на что ты способен!" Но сказать такое вслух я не могла, хотя бы потому, что это было ложью.
Поэтому приходилось сильнее кусать губы и находить силы отбиваться. Со временем попытки стали реже, но зато мое сердце раздирали его глухие вздохи, с какими он теперь по ночам вставал курить. Я знала, насколько он терпелив, и от меня вынесет многое, и только ждала, когда же его терпению придет конец. Неужели сейчас?
- Катя, я тебе надоел? Мне уйти?
- Не знаю.
- У тебя кто-то есть, так и скажи. Я ведь все мог перенести, когда мы не были вместе, а сейчас ...
- Нет у меня никого. - Оборвала я его. - Разве ты не видишь, что я больна? Посмотри, на кого я похожа!
- Котенок, я думал, что ты себя диетами изводишь. Давно уже хотел сказать, что хватит. Какая болезнь, радость моя? О чем ты? - Он стал прижимать меня к себе.
- Только не прикасайся ко мне! - Я отпихнула его со всей силы, на какую была способна. - Завтра пойдем к врачу, он тебе скажет точный диагноз. А мне он не нужен, я и так знаю, что долго не протяну. Завещание я написала. И очень тебя прошу, дай мне спокойно провести последние дни.
Иван мужественный человек. Он не стал задавать больше никаких вопросов. Просто нащупал мою руку под одеялом и крепко ее сжал.
Я лежала на кушетке, в то время как доктор проводил ультразвуковое исследование.
-- Прекрасно. Замечательно. -- Уговаривал он меня, внимательно всматриваясь в монитор. -- Развитие и рост идут успешно.
Конечно, успешно. Уже, наверное, четвертая стадия. Только что тут замечательного? Или эти доктора окончательно всякий стыд потеряли?
-- Сердцебиение в норме. -- Продолжал доктор с самым циничным видом. И тут уже я не выдержала.
-- Доктор, простите мне мою некомпетентность, но как вы, исследуя мой живот, можете определить, в норме у меня сердцебиение или нет? И причем здесь вообще сердце, когда я вам говорю, что умираю совсем по другой причине?
Он вылупил на меня ничего не понимающие глаза:
-- Я имею в виду вовсе не ваше сердцебиение.
-- А чье?
-- Плода! Мадам, вы беременны. У вас 28-я неделя.
-- Что?! Какая беременность?
-- Обыкновенная. Разве вы не замечали признаков? Сколько времени у вас задержка?
-- Доктор, посмотрите, сколько мне лет. В пятьдесят один год у женщины обычно наступает климакс, а не беременность.
-- А живот? Разве он не стал больше?
-- Я где-то читала, что при онкологических заболеваниях этой сферы у женщин происходит увеличение живота.
-- Но ведь ваш плод давно и активно шевелится. - Не сдавался врач, пытаясь меня уличить в непролазной серости.
-- Я думала, что это характерные для опухоли боли. Доктор, я ведь к вам за самым суровым приговором пришла.
-- Ну, что же, мадам, тогда я вдвойне счастлив вам объявить, что через три месяца вы благополучно избавитесь от причины своего недомогания, разрешившись мальчиком. Ваш малыш, не стесняясь, показывает свою половую принадлежность.
Да, мой Максимка такой, весь в ... Макс, я все-таки рожу ребенка, сына, мальчика, как ты хотел. Только не от тебя. А про папу надо подумать. Доктор сказал, что рожать через три месяца. Полгода назад. Если бы от Рауля, то срок был бы больше. А вдруг от того гада? Нет, он так и не успел кончить. Это Ванечкин. Законный ребенок от законного мужа! Как же мой организм оберегал эту беременность!
Выпорхнув из кабинета врача окрыленной и возвращенной к жизни, я бросилась на грудь Ивана, с готовностью подставленную для горьких слез и рыданий, которых он в напряжении ожидал. Но пролились слезы тихой радости.
-- Котенок, ну, что сказал доктор? Что, Катя? Что? Почему ты молчишь?
-- Сын, Ванечка. У нас будет мальчик. Прости меня, бестолковую.
Надо ли говорить насколько мы оба были счастливы. Моему Димке шел двадцать первый год, у Ивана вообще не было детей. Между собой мы никогда не поднимали эту тему. А в ответ на пожелания многочисленного потомства, какие на свадьбе он слышал от своих друзей, только пожимал плечами: мол, такой вопрос на повестке дня не стоит. И вот теперь такое чудо!
Только за месяц до родов у меня полностью ушло негативное отношение к мужу. Более того, я ощутила такой неимоверный жизненный прилив, что даже уговорила врача разрешить мне рожать самостоятельно, естественным путем, и только в случае каких-либо отклонений начать оперативное вмешательство. Оно, к счастью, не потребовалось. Наверное, потому, что рядом, не оставляя меня ни на минуту, то нежно, то крепко сжимая за руку, находился Иван.
Максимка родился здоровым крепким мальчуганом, в меру крикливым, в меру прожорливым, с устойчивой нервной системой, как у его папы. Молока у меня почти не было, поэтому, придя в себя после родов и не будучи накрепко к нему привязанной кормлениями, я быстро вернулась к работе, изменив график своих поездок в сторону их сокращения.
Зато Иван стал значительно чаще уезжать из дома, потому как курсировал между Сьерра-Леоне и Таиландом, где "Даймонд Квин" размещала свои заказы на огранку алмазов. Он отвечал за этот участок работы, тогда как сын Бенджамина Дэвид занимался организацией добычи на рудниках. Не все, к сожалению, проходило гладко, случались накладки и сбои, но мы, учась на ошибках, приобретали необходимый опыт, который в скором времени должен был окупить все расходы и принести серьезную прибыль.
С рождением сына все в моей жизни стало настолько хорошо и замечательно, что когда вдруг снова резко упало настроение, и появилась ничем необъяснимая тупая тоска, я оказалась в полной растерянности. Иван объяснял мое испортившееся настроение переживаниями и нагрузками, навалившимися на меня, как на "молодую маму". И хотя очень не хотел оставлять меня одну, все же в очередной раз улетел в Африку. Меня охватило полное безразличие к делам, совещаниям, бумагам. Все тело ныло и казалось, что нет ни одной его части, которая бы не стенала: "Пожалей меня! Не трогай! Оставь в покое!" Но хуже всего дело обстояло с душой. Ей было тоскливо и одиноко до такой степени, что хотелось выть в полный голос.
В отличие от Ивана, я понимала, что дело не в моем физическом состоянии. Неужели Макс снова вернулся ко мне? Может быть, он ушел, потому что обиделся на меня из-за беременности? Нет, он бы радовался вместе со мной. А если вернулся, то почему?
Как только я подумала о том, что хорошо бы увидеться с ним, мое сердечко затрепетало от радости. Теперь мне не нужно было долго его разыскивать. Как только на внутреннем экране появилась четкая картинка моей любимой грибной полянки, я моментально кинулась по знакомой тропинке к камышовому берегу, и, найдя лаз в густых высоких зарослях, оказалась перед бирюзовой гладью воды, на которой плавно покачивалась белоснежная "Элис". Он стоял на ее борту и напряженно всматривался в берег.
- Макс, я здесь! - Отчаянно заверещала я, махая изо всех сил руками. - Ты вернулся?
- Да, любовь моя, я понял, что не могу без тебя. - Я уже таяла в его объятьях.
- Объясни, почему же мне так плохо? - Стала я выспрашивать у него.
- Потому что я думаю о тебе день и ночь, а тебя все нет.
- Ты хочешь, чтобы я умерла? Чтобы наши души соединились?
- Нет, что ты, родная!
- Тогда что? Что я должна сделать, чтобы быть с тобой?
- Найди то место, где нам было хорошо.
- Но мне везде с тобой было хорошо! Какое место, Максимушка? - Но он уже уплывал от меня. - Подскажи мне! - Кричала я вдогонку ему.
Когда я открыла глаза, никакой депрессии, никакой тоски не было и в помине. Голову заполнила только одна мысль, без всякого сожаления вытеснившая все остальные. Более того, мне казалось, я чувствую на ощупь каждый ее изгиб, поворот, нюанс, что представлялось выбоинами и бугорками на ее огромном шершавом теле, настолько важно было понять, что он имел в виду?
Мне даже в этом доме было с ним хорошо, хотя мы и не жили в нем ни одного дня. Это раньше я думала, что здесь нас ничего не связывает. Но потом часто вспоминала, как Макс привозил меня сюда, чтобы я одобрила его выбор, как мы осматривали каждую комнату, планируя какие-то детали, выбирая цвет обоев и краски, стиль отделки, мечтая о том, каким этот дом будет после ремонта, и как удобно нам будет тут счастливо жить. И он успел воплотить наши мечты. Мне действительно было хорошо.
Что же он имел в виду, спрашивала я, стоя под душем. Где, по его мнению, нам было лучше всего, думала я, беря на руки сына, которому шел уже шестой месяц. Какое место он определил для нашей встречи, размышляла я, разговаривая с Мишаней по телефону, а потом одеваясь на работу.
Я стала примерять одно платье, другое, следом за ними брюки, блузки, костюмы, как будто собиралась на свидание с Максом и мечтала снова ему понравиться. Наконец, нашла то, что строго соответствовало его вкусу. Осталось две детали, туфли и сумка. Выбрав их, снова покрутилась перед зеркалом и открыла сумку.
Господи, как же я могла забыть? Вот оно, место, где нам было хорошо! Спасибо за подсказку. Ты и в самом деле очень хочешь, чтобы я туда пришла.
На дне элегантной женской сумочки лежали ключи от его квартиры.
Я бросилась к машине и менее чем через час, была перед хорошо знакомой дверью. Но, подойдя к ней, поняла, что суетиться не стоит, а наоборот, следует не спеша погрузиться в боль и радость своих воспоминаний. Медленно обошла все комнаты, ревниво отмечая малейшие изменения, происшедшие здесь с момента моего последнего визита. Больше всего меня поразило и огорчило отсутствие колец на письменном столе перед моей фотографией.
Я же просила Эстер, оставить все, как есть. Даже сказала, чтобы не тронула ни пылинки. Теперь придется разбираться.
То ли от этой непредвиденной потери таких дорогих знаков любви, то ли от горечи прикосновения к ране, которая, оказывается, и не думала заживать, мной снова овладела тоска. Я пошла в спальню и легла, свернувшись калачиком, поперек огромной кровати.
Да, нам с тобой и в самом деле было здесь хорошо. Так любить, как ты, дано не многим мужчинам. Но при чем здесь физическая близость!? Разве я страдаю из-за ее отсутствия? Ты был для меня всем, наполнив мою жизнь смыслом и любовью. Да, нам было хорошо, потому что мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Нам никогда не было скучно друг с другом, хотя проводили вместе много времени, расставаясь каждый раз с большим трудом. И совсем не потому, что я держала тебя на коротком поводке, как обещала. А просто потому, что долго не могла без тебя, впрочем, как и ты без меня. Помнишь, когда ты уединялся здесь, чтобы в очередной раз заработать на биржевых играх, я уже не отпускала тебя одного, как тогда, на две недели? Вечером после работы, часов в пять, я приезжала за тобой сюда, купив что-нибудь вкусненькое в твоем любимом китайском ресторанчике, и тихонечко устраивалась на диване в кабинете, ожидая, когда ты закончишь свои дела. Я ждала условного знака, мелодию нашей любви, "Yesterday". Специально для меня ты скачал из интернета всевозможные варианты ее исполнения. Медленно, в ритм мелодии, ты устраивался возле меня, нежно лаская и целуя. А потом, молча, писал в воздухе цифры с большим количеством нулей, удачей сегодняшнего дня. Подожди, где-то был этот диск. Ты еще поместил его в коробочку из-под фирменного "Lady Madonna", который испортил, случайно залив горячим кофе. И где же он? Ведь именно мелодию "Yesterday" играет ангел мне на своей серебряной трубе.
В скором предвкушении волшебных звуков я вошла в кабинет и стала искать знакомую надпись среди массы других. Коробочки с диском нигде не было. Мысль о еще одной пропаже, как электрошок, насквозь пронзила меня, отчего в испуге я даже стала причитать вслух "ой, мамочки, да что же это такое делается!", озираясь по сторонам, как будто хотела найти гнусного воришку, как увидела ее, стоящую отдельно, на одной из книжных полок. Быстро открыла, но диска в ней не было. Вместо него в пластиковом круге скотчем был вклеен маленький ключик.
