Нас встретила Долорес с перепуганным лицом.
- Сеньора, вам без конца звонят из офиса и из других мест.
Конечно, не могут найти, Иван отключил мой сотовый, не рассчитывая на мою выдержку. Я бросилась к телефону, но тот, опередив меня, зазвонил сам. Это была моя секретарша:
- Леди Кэтрин, недавно звонили из Колумбии. Сеньор Абелло ...
- Что?! Что?!
- Автомобильная катастрофа. Он погиб. Похороны через три дня. Вам заказывать билет?
- Да, - тихо сказала я в телефонную трубку. А потом, бросив ее, заорала, что есть мочи: - Не - е - е - т! Не - е - е - т!
У меня началась истерика. Я все соображала. Все, что я делала, я делала совершенно сознательно. Только не могла остановиться. Я билась головой о стену, каталась по полу, все время что-то орала, а главное, вырывалась и дралась с Иваном, пытавшимся меня удержать. В конце концов, ему это надоело, и он применил ко мне настоящую силу. А потом изловчился и влил в мой орущий рот лекарство, которое принесла Долорес, и удерживал меня в неподвижном состоянии до тех пор, пока я куда-то не провалилась.
Очнулась я ночью, в своей спальне, на своей постели, одетая, но не одна. Рядом со мной лежал кто-то. И когда я пошевелилась, этот кто-то стал рукой укачивать меня словно маленького ребенка, как я когда-то укачивала своего Димку, а еще раньше Ванечку.
-- Тшшш, тшш. Спи, спи, Катенька.
-- Ванечка, - зашептала я, - они все погибли. Все, кого я любила. - Я зашмыгала носом, чтобы как-то остановить слезы. - Все, кто любил меня. Даже этот ...
-- Неправда, не все.
-- Меня нельзя любить, я приношу смерть.
-- Замолчи. Просто так получилось.
-- Просто так ничего не бывает. Знаешь, я тоже умерла вместе с ними.
-- Нет, Катя, нет. Скоро весь этот кошмар забудется. -- Уверенно пообещал он. А потом тихо добавил. -- Ты обязательно будешь счастлива.
-- Спасибо, Ванечка. Только какое теперь может быть счастье? Я знаю, я должна быть сильной, чтобы все это пережить, чтобы остаться одной…
-- Сила женщины не в одиночестве, а в умении жить с мужчиной.
От этих слов меня аж подбросило:
-- Иван, ты о чем?! -- Он молчал. -- Посмотри на меня, какому мужчине нужна женщина, не способная больше любить? Молчишь?! Правильно делаешь.
-- Я просто не могу тебе сейчас этого говорить.
-- Что не можешь говорить?
-- Что ты нужна. Очень нужна. Мне... Прости, я понимаю, что не вовремя. Но лучше, если ты будешь знать.
От такого поворота разговора, вдруг ставшего признанием, я опешила.
-- Тебе?! -- Сорвалось у меня с языка, а голове закрутилось: "Какое признание!? Это бред, бред". И я понесла первую же пришедшую мне на ум чушь, чтобы остановить этот бред. -- Ванечка, ты еще встретишь молодую, красивую, она тебе нарожает кучу детей, будет тебя любить, а ты ее...
-- При чем здесь возраст, дети? Мне нужна только ты. – Его как будто прорвало. – Только ты! Понимаешь?! Ты! – Твердил он, но я уже поняла причину его упорства.
-- Я знаю, тебе хочется меня утешить, подбодрить. Ты всегда был добрым, милым мальчиком.
-- Именно это тебе мешает.
-- Что?
-- Увидеть во мне мужчину, который тебя любит. - Помолчав немного, добавил: -- Очень любит.
-- Ты серьезно?!
-- Катя, я люблю тебя с детства. Даже могу назвать тебе день, когда это случилось. Мне было десять лет. Помнишь, когда умерла мама, я боялся ночевать дома. Отец пьяный смеялся надо мной. А ты забрала к себе, прижала как маленького, и утешала. Я плакал у тебя на груди, а потом уснул. Проснулся утром, а рядом ты. Пошевелился, а ты сквозь сон обняла меня и прижала к себе, как я тебя сейчас.
-- Ваня, это просто детские воспоминания. Не обманывай себя.
-- Если бы ты знала, сколько раз спасала меня...
-- Я?! Господи, как?!
-- Я всегда и везде знал, что ты меня защитишь. Помнишь, ты мне в детстве вслух "Два капитана" читала?
-- Это я в своем детстве читала. Нет, в юности. Мне тогда лет пятнадцать было, а тебе, значит, пять. Мне надо было срочно вернуть книгу подруге, а тебе было все равно, что слушать.
-- Но потом-то я вырос и уже сам прочитал...
-- Подожди. -- Остановила я его, потому что, наконец-то, поняла то важное, что заставляло воспринимать этот разговор бредом. -- Ведь все это время ты знал про Рауля. Даже охранял нас в той перуанской деревушке. Ты тогда спас меня от скандала. И потом ...
-- Я же не виноват, что ты его выбрала, что тебе с ним хорошо было.
-- Выбрала?!
-- Я, когда в тот вечер тебя в номер проводил, долго думал, как мне тебе объяснить, что я уже не мальчик из твоего детства. Как рассказать, что люблю тебя всю жизнь. Вдруг свет погас, внизу шум и гвалт поднялись. А через минуту появился он, Рауль. И сразу к твоим дверям. Я его останавливаю, а он прет, как танк. Ну, мы с ним и сцепились. И тут твоя дверь открылась. На пороге ты, смотришь на нас, как будто не знаешь, кого выбрать, а потом пошла навстречу ему.
-- И ты все это время терпел?!
Он глубоко вздохнул. Еще бы, ведь я, пораженная его признанием, напрямую спрашивала о самом сокровенном и болезненном, удивляясь его терпимости и силе любви. И только через некоторое время он ответил:
-- Сжал себя в кулак и терпел. А в ту ночь сидел под дверью и ... представлял, что это я на его месте.
Я вспомнила, как утром после той сумасшедшей ночи, он опустил глаза, чтобы не смотреть на меня.
-- Ваня, но ведь так не бывает! Разве можно терпеть, когда любимая женщина на твоих глазах с другим?
-- Можно, Катя. Если любишь по-настоящему, то можно.
И он меня поцеловал. Это не был страстный поцелуй Рауля или уверенный и властный Макса. Это был трепетный поцелуй обожания. Но он был не менее сладок.
Сравнение с двумя другими мужчинами подействовало на меня отрезвляюще. Что же я делаю? Тело одного еще не остыло, даже двух. Ведь тот тоже любил. А я уже замену нашла?
-- Нет, нет. -- Я отпихнула его и разревелась.
-- Не буду, не буду. Спи. -- Он лежал рядом, такой тихий и такой надежный.
Я всю жизнь страдала из-за отсутствия любви. Потом встретила своего принца и потеряла. Потом виртуальную мечту превратила в реальность и снова потеряла. А любовь, выходит, была рядом, только я ее не замечала? Не выдумывай, Катерина! Вас тридцать лет судьба разводила. Все уже сказано до меня, на этот раз Окуджавой: "...нас юность сводила, да старость свела". Может быть, потому и разводила, чтобы сейчас, когда показалось, что жизнь прожита и в ней больше не будет полета, а только бесконечное падение, там, внизу упасть на надежную грудь Ивана и снова взмыть вверх, но уже с ним? Но зачем летать?! Разве не проще и спокойнее ходить по земле одной? Разве я настолько слаба, чтобы изо всех сил стремиться к опоре, в надежности которой не уверена. Или прав Иван, сила женщины в умении жить рядом с мужчиной?!
Меня разбудило солнечное утро, бесцеремонно вломившееся в не задернутое шторами окно, и знакомое противное чувство страха. Я не сразу сообразила, откуда оно взялось. Пошарив рукой, обнаружила, что рядом никого нет.
Ушел! Ушел! Обиделся и ушел. Ведь я ничего не сказала, ничего не объяснила, даже не поблагодарила за все, что он сделал. И оттолкнула. Оттолкнула!
Я выскочила из спальни. Сбегая по лестнице, увидела Долорес, и закричала ей:
-- Где он? Где? - Долорес непонимающе пожимала плечами, потому что орала я ей по-русски.
Я побежала через гараж. Машина на месте, значит, ушел пешком. Куда? Куда он подевался? Выскочив на крыльцо, вдалеке, в самом конце аллеи, ведущей к воротам, увидела его спину.
-- Ваня, Ванечка... -- Побежала я за ним. -- Иван! Стой! -- Заорала я что есть мочи. Он остановился. -- Не пущу, слышишь, не пущу! -- Твердила я как заклинание, но когда подбежала к нему, еле слышно прошептала:
-- Не уходи, пожалуйста.
-- Да куда же я от тебя, Катя? -- Меня опять держали сильные мужские руки. -- Куда ты, глупенькая, босиком по холодным камням? Я просто собак пошел выгулять. -- Шептал он, нежно касаясь губами моего лица.
-- Вот и хорошо! Ты только не уходи и не торопи меня. Я сначала должна Рауля похоронить.
В тот же вечер позвонил Павел.
-- Катюша, сейчас у нас по телику в криминальной хронике передали: в Пальма-де-Майорка в гостиничном номере найден убитым известный предприниматель Гранаткин Виталий Николаевич. Отлились ему наши слезы!
А еще чуть позже раздался звонок Мишани:
-- Катенька, нету больше Гранаты! Нету подлеца! Я обратно, к тебе хочу. Жарко здесь очень, да и евреев много.
-- Иван, а нас тот охранник не заложит? - Испугалась я, еще раз прокрутив в голове недавние страшные события.
-- Нет. Когда мы в аэропорт ехали, я тем двоим перезвонил, чтобы они его из номера Гранаты вытащили и сами побыстрее из страны уматывали.
-- Но ведь они засветились на границе. У полиции, наверняка, есть их данные. Через них на нас выйдут.
-- Будем надеяться, что они влетали по поддельным паспортам. Испанская полиция вряд ли будет усердно копать: все спишет на русскую мафию. Если даже и отыщутся, что они о тебе знают? Сомневаюсь, чтобы Граната ставил их в известность, кто ты.
На следующий день мы летели в Боготу. И хотя все дни похорон Рауля, панихид с его коллегами и друзьями, свиданий с его близкими и детьми были наполнены болью утраты и скорби по потере еще одной моей любви, я пережила их значительно легче, чем после смерти Макса. Во-первых, с Максом мы были намного ближе, по существу мужем и женой, и значили друг для друга неизмеримо больше. С Раулем же был до умопомрачения красивый роман. И я, признаюсь, сама не верила в его прочность и долговечность. Недаром все время в голове крутились ахматовские строки про январь. И Граната тогда сказал: "месяц, два, не больше".
Хотя, кто знает, может быть, со временем из этой истории любви и вышло бы что-нибудь путное, но сейчас думать об этом бесполезно. А во-вторых, я не ощущала страха пустоты, который преследовал меня после смерти Макса. Потому что рядом со мной, ни на секунду не выпуская из вида, находился мужчина, любящий по-настоящему, не на словах. Ради этой любви и ради меня готовый на все. Оставалось только решить: на что я готова ради него?
Сразу после возвращения из Боготы, прямо из аэропорта я попросила Ивана отвезти меня на лондонскую квартиру. Мне захотелось освободиться от печального груза воспоминаний, и снова оказаться в том месте, где я когда-то была счастлива.
Я открыла дверь и вошла внутрь. Иван остался снаружи с застывшим вопросом в глазах. Он уже был не моим верным пажом и слугой, а мужчиной, мягко, но требовательно, предъявлявшим на меня свои права. И мне это безумно нравилось. Он ждал моего решения. Ну, что же, сейчас ты его узнаешь!
Я схватила его за ремень брюк и втянула в квартиру. Захлопнув за ним дверь, навалилась на него и прижала спиной к стенке. А потом, глядя в упор в его умные серые глаза, стала расстегивать этот самый ремень.
- Ваня! У меня есть две проблемы. Первая - мне нравятся мужчины, способные удовлетворить меня в постели.
- Я знаю, - так же глядя прямо мне в глаза, ответил он.
- И вторая. Мне нужен не только любовник, но и муж.
- А мне - жена.
Мы поженились через месяц, как только закончился траур по Раулю. Поехали в Москву и тихо, скромно, зарегистрировали наш брак в районном ЗАГСе, благо у меня осталось российское гражданство. Моим свидетелем был Мишаня, незадолго до этого вернувшийся из Израиля. Ну, не Павла же мне было приглашать.
Отметить это событие решили тоже скромно - пригласили друзей Ивана с женами к нему на квартиру в Кузьминках. Это оказались не просто друзья, а боевые товарищи. Мужики много выпивали, много говорили, рассказывая про моего героического мужа. Их жены сидели молча, немалую часть этих рассказов слыша, быть может, впервые. Выпивали наравне с мужьями и искоса разглядывали меня. Нельзя сказать, что я им откровенно не нравилась, но я была для них чужая, не из касты офицерских жен, намотавшихся с мужьями по гарнизонам, не изведавшая страха неизвестности бесчисленных тревожных дней и ночей в ожидании любимого из страшных командировок. Я не хоронила вместе с ними мужей их подруг, с фатальной обреченностью осознавая, что это может случиться с каждой из них.
У каждого свой выбор, каждый пьет свою чашу. Иногда взахлеб. Иногда проносит мимо рта. Каждый творит свою судьбу. Что же они совершили в прошлых жизнях такого, если им выпала такая нелегкая судьба? А я? Разве моя судьба легче? Совсем недавно мне казалось, что я освободилась от груза прошлых жизней, все отработала и достигла своего счастья. Ан нет. Я не хоронила мужей своих подруг. Я хоронила своих любимых.
И вот что еще смущало Ванечкиных друзей: у меня без конца звонил сотовый, и мне приходилось отвечать на иностранном языке. Бизнес есть бизнес, а мой требовал постоянного контроля. Но немного позже, поняв, что текущие дела решены, я отключила рабочий аппарат, оставив только личный, номер которого знал ограниченный круг людей. И за этот "смелый" поступок была вознаграждена жарким поцелуем на маленькой московской кухоньке.
Решение выйти замуж за Ивана я оправдывала тем, что почувствовала в нем силу и надежность, которых мне так не хватало. На самом деле, поняла, что отношусь к тем женщинам, которым всегда рядом нужен мужчина. Любила ли я его? Тогда нет. И он это знал. Но не замкнулся, не затаил на меня обиду и не вырастил из нее комплекс, - наоборот, раскрылся, влюбляя меня в себя все больше и больше. Я была счастлива полностью погрузиться в этот ни с чем не сравнимый увлекательный процесс, отодвинувший куда-то очень далеко все мои прошлые несчастья.
Мне, как и всякой женщине, нравилось быть любимой. Но с ним я узнала, что значит быть обожаемой. Поэтому его поцелуй благодарности с превеликим удовольствием превратила в поцелуй обещания страсти, от предвкушения которой мы оба чуть не задохнулись. Но по иронии судьбы нас прервал телефонный звонок, вежливо напомнивший новобрачным, что свадебное застолье еще не закончилось, к тому же у невесты, деловой и занятой женщины, полно всяких забот.
Звонил мой личный сотовый, и разговор оказался личным. Это была Эстер. Она сообщила, что хочет продать квартиру отца. Они с Аланом решили купить дом, и ей срочно требовались деньги. В первую очередь она обратилась ко мне. Сумму она назвала несколько завышенную.
- Хорошо, Эстер, я куплю ее за эту цену, но с одним условием: ты оставишь в ней все, как есть. Не заберешь оттуда ни одной пылинки.
Что означал звонок Эстер, напомнивший мне в этот день о Максе? И почему я так сказала?
Когда я вошла в комнату, там уже звучала гитара, и ребята пели свои фронтовые песни. Когда последняя, трагически-жесткая, была закончена, и под нее выпили очередную рюмку, Иван протянул гитару мне.
- Катя, спой для меня!
- Для тебя - только о любви.
...Любите при свечах, танцуйте до гудка.
Начните при сейчас, очнитесь при когда.
Цари, ищи свищи, дворцы сминаемы,
А плечи все свежи и несменяемы...
Как все-таки замечательно, что все уже сказано до меня. Спасибо Вам, Андрей Андреевич!
Я знала, что гитара - беспроигрышный вариант, что этим суровым мужчинам, а уж тем более их до времени постаревшим женам, нужны эти милые, теплые и вечные слова о любви. А мне хотелось петь только про нее, и "Под музыку Вивальди", и про "Солнышко лесное" и про "Надежды маленький оркестрик" под ее управлением.
Но я знала, чувствовала, ощущала физически, что сейчас в этой комнате находится еще одна душа, которой я и обязана своим счастьем, которая меня охраняет и ведет через все опасности, которая беспредельно любит меня, а я ее. И именно для нее я спела нашу любимую песню, чью мелодию мне все время играл ангел на своей волшебной трубе.
Лед был растоплен. Женщины наперебой просили спеть еще и еще. Мужчины поднимали тосты за молодых. Жених, казалось, был в подпитии и счастливом ступоре. А потом похмелье вдруг как рукой сняло, и стало ясно, что пьян-то он вовсе не от водки.
-- Ребята, -- Иван серьезно обратился к сидевшим за столом, -- я хочу выпить за мою жену, за мою Катю. Меня всегда называли везунчиком, меня не брала ни одна пуля, ни один снаряд. Благодаря ей! Я всегда просил у Бога: "если мне суждено быть с моей Катей, сделай так, чтобы я выжил!" И сейчас я говорю: "Спасибо, Господи, я жив, и я с ней".
С полным правом я могла его называть "вторым капитаном", потому как он впитал в себя эту светлую историю любви, услышанную еще в раннем детстве. Могла звать "настоящим полковником", поскольку демобилизовался он в этом чине, и к тому же сполна соответствовал женским представлениям о бравом военном. Но для меня он был просто Ванечкой - ведь я, оказывается, вырастила его для себя, а он свою детскую любовь ко мне пронес через всю жизнь.
Гости разошлись, и я домывала на кухне грязную посуду. Рядом на табуретке сидел Иван, не спуская с меня глаз.
- Кать, ты не прогонишь меня?
- Есть за что?
- Ты - Королева, моешь посуду на своей собственной свадьбе. Какой я к черту муж? Гони меня взашей!
- Зачем же мне тебя гнать? - Покончив с последними тарелками, я подошла к нему. Он крепко обнял меня, уткнувшись лицом мне в грудь. - Даже королеве иногда полезно вспомнить свое прошлое. А что касается тебя, то не переживай. За свой страшный проступок ты ответишь выполнением своего прямого долга.
- Слушаюсь, Ваше величество.
И он понес меня на руках в соседнюю квартиру.
- Катя, помнишь, лет десять назад мы с тобой здесь же, в этом доме встретились? У меня тогда все как-то не так шло. С женой полный разлад. Лучший друг в Чечне погиб. Самому командировка туда через пару дней светила. Я тогда к отцу попрощаться пришел, может быть, навсегда. Выпить с ним от жизни такой невеселой. - Иван глубоко вздохнул. - Открываю дверь в подъезд, а там ты. Мне отец рассказывал, что у тебя муж вроде бы как "новым русским" стал, и что вы больше здесь не живете. Смотрю, а ты с полными авоськами продуктов, уставшая и испуганная какая-то. Решил, что у тебя в семье тоже проблемы, как и у меня. Я тогда часа два на лестничной площадке простоял, думал, позвонить или нет. Так и не решился.
- Почему?
- Боялся.
- Чего? Что прогоню?
- Нет. Знал, что примешь. Я ведь видел, как тебе плохо. Боялся дать тебе надежду, а потом ... Ты же слышала, сколько ребят погибло. Я тогда загадал: если откроешь дверь, значит, судьба уже сейчас быть вместе, а нет ... значит, еще время не пришло.
- А ты знаешь, что я делала, когда ты там за дверью стоял? Лежала вот на этой самой кровати и белугой ревела. От тоски, от страха, от того, что столько на меня всего навалилось. Если бы ты знал, как ты мне тогда был нужен!
- А сейчас?
- Ты мне всегда нужен. Значит, ты знал, что мы рано или поздно будем вместе?
- Знал. И все равно не верится.
- Что?
- Что ты - моя жена!
Как странно! Ведь если бы тогда, десять лет назад, он позвонил, я бы и в самом деле свою жизнь уже тогда с ним связала. Какая женщина пройдет мимо таких глаз, полных любви? И не было бы тогда шести лет страданий! Но тогда бы не было и поисков смысла жизни, понимания причин всех бед и несчастий, работы над собой. А, следовательно, не было бы и этого богатства. И встречи с Максом, и нашей любви...
И все-таки, что означает звонок Эстер?