Мой дед, Евграф, уроженец деревни Протопоповка, Свияжского уезда, до революции работал приказчиком в Казанском Устье (речной порт, по-нашему). Только находился он, в те времена, в устье реки Казанка, в Адмиралтейской Слободе, а не там где ныне. Каким образом дед попал туда, не знаю, ведь он был выходцем из крестьян. Работал он в Казани, а семья жила в родной деревне. Мама, практически ни чего про него не рассказывала, помню только, что мог он, по ее словам, крестится двухпудовой гирей, да еще пиво пил дюжинами, вот и все. Сохранилась фотография, на которой он, с окладистой бородой, в форменном кителе, поверх которого видна цепочка от часов, в хромовых, до глянца начищенных, сапогах, сидит рядом с бабушкой, держащей на коленях маленькую девочку, мою маму. Судя по фотографии, ну просто купец с семьей, да и только. Видимо, умели и тогда пускать пыль в глаза. После революции он плотничал и тем зарабатывал на жизнь. Семья была многодетной, семеро детей, но жизнь их разбросала почти всех по разным весям. После окончания Великой Отечественной войны в доме, который он построил своими руками, жили две семьи: я с мамой и мамина сестра, моя тетя, с мужем и двумя дочками. Жили дружно, девочки называли мою маму: мама старенькая, а сама тетя звала ее няней. Она была на двадцать лет моложе моей мамы, которая нянчилась с ней в детстве, Звали мою тетю, Надежда Евграфовна. Работала она на заводе им. Серго в Зеленодольске, на работу ездила на пригородном поезде. Вот такой дружной компанией мы жили до 1951 года.
Свой рассказ о моей тетушке я должен начать с рассказа о ее муже. Михаил Сергеевич его звали. Это был очень яркий человек. Боевой офицер, фронтовик, демобилизовался из армии в чине капитана. Статный, высокий, ордена на кителе блестели, как праздник, он и сам выглядел как праздник, как образцовый военный и оставил глубокий след в моей душе. Но, как я сейчас понимаю, он стал типичной жертвой войны, павший не на поле битвы. К сожалению, он не один был такой. На фронте научился воевать, бить врага, а в мирной жизни места найти не мог. Наркомовские сто грамм приучили к выпивке, отучили думать. Ежедневная угроза смерти породила привычку жить одним днем, превратилась в норму поведения. Он не мог спокойно работать на одном месте, конфликтовал с начальниками, с коллегами по работе, одним словом, был неудобным для мирной жизни человеком. Боевые заслуги, законная гордость победителя, сослужили ему плохую службу. Мы с вами живем в стране, где никому твои подвиги, если ты в данный момент нам не начальник. Он не умел лицемерить и подхалимствовать. Эту подлую войну стал проигрывать. А что в таких случаях делает наш человек? Правильно! Стал попивать и со временем, видимо, крепко. Пагубная страсть все больше овладевала им. В такой ситуации человек должен сделать крутой поворот, резко изменить жизнь, иначе гибель. Дядя Миша, такой выбор сделал. Он решил уехать. Люди, рабочие руки в то время требовались везде, нужно было восстанавливать народное хозяйство, кроме того, целые регионы остались опустошенными, после насильственного выселения с исторических мест проживания, целых народов. Таким же регионом оказался и Крым. Крымских татар выгнали, тогда наши компетентные органы умели делать это очень лихо. Но, кто то же должен растить хлеб, обрабатывать сады, ухаживать за виноградом, развивать курортное дело, а те, которые переселяли людей, умеющих это делать, не умели и не собирались работать. Как всегда обратились к народу, народ откликнулся и поехал в чужие края делать работу, в которой ни черта не смыслил. Фронтовик и лихой артиллерист, дядя Миша, в Ялте попал на хлебную должность, стал комендантом микрорайона в городе. Вызвал к себе свою семью. Все вместе поселились в отдельной комнате, отдельной коммунальной квартиры. На том он и остановился, то был апогей его мирной карьеры. Он храбро защищал нашу Родину на поле битвы, но не смог защитить самого себя в мирной, полной соблазнов, жизни. Понастоящему стал спивался, превращаясь в забулдыгу и алкоголика. Впрочем, ни чего нового в этом нет, обычное дело.
Моя тетя, с двумя детьми на руках, с мужем - пьяницей, в придачу, оказалась один на один с суровой правдой жизни в чужом краю. Но не зря говорится про наших женщин, которые: «и в горящую избу и коня на скаку». Моя любимая тетушка буквально впряглась в работу, она умела это делать, работать с полной отдачей, работать, прошу извинения, «как ломовая лошадь». Одела, обула девочек, отдала в школу, как могла поддерживала своего мужа и жизнь наладилась. Да и как она могла, не наладится у такой женщины, как Надежда Евграфовна. Не комсомолка, а просто красавица, даже не спортсменка, а просто веселая, жизнерадостная молодая женщина. Любое дело спорилось в ее руках, любая работа была ей по плечу. Это она, еще молодой девушкой, пошла на завод, работала в три смены, не роптала на трудности, а как могла, приближала Победу. Наградой было блестящее, по любви, замужество. Жених, на зависть всем, над головой мирное небо и целая жизнь впереди. Ну, кто мог подумать, что все так сложится. Но она научилась держать удары судьбы, ее жизнеутверждающий оптимизм позволил ей выдержать все испытания, выпавшие на ее долю. Ее дети и внуки могут гордиться такой мамой и бабушкой.
Именно она, моя любимая Надежда Евграфовна, сыграла в моей судьбе такую, можно сказать , определяющую роль. Это она уговорила маму отправить меня в Ялту, как будто ей своих забот не хватало. Но такой уж она была. Когда я приехал в Ялту, ласково встретила меня, женским чутьем понимая, что я еще подросток и проделанный путь, отрыв от привычного мира, не может пройти безболезненно. Переезд в две с лишним тысячи километров, сам по себе уже событие, но это был не просто переезд, для меня это был переход из одного мира в совершенно другой. Мне очень трудно было, даже осознать, где же я очутился. Здесь все, абсолютно все, по-другому. Спасибо сестренкам моим двоюродным, они взяли шефство надо мной. Не успел я еще поесть, как они прибежали познакомиться и посмотреть на меня. После их отъезда из деревни прошло не мало, около десяти лет, конечно, они не помнили ни деревни, ни меня. А я хорошо запомнил их отъезд в далекий край. Было это ранней весной, когда снег только начинает таять. Мы с мамой проводили их на поезд и вернулись в опустевший, сразу ставший холодным, дом. Было очень грустно и одиноко.
Так вот прибежали мои сестреночки и мы вновь познакомились. Они оглядели меня с ног до головы, зачем то похихикали, с балкона показали мне Ялту, которая хорошо была видна внизу, окаймленная полукружием гор и пригласили на море купаться. С Чайной горки, на которой теперь было мое жилище, до набережной и городского пляжа, рукой подать, минут десять пешком, Но нам простая дорога не годится, мы пошли прямо через гору, тропой, так, они сказали, ближе. Это был мой первый урок жизни в новом мире. Оказывается тропы в горах, это вам не пыльные равнинные тропинки, здесь даже обувь нужна другая, на скользкой кожаной подошве не погуляешь, скользят на камнях ботиночки.
По дороге к морю увидел много удивительного: просто так, на обочине тропы растут сливовые деревья, а на них сладкие сливки, вот дерево с грецкими орехами, кусты с красивыми и такими душистыми розами, виноград пожалуйста, чудеса да и только. А самое удивительное: здесь растет даже лаврушка, целые кусты. Вскоре сквозь зелень заблестела вода, и нам во всей красе открылось море. Подошли к берегу и, первое недоумение, весь пляж покрыт камешками, галькой. а у нас на речке песок. Снял ботинки, брюки и вот вам красавец в черных семейных трусах и кепкой на голове. До сих пор не понимаю, как хватило такта у моих милых сестренок, они не убежали от меня со стыда. Младшая, Тамара подошла и деликатно сказала, что фуражку нужно снять и больше не одевать, а для купания необходимы плавки. Это был второй урок. С трудом, преодолев галечный берег, зашел по колено в воду и неожиданно на губы попали брызги воды, инстинктивно отпрянув, сплюнул, вода оказалась соленой. Я знал, конечно, что вода в море соленая, но как- то не думал, что до такой степени, для меня это был настоящий шок. Так началась моя жизнь в Ялте.
Оставшуюся часть лета провел, как и все ялтинские мальчишки, на море. В сентябре пошел в школу, в девятый класс. Школа, находилась в центре города в добротном здании. В школьном дворе расположились спортивная площадка и учебная мастерская - гараж. Познакомился с учениками своего класса, приняли неплохо, но с их стороны, я чувствовал, некоторое превосходство. Ребята обращались со мной как с младшим братом, девчонки смотрели с любопытством и хихикали меж собой. Причины, конечно же, были конкретные, ростом, например, я оказался, чуть ли не в самом конце шеренги, мои одноклассники выглядели настоящими парнями, а девчонки взрослыми девушками. Но главным отличием были мои деревенские манеры и не ялтинский акцент. И это еще мягко сказано. В течении нескольких месяцев меня не вызывали к доске, потому что мой волжский говорок вызывал гомерический хохот в классе и даже улыбку учителей. Говорить по-ялтински я все-таки, постепенно, научился, учеба пошла нормально. С другой проблемой оказалось посложнее. Круг моих интересов существенно отличался от интересов, которые занимали моих одноклассников. В их разговорах присутствовали лишь две темы: женщины и американские автомобили. Надо ли говорить, что об американских автомобилях я не имел ни малейшего представления, в прежней моей школе такой темы просто не существовало. А здесь: альбомы с фотографиями шикарных, новейших авто, а около гостиницы Ореанда, их можно увидеть живьем и даже, тайком, очень осторожно, потрогать. С тех пор, кстати, у меня в душе осталась платоническая любовь и тайная ностальгия к шедеврам американского автопрома, конца пятидесятых. Сказать, что вторая тема меня не волновала, значит нагло врать. Волновала, конечно. Еще как волновала. Но говорить об этом вслух я не был готов. А они говорили об этом цинично, открыто, как взрослые мужчины и моя пуританская натура пасовала. Я стеснялся даже думать про себя таким образом. В моих мечтах женщина была, прежде всего, предмет для восхищения, для любования прекрасным, источником материнского, домашнего тепла. Да и слово то такое: женщина, для меня было, практически, не знакомо. Женщина была для меня скорее всего мамой или просто какой то взрослой тетей. Одноклассники же говорили о женщине, как о сексуальном объекте. При этом должен отметить одну особенность: так говорили лишь о женщинах, которые приезжали на отдых в этот благодатный край, о девочках из класса или со своего двора, таких разговоров не было. Вообще они делили людей на две категории: отдыхающие и местные. Именно эти отдыхающие женщины и были объектом юношеского вожделения. Они были и счастьем и проклятьем курортного города. Они давали работу жителям города, можно сказать, кормили их, но они же и портили, развращали их. Там, откуда я приехал, невозможно даже помыслить о такой фривольности в поведении. Здесь, на курорте, в них словно бес вселялся, поневоле забудешь, что женщину можно и нужно воспринимать: « как, гений чистой красоты». Именно в Ялте в меня попала первая порция ядовитого зелья, которое постепенно губит нашу душу, ломает нашу жизнь, заставляя нарушать одну из главных заповедей: НЕ ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ! С другой стороны, это как в притче о сеятеле, все дело в том, куда попадет зерно. В моем случае, зелье, видимо, попало не на камни, а на благодатную почву, что уж тут греха таить.
Зимой в Ялте тихо и уютно. Только штормовая погода на море иногда нарушает эту идиллию. В те времена еще не построили нижнюю набережную и гигантские волны обрушивались на каменное подножие с пушечным грохотом, а брызги мощным потоком вылетали на набережную. Они доставали даже до памятника И.В.Сталину, который в то время еще стоял там. Очень любил я море в такую погоду, это было своеобразным развлечением. Тихую пору, которую и зимой то нельзя назвать, нарушили два события: в январе выпал снег и держался три дня, это был праздник для всех жителей, и в январе же началась денежная реформа. У меня денег не было по определению, но все равно интересно: новые, такие маленькие, купюры, новые цены. Событие немного разнообразило сонную атмосферу. Даже песенку: «Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин ест второй сапог», как-то подзабыли. Незаметно пришла весна, Ялта, с каждым днем все больше стала утопать в цветах. В школе у меня было все нормально, только с литературой опять не ладилось, вновь то двойка, то пятерка, слава богу, колы, как раньше, здесь не ставили. В тот памятный день, я получил очередную двойку и в расстройстве сбежал с уроков. Вышел в город, пошел на набережную, к морю. Море я очень любил и всегда старался придти к нему. Не помню и точно не могу сказать, как все началось, но город, буквально в мгновение ока, наполнился ошеломительной новостью: « В космосе человек, наш человек, Юрий Гагарин!» Быстрее ветра, забыв обо всем, я помчался домой, включил телевизор и смотрел, и смотрел сообщение о полете. Гордость за Родину была неимоверной, тем более космонавт мой тезка. До сих пор это самое яркое впечатление моей юности, полагаю и для многих других людей моего поколения. Даже полное солнечное затмение, которое довелось увидеть в Ялте, не произвело такого впечатления.
Учебный год подходил к концу, я полностью освоился в классе, окреп физически, в шеренге был уже далеко не последним, подрос существенно. Полученные, в Ялте уроки сделали меня другим человеком, я повзрослел. Кстати, здесь меня приняли в комсомол, и я очень гордился этим обстоятельством, это тоже делало меня, в моих глазах, взрослее. Мой ангел-хранитель, моя тетушка, Надежда Евграфовна разговаривала со мной уже, как с взрослым человеком. С ней мы обсуждали мои перспективы на будущее. Мне шел шестнадцатый год, приближалось время получать паспорт. Дома меня ждет мама, она уже в возрасте, собирается хлопотать пенсию. Я могу, конечно, остаться в Ялте учится в десятом, но что дальше? Она же видит, как влияет на меня здешняя обстановка, знает к чему приходят здешние выпускники школ. Шофера, официанты и, прости господи, альфонсы, вот для них прямая дорога, лишь только единицы поступают в институты. Мне такой судьбы она не хочет. Я и сам чувствовал происходящие во мне перемены. Из скромного деревенского мальчишки превратился в юношу, который уже хотел одеваться по моде, хотел иметь успех у шикарных женщин, в тайне начал мечтать о красивой жизни. Все это «подарила» мне Ялта, школьные мои товарищи, масленица в сорок лет, вечный праздник, который окружал нас. Спасибо моим предыдущим воспитателям, за то, что они, в свое время, привили мне фундаментальные, вечные понятия о добре и зле. Я согласился со своей тетушкой, которая практически становилась мне второй мамой. Пока не поздно, нужно возвращаться. И ровно через год после моего отъезда, в середине лета, я вернулся в свою деревню, к моей дорогой маме.