Восьмой класс позади, счастливые и веселые мы ушли на каникулы. Мама по-прежнему работала на железной дороге и, хотя, жизнь все еще была не богатой и довольно трудной, молодость брала свое, поводов для уныния не было. Осенью мне исполнится пятнадцать лет, уже почти взрослый. Два месяца назад мама купила мне настоящие, новые магазинные брюки, а к ним еще и плащ. Таких обнов у меня еще не было, радости и гордости не было предела. Действительно, жизнь прекрасна! Живу я в самой лучшей в мире стране, которую беззаветно люблю и готов жизнь за нее отдать. По радио, в «Пионерской правде», на уроках и пионерских линейках только и говорят об успехах и прекрасных перспективах в деле строительства коммунизма. А перед самыми каникулами повсюду обсуждали громкую весть: наши прославленные военные, неусыпно стерегущие наш мирный труд, наш покой, сбили ракетой американского летчика - шпиона Пауэрса. Взрыв патриотизма, радость и ликование охватили всех: получили по сусалам, проклятые буржуи! Ишь, чего удумали, летать и шпионить в нашем небе! Партия и правительство неустанно борются за мир во всем мире, мы хорошо это знаем, наша любимая страна - оплот счастливого детства, светлый пример всему миру. И мы, пионеры, будущие комсомольцы, всегда будем верными сынами своей Родины, в любой момент, готовые пожертвовать даже собой, ради счастья на земле. И это не просто слова на ветер, это были наши убеждения, так нас воспитывали, такими, в большинстве, мы были.
Сегодня я не поленился, нашел и посмотрел, о чем писала наша главная газета, орган ЦК КПСС « Правда» в 1960 году. Выбрал номер наугад, подвернулся за 1 июня, привожу список статей, заметок и фотографий, размещенных в газете: крупными буквами на всю полосу фраза: «Солнечный мир - детям всех народов!». Затем идут статьи, фотографии и заметки: «Международный день защиты детей» – окончание статьи из предыдущего номера; «Социализм несет счастье» – заметка; «Сто пятнадцать ребят» - заметка; «Радостное, счастливое детство китайских ребят» – фото; «Ленинский значок» – фотоэтюд; «Родина лелеет» – заметка; «Драгоценный подарок» – заметка; «Во имя тех, кто растет» – статья; «Детство без радости» – заметка; «Там, где царит закон голода» – фото. Комментарии, думаю излишни. И вся эта пропагандистская лавина помещена в газете, которую обязаны были, хотя бы просматривать, все кто был на виду и хотел сделать карьеру. А я ведь продемонстрировал только одну страницу в этой газете. Материалы, публикуемые здесь, служили основой, ориентиром для огромной армии пропагандистов, которые вдалбливали в наши головы, какое у нас счастливое детство. Учтите, что специально для пионеров и пионерских функционеров еще издавалась газета – «Пионерская правда», журналы и брошюры а также масса других периодических изданий, материалов и инструкций, снимались кинофильмы и так далее, и тому подобное, всего не перечесть. Под таким информационным прессом, мы, волей неволей, верили. Во всяком случае, это я могу сказать про себя, верил совершенно искренне, можно сказать свято, истово верил, в идеи коммунизма, в светлое будущее всего человечества. И мне ничуть не стыдно в этом признаться сейчас, когда я столько увидел, столько узнал. Более того, даже теперь, зная об оборотной стороне советской действительности, с грустью вспоминаю о том времени, когда мы жили хоть и не богато, но в нашей жизни был смысл. Этот смысл прекрасно сформулировал один из идолов моего времени, герой романа « Как закалялась сталь», Павка Корчагин: « Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!» Кому интересно, может ознакомиться подробнее, взяв в руки первоисточник. Да, мы были такими, и времена были такими. «Если где то стреляют в людей, то каждая пуля попадает в мое сердце»--сказал поэт, интернационалист и наш современник, Эдуардас Межелайтис. Да, нас учили интернационализму, учили быть неравнодушными к людскому горю. И это, я считаю, прекрасно! Нынешним властям не помешало бы, поучится такому подходу к воспитанию молодежи.
Но вернемся к повествованию. Моя мама родилась в большой семье, семеро детей по лавкам. Однако к тому времени, о котором я веду речь, в доме, который своими руками построил мой дед, жили мы с ней вдвоем. Все, оставшиеся в живых родственники, волею судьбы оказались далеко от родных мест. Кто то погиб на фронтах, кто то пропал бесследно в годы лихолетья, а некоторые были живы и, слава Богу, здравы. Старший брат мамы и две ее сестры жили в Крыму. Этот далекий край, мама называла: « Крым, пески, туманны горы, где сорок лет масленица бывает». Особенно близкие отношения у нас были с одной из маминых сестер: тетей Надей. Наши родственники постоянно приглашали нас с мамой переехать к ним на постоянное жительство, но она была тверда: нет, не поеду. Почему она так поступала, я не знаю. Родственникам ни чего не оставалось, кроме как писать письма, да время от времени посылать нам посылки с дивными яблоками, конфетами да сухофруктами. И вот однажды, они нашли мудрое решение: списавшись, решили, что поеду я один, хватит, дескать, в деревне, пора и в городской школе поучиться. Инициатива исходила от тети Нади, она всех больше переживала за мое будущее, именно она и настояла на моем отъезде к ним. Как ни странно, решение они исполнили и оказией, со знакомой женщиной, которая ехала туда отдыхать, мама отправила меня в Ялту.
Впервые мне довелось садиться на поезд дальнего следования и, даже ехать на нем. Поэтому в первый момент, был переполнен впечатлениями, именно от самого поезда, от вагона с пассажирами, от обстановки внутри вагона. Наш поезд был прекрасен, впереди паровоз, самый лучший в то время паровоз, серии Л, а толк в них я знал, как ни как, почти каждый день на станции ошивался. Паровозы этой серии считались у нас, ребятишек, самыми красивыми, быстрыми, одним словом, лучшими. Внутри вагона был порядок и чистота. люди сидели свободно, на определенных местах, на большинстве полок постланы постели с простынями и одеялами, на некоторых лежали и даже спали люди. Нам с моей провожатой тоже определили места, а так как остановка на станции была короткой, паровоз, дав гудок, сразу тронулся в дальний путь. Мама, конечно, провожала меня, наверно были слезы и прощальные махания платочком, но я этого не помню, был весь в напряжении от предстоящих встреч с неизвестным. Наш поезд был проходящим и шел он из Сибири, сели мы в него не на нашей станции Свияжск, а в Зеленом Доле – станции города, в котором я родился. Почти сразу, после начала движения, мы должны были пересекать Волгу по знаменитому красному мосту. Прошло несколько минут, показались волжские просторы и мы въехали на мост через нашу великую реку, нашу гордость. Многие из пассажиров видели ее первый раз, начали охать и ахать и я, тогда понял, в каком замечательном месте живу. Наш Свияжск мы проехали без остановки. При выезде со станции с левой стороны в вагонном окне, в отдалении, мелькнула моя милая деревня, сердце мое сжалось. Думаю, я пустил и слезу. Но сейчас уж не помню. Машинист после станции, как и положено, поддал пару, паровоз длинно загудел и поезд резко стал набирать ход. Промелькнули деревянные строения приемной базы «Заготзерно», мы въехали в лесополосу и деревня исчезла, осталась за деревьями, осталась вместе с моим детством. Впереди меня ждала новая жизнь.
Утром, проснувшись, я стал ждать, когда будет Москва. За окном вагона проплывал обычный, знакомый с детства пейзаж. Обратил внимание на огороды с посаженой картошкой, здесь она уже зацветала, а у нас в деревне еще только начинала набирать цвет. Эта разница воочию продемонстрировала, как далеко мы уехали за ночь. Как ни странно, грусти или тоски я уже не испытывал, было только любопытно, что там впереди. Деревню свою, конечно, вспоминал, но как - то так, без грусти. Как приехали в Москву, как уехали, помню смутно. Метро не удивило, я читал про знаменитую лестницу – чудесницу, поэтому к встрече с ней был готов. Помню, поразила лишь толчея, и при входе в метро и на вокзале. Очень быстро мы приехали на курский вокзал. Моя тетенька поставила меня охранять багаж и пошла компостировать билеты. Что это такое я не знал, стоял поодаль, охраняя ее чемодан. Затем мы поехали на ВДНХ СССР, На выставке, помню, она купила шашлык, я такого ни когда не видел. Попробовал, очень понравилось, съел не заметив. Ни чего другого не запомнилось. Главное впечатление от Москвы: очень много народу и толчея, как, когда то в фойе цирка, в антракте. Во второй половине дня сели в поезд на Симферополь, уже привычно разместились в вагоне. Народ здесь был совсем другой, вчерашние пассажиры были какие то озабоченные, на что то жаловались, чего то хотели, здесь совсем другое дело. Люди деловито расположились по местам, достали из багажа еду, в основном курицу, колбасу, хлеб, проводница разнесла по вагону чай и захрустели птичьи косточки, пассажиры вальяжно зачавкали, заговорили о курортах, об отдыхе. И опять я сделал для себя открытие, оказывается еду на курорт, правда, что это такое, не очень понятно, но очень интересно. Оказывается там есть пионерский лагерь Артек, уж не туда ли молодой человек (это они про меня) едет? Нет, что Вы, я к родне еду, жить. Ах, как здорово! Везет же людям.
А за окном опять огороды с картошкой, здесь она уже во всю цветет, вот что значит, на юг едем. Дома тоже другие, у нас деревянные срубы, здесь белые, гладкие, чистенькие такие и сад обязательно, яблоки так и висят, оборвать, видимо, не кому, подсолнухи огромные такие. Богатые края, сразу видно. Поезд на больших станциях стоял по двадцать и даже тридцать минут, пассажиры выходили на перрон, солидные дяди в пижамах и дамы в красивых халатах, зачастую в шляпах с широкими полями. Они прогуливались по перрону, подходя к ларькам со снедью и напитками, степенно рассматривали товар, покупали и несли в вагон. Такого изобилия и разнообразия я никогда не видел. Денег у меня не было, поэтому каков был товар на вкус, не знаю, но по реакции этих дядей и тетей, думаю, что не плох. В нашем плацкартном вагоне публика была попроще, чем в купейных, но и здесь оригиналы попадались. Поезда в те времена ходили на паровозной тяге, даже на южной трассе. Котлы на паровозах топили углем, естественно, из паровозной трубы, вместе с дымом летел пепел, который щедро посыпал вагоны. Ехала с нами одна девушка, молодая и очень красивая, во всяком случае, так мне казалось. У этой девушки были роскошные светлые волосы. Позже я узнал, что таких девушек называют блондинками, но там, в поезде, она была для меня воплощением идеальной красоты, спустившейся к нам смертным, из другого, заоблачного мира. Ночь прошла спокойно, все спали, но вот утром случилось непрдвиденное. Утром, проснувшись, я услышал горькие причитания этой жительницы неба: кошмар, кошмар, что же я буду теперь делать? Она трогала свои волосы, всячески теребила их и продолжала стенать, причем слово кошмар она произносила на городской манер: каашмар. Много лет прошло с тех пор, а горестные причитания несчастной, я как будто сейчас слышу. Как уж она, бедолага, справилась с этой проблемой не знаю, но до самого Симферополя она не прекращала борьбы с пеплом, набившемся ей в волосы.
Поезд, тем временем, неумолимо ехал на юг по равнине, по прекрасной Украине. Город Мелитополь, это просто фруктовый рай, здесь впервые попробовал абрикосы, ох, и вкусно! Приближаясь к полуострову, я постоянно дежурил у окна, боялся пропустить Перекоп. Хотелось посмотреть, как в гражданскую войну, Красная Армия штурмом брала его. Увидел, как добывают соль, видел небольшие заливчики, открытые водные пространства, но был ли это знаменитый Сиваш так и не понял, а спросить постеснялся. И вдруг увидел, стоящие на краю обрыва, громадные буквы: КРЫМ. Теперь я убедился, что мы въезжаем на крымский полуостров. Вскоре поезд остановился на какой то станции, на здании вокзала прочитал: Джанкой. Вышел на перон и был сражен воздухом. Он резко отличался от нашего деревенского, московского и даже от воздуха Украины, по которой только что мы ехали. Он был сухой, обжигающе знойный и пропитан фруктовым ароматом. Этот аромат, эти запахи были мне знакомы, так пахли посылочные ящики с яблоками и сухофруктами, которые нам с мамой иногда присылали с Крыма. Теперь я понял, что приехал в совершенно другой мир, страну где, на самом деле масленица длится по сорок лет, а может быть и вечно.
Еще несколько часов езды и поезд остановился на вокзале Симферополя, мы вышли и опять окунулись в чарующий воздух, но здесь он был не такой сухой и знойный, а мягкий, к фруктовому аромату добавились запахи, уже знакомого, шашлыка и громадных жареных пирожков, которые назывались чебуреками. Моя провожатая быстро разобралась в привокзальной сутолоке и мы сели в автобус. Автобус был шикарный, я такого никогда не видел, мотор у него сзади, впереди блестящая буква: Л. Водитель в форменной одежде, такой красивый и невозмутимый, в салоне каждому человеку отдельное место и не просто место, а кресло. Скажи кому в деревне, не поверят, засмеют, скажут: ври больше, так не бывает. Все расселись по местам и наша громадина очень плавно, мне показалось, даже бесшумно, тронулась с места и мы, сделав полукруг по площади, также плавно поехали по городским улицам. Симферополь совсем не походил на города, которые я видел до сих пор, был он каким то домашним, что ли. Улочки узенькие, все в зелени, дома невысокие и побелены, а главное, совсем другие люди. Загорелые, легко одетые и, если не откровенно смеющиеся и радостные, то уж во всяком случае, не унылые, как у нас. Как будто праздник наступает и они идут в гости, еще трезвые. За городом, вдоль дороги, то и дело стали попадаться поселки с уже привычными беленькими домиками и садами с деревьями, увешанными плодами. Впереди стали вырастать горы и постепенно, двигаясь меж ними по долинам и склонам, мы незаметно поднимались все выше и выше. « Лучше гор могут быть, только горы», сказал Владимир Семенович Высоцкий и был прав. Крымские горы, конечно не самые гигантские, в мире есть и побольше, но эти произвели на меня сильнейшее впечатление, сочетанием огромной, неизмеримой мощи и необыкновенной, просто неописуемой красоты. Я любовался этим зрелищем из окна автобуса, не отрываясь ни на миг.
Проехали перевал и, перед нами открылась панорама южнобережного Крыма, все стали искать взглядами море, наконец, после одного из поворотов по автобусу прошелестело: море! Но увидел я его не сразу. Внизу, очень далеко был виден горизонт, но какой то размытый, не ясный. Внимательней приглядевшись, увидел! Долго не мог понять, почему горизонт изогнут в виде дуги, а море находится внутри этой дуги, затем, вспомнив уроки географии, внутренне согласился: все правильно, так и должно быть. Впечатления особого не получил. Видимо в глубине ждал чего то другого, а как это другое должно выглядеть, не знал. Наш автобус, тем временем, спустился в Алушту, остановка короткая, но я вышел из автобуса и вновь воздух сразил меня, теперь уж наповал. Воздух Джанкоя, Симферополя, тут же выветрился из меня. Я буквально захлебнулся от фантастической смеси ароматов неведомых цветов, фруктов, моря, вида окружающих гор, ласкового солнца, красивых, нарядных людей. Забыв о своей деревне, я сел в автобус и с нетерпением ждал, что будет дальше. Но чем ближе мы подъезжали к Ялте, тем сильнее билось сердце, тем больше нарастало беспокойство: как встретят? и как я буду жить в этом, чужом, для меня, раю? Я сейчас даже вспомнить не могу, как мы приехали в город, как добрались до Чайной горки на улицу Сосновая, где жила моя тетя, как ждал на втором этаже прихода ее с работы.
И вот она пришла, обняла меня, завела в квартиру, успокоила, накормила. Она сделала так, что, буквально с первых минут, я понял, что приехал не в гости, а домой. Это была, великая, женщина, моя тетя, моя, фактически, вторая мама, любимая Надеж- да Евграфовна. Вечная, ей память. Уж она, точно в раю.