и поклонники, и поклонницы, и интрижки.
она держит осанку — блистательно вертикально —
и любезна-приветлива. может быть, даже слишком.
только что ей эти хвалебные оды, простыни,
шёлком ласкающие, тысячи предложений? …
разве за этим она становилась взрослою?
разве за этим ускоряла она движенье?
конечно, мечта — жизнь насыщена и полна —
наслаждайся, играй, влюбляйся напропалую.
а все удивляются: «что ж ты опять одна?!
у тебя же их миллионы — бери любую!»
она кивает, молчит, отводит глаза, чуть слышно
вздыхает, упорно пытаясь сдержать обсценность,
и старается верить, что на небе её услышат
и пошлют того, кто оценит её бесценность.
ведь никто же не знает, какая она под утро,
как пахнут волосы, кожа, смех её после душа..
кто-то близкий внушает: «всё будет очень круто!» —
она глотает ком в горле, старается быть послушной
и улыбается — нельзя что ли было соврать получше?
она покупает зачем-то чашку плохого чая
и сидит, и мешает ложкой тоску тягучую
в привокзальном кафе, где никто её не встречает.
и ни разу не помогут Versace, Chanel и Gucci,
когда в общем никто по ней искренне не скучает.
