Письмо Амели (Эссе)

Здравствуй, моя хрупкая некрасивая девочка с удивительными глазами…
Я снова видела тебя во сне – тонкое осеннее чудо с невозможным сердцем. Цветущая сирень, рассвет вместо ночи. Бесконечная сказка в стихах. Не то рыжее счастье, не то рыжий апокалипсис. Ты опять плакала по ней – что ответила бы тебе далекая Снежная Буря, закованная в броню спеси, затянутая в кожу презрения? Фарфоровая кукла с пластмассовым сердцем, нужно ли ей все то, что ты так доверчиво протягиваешь на ладошках? Она даже не выстрелит в тебя, как в твоих мечтах – она не удостоит тебя и взглядом. Лишь в последний день ты позволишь ей понять, насколько на это способна ее скудная ледяная душа… Рыжий огонек останется отражением ее пустых застывших глаз. Фубуки. Снег. Снежная буря – она завораживает, очаровывает, притягивает своей сияющей белизной. Зимнее солнце – в полнеба твоего умирающего мира. Холод и невыносимая белизна лица. Тебе так хочется ярких красок, а глаза с каждым новым рассветом тускнеют, наполняясь безликой серостью постзимнего неба. Тебе так хочется вихря звезд в ладонях – и жить, жить, жить! А тут можно только умирать.
Амели, ты чужая здесь. Очнись, девочка, сказок не бывает. Полет над миром, над огромным муравейником Токио, над всем озером унижения, усталости, тоски. Стенки, стенки – за этой стенкой один начальник, за ним  - другой, еще и еще, снова и снова. Переделать! Переделывай, пересчитывай свою жизнь на розовой машинке – снова и снова, ma shere, снова и снова.
Ей не нужен твой страх и трепет. Ей не нужна даже та капелька твоей любви, которую она неосознанно принимает. Ты любишь ее, признайся – и вот эта вариация любви, кажется, грозится действительно стать вечной. Она отдает тебе больше, чем в состоянии осознать. Ты чувствуешь себя безмерно близко. Ты хотела стать Богом, Христом – в том нет порока гордыни, ты хотела стать мученицей – и ты идешь к этому, ты уже совсем-совсем близко. Твой прекрасный палач с пурпурной раной губ на белой лилии лица даст тебе все, что ты захочешь и сможешь вынести. Маленькая богиня с синдромом жертвы – это так нетипично для богов. Но ты не похожа на других, ничем и никак. Соотнести тебя с реальностью невозможно, и она знает это. Она так невзначай и невсерьез дарит тебе то же наслаждение, что ты – всем сердцем, всей душой, всем своим полудетским существом возлагаешь на ее мраморный алтарь.
Ты хотела работать в этой компании. Ты ведь добилась своего, моя принцесса? Ты хотела быть среди них, дышать их воздухом – ты чувствуешь, как отравилась им? Ты можешь уйти – но ни желания, ни силы воли отказываться от вечной жертвенности во имя себя. Ах, девочка, какая карьера? Ты, конечно, умна, сильна и весьма талантлива, но... Что? Только любовь до гроба и признание коллег? Прости – твой выход! Отбить кулаки о стену, разрывая душу в бессильном плаче – и опять упасть сломанной куклой. Падение падению рознь. Я бы предпочла более медленное и красивое. Не лететь, запнувшись, в грязь, а медленно опускаться хрупкой снежинкой, чтобы растаять, едва коснувшись бурой поверхности осеннего тротуара. Но так падает снег – дождь плачет, разбиваясь о плиты. Странные подергивания рук и ног, прикрепленных к ниточкам, собранным в пьяную руку уличного марионеточника.  Подними голову, девочка, посмотри в зеркало. У тебя лицо в размазанной косметике и крови – вытри. И иди дальше.
Почему-то твои сказки, моя принцесса, всегда заканчиваются одинаково.
Ты упираешься ладонями в прозрачную невесомость окна, как будто хочешь уйти, не оборачиваясь на меня.  А я медитативно щелкаю кнопочками адского изобретения, орудия твоей персональной пытки – цифры за цифрами. Потом ты вздыхаешь, опускаешь голову и обещаешь обязательно именно для сегодняшней сказки придумать счастливый финал. Мою мягкую снисходительную улыбку кривит до сарказма горечь напитка.
Да, моя девочка, я каждый раз тебе верю. Хотя бы потому, что тебе этого очень хочется. Но счастливые финалы... прости, это не для нас. Ты не знаешь, что такое на самом деле печаль, слезы, боль, поэтому с неизменным удовольствием посвящаешь им длинные цепочки своих красивых мыслей. Твоя трагедия в твоем одиночестве? В твоей работе? Нет, ты сама ее придумала. Повернись и уйди – и ты свободна. Нет? Нет.
Ты удивляешься моему снисхождению, а я молча чищу зубы и любуюсь тобой: ты смешная - медные взъерошенные волосы непонятной длины, чистые глаза, короткие и очень пушистые мягкие ресницы, неправильные черты лица. Некрасивая сказочная картинка, тонкая и нескладная. Сейчас ты такая живая, такая отчаянно-ненормальная.
Мне единственной, мой девочка, ты рассказываешь свои сказки. До сих пор не понимаю, за что мне выпала такая честь. Я неприятный слушатель –    циник и очень язвительный критик. Не лучшая публика для тебя, восторженной романтичной сказочницы, чья жизнь проходит в той же возвышенности, что и сюжеты этих сказок.
Прискорбно, но мне всегда нечего сказать тебе. Поэтому, улыбнувшись про себя пушистой рыжей макушке, я просто молча покидаю туалетную комнату и иду на рабочее место. Щелк-щелк – мои пальцы отчитывают минуты твоих страданий. Я идеальна, как всегда – идеальна и спокойна. Сейчас я закончу работу с документами, напишу несколько деловых писем, соберусь и пойду в свой пустой дом, где нет никого, кроме огромных зеркал.
А продолжение для этой сказки ты придумаешь потом. И финал у нее точно будет счастливым.