Я не спал эту ночь. Я где-то
бродил между уголков твоих губ
и шелестящим «люби меня»…
Не касаясь калигами вытертого паркета,
волоча за собой самую бесполезную из своих труб,
архангел качнулся в дверном проеме
и не стал нам мешать,
понимая, что никакой партитурою в этом доме
некого отвлекать, не то, чтобы устрашать.
Доброе утро, нежность моя.
Как же долго я шел к тебе… как же
длинна была эта дорога… в пыли и прахе,
то проклятья, а то осанны слагая поклаже,
путая буде, господи исусе, аллахе,
спусковой и дверной крючок, сверканье и звон навахи
и сверканье и звон бокала на счастье и на беду.
Девяносто девять ступеней. Девятьсот девяносто
девять шагов босиком по январскому льду,
девять тысяч усмешек в лицо ледяного норд-оста.
И теперь лишь последний ри -
только движение жадной ладони
от твоих невозможных коленей к груди -
шаг до плеснувшей в окна зари.
Как же страшно я шел… сколько горечи позади,
сколько фасеток брони отлетело снаружи,
сколько внутри. Сколько, мой боже, внутри…
Не покинь же меня. Занавесь волосами от стужи.
Забинтуй мне глазницы ладонью. Покрепче. Потуже.
Пропадите пропадом все словари.
И дороги к тому же.