Народное избранное (март11) (Литературные конкурсы)

каждый из нас - это частный случай музыки и помех
так что слушай, садись и слушай божий ритмичный смех
ты лишь герц его, сот, ячейка, то, на что звук разбит
он - таинственный голос чей-то, мерный упрямый бит
он внутри у тебя стучится, тут, под воротничком
тут, под горлом, из-под ключицы, если лежать ничком
стоит капельку подучиться - станешь проводником
будешь кабель его, антенна, сеть, радиоволна
чтоб земля была нощно, денно смехом его полна

как тебя пронижет и прополощет, чтоб забыл себя ощущать,
чтоб стал гладким, словно каштан, наощупь, чтобы некуда упрощать
чтобы пуст был, словно ночная площадь, некого винить и порабощать
был как старый балкон - усыпан пеплом, листьями и лузгой
шёл каким-то шипеньем сиплым, был пустынный песок, изгой
а проснёшься любимым сыном, чистый, целый, нагой, другой
весь в холодном сиянье синем, распускающемся дугой
сядешь в поезд, поедешь в сити, кошелёк на дне рюкзака
обнаружишь, что ты носитель незнакомого языка
поздороваешься - в гортани, словно ржавчина, хрипотца
эта ямка у кромки рта мне скажет больше всех черт лица
здравствуй, брат мой по общей тайне, да, я вижу в тебе отца

здравствуй, брат мой, кто независим от гордыни - тот белый маг
мы не буквы господних писем, мы держатели для бумаг
мы не оптика, а оправа, мы сургуч под его печать
старость - думать, что выбил право наставлять или поучать
мы динамики, а не звуки, пусть тебя не пугает смерть
если выучиться разлуке, то нетрудно её суметь
будь умерен в питье и пище, не стремись осчастливить всех
мы трансляторы: чем мы чище, тем слышнее господень смех

мы оттенок его, подробность, блик на красном и золотом
будем чистыми - он по гроб нас не оставит. да и потом
нет забавней его народца, что зовёт его по часам
избирает в своем болотце, ждет инструкции к чудесам
ходит в мекку, святит колодцы, ставит певчих по голосам

слушай, слушай, как он смеется.
над собою смеется сам

и не только
Камирра
http://stihi.ru/2011/02/21/1442

....................................................Как журавлиный клин в чужие рубежи
....................................................(c) Осип Мандельштам

Бессонница, ветер, Гомер, апельсинная долька
На черствой горбушке соседнего дома. Однако
Я знаю, что буду всегда и везде и не только
Собою, тобою, луною, классическим мраком.

Когда журавли, корабли, короли и павлины
Холсты, паруса и короны уложат в дорогу,
Короткое лето покажется дивным и длинным
Гекзаметром, мерой и верой, пророком, порогом.  

Всегда и везде – на пороге, на пике, на грани,
Но – тише воды и травы неизбежней и ниже.
Иначе по Млечному только своими ногами.
Иначе за краем не петь, не светить и не выжить.

Прячу паучат, и опечатан...
Freyia
http://bess-mash.livejournal.com/62771.html

Прячу паучат, и опечатан
Рот, нельзя его открыть, ведь в нем
Тысячи веселых волосатых
Паучат. И тем, кто не знаком
С правилами молчеэтикета,
Паучата впрыснут пинту боли,
Вмиг опутав липкой речесеткой,
И сожрут без перца и без соли.
Я молчу, я так привыкла с детства
Прятать в горле шустрых паучат,
Рот ладонью прикрывать с кокетством,
Улыбаться и молчать, молчать...

Капли любви - птицам
Раймонис
http://www.stihi.ru/2005/10/08-270

*...той капли любви, что есть на дне
каждого ледяного сердца,
хватает только на птиц.*
(Генри Миллер, *Тропик Рака*)

Капли любви,
Что в сердце твоём
Таится,
Может хватить
Любой небольшой
Птице.
Беркуту – вряд ли,
Но соловью –
Может,
Если расходовать
Будешь любовь
Осторожно.
Было наполнено
Сердце любовью
Раньше:
Выпили, высохла...
Капля на дне -
Наша.
На человека
Живого
Среднего роста
Капли твоей
Любви не хватает
Просто.
А неживых любить,
Думаешь,
Проще?
На одного мертвеца
Жизни не хватит...
Вобщем,
Можешь любить
Воробьёв, снегирей,
Канареек,
Ласточек быстрых,
Что в небе высоком
Реют...
С каплей любви
Держись от меня
Подальше.
Много людей
Вокруг –
Полные чаши.

Остров часть времени
Smoker
http://stihi.ru/2004/07/07-718

Остров – часть суши, малая часть, отрывок
Повести или романа. И даже в часы отлива
Нам не прочесть окончанья. И берег криво

Нам улыбнется. В том месте, где мыс песчаный
Без окончанья становится дном. Причалим?
Это не трудно - перечитать начало.

Буква за буквой. И крабы листают остров,
Малую часть, отрывок, прошлого россыпь,
Но оборвется строка, лопнет кокосом,

Брызнет осколками в море, и волны слижут
Старую пьесу, укрытую неба крышей,
Неба, которое с каждой минутой ближе…

Остров останется. Остров, где рядом были.
Мокнут в прибойной волне белые крылья
Чеховской чайки. И занавес пахнет пылью.

Это может быть всем, чем угодно...(с)
Изюбрь
http://izubr.livejournal.com/194686.html

Если ты, к примеру, кролик с шелковистыми ушами - ничего не просишь кроме, чтобы лисы не мешали,
Ты живешь среди волнушек и осоки острой, тонкой, никому ты, брат, не нужен кроме собственных потомков,
Пляшет день в окне высоком, башенка скрипит резная, ты живешь в своей осоке и никто тебя не знает,
Флюгер в облаках ютится, хоть бы на минуту замер, в башне обитает птица с удивленными глазами.

Если ты, к примеру, птица, у тебя намокли перья, хоть куда бы примоститься, чтоб согреться - не до пенья,
Слишком часто дождик крошит, здесь попробуй не простынь-ка, и закат на небо брошен, как дырявая простынка,
Ты голодная и злая, и с утра во рту - ни крошки, видишь - башенка резная, в ней высокие окошки,
Ты тихонько, в уголочке, ты недолго, ты на вечер, на минуточку, а впрочем... и останешься навечно.

Если ты, к примеру, вереск, ты растешь на ясном поле, по тебе гуляют звери и расчесанные пони,
Ты совсем еще недавний, ты сиреневый и робкий,ты совсем уже недальний, ты стоишь у самой тропки
К башенке, где флюгер тонкий на резной сосновой крыше, он поет себе - а толку, всё равно никто не слышит,
Только кролик вдруг зальется удивленными слезами, только птица вдруг завьется с удивленными глазами.

Если ты, допустим, ветер, ты играешь с флюгерами, ты за всё вокруг в ответе - холода не за горами,
Вот и осень побежала в одеяньи изумрудном, с башенки ее, пожалуй, даже разглядеть нетрудно,
Скоро тополя разденет, солнце в лужах перемелет, ты решай, что дальше делать, каждому раздай по мере,
Землю согревать ли дальше, с неба доставать луну ли?.. Под дождем таким, что даже крыши лепестки свернули...

Если ты летаешь ночью на земном промокшем шаре, где-нибудь заметишь кочку с шелковистыми ушами,
И услышишь, и поверишь, спустишься на камень мшистый и вдохнешь промокший вереск, фиолетово-пушистый,
Никаких забот, не зная, ты поселишься в осоке, там, где башенка резная и окошки на востоке,
Холода не за горами, я не видел, но сказали... Ты проснешься утром ранним. С удивленными глазами.

http://aruna-leof.livejournal.com/tag/%D1%80%D0%B8%D1%84%D0%BC%D0%BE%D0%BD%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D1%80%D0%B6%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5

Молитва.

я не обещаю чистого неба
я не насылаю страшных проклятий
я не вызываю сильных эмоций
__

в этом году опять не хватило силы…
меж позвонками – дикие мотыльки.
если б вы только видели, как красиво
мне разрывало голову на куски.
если б вы только видели сколько света
я из себя извергла, срываясь вниз,
в поле, в котором каждый квадратный метр –
это моя возможная не-до-жизнь.
я не пыталась плыть на пробитой шлюпке,
я не пыталась плакать и горевать –
поздно. Судьба с улыбкой портовой шлюхи
мне говорит о том, что пора в кровать.
мне говорят о том, что сегодня-завтра
я не смогу искать и шептать слова.
Господи, дай мне тонкую нить азарта,
чтобы еще немного повоевать…

_______

Тебя.

Я говорю тебе: «Открывай глаза».
Я говорю тебя и от звуков глохну…
это последний шанс ухватиться за
край не своей мечты. Потому что плохо
вижу твои следы на сырой земле,
слышу твои шаги из соседних комнат.
Я говорю тебя уже сотни лет.
Я говорю тебя… и тебя запомнят.

Я приглашаю всех на безумный бал –
это моя единственная заслуга.
Если молиться, не расшибая лба,
мы никогда не сможем найти друг друга,
мы никогда не сможем достать до дна,
будем искать в любой мелочевке прибыль…
Я говорю тебя, и во мне видна
даже в кромешной тьме неземная придурь.

Глупый и несговорчивый мой язык
денно и нощно шепчет тебя прохожим…
Только опять со звуков сорвал низы
ветер, который вырос под самой кожей.
Я говорю тебя, потому что мы,
я говорю тебя, потому что живы…
даже когда осколки твоей зимы
вяжут узлы из тонкой сердечной жилы.

Имя твое – пылающая страница. Руки твои – единственные из рук.
Если ты вдруг откажешься говориться, я перестану двигаться и умру,
ты перестанешь верить в мое безумье, мы перестанем биться в застывшей вене…
Я перестану видеть в трехкратном зуме каждое из мгновенных прикосновений.

Если во мне, безмерно тебя кричащей, вдруг совершится бунт и случится сбой...
ты все равно шепчись, говорись почаще, чтобы, сказав тебя, я была с тобой…
чтоб на словесно-буквенном пьедестале сидя, я знала точно, что это все,
медленно и навеки в меня врастая, завтра заставит выдохнуть и спасет.

…только бы точно знать что вот эти звуки…
…только бы точно знать что вот эти руки…
…только бы сверла не проникали в горло…
…только бы выжил этот паршивый город…
…только бы слов мной сказанных мириады…

Я говорю тебя,
потому что правда.

___

не.

тебе. нет, Вам. да к черту. никому.
сегодня. выворачивая гланды.
не девочка из хипповских коммун.
не мальчику с гитарой. ну и ладно.
крестовые походы – ерунда.
мыслители, каратели – да ну их.
я слишком часто говорила «да»,
чтоб думать, что оно тебя волнует.
я не пишу письмо. я рву слова.
моя болезнь давно идет на убыль.
я не права, конечно, не права,
но поцелуй бывает только в губы.
нет-нет, не боль, не горечь, не печаль.
не умерла, а вовремя застыла.
и я опять смогу не закричать,
когда любовь мне выстрелит в затылок.
не слушай никого. сегодня ночь
как ночь, без ярких звезд и аномалий.
ни холодно, ни жарко, ни темно
и ни светло. а как-то так. нормально.
планеты, не слетевшие с орбит,
не замедляют круговых движений.
осталось захотеть тебя любить
и перестать пугаться отражений.
я вышиваю буквы на вещах,
чтоб не забыть двухзначные пароли.
пообещай, что будешь навещать,
когда меня накроет и закроют.
я доверяю лишь карандашу,
он доказал как ненадежна честность.
но я боюсь, тебя не удержу,
или сама когда-нибудь исчезну.

я просыпаюсь, ем и снова сплю
с башкою полной буквосочетаний.
и я могу сто раз вписать «люблю»
в любую строчку.
ты не прочитаешь.
и не узнаешь что, когда темно
из этих слов бумажно-карандашных
я говорю тебе всего одно…
почти беззвучно.
потому что страшно.

__

Дочь рыбака.

Волна говорит, что смертность не аксиома,
мол верь мне, любимая, не открывай глаза,
держи меня за руку....сделаем шаг назад
и ты будешь дома.
И ты будешь каяться,
видя горящий дом.
Но толку стоять столбом,
если твои мужчины не возвращаются.

5.
И своими ладонями он мог накрыть тебя целиком,
и дурацкими сказками он мог пичкать тебя всю ночь.
То ли в горле ком, то ли все тело ком,
который катится в вечное «все равно
о ком».
И ты не то чтобы плакала, просто не понимала,
почему эти руки больше тебя не прячут
от невзгод и почему не смеется мама.
Пятилетние девочки в принципе редко плачут,
мало.
И единственное, что осталось, как тонкий след,
как височная боль, пара негромких нот:
великанские руки, несколько синих лент,
твои волосы, тонкие словно высокий слог...
Он пытался сплести их вместе.
И не смог.

32.
Вот. Сейчас. Он откроет дверь и заполнит собой весь дом.
Потому что давно пора. Потому что ребенок вырос.
Потому что все берега ты обшарила от и до
и уже начала просить не о празднике, а о том,
чтоб бушующий океан его тело на сушу вынес.

Вот. Сейчас. Ты забудешь все, что тебе пережить пришлось,
и тогда он вбежит к тебе, в грязной робе, большой и сильный.
Потому что в тот первый год в тебе что-то оборвалось.
Потому что сейчас вот-вот искривится земная ось...
ничегошеньки не сбылось из того, о чем ты просила.

Вот. Сейчас. Ты накинешь плащ и опустишь кольцо в карман.
Потому что вино пьянит. Потому что уже не страшно.
Потому что вода шумит...потому что зовет туман...
но...рука на твоем плече...сонный голос бормочет: «Мам...»
небо, звезды и океан говорят тебе: «Они наши»...

59.
Я ведь тебе говорил, что мой дед рыбачил?
Наверное, это он разозлил богов...
Потому что никак иначе
мы не стали бы теми, кем стали:
коллекцией дураков,
кормежкой для дикой стаи
морского Дьявола.
Мать никогда не плавала.
Она говорила, что страшно, когда нет опоры,
когда под ногами бездна так громко воет,
а запах воды и ветра лишает воли.
Я ведь тебе говорил, что мне снится мама...
в забрызганном фартуке, с белыми волосами,
в слезах, потому что я завалил экзамен.
Мне мокрые камни оттягивают карманы,
носком ковыряю пол и смотрю в окно
в пустые глаза холодного океана,
которому все равно.
Я ведь тебе говорил, что она на нервах,
на белых таблетках, на вызубренных молитвах.
Она так хотела, чтоб я оказался первым,
кого не прижмут ко дну гробовые плиты.
Ничего, говорит, прорвемся...еще не поздно...
и вообще ты не вышел ростом
и дорогу искать по звездам
не умеешь.
Мне так хочется быть смелее
ради нее. Киваю и ухожу.
Я ведь тебе говорил, что я ей пишу,
только письма уносят волны.
и хотелось бы знать: я такой же на вкус соленый,
как они?
Как никак восемь лет на дне.
Мама, извини,
никого из твоих не видел и даже не
искал.
А в висках —
один единственный вопрос:
Я такой же на вкус соленый?
...я такой же на вкус соленый...

в этот раз разогнались немного сильней, чем
в твоих мокрых снах
тумблер выломан из этой схемы
и таблички с надписью "выход"
стекают по стенам
у нас на глазах
покурить бы сейчас
второсортной промокшей махорки
выпить теплой сердитой водки
откинуться на кафель ванной
полной хлорки
и смотреть себе в веки, как в степи
на последний закат

2. Сентябрю сентябрей    http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/171763/

теми же что и раньше
ногами
выхожу из рамок и рюмок
на холод
занозы гниют все еще
на запястьях
а сентябрь уже радуется -
меньше зелени
больше мебели
все проверенно -
мы осилили
еще одно
лето
хотя уже и не так
уверенно…

3. Обычное ночное    http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/131588/

ночь, холод, сперма, сигарета
приевшиеся образы
но они здесь
и ничего другого нет
бомж умирает за окном подвала
скребется ветер в ране переулка
гоняет в музыкальном автомате
печальный блюз по кругу
последний посетитель бара на углу
и скоро утро как всегда
накроет зае***шим светом
окраины забытые тобой
и снова будет грязь
сочиться из полурваных снов
и как обычно словами
испачкаю лицо
но чайник уже кипит
слезай с креста - все разошлись

4. Да.   http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/92886/

грязный шприц воспоминаний
накачивает небо больными снами
а я протыкаю ночные облака сигаретой
стоя у пустого окна без занавесок
дышу в стекло темнотой
и вспоминаю то лето
когда поезда остановились между городами
завязав рельсы узлами
невольные партизаны ушли в леса
над мёртвыми вагонами повесилась луна
я зажал в кулаке слова
редко дышал
мне кажется я всегда просто спал

5. По утрам.    http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/81491/

как приход весны в пламя осени,
как мой дешёвый приход
из круглосуточной аптеки,
который вскрывает пальцами упаковки,
не читая рецепты.
вылизанная до блеска сковородка
на плите вместо солнца,
а подгоревшие брызги яичницы
словно утро.
глазами всё ещё ищешь меня,
а я уже умер.

неравно влюблённые...
http://www.stihi.ru/2010/12/18/954

беда настигала как звук в глубине пустоты…
беда прорастала колючкой сквозь стылые стены…

я где-то внутри тебя бился как сердце, а ты
меня не хотела – ты резала письма как вены.
и горько стекали по строкам больные слова,
в своём обнажении так беззащитно-невинны,
что я разучился как прежде тебя рисовать
частицей себя, вдохновенной своей половиной.
я просто привык, что на сердце всегда горячо,
что солнце меня наполняет до краешков счастьем…

зима постучалась.
зима просвистела бичом,
нас перерубив на неравно влюблённые части...

Хорошо, говорю. Хорошо, говорю тогда. Беспощадность вашу могу понять я. Но допустим, что я отрекся от моего труда и нашел себе другое занятье. Воздержусь от врак, позабуду, что я вам враг, буду низко кланяться всем прохожим. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Сохранить тебе жизнь мы никак не можем.

Хорошо, говорю. Хорошо, говорю я им. Поднимаю лапки, нет разговору. Но допустим, я буду неслышен, буду незрим, уползу куда-нибудь в щелку, в нору, стану тише воды и ниже травы, как рак. Превращусь в тритона, в пейзаж, в топоним. Нет, они говорят, никак. Нет, они отвечают, никак-никак. Только полная сдача и смерть, ты понял?

Хорошо, говорю. Хорошо же, я им шепчу. Все уже повисло на паутинке. Но допустим, я сдамся, допустим, я сам себя растопчу, но допустим, я вычищу вам ботинки! Только ради женщин, детей, стариков, калек! Что вам проку в ребенке, старце, уроде?

Нет, они говорят. Без отсрочек, враз и навек. Чтоб таких, как ты, вообще не стало в природе.

Ну так что же, я говорю. Ну так что же-с, я в ответ говорю. О как много попыток, как мало проку-с. Это значит, придется мне вам и вашему королю в сотый раз показывать этот фокус. Запускать во вселенную мелкую крошку из ваших тел, низводить вас до статуса звездной пыли. То есть можно подумать, что мне приятно. Я не хотел, но не я виноват, что вы все забыли! Раз-два-три. Посчитать расстояние по прямой. Небольшая вспышка в точке прицела. До чего надоело, Господи Боже мой. Не поверишь, Боже, как надоело.

Два ноктюрна
http://stihi.ru/2010/07/18/3043

1.

Проснуться - и падать в ломкую заводь чёрного поля,
Где так оглушителен пульс прибоя электроволн:
Это сверчки создают напряжение, как будто - по собственной воле,
И как будто - ни для кого.

Потому всё наполнено электричеством (невыносимо...).
Потому сухие кустарники двигаются и кричат.
И кажется, что вовсе не существует силы,
Которой дано выключать.

Жизнь. Как бесконечная цепь фонарей на пустом побережье -
Нелепица, брошенная, забытая кем-то после игры,
Где новая лампочка всегда загорается ярче прежней,
Если прежняя - перегорит.

2.

"Время  от времени  он поднимает голову и одобрительно смотрит  на море:  море - ведь
тоже молитвенник..." (Ж.-П. Сартр)

Полночь. Начало июля. И нет ничего лишнего в мире.
За квадратным окном - гудящий прилив музыкальных тем.
В каждом голосе, под каким бы углом его ни преломило,
Угадывается тембр.

В эти звучные воды осталось только закинуть невод,
И расслышать, как, призывая благоговеть,
Две портовые псины говорят неразборчиво в небо,
Как будто колокола церквей.

А чёрно-белые листья - как рыбы, ударившиеся в немое
Пение. Запутавшиеся и замедлившие свой ход.
Наверно, и правда, молитвенником становится море,
Когда ему вторит хор.

Dasa
http://stihi.ru/2010/09/22/7116

Осенью люди попадают в гербарии. Посмотри
как день преломляется, словно в китайских линзах,
как блестящие аэропланы Экзюпери
касаются мягких листьев,

а в утреннем небе ещё клубятся добрые сны.
Тихая музыка опадает с холодных веток.
Из всех вариантов забвения и того, что будет за ним,
ты, наверное, выберешь ветер -

потому что он отнимает память. В тот самый миг,
когда, подобно цветку, осыпется последнее слово,
закончится и этот несуществующий мир,
чтобы начаться снова...

Сегодня определённо хороший день,
чтобы взглянуть на него по-другому.

Anima
http://stihi.ru/2010/05/03/4698

Океан - альбатрос, провожаемый лаем портовых собак,
Тело из лёгкого камня и всё, что вокруг него.
Это птица, свободная, прежде всего - от себя.
Птица, которая стала дыханием волн.

Не называющие предметы, не знающие языка
С гласными самолётов и согласными кораблей
Птицы не ищут слов, они составляют их из песка,
Горячего ветра, пепла и пенных лент.

И если ты будешь достаточно дерзок и смел,
Чтобы забрать одну, не оставив ни скорлупы, ни пера,
Помни, что существо, не знающее про смерть,
Не приспособлено - умирать.

И пусть их тысячи в пористых лапах пустых берегов,
В невидящем взоре неба, клёкоте брызг,
В ороговевших замёрзших клювах северных гор
И в сердце самой высокой в мире горы,

Они непостижимо едины, все они - есть одно:
Существо, не разумеющее о жизни, способное только дышать.
Это и есть океан, без памяти и осмысленных снов,
Это и есть - душа.

Ergo sum
http://stihi.ru/2010/04/10/6671

Вечер приходит, как будто его и не ждали.
Солнце, как сахар, тает в горячих окнах,
В небе - стрекозы Осипа Мандельштама,
Хрупкие, словно хокку.

В них отражаются рикши, автомобили,
Тонкий фарфор игрушечного вокзала,
Тигры и вееры -  время остановилось
Прямо перед глазами.

Звонкие крылья попробуй собрать воедино
Так, чтобы каждое стёклышко было понятно.
Медленно падают клочья закатного дыма.
Пахнет шёлком и мятой.

Воздух наполнен стрекозами на границе
Сна и глубоких раздумий о смысле каждой:
Может быть, это мы им всего лишь снимся?
Впрочем, это не важно.

Арина и снег

Арина спит, но снег уже идёт
По жести крыш, по трубам, небосвод
Горит всю ночь неярким синим светом.
Арина спит и видит сон при этом,
В котором снег заполнил все дома,
Все чашки, самовары, и сама
Она на треть сотворена из белой
Небесной манны; как того хотела
Арина, так случилось - всюду лёд
Лежит, Арина спит, а снег идёт.

Первый сон Арины (быстрый)

Снежинка Вера Павловна
Всё падала и падала
И думала о тлении
И о грехопадении,
И что с верхами сладу нет,
ведь столько дней подряд
Сосульки вроде падают,
Но всё-таки висят.
Что Дао безначально,
А время вертикально -
Так говорила наша
Учительница Маша.
И в прошлой вертикали
Такой же - очень длинной -
Меня подруги звали
Не Верой, но Ариной.

Второй сон Арины (глубокий)

Ночь, на крыльце Арина и Козёл
Ильич, инспектор здешних сельских школ,
Соседи сына бьют под “Judas Priest”.
Ильич жуёт себе тетрадный лист,
На нём слова, слова, слова, слова
И красная, как кетчуп, цифра два.
но лист вдруг превращается в капустный,
там, где была Арина, стало пусто,
и вот она уже Козёл Ильич
в попытке самоё себя постичь…
Стояла бы до завтра, только дом
Открыл ей дверь с коротким звуком ”ом”.

P. S

Уже на протяжении стольких дней
Арина спит, и мы, похоже, с ней.

"один из двух"
Астория вся в снегу, как в плевочках,
А чего вам хотелось? Это - Питер.
Я бреду по городу винно-водочному
В нежном, с хитрецой, подпитии.
У меня круглое личико.
Звать меня Лиличка.
А он гордый, чертяка.
Он, даже здороваясь,
Руки из кармана штанов широченных не вынет.
Мне же хочется, чтоб плакал, тявкал,
Чтоб любую ладонь целовал навылет,
Но мою лобызал,
Как христову или как шлюхину.
Чтоб катался в глазах
Истерически. Чтоб вынюхивал
Запахи на мне не его, чужие.
Чтоб мы вместе до угла не дожили,
До поворота, не дотерпели чтоб
Ни за что.
Астория близится. Сережка Есенин
Там размазан по стенам.
Бреду на свидание... далее... далее...
Люблю ночные скитания.
А он, желвачок напрягает, как металлический шар
С постоянством безумного. Нарциссизма
Черви в каждом жесте его кишат,
В дыме трубочном сизом.
Желвачок-ромашка: женишься? не женишься?
Опасливы движеньица.
Ох, как опасливы. Но не трусливы.
Он не плачет, давится слизью,
Когда мне тычется в личико,
В имя мое Лиля Лиличка.
Он ревностью умывается, как мылом.
Мой милый. Большой и милый.
А потом пуля плющит висок в кашу.
Я-то, дура, боялась: мол, много кашляет.
А он жолудями холодными измесил себе всю душу,
Ревностью бледной, словоблудным своим "не струшу".
Ну, не выдержал, спекся, сник.
Вероника
Тоже из тех, кто мог бы быть ведьмой.
Но ты ведь мой?
Только мой?
Вот такой громадой себя сам сломавший...
Хотя сейчас неважно.
Висок - в кашу.
Слюна - в соль.
Трусцой
К нему. Хрупкому Гулливеру.
Пойдите вон! Я вам не верю!
Где он? Пустите к нему, к мёртвому.
Прорываюсь увёртками.
Пуль давленые виноградины
Околдовали меня, его обрадовали.
Лицо совсем не узнаю. Что вы мне тут подсунули?
Сыр сулугуни
На столе
И бутылка сухого.
И не слова.
Впоследок.
И на репетицию торопится девочка дикая
Вероника.

"А.С."
Кромсая мысли на шаткой парте,
Он постоянно мечтал о том:
"Кто этот юноша в длинном пальто,
С жаркой улыбкой Буонннапппарте?" -

Зашелестит толпа. И к нему
Бросится девушка в ярко-страстном.
"Мадемуазель, - он скажет - напрасно
Вы так спешили сквозь ночь и тьму.

Вот Ваши письма," - тугой конверт
Протянет. Плавным аккордом сзади:
Красная Мельница, угол пизанский,
Чуть поодаль рябь на Неве.

Он, не сутулясь, пойдет пешком
До кабака. Обожжет абсентом
Взгляд фиолетовый Дезессента,
Мертвые губы вдовы Клико,

Сибиллу Уэйн в обносках дель-арте,
Полуголодного короля..."
Шатеновый мальчик резал на парте
Крошечным ножичком: "здесь был я".

послушать

"одинокий из двух"
А у Лилички рвется коса до пояса
Роза красная в волосах.
Мне даже глянуть на Лиличку боязно,
Не то, чтоб ладони лобзать.
Она шагает по каждой площади,
Как по Красной. Каблук трещит.
Была бы иная, жилось бы проще мне:
Семечки, сырники, щи...
А у Лилички нежность руки проклятая -
Поллуны таращусь в окно
И вою. Трахея забита кляпами -
Глубочайшая из всех нор.
Тосковать, в каждой рюмке спиртово плавиться:
Кто ласкает ее - гадать.
А она - и умница, и красавица,
Строптива не по годам.
Стоп, машина! Я - под колеса бревенчато,
Но великоват для авто.
Не лечится эта зараза, не лечится.
Ни в этой жизни, ни в той.
А у Лилички брови вразлет по-летнему,
И Арбат истоптан до дыр.
В кистях грабастаю два билетика,
Глотать мешает кадык.
Я бросался здороваться с незнакомками,
Драться с мальчиками в "пежо" -
Она не пришла. Циферблатик комкался.
Револьвер эррекцией жег.
И потом, коробок черепной разламывая,
Пуля видела наперед:
Не пришла на Садовое? Это не главное.
На похороны-то придет.
Вот и памятник. Двух штанин бессилие,
В мерополитене - бюст.
А у Лилички платье синее-синее.
До сих пор ослепнуть боюсь.