На подушке свернулась луна,
Император с любви снял густой
Пенку зноя – и пил у окна.
Облаков тонкорунных тепло
Скрыло немощь кустов и камней.
Тише, тише… Баюкает зло…
Прорастет на Голгофе пырей.
Ты посланье с верхушки горы
Сквозь невинную дрему услышь,
Сок земной и древесной коры
Шелестит у корней твоих. – Кыш! –
Мошка белая в руки летит,
На молчанье тревожной тиши,
Над твоей колыбелью звенит
В память той, чисто-светлой… Спеши
Углубиться в лазоревый дым
Извивающихся языков
Твоих мерных сомнений… Седым
Хлынет дождь чей-то в ржавчину снов.
До Утра спи, реснички сомкни,
Спи в простынке печали моей.
Теплись, снись мне, все дальше беги
И дыши мне всю Ночь. Тих пырей…
Тише. Выше. Беззвучная высь.
Вновь в моей ты тоскуешь груди.
Над небесной струей наклонись –
С отраженьем твоим позади.
Шьешь стежками неровными ночь,
И, не жалуясь, в сердце болишь.
Разобьюсь об твой шорох – точь-в-точь.
Было? Не было? Спи, лучик… Шшш…
2008г.
