Там живёт эхо. Эхо разных голосов из разных точек времени жизни. Голоса движутся, отражаются от стен ёмкости, сталкиваются, меняют направления и скорость, рисуя нелепые узоры.
Тили-бом загорелся кошкин дом.
В синем небе плавают чёрные кошки. Люди кричат им — кис-кис — пытаясь заманить в Кошкин Дом и сжечь там, но они хитры и зловещи. Плывут и улыбаются, нагло и презрительно, и мяукают так отвратительно, что весь мир, и даже полярники Арктики и Антарктики, пьёт водку, жрёт колёса, вдыхает порошки и дымы, измождённый неумолкающим ни днём, ни ночью мяуканьем. И только я один спокоен, лежу на плоской солнечной крыше, закинув ногу на ногу, подложив руки под голову, смотрю в синее небо с чёрными пятнами кошек и, улыбаясь, наслаждаюсь днём солнечным кошачьим пением, довольный, потому что все они, эти самые кошки — мои.
А что если. А не, не надо.
На, держи, добьёте. Монгол из раскрытого окна первого этажа протянул мне недокуренную папиросу. Потом мы зачерпнули литр браги из фляги в кладовке у Димоновских предков. И вот я сижу на краю крыши недостроенной девятки на краю города, свесив вниз ноги, смотрю в степь, в небо, вниз, в пространство, и тонко ощущаю грань между жизнью и смертью своего организма, вместе с тем зная, что я — безсмертен. Потому что ветер несёт мне в лицо запах пыльно-зелёной степи, потому что саманные хибары внизу скоро разрушат зодчие, потому что я слышу это мерное Вечное Бом, Бом, частью которого являюсь. И кажется так просто оторваться от края крыши, чтобы за один миг прожить сотню жизней и не умереть. Но нет, нельзя, потому что
Я полез. Это говорю я. Мне нужно залезть на трубу котельной и куском сварочного электрода выцарапать там на вершине себя, рядом с теми двумя кто сделал это раньше. Так надо.
Гвозди нужны? Два солдата с неожиданным вопросом. Чё, говорю, сынки, Родину продаёте? Гвозди купил, гвозди нужны.
Ну кто бы мог подумать?! Все могли подумать. Так почему же никто не подумал??! Какие подлые люди.
А как здорово было в детстве орать с балкона четвёртого этажа, просто орать звуки Миру. А вот сейчас, идя по улице, не то что орать, говорить даже не хочется. Так, чтобы из тебя в мир людей вообще информации не поступало, кроме той, что они уже знают или читают по тебе сейчас. А вот в лесу. Иногда крикнешь кратко звук, и всё, достаточно. Потому что зачем в лесу орать-то, всё равно что в себя орать. Наоборот даже, хочется раствориться в звуке леса, и растворяешься. И знаешь, что твоё дыхание, твоё движение, ты сам, это просто частица леса, как течение соков в летней траве, как зимний сон деревьев. Чо орать-то. Можно и поорать, конечно. Но лучше послушать.
А эхо. Ну живёт, да. И голоса, движутся. Можно только их и слушать, не отвлекаясь. Эфир.
Киянкой в лобешник закатать. Устойчивое словосочетание учителя труда. Жестяные спичечные коробки. Монетки, раскатанные под составами на железной дороге. Монетку можно выхватывать во время движения поезда. Так надо.
Где-где в Караганде. Ну это вы сами знаете.
Ну рассказывай. Утром пошёл в школу, потом ничего не помню, очнулся здесь, в больнице. А вот твой друг говорит, что. Ничего не знаю, ничего не помню, у меня болит голова.
Прикольной дрянью болезнь Паркинсона лечат. Или не лечат, а наоборот. Если не один, то главное не вестись на чужой глюк, не верить, не участвовать. И уж тем более не становиться его частью. Или вовсе порождением чужого глюка.
А вот что этот мир, как не коллективный глюк его обитателей.
Алё-алё. Пошли на рынок китайцев бить. Это не китайцы, это вьетнамцы.
Журнал на немецком языке. Надо выбрать статью и перевести. Пьеса Арбузова на немецком, и сразу следом оригинал на русском. Переписал русский текст своими словами и пошёл отвечать. Эта старая жаба очень удивилась такой тупой наглости. Обучение окончено. Встречай, завод.
Ты зачем Петруху покалечил? Не помню. Наверное он был неправ. Менты выяснят, кто там прав. Ты иди в дурку проверься, а то у тебя походу вот отсюда часть мозга вытекла. Серьёзно, без обид, давно сказать хотели.
Капуста, Капуста! Орёт санитар, развалившись на диване в коридоре отделения. Двухметровый эпилептик Капуста. Танцуй, Капуста. Эх, яблочко. Капуста танцует и поёт за сигарету. Нарки лечатся, по направлению от военкомата, санитары проносят им ханку. Я приношу психам чай и курево. У Курского вокзала стою я молодой, поёт Капуста. Я — здоров. Это просто остаточные явления. Извини, Петруха.
Нет, гул холодильника это не Бом Бом Вечности. А героиновый кумар или алкогольная абстиненция это не очищение, нет. Не надо было засоряться. Щас вот попробуй, вернись. А потом уже очищайся. С самого рождения только и делаешь, что очищаешься. Да, грязен мирок людей. Ты сейчас слышишь звуки мира людей? Это всё вибрации грязи. А Мир — чист и прекрасен.
Братан, налей ведро соляры.
Спасибо.
