Такого раньше никто не видел, никто не ведал и, наверное, даже не предполагал,
Что каждый из нас душевно болен, духовно беден, но реки внутри выходят за берега.
И вот я сижу в полуметре от монитора, и мысли мои пусты, как чистый бумаги лист,
Они тяжелы, словно каменный молот Тора, но все убежали да как-то еще спаслись.
На завтра в планах кофе и мониторинг, и плакать, и в срок заканчивать пресс-релиз.
И надо будет опять кружиться, звенеть, вживаться в эту цветную рябь, безумную кутерьму,
А мне будто снова десять, пятнадцать, двадцать, и я ничего здесь не знаю и не пойму,
Что любовь - лишь одна из множества девиаций, свобода, уж слишком похожая на тюрьму.
К обеду на плечи давит тугая масса ненужных сомнений: все верно и все не так,
И все, чем сегодня хочется заниматься - курить на балконе, плакать, звучать не в такт,
Но сколько б я не игралась в свое жеманство, внутри все такая же вечная мерзлота.
Мой каждый порыв: дурачиться, верить, драться, натянут на мир, как кожа на барабан,
И все здесь давно друг другу отцы и братья, и все, как один, умны, только я - баран.
Я утром встаю, и не хочется даже браться за эту чужую жизнь, за последний бан.
Чтоб вычерпать нашу реку, не хватит ведер, ты говоришь сам с собой, как спокойный псих.
Я снова пишу тебе письма: глаголь, живете, юс малый, добро, люди, ижица, фита, пси.
Чем чаще я оставляю тебя одного, тем звонче пою о том, о чем ты не попросил.
Спокойной ночи, чувства берут за жабры, но мое слово твердо, иже, омега, цы.
Время смывает память как будто шваброй, но запомни меня - весь этот ходячий цирк.
Однажды мне надоест быть смешной и храброй, и я напишу, какие мы молодцы.
