Вселенная Федора Красавцева (Проза)

ВСЕЛЕННАЯ ФЕДОРА КРАСАВЦЕВА

Федор Красавцев еще в раннем детстве заподозрил, что окружающий его мир устроен совсем не так, как этому учат в школе. Вот взять, к примеру, город  Нью-Йорк. Федор никогда не был в самом крупном  городе Соединенных Штатов Америки и в ближайшее время отправляться туда не собирался. А если честно признаться,  то он вообще не очень-то стремился попасть в этот самый Нью-Йорк.  Более того: вполне может статься, что за всю предстоящую жизнь Федор так ни разу и не удосужится посетить гигантский мегаполис на западном берегу Атлантического океана. А коли так, то в мире Федора Красавцева Нью-Йорк попросту говоря отсутствует, то есть его как бы не существует вообще.  Или, выражаясь словами их школьного учителя математики, «без ограничения общности можно наличием этого города пренебречь».  Точно также Федор Красавцев  решил, что без особого сожаления можно пренебречь практически всем западным полушарием, обратной стороной Луны, группой редкоземельных элементов и дарвиновской теорией эволюции, а также многими другими, вполне бесполезными, по его мнению, вещами.
«Зачем засорять свою жизнь ложными понятиями, от которых не только нет и не будет никакого прока, но которые вообще не являются отражением реальности в том или ином виде. Не лучше ли обратить свой взор к предметам пусть гораздо менее значительным, но  доставляющим по крайней мере хоть какое-то удовольствие, даже если существование этих предметов столь же бездоказательно». – Так рассуждал Федор, постепенно все более утверждаясь в своих взглядах, к сожалению, довольно широко распространенных в среде российских школьников.
Мыслями этими Федор как-то поделился со школьным приятелем Максом Хрумченко. Макс внимательно выслушал одноклассника, затем выразительно пожал плечами и произнес в ответ одно единственное  слово: «Забей».
– Но как же так, – разгорячился в ответ Федор, – у меня нет никакого желания рассуждать о вещах, которые я никогда не смогу увидеть собственными глазами или, по крайней мере, потрогать собственными руками!
– А какой смысл рассуждать о вещах, которые можно потрогать  руками?  – возразил Макс, на чем, собственно, весь разговор и закончился, поскольку Федор так и не нашелся, что ответить на этот, в общем-то, риторический вопрос.

А затем в руки Федора Красавцева попал роман Виктора Пелевина «Т».  Прочитанное в один присест, произведение это вновь пробудило в нашем юном философе ворох собственных полузабытых мыслей,  тех самых, на которые он, пользуясь терминологией Хрумченко, давно «забил», и которые казались навек погребенными под толстым слоем одуряющей школьной повседневности.  В страшном волнении Федор бросился к Максу и, увлекая его куда-то в сторону от сутолоки школьных коридоров, обрушил только что снизошедшее на него откровение на голову своего ничего не подозревающего приятеля.
– Слушай, Макс,  – торопливо, словно захлебываясь собственными словами, заговорил Федор, – я тут понял одну вещь. Оказывается, свой мир мы можем создавать сами. Собственно говоря, мы и так создаем его сами, но делаем это неосознанно, а потому крайне малоэффективно. Теперь же мы сможем делать это целенаправленно, и результаты не заставят себя долго ждать!
– Стоп, стоп! – с мольбой в голосе вскричал растревоженный Хрумченко, – Пожалуйста, не так быстро.  Какой мир, какие результаты? Я ничего не пойму.
– Да тот мир, в котором мы живем. Помнишь, я говорил тебе, что он совсем не такой, каким его пытаются представить…
– Кто пытается представить?
– Другие люди. Каждый из них живет в своем мире и пытается его описать в соответствии со своими понятиями. Мы изучаем мир по их книгам, но это не наш мир, а их, чужой мир. Он, быть может, и существует только потому, что мы читаем эти книги и слепо берем на веру все, что в них написано. Он существует как бы в нашем воображении.
– А где же наш настоящий мир?
– Чтобы увидеть настоящий мир, надо его как следует представить. А еще лучше о нем написать.
– Послушай, Федя, а тебе не кажется, что это какая-то шняга? Какой же это настоящий мир, если его не существует до тех пор, пока ты его не представишь?  Что же в нем тогда такого настоящего?
– А то, что это твой собственный мир, а не навязанный тебе откуда-то извне. Это как будто ты живешь в чужом доме вместо того, чтобы построить свой собственный. Чужой дом никогда не будет настоящим, настоящий – только свой дом.
– Ну, положим, я в своем доме живу.
– В своем, да не совсем. Ты с папой и мамой живешь. И ты живешь в том мире, который создали твои родители, твои учителя и всякие там Пушкины-Тургеневы-Белинские.
– Скажи еще Пифагоры-Ньютоны-Эвклиды.
– И они тоже. Но все равно, это не твой мир. А свой мир ты сможешь создать только сам.
– Ну, не знаю. Мне, между прочим, отнюдь не плохо в том мире, где я живу. Если бы еще уроков поменьше задавали, было бы  совсем хорошо.
– Уроки, положим, ты все равно не делаешь, сколько бы их ни задавали. А то, что тебе неплохо в этом мире живется, я охотно верю. Но это только потому, что тебе сравнить его особенно не с чем.
– И ты, значит, предлагаешь мне создать мой собственный мир, чтобы было с чем сравнивать тот мир, где я нахожусь в настоящее время?
– Ну, примерно так.
– А вдруг мне этот мой новый мир не понравится? И мне захочется в старый вернуться? А он к тому времени уже тю-тю…
– Да нет же, Макс, новый мир тебе не может не понравиться, ведь ты же сам его создашь.
– Неужели, Федя, люди настолько тупые, что никто об этом раньше не догадался? Представь себе, какой бы получился бардак, если б каждый свой собственный мир организовал?
– Может, кто и догадался, да помалкивает об этом в тряпочку. А потом, почему ты считаешь, что бардак получится? По-моему как раз сейчас мы бардак имеем, и в наших силах что-то предпринять. Ну, хотя бы попытаться.
– Попытаться, конечно, можно,  – согласился Макс, – только чей мы мир будем создавать – твой или мой?
– А это уж как получится. Давай для начала общий создадим.
– Тогда, может быть, еще кого-нибудь из одноклассников позовем?
– Да нет, не стоит. Надо сначала самим попробовать. Разве что кого-нибудь из девчонок пригласить, а то без девчонок скучновато будет.
– Ну нет, только не это. Девчонки все дело испортят со своей женской логикой.
– С логикой у них действительно напряженка, зато хорошо развито эмоциональное начало. Впрочем, я не настаиваю. Давай попробуем вдвоем.

1

Для начала Федя и Максим решили обучить математике своего одноклассника Диму Цуцерова. Предприятие это было настолько безнадежным, что любой успех в нем явился бы наилучшим подтверждением Фединой теории.  Однако уже на ранней стадии эксперимента возникла серьезная проблема: никто из мальчиков не хотел сочинять текст, который должен был заложить первый камень в фундамент новой Вселенной. При этом Макс упирал на то, что идея создания нового мира принадлежит Федору, а потому первый шаг надлежало сделать ему, Федор же ссылался на отсутствие литературного дара.
– Да ты же на олимпиаде по литературе первое место занял, – возмущался Хрумченко, – а у меня за сочинения сплошные трояки.
– Зато у тебя стиль оригинальный, – возражал Федор, – а я все пишу как по учебнику. К тому же, чтобы победить на олимпиаде по литературе, вовсе не нужно обладать писательским даром. Ты думаешь, Достоевский занял бы на этой олимпиаде первое место? Или, скажем, Толстой? Да они бы даже в десятку не вошли!
– Твои утверждения бездоказательны, – не унимался Макс, – поскольку их невозможно проверить. К тому же ты пытаешься подменить тему дискуссии: мы ведь обсуждаем вопрос, кому про Цуцерова сочинять, а вовсе не то, какое место займет Достоевский в городской олимпиаде по литературе.
– Ясен пень, что выше десятого места не поднимется. А Лев Николаевич, если постарается, за шестерку зацепится. Но в областную олимпиаду ему по любому не пройти.
– Ага, и из этого ты делаешь вывод, что про Димана писать должен я. Между прочим, это типичный прием женской логики.
– Что-то больно хорошо, Максим, ты в женской логике разбираешься! Небось натерпелся от ихнего брата?
– А у меня вообще, в отличие от некоторых, с логикой проблем нет. Не хочешь сочинять – не надо. А только я тоже заниматься этим не буду.
– Ладно, Макс, не кипятись. Давай жребий бросим, и тогда все будет по-честному. И никакой женской логики. Ну что, камень, ножницы, бумага?
После некоторых колебаний Максим согласился. И, конечно, проиграл. Сочинять текст про Диму Цуцерова выпало ему.

В это месте наша история вполне могла бы закончиться, так и не начавшись, поскольку рассказ, написанный Максимом Хрумченко и названный им «Теорема Цуцерова», ни к каким изменениям в окружающем мире не привел. Ребята для очистки совести подождали несколько дней, но после объявления результатов очередной самостоятельной по алгебре они вынуждены были признать, что потерпели сокрушительное фиаско. Макс эту неудачу перенес стоически, а вот Федор целую неделю ходил, словно в воду опущенный, и при встрече с Хрумченко избегал даже простого упоминания о своей теории. Максим решил, что его приятель окончательно оставил идею строительства личной вселенной, но не тут-то было. Наступил очередной понедельник, и Федор Красавцев появился в школе сияющий как медный грош.
– Представляешь, Макс, я понял, почему у нас ничего не получилось.
– Ну, и в чем же дело? – усмехнулся Хрумченко.
– А дело в том, что кто-то должен поверить в твою писанину. Нам нужен читатель, который подумает, что все так и есть на самом деле. Мы ведь, когда всякие учебники читаем, принимаем за чистую монету все, что там написано. И постепенно погружаемся в книжную реальность, которая к нашему миру, быть может, не имеет совсем никакого отношения.
– Ты что, всерьез полагаешь, кто-нибудь поверит, будто Дима Цуцеров стал по математике на пятерки учиться?
– А ты напиши так, чтобы в это захотелось поверить! Ты заставь поверить!
– Больно много ты от меня хочешь, – обиженным тоном ответил Хрумченко, – я что, по-твоему, Гоголь, что ли?
– Ну, Гоголь, не Гоголь, а мог бы поприличнее написать.
– А по мне так очень даже неплохо получилось.
– Неплохо? И ты это называешь неплохо? На вот, прочитай, – Федор достал из кармана и сунул Максу в руки мятый листок, полностью покрытый вязью загадочных знаков, при ближайшем рассмотрении оказавшихся отнюдь не каббалистической формулой философского камня, а всего лишь автографом пресловутого хрумченковского рассказа «Теорема Цуцерова».
– А что мне читать, я это и так почти наизусть знаю.
– Нет, ты вслух прочитай, вот с этого места.
Макс пожал плечами и начал читать:
– Среди всех отрезков, левый конец которых лежит левее, чем самый левый правый конец,  Дима выбрал отрезок с самым правым левым концом…
– Ну зачем ты об этом пишешь! – воскликнул Федор, не в силах скрыть свое негодование.
– Так Диман же у меня теорему доказывает, вот я и хотел вкратце пояснить ход его мыслей.
– Да никто этих твоих объяснений читать не будет. Никому не интересно, кто там левый среди правых, а кто правый среди левых.
– Ну, хорошо, давай про отрезки выкинем.
– Да там все плохо. Надо все заново писать.
– Тогда сам и пиши. Я сразу говорил, что рассказы писать – это не для меня.
– Ладно, Макс, давай сделаем вот так. Написать про Диму Цуцерова мы попросим Сурена.  У нас Сурен сочинения пишет лучше всех. И русичка его всегда хвалит.
– Ну, хорошо, Сурен, так Сурен. Только ведь надо найти еще одного человека.
– Какого человека?  – удивился Федор.
– Того, кто все это читать будет и кто во все поверит…
– Может, сами почитаем?
– А ты поверишь, что Диман стал великим математиком?
– А, черт, совсем забыл. Действительно, мы сами для этого дела не годимся. А это значит, что нам нужен читатель, желательно, лицо незаинтересованное. Как думаешь, кто в нашем классе подходит для этой роли?
– В смысле, кому легче всего лапшу на уши повесить?
– Можно и так сказать, – усмехнулся Федор, – но я бы предпочел другую формулировку.  Нам нужен человек восприимчивый, впечатлительный и обладающий богатым воображением.
– А я, кажется, знаю такого человека! Даша Малинина – вот кто нам нужен!
– Даша? А что, пожалуй, ты прав. Остановим свой выбор на Даше. Ты только ей пока ничего не говори.

Уговорить Сурена сочинить историю о математических успехах Димы Цуцерова не составило большого труда. Ему даже объяснять ничего не пришлось. Сурен, конечно, поинтересовался, зачем его друзьям понадобился рассказ со столь нелепым содержанием, на что Федор дал короткий, но убедительный ответ: «Для прикола».  Больше юный литератор вопросов не задавал.  Сам Красавцев, правда, считал, что Мракоцаняна надо посвятить в планы по переустройству окружающей действительности:
– Представь себе, – говорил он Максу, – сочинит Сурен рассказ, а потом все произойдет так, как в этом  рассказе описано. Он, конечно, сразу все поймет.
– А если ему рассказать обо всем заранее, – возражал Хрумченко, то он, во-первых, может отказаться…
– Это еще почему? – возмутился Федор.
– В связи с очевидной бредовостью идеи, – спокойно отвечал Максим.
– Ну, а во-вторых?
– Во-вторых, если он напишет рассказ, но при этом ничего такого не случится, то Сурен по всей школе раструбит, какие мы с тобой идиоты.
– Слушай, Макс, – обиделся Федор, – если ты сам ни во что не веришь, то зачем этим занимаешься?  И как же мы в таком случае сможем создать новый мир?
– Не бойся, Федя, на самом деле совсем не важно, верю я в этот твой новый мир или нет, главное, чтобы Дашка Сурену поверила. А занимаюсь я этим, потому что прикольно.  Кстати, если у нас что-нибудь получится, то мы твоему другу сразу все объясним. Потому что в дальнейшем нам без его помощи все равно не обойтись.
Так или иначе, но процесс был запущен, и приятелям оставалось только терпеливо ждать, когда на Мракоцаняна снизойдет божественное вдохновение. Сурен, однако, не торопился, что, впрочем, вряд ли можно было поставить ему в вину. Дело в том, что юноша этот действительно был весьма талантлив, и все учителя наперебой старались продвинуть его в изучении своих собственных предметов.  Защита рефератов по ОБЖ, олимпиада по математике, конкурс по географии, конференция по химии, «веселые старты» по физкультуре – Сурен едва успевал поучаствовать во всех этих и многих им подобных мероприятиях.  Федор дважды напоминал другу о своей просьбе и, в конце концов, не выдержал и назначил  ему последний срок до понедельника.
– Мне к понедельнику ВЗМШ надо оформлять, – взмолился Сурен, и услышал в ответ непреклонное:
– Ничего, Сергей Анатольевич перебьется. А вот я ждать больше не стану, ты меня знаешь.
В понедельник Сурен опоздал в школу, чего с ним не случалось уже лет пять. Он еле-еле успел ко второму уроку и выглядел так, как будто всю ночь разгружал вагоны на железнодорожной станции. Юноша достал из сумки две тетрадки и протянул одну из них учителю математики, а другую – Федору Красавцеву.  Федя буквально вырвал тетрадь из рук юного сочинителя и бросился к Максу.
Молча уселись приятели за стол, молча положили перед собой тетрадь с рассказом,  молча открыли первую страницу и погрузились в чтение.

«В сером пиджаке, испачканном мелом, шаркающей усталой походкой, ранним утром четырнадцатого числа осеннего месяца заморозков фримера в двери двадцать седьмого кабинета семнадцатой средней школы города Твери вошел учитель математики Сергей Анатольевич Крулевич».
– Вот как надо писать, – сказал Федор, похлопывая ладонью по исписанной мелким почерком Сурена странице, – только непонятно, на фига ему этот фример понадобился?
– Не мешай, – буркнул в ответ Макс, который уже с головой  ушел в чтение.
«Больше всего на свете учитель ненавидел проверять контрольные работы, и все теперь предвещало нехороший день, так как дипломат Крулевича буквально ломился от ученических тетрадок. Мысли об этих непроверенных тетрадках преследовали учителя с того самого момента, как он вышел из дома и с трудом втиснулся в переполненную маршрутку.  Маршрутка была единственным местом, где он спокойно мог проверять школьные тетрадки, не испытывая острого сожаления о бездарно потраченном времени. Однако сегодня об этом нельзя было даже мечтать, поскольку свободных мест в маршрутке не было,  и ехать в школу пришлось стоя, скрючившись в три погибели».
– Блин, да что это он все о Крулевиче, да о Крулевиче. Пора уже и к Цуцерову переходить, – недовольно проворчал Макс.
– Молчи, Макс, – возразил ему Федор, – Сурен в этом деле гораздо лучше тебя разбирается. Раз он пишет о Крулевиче, значит, так надо. Для пользы дела.
Приятели продолжили чтение, не поднимая голов и не отрывая взглядов от тетради. При этом они совершенно не обращали внимания на окружающую обстановку, хотя обстановка эта складывалась не самым благоприятным для них образом. Дело в том, что Сергей Анатольевич успел проверить домашнее задание и предложил ученикам самостоятельно решить несколько  тригонометрических неравенств. Вскоре он обнаружил, что Федя с Максом проявляют к этим неравенствам недостаточный интерес. Поскольку данное обстоятельство совершенно не вязалось с исповедуемой учителем концепцией тотальной математической грамотности, Крулевич тут же вознамерился восстановить порядок на вверенном ему объекте.  Не меняя траектории своего движения по классу, он постепенно приблизился к нарушителям трудовой дисциплины и уже протянул было руку, чтобы конфисковать, выражаясь его собственными словами, «посторонний предмет, находящийся на парте во время урока», как вдруг Хрумченко заметил нависшую над ними угрозу и ловко спрятал тетрадку к себе в карман. Учителю пришлось ограничиться полумерами: он отправил Макса к доске решать задачу, которую до этого безуспешно пыталась одолеть Женя Якорчук, а Федору пригрозил, что снимет с него два балла в рейтинге за неудовлетворительную работу на уроке. Подобного рода угрозы учитель использовал постоянно, однако никогда их не осуществлял, иначе весь класс уже давно сидел бы в глубоком «минусе».
Как бы то ни было, но рассказ Сурена остался непрочитанным.  На перемене Макс ходил в 18 кабинет договариваться насчет пересдачи зачета по «обществу», на следующем уроке мальчики писали самостоятельную работу по биологии, затем приходила классная руководительница, чтобы распределить обязанности на время предстоящего дежурства по школе. Короче, текучка школьных дел не оставила ребятам ни минуты свободного времени. И лишь когда на последнем уроке долгожданный звонок возвестил об окончании учебного дня, Макс неожиданно вспомнил, что в кармане у него лежит история загадочного взлета Димы Цуцерова, история, финальную точку в которой предстояло поставить самой судьбе. И как ни любопытно было Максу узнать, какие повороты сюжета приготовил для читателей этой истории Сурен, но, увидев выходящую из класса Дашу Малинину,  Хрущенко не удержался и сунул ей в руки изрядно помятую злополучную тетрадь. А на недоуменный вопрос Даши, что это, дескать, такое, и с чем его едят, Макс проникновенно произнес, глядя девушке прямо в глаза.
– Даша, тетрадь эту ты должна обязательно прочитать к завтрашнему дню. Слышишь, о-бя-за-тель-но.
Слова эти почему-то привели Дашу в некоторое смущение, но Макс не придал этому обстоятельству никакого значения.

2

В сером пиджаке, испачканном мелом, шаркающей усталой походкой, ранним утром четырнадцатого числа осеннего месяца заморозков фримера в двери двадцать седьмого кабинета семнадцатой средней школы города Твери вошел учитель математики Сергей Анатольевич Крулевич.
Больше всего на свете учитель ненавидел проверять контрольные работы, и все теперь предвещало нехороший день, так как дипломат Крулевича буквально ломился от ученических тетрадок. Мысли об этих непроверенных тетрадках преследовали учителя с того самого момента как он вышел из дома и с трудом втиснулся в переполненную маршрутку.  Маршрутка была единственным местом, где он спокойно мог проверять школьные тетрадки, не испытывая острого сожаления о бездарно потраченном времени. Однако сегодня об этом нельзя было даже мечтать, поскольку свободных мест в маршрутке не было,  и ехать в школу пришлось стоя, скрючившись в три погибели.
Усталым взглядом окинув стоящих перед ним учеников, учитель с грустью подумал о том, что вряд ли хоть кто-нибудь из собравшихся в этом кабинете подростков способен оценить красоту преподаваемой им, Сергеем Крулевичем, науки. А если так, то, скорее всего, им нужен не Учитель, а обычный преподаватель, ремесленник, а не мастер. Взгляд Сергея Анатольевича скользил по лицам детей и словно пытался угадать уготованное им будущее.  Нет, ни одного из этих двадцати семи собравшихся в двадцать седьмом кабинете подростков не мог он даже представить погруженным в прекрасный мир математических абстракций. Взять хотя бы Сурена. Несомненно, это самый талантливый из его учеников, один из немногих, способных не только критически мыслить, но также искать нестандартные пути в решении стоящих перед ним задач. Однако взрослого Сурена Крулевич мог представить банкиром, бизнесменом, дипломатом, редактором гламурного журнала или директором рекламного агенства, даже фокусником – кем угодно, но только не ученым-математиком. Или Саша Злодеев. Да, иногда он может мыслить оригинально, но в то же время частенько оказывается бессилен перед простыми логическими конструкциями. Конечно, все это легко можно было бы компенсировать обыкновенной увлеченностью, эдаким здоровым фанатизмом, но как раз этого качества Крулевич очень давно не наблюдал ни в одном из своих учеников. А вот Макс Хрумченко мог бы стать отличным математиком, но, боже мой, до чего же он ленив! Сергей Анатольевич слишком хорошо знал, что это качество способно погубить любой, даже самый большой талант: чтобы добиться хороших результатов в науке, необходимо быть работоспособным до умопомрачения. Тамара Хахаладзе, Федя Красавцев, Женя Якорчук, Андрей Барабанов – все они прекрасные ребята, но никудышные математики, если, конечно, судить по гамбурскому счету.
– Сергей Анатольевич, а вы наши самостоятельные проверили? – спросил кто-то из школьников, прервав затянувшееся молчание.
– Да нет, только две работы успел посмотреть, – с тоской в голосе ответил Крулевич.
– А чьи? – продолжал спрашивать тот же настойчивый голос и теперь все поняли, что это была Лера Знайковская собственной персоной.
– Не бойся, Лера, твою я еще не проверял. Я Аню Кружкову проверил и Диму Цуцерова. У Ани тройка, а у Димы как всегда.
Учитель замолчал и почти тут же тяжелый вздох огласил своды двадцать седьмого кабинета. Вздох этот принадлежал Максу Хрумченко, и в нем слышалось такое неподдельное отчаяние,  что в классе мгновенно воцарилась гробовая тишина.
– Хрумченко, что с тобой? – испуганно спросил Сергей Анатольевич.
– Диму… жалко, – явно подражая герою известного всей стране кинофильма ответил Макс, а затем повернулся к Феде и тихо прошептал, – блин, опять ничего не получилось.
– Максим, в данной ситуации твои шутки совершенно неуместны, – ледяным тоном произнес учитель, – и вообще, пора уже переходить к уроку. Запишите новую тему…
– А какое сегодня число? – снова раздался голос Знайковской.
– Сегодня четырнадцатое фримера, день ели, – отчеканил Сергей Анатольевич, – давайте не будем больше отвлекаться, нам предстоит сегодня изучить довольно трудный материал.
– Какое число, – удивленно переспросил Макс у своего приятеля.
– Как какое? Учитель же сказал – четырнадцатое фримера.
– А вчера какое было? – не унимался Хрумченко.
– Ну, раз сегодня четырнадцатое, то вчера, очевидно, было тринадцатое, – усмехнулся в ответ Федор, – что-то, Макс, я тебя сегодня не понимаю. Какой-то ты странный.
– А ты, Федя, забудь на минутку про логику, ты элементарно попробуй вспомнить.
– Да чего тут вспоминать, – начал горячиться Федор, но внезапно осекся и пристально посмотрел на Макса, – слушай, Максим, а ведь вчера, действительно, было…
– Верно, Федя, вчера было третье декабря!
– Так что, выходит, у нас получилось? – прошептал Федя. Непонятно, чего больше было в его голосе – радости или испуга.
– Получилось, да не совсем, – грустно ответил Макс, – с Цуцеровым-то ничего не вышло. А эти фримеры мне и даром не нужны.  И зачем только Сурен в свой рассказ этот фример засунул?
– Странное дело, я французский республиканский календарь никогда толком не знал, а сейчас вроде как весь помню. Вандемьер, брюмер, фример. Нивоз, плювиоз, вантоз. Ну, и так далее. Конечно, наши ноябри и декабри ничуть не хуже. А вот почему Димана математиком сделать не удалось – загадка.
– Наверно, Цуцеров – это постоянная величина. Константа, так сказать. Вроде числа «пи». Или, к примеру, постоянной Планка. Ведь ты же, наверно, не сможешь создать мир, в котором «пи» равно две целых пятнадцать сотых?
– Я как-то об этом не думал. А почему бы и нет, собственно говоря? Только кому это надо?
– Ну как же, если «пи» будет поменьше, то на всяких покрышках для колес можно будет сэкономить. Ведь длина окружности, как ни крути, «два пи эр».
– Что-то, Макс, тебя в математику понесло. Ты лучше  подумай, что нам дальше с Цуцеровым делать. Может, оставим его в покое?
– Нет, надо разобраться. А то, что выходит? Какая-то лотерея – раз получилось, другой не получилось. Таким манером ты хорошего мира никогда не создашь. Давай, на перемене я с Дашкой поговорю, а ты с Диманом.
– На предмет чего?
– Может, есть все-таки какие-то подвижки в лучшую сторону.
– Давай лучше я с Дашей поговорю, а ты с Диманом.
– Нет, с Дашей должен говорить я. Ведь это я ей суреновскую тетрадь дал прочитать.
– Смотри, Макс, не наломай дров. С девушками надо держать ухо востро.
– Даже с такой чувствительной и впечатлительной натурой, как Даша Малинина?
– От таких-то впечатлительных и чувствительных натур все опасности и проистекают. Так что, Макс, держись. Я мысленно с тобой.

То ли опасности, проистекающие от общения с девушками, были сильно преувеличены тонким знатоком этого вопроса Федором Красавцевым, то ли Даша Малинина являлась счастливым исключением из общего печального правила, но беседа с ней не доставила Максу никаких хлопот.  Хрумченко даже не пришлось отлавливать Дашу в сутолоке большой перемены, потому что девушка подошла к нему сама.
– Извини, Макс, – произнесла она, сопровождая свои слова очаровательной улыбкой, – я не успела прочитать твою тетрадку. Но я сегодня обязательно прочитаю.
В груди у Максима похолодело. Откуда же взялись изменения в календаре, если Даша не успела познакомиться с сочинениями Сурена? Неужели для этого оказалось достаточным того, что рассказ прочитали они с Федей? Да и не прочитали вовсе, а только начали читать. Тем более что оба не восприняли это самое четырнадцатое фримера всерьез, а исключительно как присущую Суреновскому стилю изощренную метафору.
– Ой, Макс, что с тобой? – забеспокоилась Даша, заметив внезапно появившуюся на лице ее собеседника бледность.
– Да нет, ничего особенного, зуб что-то заболел, – соврал Максим и, взяв себя в руки, продолжал: – а ты что, тетрадку даже не открывала?
– Нет, – почему-то смутилась Даша, – я первую страничку прочитала. Я подумала, это что-то личное, а оказалось, там рассказ про нашего математика.
У Макса отлегло от сердца. Все проблемы разрешились наилучшим образом. Оказывается, Даша не успела ничего прочитать про Димана Цуцерова, а потому с ним не произошло никаких изменений. В то же время упомянутая вскользь дата из календаря Великой французской революции произвела на девушку большое впечатление, и это сразу же отразилось на состоянии окружающей реальности.
– Максим, – между тем продолжала Даша, – ты не расстраивайся, я сегодня обязательно все прочитаю. Честное слово.
– Да, конечно, ты должна во что бы то ни стало это сделать. Знаешь, Даша, я очень на тебя надеюсь. Ты даже не представляешь, как это важно. Только, пожалуйста, ничему не удивляйся и постарайся на завтра ничего не откладывать, все сразу прочитай. Хотя, постой, рассказ у тебя здесь?
– Да, он у меня в сумочке лежит, я как раз собиралась на переменке почитать…
– Подожди читать, дай-ка его мне.
Максим выхватил из Дашиных рук тетрадку, достал ручку и решительно замалевал в тексте Суреновского рассказа фразу про четырнадцатое фримера. Затем, немного подумав, написал вместо нее несколько слов про четвертое декабря. Получилось, конечно, не так складно, как у Сурена, но юноша решил, что и этого будет вполне достаточно, чтобы мир вернулся к привычному грегорианскому календарю. Закончив редактирование рукописи, Максим удовлетворенно хмыкнул и вернул тетрадь Даше.
– Не надо этот рассказ в школе читать, – с глубоким внутренним убеждением произнес он, – дома сядь и спокойно прочитай. Причем все с самого начала, с самого первого предложения.
– Хорошо, Максимчик, – обрадовалась Даша перемене в настроении своего собеседника, – я сделаю все, как ты сказал.

А вот Федору поговорить с Диманом не удалось.  Дело в том, что Цуцеров получил свою тетрадь с проверенной контрольной и решил выяснить у Сергея Анатольевича, почему тот не засчитал ему одно из заданий. То, что в контрольной не были засчитаны остальные семь заданий, не вызвало у подростка большого удивления, так как к выполнению этих заданий он даже и не приступал. Учитель математики терпеливо пытался объяснить горе-ученику, что решать уравнение подбором, конечно, можно, но в этом случае необходимо доказывать, что других корней, кроме подобранных, оно не имеет.  Диман с таким подходом соглашаться не хотел, используя в качестве аргумента то обстоятельство, что он, дескать, нашел все корни, а потому решил поставленную перед ним задачу.  Сомнительный, надо сказать, аргумент, но Цуцеров с упорством, достойным лучшего применения, раз за разом повторял одну и ту же заезженную фразу, в то время как учитель, отчаявшись достичь нужного эффекта с помощью законов логики, вынужден был вступить на скользкую дорожку использования аналогий и ассоциаций. Убедившись, что беседа затягивается, Федор решил разговор с Диманом отложить на следующую перемену, а пока что на всякий случай переговорить с Суреном.
Сурена он, как и положено, обнаружил возле кабинета физики, что было совершенно не удивительно, так как именно физика была в десятом классе следующим уроком.
– Суренчик, – ласково обратился к другу Федор, – ты в своем рассказе все написал, как я просил?
– А ты что, не прочитал? – с обидой в голосе ответил Сурен.
– Да я не успел, у меня Макс тетрадку забрал. Ну, так что, стал у тебя Цуцеров великим математиком?
– Ну, положим, великим ты его делать не просил, а хорошим я его сделал.  Хотя это было очень непросто.
– А в каком жанре у тебя рассказ получился? В реалистическом?
– Ты что, Федя, всерьез полагаешь, что об этом можно в реалистическом жанре написать? Исключительно научная фантастика. И где-то даже не очень научная.
– Блин, это ты зря сделал. Могут возникнуть неприятности.
– Ну, знаешь, дорогой друг, про жанр ты мне ничего не говорил.
– Я говорил, что это должно быть очень убедительно.
– Самое убедительное, что я на эту тему могу написать, относится к жанру научной фантастики. Тем более, ты мне не объяснил, зачем тебе это нужно. И вообще, не понимаю, какие неприятности могут возникнуть из-за какого-то рассказа?
– Я раньше тоже думал, что не могут. А, оказывается, очень даже могут. Ну, да ладно, что написано пером, не вырубишь топором.
На этом, собственно, их разговор и закончился, поскольку прозвенел звонок, и дети заняли свои места в 23 кабинете. Появился Макс, и Федор рассказал ему о своей беседе с Суреном.
– А с Диманом мне поговорить не удалось, – добавил он, – но, думаю, это и не нужно, никаким улучшением тут даже и не пахнет.
– А его и не должно быть, – сказал Максим, когда Федя сообщил ему эту новость, – поскольку рассказ до сих пор еще не прочитан до конца.
И он сообщил приятелю о своем разговоре с Дашей.
– Сегодня она весь рассказ прочитает, и завтра Диман станет великим математиком, – завершил он свой отчет о проделанной работе.
– Слушай, Макс, а может Даше и не стоит читать рассказ до конца? Гипотеза наша вроде как подтвердилась, и теперь можно приступать к вещам более серьезным. А Цуцеров вполне обойдется без нашего вмешательства.
– Да, ладно, Федя, тебе жалко, что ли, чтобы Диман отличился? Хороший парень, пусть и ему улыбнется удача.
– А ты уверен, что ему самому это надо? Может быть, он вовсе и не хочет математиком становиться?
– Ну, не знаю, зачем же он тогда в математический класс поступал?
– Не смеши меня, Макс! Неужели все, кто учится в математическом классе, собираются стать математиками?
– Да нет, конечно. Я думаю, что большинство вообще об этом не задумывается. Но, во всяком случае, Диману хуже не будет, если он научится как следует задачки решать. Так что не парься и жди завтрашнего дня. И прикинь заодно, что нам дальше предпринять.
– Я думаю, пора уже и для себя что-нибудь полезное сотворить.
– Прекрасная мысль, и как это я сам об этом не догадался. Ладно, все. Сеанс связи закончен. А то Петр на нас косится.
И действительно, учитель физики Петр Вольфович Отт давно уже бросал на друзей взгляды, от которых любому другому ученику стало бы безумно стыдно за свою нерадивость, никчемность и полную несостоятельность.  Любому, но, конечно, не Федору Красавцеву и Максу Хрумченко.

3

В сером пиджаке, испачканном мелом, шаркающей усталой походкой, ранним утром четвертого числа зимнего месяца декабря в двери двадцать седьмого кабинета семнадцатой средней школы города Твери вошел учитель математики Сергей Анатольевич Крулевич.
Больше всего на свете учитель ненавидел проверять контрольные работы, и все теперь предвещало нехороший день, так как дипломат Крулевича буквально ломился от ученических тетрадок. Мысли о них преследовали учителя с того самого момента как он вышел из дома и с трудом втиснулся в переполненную маршрутку. Однако было еще кое-что, что не давало в этот день покоя Крулевичу. Странное чувство дежа вю возникло у него  практически одновременно с мыслью о ненавистных тетрадках. «Конечно, работа учителя не отличается большим разнообразием, и дни его подчас бывают похожи, как две капли воды, но сходство это носит в значительной степени поверхностный характер, совершенно не затрагивая внутреннюю, духовную составляющую его бытия», – так или примерно так думал Крулевич, пытаясь разобраться в своих не слишком приятных ощущениях. Учителю казалось, что совсем недавно он уже пережил это промозглое декабрьское утро, езду скрючившись в переполненной маршрутке и угнетающее ощущение безысходности при мысли о непроверенных тетрадях.
Между тем до начала урока оставалось еще несколько минут, и Крулевич решил использовать их для проверки контрольных, считая именно их главной причиной своего дурного настроения. Запустив руку в дипломат, он вытащил наугад одну из тетрадок и погрузился в чтение. Это была работа Димы Цуцерова. Сказать, что мальчик этот плохо разбирался в математике, значило не сказать ничего. Он не разбирался в ней вообще. Казалось, он мыслил по каким-то другим законам, отличным от законов не только математической, но и обычной человеческой логики. При этом иногда в работах Димы Цуцерова появлялись правильные ответы, происхождение которых не мог объяснить никто, в том числе и сам ученик. «Он как будто сам возник в моей голове», – примерно так отвечал Диман, когда учитель особенно настойчиво приставал к нему с расспросами по поводу невесть откуда взявшихся ответов.  Короче, проверять тетрадь Димы Цуцерова для поднятия настроения представлялось затеей абсолютно безнадежной, а тот факт, что именно эта работа оказалась у него в руках, Сергей Анатольевич воспринял как еще одно подтверждение своих утренних ощущений: день начался крайне неудачно, и в ближайшее время вряд ли приходилось ждать изменений к лучшему.
Однако на этот раз Крулевича ждала неожиданность. На первой же странице тетради он обнаружил подробное и выполненное к тому же не свойственным Диме Цуцерову аккуратным почерком доказательство иррациональности суммы квадратных корней из двух и из трех. Доказательство это было настолько подробным, что оно не уместилось не только на первой, но даже и на второй и третьей страницах. Короче, решение этой, в общем-то, не сложной задачи занимало у Димы Цуцерова полтетради. Он начал с аксиоматического построения  системы натуральных чисел, предложенного Пеано. Затем автор ввел понятие целого числа с присущей системе этих чисел алгебраической структурой. После чего он определил операцию деления, превратившую кольцо целых чисел в поле чисел рациональных. Посетовав на неполноту этого во всех отношениях замечательного поля, Дима совершил краткий исторический экскурс в историю построения системы действительных чисел, отметив большой вклад в эту работу таких известных математиков, как Георг Кантор и Дедекинд. После чего, сославшись на нехватку времени, помешавшую ему рассказать о представлении действительного числа в виде бесконечной десятичной непериодической дроби, он перешел к собственно решению поставленной учителем задачи, каковое и заняло у него ровно 4 строчки.
Крулевич закончил чтение, перевел дух и вытер выступивший у него на лбу холодный пот. Чтение работы Димы Цуцерова повергло его в шоковое состояние. Только сейчас он заметил, что стоит с тетрадкой в руке перед заполнившими двадцать седьмой кабинет неожиданно притихшими школьниками. Одновременно он осознал, что дежа вю закончилось, и окружающий мир неуловимым образом переменился, словно какие-то изменения были внесены в ранее утвержденный сценарий.
– Сергей Анатольевич, а вы наши самостоятельные проверили? – спросил кто-то из учеников, прервав затянувшееся молчание.
– Да нет, только одну работу успел посмотреть, – тихим голосом ответил Крулевич, все еще не пришедший в себя после пережитого стресса.
– А чью? – продолжал спрашивать тот же настойчивый голос и теперь все поняли, что это была Лера Знайковская собственной персоной.
– Димы Цуцерова. Слушай, Дима, откуда ты знаешь про аксиоматику Пеано? И про сечения Дедекинда? И про вложенные отрезки Кантора?
– Сергей Анатольевич, – смущенным голосом ответил Дима, – вы разве забыли? Вы же сами нам об этом рассказывали.
– Я? Рассказывал? Интересно, когда? Сурен, – учитель повернулся к сидевшему на первой парте Мракоцаняну, – я когда-нибудь рассказывал вам про аксиоматику Пеано?
– Кажется, что-то говорили в прошлом году, -ответил тот, – но я, честно говоря, ничего не понял.
– Вот видишь, Сурен, ты ничего не понял. А ты, Хрумченко, – Сергей Анатольевич повернулся к Максу, – ты что-нибудь понял?
– Да я даже и не помню, когда вы об этом говорили, – честно признался тот.
– Интересное дело получается, – задумчиво продолжал учитель, переводя взгляд с одного ученика на другого, – Максим не помнит, Сурен не понимает, а Цуцеров не только все запомнил и во всем разобрался, он даже знает о натуральных числах гораздо больше меня. Я ведь, честно признаться, об аксиоматике Пеано имею самое поверхностное представление. Лет тридцать назад в вузе изучал, с тех пор позабыл почти все.
– А что, – испуганным голосом произнес Дима, – я что-то сделал не так? А то мне кое-какие вещи пришлось самому допридумывать.
– Да нет, Цуцеров, ты все сделал так. А может быть…. Слушай, ты наверно свою работу из Интернета скачал?
– Что вы, Сергей Анатольевич! У меня и Интернета-то на мобильнике нет. Мне мама не разрешает, не хочет, чтобы я на уроке в сети торчал.
– Ну, тогда не знаю, что и сказать, – развел руками Сергей Анатольевич, – наверно, Цуцеров, ты гений.

После уроков Федя с Максом задержались в школе. Казалась, мальчики должны испытывать торжество, однако на душе у них почему-то кошки скребли. Особенно встревоженным выглядел Федя, однако и Макс не производил впечатления человека, которому только что вместе с другом удалось осуществить один из самых грандиозных в истории человечества проектов.
– Ну, и что ты на это скажешь? – нарушил, наконец, молчание Федор.
– Как-то мне слегка не по себе, – тихо отозвался Макс, – хотя, с другой стороны, мы сами этого хотели.
– Боюсь, мы немного недооценили возможные последствия.
– Да ладно, какие последствия. Ну, докажет Диман Великую теорему Ферма или что-нибудь в этом роде, плохо от этого никому не будет.
– От теоремы Ферма, конечно, не будет, тем более что ее давно доказали. А от чего-нибудь другого будет.
– От чего, например?
– Понимаешь, Макс, – Федор почему-то перешел на шепот, – все дело в том, что Сурен не просто написал рассказ, он написал фантастический рассказ.  А мы с тобой даже прочитать его поленились.
– Ты хочешь сказать, он там всякую фигню мог насочинять, и теперь эта фигня с нами произойдет?
– Похоже на то. То ли Сурен такой талантище, то ли Дашка суперчитательница, но пока все происходит как по писанному.
– Получается, зря мы рассказик не прочитали, – задумчиво произнес Максим, – ну, да делать-то теперь уж нечего.
– Как это нечего? Все еще можно исправить. Ты же смог вернуть грегорианский календарь.
– Точно. Надо срочно забрать у Даши рассказ и наконец-то дочитать его до конца. И если что не так, то попытаться написать его заново.
– Давай, Макс, действуй. Ты с Малининой контакт уже наладил, тебе и карты в руки.
– Ладно, – как бы нехотя согласился Максим, хотя в действительности от предстоящего общения с Дашей он почему-то испытал легкое волнение.
– Кстати, у тебя ее телефон есть?
– Нет, – огорченно развел руками Хрумченко.
– Жаль, у меня тоже нет. Ты вот что, посмотри пока в школе, может быть, она еще домой не ушла, – Федор, похоже, прочно утвердил себя в роли руководителя операции, – а я тем временем постараюсь Дашкин телефон раздобыть. И, если что, тебе СМСкой скину.
Максим отправился искать Дашу, а Федор принялся названивать одноклассникам. Через несколько минут он уже узнал номер Дашиного телефона, сообщил его Максиму и с чистой совестью отправился домой. Хрумченко, который к тому времени без всякого результата обежал все четыре этажа школы, заглянув по дороге почти в каждый кабинет, сразу же позвонил девушке, но и тут его ждало горькое разочарование: абонент оказался недоступен. Максим еще немного побродил по школе и поехал домой, решив отложить встречу с Дашей до завтра. На душе у него скребли кошки, но юноша утешал себя мыслью, что за один день Цуцеров вряд ли сможет натворить что-нибудь серьезное, разве что решит пару десятков задачек.
Вечером Максиму все-таки удалось дозвониться до Даши. Девушка очень обрадовалась звонку, но почти тут же и огорчилась, узнав, что Макс безуспешно пытался разыскать ее после школы. Сказала, что во время уроков она отключила мобильник и забыла его включить по окончании занятий.
Когда Даша узнала, что Максиму срочно понадобился написанный Суреном рассказ, она тут же предложила привезти его юноше домой.
– Да нет, – ответил Хрумченко, хотя в глубине души обрадовался этому предложению, – я живу больно далеко. Завтра в школе отдашь.
– Ладно, отдам завтра. Я уже сегодня отдать собиралась, но потом позабыла. Представляешь, совершенно вылетело из головы. Кстати, рассказик мне понравился. Прикольный.
– А чем он там заканчивается, помнишь? – полюбопытствовал Максим.
– А ты что, не прочитал? – удивилась Даша.
– Да я в самом конце немного не успел дочитать.
– Ой, ну там…, – чувствовалось, что девушка не может подобрать нужную формулировку, – короче, я в конце не очень хорошо поняла. Давай, ты завтра прочитаешь и мне объяснишь.
– Ладно, объясню, – милостиво согласился Максим, – короче, до встречи.
– Ага, до встречи. Пока.

А на следующий день Даша Малинина не пришла в школу. Сначала Максим не слишком сильно этому удивился, так как в городе свирепствовал грипп, некоторые школы вообще были закрыты на карантин, да и в их классе постоянно отсутствовало по  6-7 человек. Затем он вообще забыл про девушку, поскольку новый сюрприз преподнес Дима Цуцеров. Новоявленный Пифагор решил одну из проблем, которую до него не смог одолеть ни один из математиков, как ныне живущих, так и давно почивших в бозе. Он доказал, что на любой плоской замкнутой кривой можно выбрать четыре точки, являющиеся вершинами квадрата. Возможно, проблема эта не столь известна,  как Великая теорема Ферма,  но отсюда вовсе не следует, что решить ее было намного проще.  Явно не в пользу теоремы Ферма говорит и тот факт, что доказательство ее смогли разобрать от силы человек десять, в то время как свою задачу Дима Цуцеров решил простым и изящным способом, изложение которого заняло не более восемнадцати страниц. Говорю так со всей определенностью, ибо именно в восемнадцатистраничной школьной тетради Диман записал свое доказательство, и именно эту тетрадь притащил он своему учителю математики. Сергей Анатольевич, правда, иронически хмыкнул, когда вчерашний двоечник предъявил претензии на решение одной из наиболее известных проблем современной геометрии. Однако тетрадочку взял и далее читал ее, не отрываясь, на протяжении всего урока, пока десятиклассники писали внеплановую самостоятельную работу. Школьники, надо сказать, сперва были очень недовольны этой, невесть откуда свалившейся на них, работой, но потом быстро сориентировались в обстановке и с блеском доказали: вождь мирового пролетариата в свое время был абсолютно прав, призывая начинать любое вооруженное восстание с захвата почты и телеграфа. Ибо в любом деле (а не только в вооруженном восстании) наличие хорошо налаженных путей передачи информации является гарантией успеха. Короче, все присутствующие в этот день в школе учащиеся десятого первого класса получили по математике четверки и пятерки, чего раньше никогда с этим классом не случалось. Единственным исключением была Лера Знайковская, которая на протяжении всего  урока математики находилась почему-то в вестибюле школы, о чем потом горько сожалела.
А Даша Малинина в школе так и не появилась. И когда Макс на большой перемене позвонил ей по телефону, то в ответ он услышал знакомую фразу о том, что абонент недоступен или находится вне зоны действия сети. И Макс впервые за эти дни испугался по-настоящему.

4

– Говорю тебе, ее похитили, – фразу эту Макс произносил уже в третий или четвертый раз, но на Федю она производила мало впечатления.
– С чего ты взял, что кто-то похитил Дашу Малинину? – терпеливо возражал он другу. – Макс, я тебя не узнаю. Ни одного аргумента в подтверждение своей версии ты привести не можешь, ты не знаешь даже, кому потребовалось Дашку похищать. И зачем? Самое главное, зачем?
– У меня предчувствие. Ты заметил, все у нас последнее время как-то наперекосяк получается. Вроде все происходит, как мы планируем, но как-то все не так. Теперь вот Даша пропала. Я и подумал: неспроста она исчезла в тот самый момент, когда мы в ней так нуждались.
–  Я не думаю, что мы без Даши обойтись не сможем.
– А кто же нам мир исправить поможет?
– Во-первых, неизвестно, надо ли его вообще исправлять. Может, ничего страшного Сурен не сочинил.
– Ты что, Сурена не знаешь? Уж если он взялся фантастику писать, то так напишет, что никому мало не покажется.
– А если так, то вместо Дашки можно еще кого-нибудь найти.
– А я почему-то думаю, что все дело именно в ней. Я думаю, ни у кого так, как у нее, не получится.
– Да ладно, скажи лучше, что ты в Дашку просто влюбился.
– Еще чего не хватало! – возмутился Макс. – Между прочим, к делу это никакого отношения не имеет.
– Ладно, влюбился и влюбился, дело твое. Можно, кстати, рассказик сочинить о том, как Дашка по тебе с ума сходит.
– Вначале ее разыскать надо, – буркнул Максим, – а потом уже сочинять рассказы.
– Ну ладно, это я так, к примеру. А сейчас давай попробуем рассуждать логически. Возможны два варианта. Первый, наиболее вероятный: Дашино исчезновение к рассказу Сурена не имеет никакого отношения. Как мы поступим в этом случае?
– Сходим к Даше домой и все там выясним.
– Верно. Я рад, Макс, что к тебе вернулась способность логически мыслить.
– Она у меня и не пропадала. Это ты сегодня демонстрируешь удивительную беспечность.
– Ладно, проехали.  Теперь рассмотрим второй вариант: во всем виноват Сурен. Не исключено, кстати, что Дашкино исчезновение – это часть сюжета.  И если так, то единственный, кто может прояснить ситуацию, – это сам Сурен.
– Значит, после урока я к Даше пойду, а ты Сурена обо всем расспросишь?
– Нет, давай сначала отработаем наиболее вероятную версию, то есть зайдем вдвоем к Дашке. А то, боюсь, ты опять наломаешь дров.
– Какие дрова, – возмутился Хрумченко, – что, по-твоему, я вчера сделал не так?
– Если бы ты вчера все сделал как надо, то сейчас рассказ находился бы у нас, и никаких проблем не возникло.
Максим ничего не ответил и лишь обиженно засопел носом. Зато ответ пришел с совершенно неожиданной стороны. Преподаватель ОБЖ Василий Сергеевич Аллахов, сверкнув грозным взглядом из-под густых бровей, командным голосом произнес:
– Красавцев и Хрумченко, после урока сдадите конспекты на проверку!

А после уроков выяснилось, что сбылись самые худшие предчувствия Максима. Когда Дашина мама услышала, что ее дочь сегодня не пришла в школу, с ней чуть не случилась истерика. Максим с Федором поняли, что ничего полезного  узнать у смертельно перепуганной женщины им не удастся, и поспешили скрыться.
– Пошли к Сурену, – хмуро буркнул Федор, – пока он тоже куда-нибудь не пропал.
– Надо было с него начинать, я с самого  начала говорил, что Малинину похитили.
– Может, не похитили, может, она просто школу прогулять решила?
– Малинина? Прогулять школу? Федя, не говори глупостей. Лучше признайся честно, что ты полный кретин.
– Да, я кретин, – вспылил Федор, – и знаешь, почему? В основном по той причине, что связался с таким безмозглым бараном, как ты, Макс!
– Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ. Ты прекрасно понимаешь, что тебе не в чем меня упрекнуть, разве что в том, что я отдал рассказ Даше, не прочитав его до конца. Однако, честно говоря, в тот момент я очень мало верил в твою затею и согласился поучаствовать в ней только для прикола. Думаю, ты и сам не очень-то в нее верил.
– Ладно, Макс, согласен, мы оба погорячились. Давай не будем искать крайнего, а попробуем выпутаться из этой истории.
– Так или иначе, без Сурена мы вряд ли что-нибудь сможем сделать.
Конфликт был исчерпан, однако на душе от него остался неприятный осадок. К тому же мальчиков мучили нехорошие предчувствия: по законам жанра (а ведь их жизнь в настоящий момент была подчинена именно этим законам) мерзопакостность ситуации еще не достигла своего апогея, и череда злоключений не должна была закончиться исчезновением Даши. Вполне логично было предположить, что Сурена они также не застанут дома. Эта мысль на какое-то время полностью парализовала их волю, так что Федя с Максимом даже не подумали о том, что могут позвонить другу и тем самым вывести себя из томительного состояния неопределенности. Вместо этого они угрюмо месили снежную декабрьскую кашу, не произнося больше ни слова и думая каждый о своем.
Впрочем, то ли Сурен не имел достаточно ясного представления о том, каким законам должен подчиняться жанр созданного им произведения, то ли ему не захотелось приносить себя в жертву тем неведом силам, которые он, сам того не ведая, пробудил к жизни, но худшие опасения творцов нового мира не подтвердились: Мракоцанян находился дома. Правда, узнав о цели визита, он не проявил должного энтузиазма. Более того, поначалу он наотрез отказался пересказывать свое произведение, сопровождая отказ следующими словами:
– Слушай, Федя, ты заставил меня сочинять этот дурацкий рассказ, я целую ночь на это угробил, а ты даже его не прочитал.
– Извини, Сурен, так вышло. Я никак не мог предвидеть такой поворот событий.
– Какой поворот? Каких событий? Ты же мне ничего не хочешь объяснить.
– Я тебе все обязательно объясню, прямо сейчас. Но вначале ты должен хотя бы в двух словах пересказать мне содержание рассказа.
– Ну, если только в двух словах. Основная идея в том, что Диман Цуцеров – инопланетянин из системы Тау Кита.
– И это все?
– Не совсем все. Короче, инопланетяне задумали захватить Землю и заслали сюда Димана. Заслали в виде эмбриона. До поры до времени никто не знал, что он засланный, поскольку Диман себя ничем не проявлял. А когда ему исполнилось 14 лет, сработала установленная у него в голове программа. Ну, и дальше в том же духе.
– И чем эта история у тебя закончилась?
– А ничем. Как и во всякой мало-мальски приличной книге, в самом конце там все только начинается.
– И что же там начинается в самом конце? – напряженным голосом спросил Федя. От дурного предчувствия по спине у него поползли холодные мурашки.
– Вторжение, вот что. Инопланетяне высаживаются на Землю.
– Ты что, не мог этих чертовых гуманоидов как-нибудь прищучить?
– Конечно, мог. Но зачем? Я, может быть, еще продолжение напишу.
– Слушай, Сурен, – вмешался в разговор Максим, – а Дашку тоже похищают инопланетяне?
– Какую Дашку? Малинину, что ли? – удивился Сурен.
– Ну да, какую же еще.
– Да нет, Дашку никто не похищает. У меня там про нее вообще ни слова не написано. А с чего ты взял, что Дашку должны похитить?
– А потому что она пропала.
– Да брось ты, пропала. Заболела, наверно.
– Нет, не заболела. Мы только что от нее. Она сегодня из дома ушла, а в школу не пришла.
– Странно. Только какое это имеет отношение к моему рассказу, хоть убей, не пойму.
– А ты разве ничего странного не заметил?
– А что я должен был странного заметить?
– А то, что Цуцеров внезапно стал гениальным математиком. Был двоечник двоечником, а вдруг теорему о квадрате доказал.
– А, это… странно, конечно. Ты думаешь, это как-то связано с моим рассказом?
– А ты считаешь, что это может не быть связано с твоим рассказом?
– Черт его знает. Я как-то не подумал. Но ведь про Цуцерова меня Федя просил написать. Федя, ты что, заранее знал, что Цуцеров – гений?
– Я, кстати, просил сделать Цуцерова просто хорошим математиком, – тихо сказал Федя, – я не просил, чтобы он теоремы доказывал.
– Ну, я уже не помню, о чем в точности ты меня просил. Но факт остается фактом: ты про Цуцерова заранее что-то знал, потому что угадать такую вещь невозможно.
– Нет, Сурен, на самом деле все совсем не так. На самом деле Диман стал гениальным математиком, потому что ты написал об этом в своем рассказе.
– Что за хрень?   А если бы я написал, что Хрумченко – великий поэт?
– Полагаю, что после этого Макс стал бы кем-то вроде Пушкина.
– Но тогда, если следовать твоей теории, то Цуцеров должен стать гуманоидом?
– Получается, что так.
– Да нет, – не сдавался Сурен, – это какая-то жуткая ерунда. Так можно все что угодно написать про кого угодно, и получится страшная неразбериха. Сегодня я тебя изображу математиком, завтра – поэтом, а послезавтра Санька Злодеев напишет, что ты в жабу превратился.
– И, тем не менее, все это так. Во всяком случае, другого объяснения я не вижу. Имеется, правда, небольшой нюанс.
– Какой?
– Мало написать, что я превратился в жабу, нужно, чтобы кто-то об этом прочитал и в это поверил. Так что, надеюсь, с жабой у Злодеева ничего не получится.
– И кто же мой рассказ читал?
– Даша Малинина.
– Так вот почему Макс про нее спрашивал. И вы думаете, что она пропала из-за моего рассказа?
– Макс думает, а я пока не знаю. Тем более, раз ты про нее ничего не писал…
– Все равно я в эту вашу теорию не очень верю. Ну-ка, объясни мне еще раз все поподробнее.
И Федор принялся терпеливо объяснять Сурену все сначала. Тот слушал внимательно, часто перебивал Красавцева вопросами, иногда саркастически ухмылялся и почесывал себя за ухом движением, выражающим крайнее недоумение. Максим сидел с безучастным видом и в разговоре участия не принимал. В какой-то момент он не выдержал, вскочил со стула и бросился к двери.
– Макс, ты куда!? – в один голос закричали Федя с Суреном.
– Да ну вас к черту, – с раздражением в голосе ответил Хрумченко, надевая куртку, – вы тут сидите, мусолите по четвертому разу одно и то же, а кто Дашку выручать будет?
– Постой, Макс, – Федор подбежал к другу и выхватил у него из рук шапку, – не пори горячку. Как ты Малинину собираешься спасать?
– Не знаю, – буркнул Максим в ответ голосом, в котором чувствовалось уже гораздо меньше уверенности.
– Давай сядем и спокойно все обсудим.
– Да вы и так все время обсуждаете. Заобсуждались – дальше некуда.
– Будем считать, что Сурен уже все понял. Сурен, ты ведь все понял, правда? – строгим голосом спросил Красавцев, глядя на Мракоцаняна. Одновременно с этим он довольно ощутимо ткнул его в бок, так что юноша, хотевший поначалу что-то возразить,  тут же, соглашаясь, радостно закивал головой.
– Хорошо, – сдался Макс, – давайте обсудим.
Он стащил куртку и вновь уселся на стул.
– Так вот, – начал Федор, – я полагаю, что Сурен должен бросить все дела и написать новый рассказ. Из которого будет следовать, что Диман никакой не инопланетянин, а самый обыкновенный школьник, что никаких инопланетян вообще не существует, и так далее и тому подобное. Для прикола пусть добавит, что Хрумченко стал поэтом, а я выиграл Всероссийскую олимпиаду по экологии.
– А Даша? – возмутился Макс.
– Ну и про Дашу пусть что-нибудь сочинит. Например, что она влюбилась в Макса без памяти и из-за этого получила двойку по ОБЖ.
– Ага, – проворчал Макс, – себе, так первое место на олимпиаде, а для Дашки ты ничего лучше двойки по ОБЖ придумать не смог.
– Дурак ты, Макс, – добродушно возразил Федор, – для девушек самое главное – любовь. Ну что, Сурен, напишешь рассказ?
– Вам что, прямо сейчас?
– Желательно сейчас. А то этот Цуцеров что-то уж больно прыткий.
– Боюсь, прямо сейчас не получится. Для этого дела, между прочим, требуется вдохновение.
– Ну хорошо, тогда завтра утром. Пошли, Макс, дадим Сурену пообщаться с музами.
А когда Хрумченко и Красавцев вышли на улицу, Максим сказал другу:
– И все-таки, Федя, мы не учли одного обстоятельства. Даша исчезла не по сценарию, и это меня сильно беспокоит.
– Да ты просто из-за нее волнуешься, вот и все.
– Не скрою, я из-за нее действительно волнуюсь. Но дело совсем не в этом. Подумай сам: все остальное происходит по сценарию, а Дашу похищают не по сценарию. Тебе это не кажется странным?
– Возможно, ты прав. Только нам все равно лучше подождать до завтра, пока Сурен новый рассказ не напишет.

5

Когда Федор ушел домой, Макс понял, что не сможет целый вечер сидеть сложа руки.  Необходимо было что-то предпринять, и он решил еще раз пройти маршрут между Дашиным домом и школой. Шансов обнаружить что-либо, что могло бы пролить свет на таинственное исчезновение девушки, практически не было, и Максим прекрасно это понимал. Однако, оказавшись один, он наконец-то смог по-настоящему сосредоточиться на проблеме, возникшей вследствие их с Федором неосмотрительных действий.  «Чтобы одолеть задачу, надо сначала четко ее сформулировать», – вспомнил Максим слова Сергея Анатольевича, – «а затем понять, какими средствами мы располагаем для ее решения». Что ж, совет учителя математики был в этой ситуации весьма кстати. Федор, по мнению Максима, формулировал задачу не совсем правильно. Он пытался немедленно восстановить статус-кво, полагая, что тем самым будут решены и все остальные проблемы. Однако нужными средствами для осуществления своего плана Красавцев не располагал. По глубокому убеждению Максима мир, который они создали, лишь в очень незначительной степени принадлежал ему с Федором. Гораздо большее отношение к этому миру имел Сурен, но и его роль отнюдь не была заглавной. Главным же действующим лицом и истинным создателем нового мира была Даша Малинина. Именно она силой своего воображения оживила страницы Суреновского рассказа, и именно вследствие этой своей роли, а вовсе не из-за якобы имевшей место влюбленности, она представлялась Максиму единственным человеком, который мог исправить сложившуюся ситуацию.
Однако Даша исчезла, и вместе с ней пропал тот рычаг, про который можно было бы сказать словами Архимеда: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир». Образовался порочный круг: чтобы вернуть Дашу, надо было изменить мир, а чтобы изменить мир, надо было вернуть Дашу. Возникла цепочка, третьим звеном в которой являлся Сурен.  «Ошибка Федора заключается в том, что он слишком преувеличивает значение Мракоцаняна, отводя Даше чисто технические функции», – думал Хрумченко, – «он считает, что ее можно заменить, как меняют чип в микросхеме, однако это не так, Дашу в этой цепочке заменить невозможно никем».
Таким образом, девушку следовало разыскать без помощи Сурена, точнее, без помощи его рассказов. Но главная проблема, по мнению Максима, заключалась в том, что Дашины похитители каким-то образом вышли за рамки написанного Суреном сценария. Что это могло означать, Максим пока еще не понимал, однако важность этого обстоятельства не вызывала у него никаких сомнений. «Такое впечатление, что они могут каким-то образом вносить изменения в сюжет рассказа. Странно, особенно если учесть, что сам рассказ они не читали. Или, может быть, они способны каким-то образом действовать вопреки этому сюжету». Так рассуждал Максим Хрумченко, все больше и больше запутываясь в своих логических конструкциях.
Оставался последний вопрос, ответа на который юноша боялся больше всего, ибо ответ этот был пугающе очевиден. Кому потребовалось похищать Дашу? Ну, конечно, тем силам, для которых девушка открыла дверь из мира фантазий в мир  реальности, и которые опасались, что дверь эта вновь захлопнется перед ними. И каким бы диким и нелепым это ни показалось, но силы эти должны были иметь космическое происхождение, если, конечно, исходить из того, что сюжет Сурена был полностью воплощен в жизнь. Итак, следовало взглянуть правде в глаза и признать, что Дашу захватили в плен инопланетяне. Но если так, то следовало признать еще кое-что, а именно то, что Максим не имел ни малейшего представления, как девушку из этого плена вызволить.
Осознав, насколько безнадежной была сложившаяся ситуация, Максим, как ни странно, успокоился. Ему на какое-то мгновение показалось, что все случившееся с ними – забавный сон. Мир вокруг него, казалось, нисколько не переменился, и мысль о том, что скоро это мир подвергнется нападению злобных космических обитателей, казалась всего-навсего чьей-то дурацкой шуткой.
Между тем на улице стало темнеть. «Что я хочу найти?» – думал Максим. – «Если Даша стала жертвой инопланетян, то они вполне могли оставить следы». Какие следы обычно оставляют инопланетяне, Макс толком не знал. В голову ему приходили только фотографии с загадочными геометрическими фигурами, время от времени появляющимися в разных концах света на пшеничных или кукурузных полях. Но поблизости не было пшеничных, а тем более кукурузных, полей, и, следовательно, шансов обнаружить какие-либо геометрические фигуры тоже практически не было. И все-таки похищение не могло пройти совершенно бесследно. Конечно, инопланетяне инопланетянам рознь, и могли среди жителей иных галактик затесаться не оставляющие следов гуманоиды без роду, без племени. Однако созданные воображением Сурена существа никак не могли относиться к разряду этих самых безродных обитателей космоса. Суреновские гуманоиды наверняка должны были появиться на какой-нибудь летающей тарелке, минут пятнадцать повисеть над улицей Горького на глазах у сотен изумленных горожан, и лишь после этого заняться похищением несчастной школьницы. Однако никто в этот день не видел никаких летающих тарелок ни над улицей Горького, ни над улицей Мусоргского, ни над одной из близлежащих более мелких улиц.
Но все-таки следы были, и Максим их нашел! А точнее будет сказать, что он их сначала вычислил, и только потом нашел. Уже на подходе к школе юноша вспомнил про располагающуюся за школьным зданием спортивную площадку, по виду больше напоминающую обычный пустырь. Лучшего места для посадки космического корабля пришельцев придумать было невозможно: было здесь ровно и безлюдно, а растущие по краям высокие тополя прекрасно загораживали площадку от посторонних взглядов. Даже и со стороны школы место это просматривалось очень плохо, поскольку надежно было прикрыто довольно внушительной пристройкой, вмещавшей в себя, помимо столовой,  расположенные один над другим спортивный и актовый залы. Короче, если за последние несколько дней в окрестности семнадцатой школы совершала посадку хотя бы одна летающая тарелка, то найти следы ее пребывания можно было только здесь. Так оно и оказалось: прямо посередине спортивной площадки Хрумченко обнаружил большой идеальной формы круг, полностью лишенный присущего этому времени года снежного покрова.
Итак, предположение Максима блестяще подтвердилось, однако юноша не испытывал от этого никакого торжества. Более того, на смену владевшего им в последние полчаса азарта пришли апатия, тупое уныние и ощущение собственного бессилия. Максим совершенно не представлял, каким образом он будет освобождать Дашу из плена, тем более что местонахождение девушки по-прежнему оставалось для него неизвестным. «Кто знает, быть может, они увезли ее куда-нибудь на Альфу Центавры или Тау Кита», – с горечью подумал молодой человек и тяжело вздохнул. Затем несколько раз обошел территорию «космодрома», как он мысленно окрестил место приземления летающей тарелки, и, ничего интересного там не обнаружив, поехал домой учить уроки. Оставалась последняя надежда, что Федор все-таки прав, и новый рассказ Сурена поможет вернуть окружающий мир к его прежнему состоянию.

6

Сурен не подкачал и сочинил рассказ вовремя. Утром он подошел к Федору, сунул ему в руки очередную тетрадь и угрюмо сказал:
– Все, это последний.
– Ну, что ты, Сурен, у тебя это так здорово получается, – сладкоголосой лисицей пропел Красавцев.
– И не проси, Федя. Все силы он у меня высосал.
– Ну ладно, не ворчи. Никто тебя силком рассказы писать не заставляет. Не забывай только, что ты это делаешь не ради моего каприза, а для спасения человечества.
– Ага, ты это самое человечество будешь подставлять, а я его должен спасать!
– Кто его подставил – большой вопрос. Если бы ты не стал Цуцерова превращать в инопланетянина, то человечеству сейчас ничего не угрожало бы.
– Гад ты, Федя, – обиделся Сурен, – сам эту кашу заварил, а теперь все на меня свалить пытаешься.
– Да ладно, не сердись, я пошутил. Конечно, я во всем виноват. Но ведь человечество-то спасать надо. Или я неправ?
– Ладно, кончай базарить. Читай рассказ и иди спасать свое человечество!
– Наше, Сурен, наше! Или ты продался гуманоидам? А, черт, я понял – ты один из них!
Но Сурен только махнул рукой и молча отправился на свое место готовиться к уроку. А Федор бросился к Максиму со словами:
– Макс, давай скорее прочитаем этот рассказ, чтобы не получилось как в прошлый раз.
Однако Максим в ответ только покачал головой и тихо сказал:
– Знаешь что, Федя, читай-ка ты его сам. А у меня нет настроения.
– А как же Дашка? Ты что, не собираешься ее спасать?
– Не очень я верю, что на этот раз у нас что-нибудь получится. Скажи, кто будет читать рассказ вместо Малининой?
– Знаешь, по-моему, об этом еще рано думать. Сначала надо убедиться, что Сурен нам новых сюрпризов не приготовил. А потом уже читателя подберем. Что ты скажешь, например, о Томке?
– Скажу, что Хахаладзе месяц будет этот твой рассказ читать. За это время гуманоиды всю Землю к рукам приберут. Впрочем, поступай, как знаешь.
– Что-то, Макс, мне твое настроение не нравится. Ты что, узнал вчера что-нибудь? Давай, выкладывай.
Максим нехотя рассказал о найденных вчера возле школы следах приземления летающей тарелки.
– А ты что хотел? – прокомментировал его рассказ Федор. – По-моему, следовало ожидать что-то в этом роде. Но это только доказывает, что мы не имеем права сидеть сложа руки.
– А я и не собираюсь сидеть сложа руки, – буркнул Максим, – я обязательно что-нибудь придумаю. Давай, Федя, договоримся так: ты занимайся этим рассказом, а я попробую еще что-нибудь сообразить.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – вздохнул Федор и погрузился в чтение.

Новый рассказ получился у Сурена совсем не похожим на предыдущий. С первого взгляда все было хорошо: и слог добротный, и фразы красивые, и мысли сформулированы четко и ясно. Однако, в отличие от первого, в этом рассказе не хватало хотя бы небольшой  изюминки. Как говорится, не брал он за душу. Заметно было, что не вдохновение водило рукой автора, а желание исполнить заказ, пускай нужный и правильный, но все-таки заказ. Автор явно сдерживал свою фантазию, руководствуясь простым, но практически не имеющим исключений правилом: что хорошо в книге, то плохо, а порой даже губительно в реальной жизни.
Сюжет нового рассказа был прост. Его, собственно говоря, легко можно было описать одним словом: розыгрыш. Да-да, все произошедшее в семнадцатой школе Сурен объяснял тривиальным розыгрышем, который организовали Дима Цуцеров и Саша Злодеев. Именно Сашу вывел Сурен закоперщиком в этой, изрядно помотавшей нервы всем окружающим, шутке. Не кто иной, как Злодеев скачал из Интернета реферат на тему «Построение системы действительных чисел», и Диману оставалось только заранее перекатать этот реферат в свою тетрадь для контрольных работ. Тот же Злодеев обнаружил в Интернете недавно полученное каким-то американцем китайского происхождения доказательство теоремы о существовании квадрата, вершины которого лежат на заданной замкнутой кривой. Цуцеров показал Сергею Анатольевичу только часть этой работы, касающуюся частного случая теоремы. Ничего удивительного нет в том, что учитель математики не смог с ходу заметить неполноту представленного ему доказательства, так что и этот номер сошел шутникам с рук. Успех окрылил их, Злодеев требовал продолжения розыгрыша, однако Диману надоело изображать из себя великого математика, и он предложил  сымитировать нашествие пришельцев. С этой целью решено было очистить от снега спортивную площадку возле школы, превратив ее тем самым в место приземления космического корабля инопланетян. Для выполнения этой работы Злодеев с Цуцеровым позвали на помощь двух своих друзей: Влада Гномова и Камилла Мукомолова.
В этом месте Федор насторожился: про следы летающей тарелки на школьной спортивной площадке он где-то уже слышал. Ах, да, об этом ему поведал сегодня Максим Хрумченко. Причем следы, найденные Максом, связаны с исчезновением Даши, исчезновением, которого нет в истории, рассказанной Суреном. Вообще,  в первом рассказе Сурена инопланетяне высаживаются на Землю лишь в самом конце. Получается, что во втором рассказе речь идет о следах, найденных Максом, а вовсе не о следах из первого рассказа! Федор отогнал охватившее его тревожное чувство. «Это просто маленькая несостыковочка», – успокоил он себя, – «Сурен, скорее всего, сам запутался с этими следами». Гипотезу о том, что, помимо инопланетян из первого рассказа и лже-инопланетян из второго, существуют какие-то третьи инопланетяне, никак не связанные с обоими рассказами, Федор рассматривать не стал.
В конце концов Красавцев решил, что в сложившейся ситуации «Розыгрыш» (именно так он мысленно озаглавил второй рассказ Сурена, хотя автор и не дал этому своему произведению никакого имени) идеально подходит для решения стоящей перед ними задачи. Оставалось найти Читателя. Несмотря на скептическое отношение к этой идее Максима, Федор склонялся к кандидатуре Тамары Хахаладзе. Умная, серьезная и добросовестная девушка (ну, и симпатичная, конечно, но в данном случае это ее качество не имело никакого значения). Единственным недостатком Томы была, как это ни странно, ее вышеупомянутая добросовестность. Именно она заставляла девушку браться за огромное количество учебных и общественных поручений, начиная от написания рефератов и кончая участием в областном конкурсе «скакалочников». Из-за обилия поручений Тамара постоянно испытывала острый дефицит времени, справляться с которым ей помогал принцип «не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра». Такая она была, Тома Хахаладзе, и именно с ней связывал Федя Красавцев надежды на спасение человечества. При этом он весьма самонадеянно полагал,  что ему удастся уговорить Тому отложить на завтра даже те дела, которые она должна была сделать еще вчера…

7

Вообще очередной учебный день прошел без приключений. Складывалось такое впечатление, что жизнь стала развиваться по сценарию  «Розыгрыша», хотя этот рассказ еще и не обрел своего читателя (себя Федя в расчет, естественно, не принимал). Дима Цуцеров никаких новых сюрпризов не преподнес, он вел себя как обыкновенный школьник и вовсе не был похож на математического гения, решившего одну из наиболее сложных проблем современной геометрии. Быть может, это объяснялось тем, что в этот день у десятиклассников не было урока математики, а, возможно, Диман еще не овладел в достаточной степени необходимым для решения других задач аппаратом.
Тома согласилась прочитать рассказ Сурена, правда, когда Федор поинтересовался, сможет ли она сделать это сегодня, девушка несколько замешкалась и попыталась уйти от прямого ответа. Красавцев слишком хорошо знал, что означает эта уклончивость, а потому подверг одноклассницу жесткому психологическому прессингу и добился-таки от нее более или менее твердого обещания выполнить свою просьбу в срок.
Про Дашу Малинину не удалось узнать ничего нового: она как в воду канула. Максим весь день молчал, погруженный в свои мысли, по всей видимости, он вынашивал планы освобождения девушки. Хрумченко не верил, что новый рассказ Сурена поможет решить эту проблему, Федор же, напротив, не видел для ее решения никакой другой возможности.  Убедившись, что консенсуса достичь навряд ли удастся, он оставил Макса в покое, предоставив событиям развиваться естественным образом.
А после уроков Максим сам подошел к Федору с видом, выражавшим глубокую внутреннюю решимость.
– Я понял, что мы должны сделать, – деревянным голосом произнес он.
– Мы должны спокойно подождать, пока Тамара прочитает рассказ Сурена, и не рыпаться, – терпеливым тоном опытного психотерапевта ответил Федя.
– Я бы не стал обращаться к тебе, но мне нужен помощник, – игнорируя заявление Федора, продолжал гнуть свое Максим.
– Не понимаю, почему ты не хочешь подождать до завтра?
– Подождать до завтра придется по любому. Просто я не верю, что Тамара сегодня прочитает этот рассказ.
– Она обещала, – не очень уверенно ответил Федор.
– Даже если она возьмется его читать, то одновременно будет слушать музыку, готовиться к контрольной по биологии, сидеть в аське и ужинать. И толку от такого чтения не будет никакого.
– Поживем – увидим, – вздохнул Федор, внутренне соглашаясь с другом, – но все-таки дождаться результата нужно.
– Мой план требует подготовки, – спокойно сказал Максим, – и если у тебя что-то получится с Томкой, мы всегда сможем от него отказаться.
– Так и быть, рассказывай свой план.
– Все очень просто: мы должны похитить Димана.
– Ни фига себе, – удивился Красавцев, – ну ты, Макс, даешь! Это же настоящий кинднеппинг!
– А нам ничего другого не остается. К тому же учти, что не мы первые это начали. Так что у нас есть полное моральное право похитить Димана и в обмен на его освобождение  потребовать вернуть нам Дашу.
– У кого потребовать?
– У инопланетян, у кого же еще.
– Не забывай, что этих инопланетян еще надо будет найти.
– Зачем их искать? Когда мы похитим Димана, они сами нас найдут.
– А где ты собираешься спрятать Цуцерова?
– О, я все продумал. Мы похитим его в субботу во время дискотеки. Потом свяжем и запрем в каком-нибудь кабинете.
– А ключ? – не сдавался Федор.
– Не проблема. Ключ можно взять на вахте и записать на кого-нибудь из учителей.
– Охранник запомнит, кто взял ключ.
– Ну и черт с ним. Все равно это не выяснится раньше понедельника. А к тому времени, надеюсь, дело будет сделано.
– Ты, конечно, все продумал, – после минутного раздумья сказал Федор, – но все равно эта идея мне не нравится. Представляешь, мы похищаем Димана, пришельцы начинают его искать. Где гарантия, что на нас они выйдут раньше, чем на него?
– Нас им искать не надо. Они и так будут знать, кто похитил Цуцерова.
– Откуда ты взял?
– Раз инопланетяне похитили Дашу, значит, они понимают, какую угрозу она для них представляет. То есть и про нас они все должны знать.
– Может быть, пришельцы думают, что это проделки Сурена.
– Ну что ж, в этом случае они выйдут на него. Придется поставить его в известность о наших планах.
– Ладно, твоя взяла. Если до субботы ничего не произойдет, то будем похищать Димана.
На том друзья и порешили. При этом Федор очень надеялся на то, что план Макса Хрумченко осуществлять не понадобится.

На следующий день, едва придя в школу, Федор бросился к Тамаре Хахаладзе:
– Привет, Тома! Ну как, прочитала рассказ?
– Блин, Федя, – вспылила девушка, – достал ты меня этим рассказом.
– Ты что, его не прочитала? – в ужасе воскликнул Федор.
– Да прочитала, прочитала. Между прочим, ничего особенного. Сурен и получше может написать.
– Это неважно. Литературные достоинства здесь не главное.
– А что же тогда главное?
– Главное – содержание.
– Содержание тоже так себе. Сашка Злодеев еще и не такие шутки выкидывал.
Последние слова Тамары успокоили Федора: он понял, что девушка действительно прочитала рассказ. Дело в том, что Томочке Хахаладзе было присуще известное лукавство, и хотя она не способна была на явную и грубую ложь,  зато прекрасно владела искусством уклончивых ответов и недомолвок. Как, впрочем, и любая другая мало-мальски уважающая себя девушка ее возраста.
После разговора с Тамарой Федор воспрянул духом. В нем поселилась надежда, что кошмар последних дней скоро закончится. Оставалось дождаться урока математики: юноше не терпелось узнать, в каком качестве предстанет сегодня вчерашний «инопланетянин» Дима Цуцеров. Однако Дима повел себя совершенно непредсказуемым образом: он заявил, что у него болит голова, и ушел домой после второго урока. Впрочем, Сергей Анатольевич частично рассеял сомнения Федора Красавцева. Он появился в классе с тетрадкой Цуцерова в руках и во всеуслышание заявил, что Дима, к сожалению, доказал лишь частный случай теоремы о квадрате.
– Он, конечно, получил замечательный результат, но проблема, увы, пока остается открытой, – такой вердикт вынес учитель математики, и это вполне укладывалось в рамки написанного Суреном рассказа.
После урока Федор радостно похлопал по плечу Максима Хрумченко и довольным голосом произнес:
– Как видишь, Макс,  нам не придется похищать Димана. Рассказ подействовал.
– Ты забываешь одну вещь, – грустно ответил Максим.
– Какую? – удивился Федор.
– Даши по-прежнему нигде нет.

8

А на следующий день произошло событие, которое на некоторое время заставило позабыть и о таинственном исчезновении Даши Малининой, и о неожиданно проявившихся математических способностях Димы Цуцерова. За окном 23 кабинета был обнаружен незнакомый юноша, который висел там, зацепившись джинсами за карниз. Кто он, как оказался в таком необычном положении, как долго провисел за окном на холодном декабрьском ветру – ответить на эти вопросы не мог никто, кроме самого юноши, однако, когда Лера Знайковская, высунувшись из окна, попыталась завязать с ним непринужденную беседу, висевший на карнизе молодой человек повел себя весьма странно и даже не вполне вежливо. Полностью проигнорировав заданные ему вопросы, незнакомец поинтересовался, где он в настоящий момент находится.
– Я первая спросила, – надула губы Знайковская.
– Прекрасная незнакомка, – ответил юноша, – я полностью удовлетворю твое любопытство, как только почувствую твердую почву под ногами. Но прежде скажи мне, я еще в школе или уже в раю?
– Неужели ты считаешь, – удивилась девушка, – что попавших в рай праведников подвешивают за джинсы на карниз? В таком случае, наверно, зря я бросила курить.
Знайковская явно лукавила. Курить она не бросила, а еще только собиралась.
– Так, значит, я в школе? – упавшим голосом спросил незнакомец.
– Ты в 23 кабинете, – ответила Лера, – точнее, рядом с ним.
Юноша тяжело вздохнул, каковой вздох, по всей видимости, должен был означать, что второй вариант ответа был бы для него гораздо предпочтительней. В этой ситуации Лера не решилась продолжить беседу, тем более что в 23 кабинете уже разворачивалась операция по спасению незнакомца. Возглавил ее Руководитель Лаборатории юного исследователя Вячеслав Тимофеевич Цельноваликов, человек в школе совершенно незаменимый. Если у кого-то перегорала лампочка, ломался замок или кончался порошок в принтере, все бежали за помощью к Цельноваликову. Он же попеременно исполнял обязанности фотографа, курьера, консультанта, референта, дежурного администратора и секретарши. Поэтому нет ничего удивительного, что, услышав крики «Человек за окном!», все вспомнили о Вячеславе Тимофеевиче.
Извлечь незнакомца из-за окна было решено при помощи старых занавесок, в большом количестве имевшихся в школе. Из двух занавесок было изготовлено некоторое подобие петель, одну из которых накинули юноше на ноги, а другую – на грудь. Затем Влад Гномов, Андрей Барабанов, Володя Шарманкин и Андрей Треплов осторожно подтянули его к подоконнику. При этом Влад Гномов и Андрей Барабанов тащили занавеску, опущенную из одной створки окна, а Володя Шарманкин и Андрей Треплов – из другой. Ребята они все были крепкие, тянули изо всех сил, и каждый намеревался втащить незнакомца через свою створку, так что получилось что-то вроде соревнования по перетягиванию каната. Несчастный юноша при этом извивался и орал благим матом, что еще более обостряло ситуацию. Единственным человеком, который в этой напряженной обстановке не потерял голову, был Вячеслав Тимофеевич Цельноваликов. Он оперативно вмешался в действия спасателей и распорядился отпустить одну из занавесок, чтобы придать спасаемому вертикальное положение. К несчастью школьники не поняли, какую именно из занавесок следует отпустить, в результате чего были отпущены обе, незнакомец рухнул вниз и снова повис на карнизе. Спасательную операцию пришлось начинать сначала. К счастью, на этот раз спасатели действовали более согласованно,  в результате чего незнакомца удалось подтянуть к окну в вертикальном положении. При этом, правда, оказалось, что он почему-то висит вниз головой, но на такие мелочи никто не обратил внимания, тем более что бедный юноша к тому времени уже перестал орать и сопротивляться. Завершилась операция тем, что страдальца втащили в кабинет за ноги, ударив его напоследок пару раз головой о подоконник.
Юноша, впрочем, оказался крепким малым, и, едва освободившись от надетых на него петель, тут же вскочил на ноги и попытался убежать из кабинета. Затем он, удерживаемый четырьмя крепкими десятиклассниками, несколько успокоился и согласился ответить на вопросы Цельноваликова, который, хотя и с большим трудом, но все-таки продолжал удерживать ситуацию под своим контролем.
Назвался незнакомец Ваней В. и утверждал при этом, что является учеником 17 школы. Тут кто-то вспомнил, что да, действительно, был в школе такой ученик, но он должен был закончить школу то ли в этом, то ли в прошлом году. Дальше – хуже. Если о себе этот самый Ваня говорил более или менее правдоподобные вещи, то в ответ на вопрос о том, как он оказался за окном 23 кабинета, юноша вообще понес сущую околесицу. По его версии он находился в 29 кабинете в плену вместе со своей одноклассницей Мариной А., попытался сбежать оттуда через окно, сорвался и упал вниз. При этом Ваня очень беспокоился о судьбе Марины, а также переживал, что не смог пройти третьего уровня, и ему предстоит начинать всю игру сначала.
– Диагноз ясен, – пробормотал себе под нос Цельноваликов, – острое помешательство на почве компьютерных игр.
Далее выяснились еще кое-какие очень интересные вещи. Оказывается, Ваня был абсолютно уверен, что в результате некой катастрофы 17 школа оказалась полностью отрезанной от внешнего мира, и жизнь в ней протекала по особым правилам, напоминающим правила компьютерной игры. Чтобы пройти эту игру, следовало посетить все школьные кабинеты в определенной последовательности, причем никто точно не знал, какой именно должна быть эта последовательность. В довершение всего Ваня рассказал об охотниках за бонусами, о Странном месте, о кофейных плантациях 29 кабинета и ужасных обитателях школьного музея.
Чтобы не мешать проведению урока физики, юношу отвели в кабинет директора, где, помимо хозяйки кабинета и Цельноваликова, собрались все сотрудники администрации школы, учительница английского языка Валентина Антоновна Хазарова, бывшая когда-то у Вани В. классным руководителем, а также школьная медсестра и еще почему-то главный бухгалтер.
Постепенно Ванин рассказ все более и более приобретал форму бреда. Представители администрации при каждом новом заявлении юноши сокрушенно качали головами и вопросительно поглядывали на медсестру, превратившуюся волей обстоятельств в едва ли не главное действующее лицо описываемых событий. В конце концов, в результате всех этих поглядываний и перемигиваний было принято решение обратиться за помощью к психиатру, тем более что соответствующее учреждение располагалось совсем недалеко от школы, на улице Фурманова.
Ваня В. был в считанные минуты доставлен по этому адресу и сразу же оказался в кабинете у опытного психиатра Алексея Михайловича Г., которому потребовалось совсем немного времени, чтобы принять решение по поводу своего несколько необычного пациента. Внимательно выслушав историю о Ванином путешествии из 29 в 23 кабинет и осторожно задав несколько вопросов, психиатр пришел почему-то в чрезвычайно благодушное настроение.
– Придется вам, молодой человек, какое-то время побыть нашим гостем, – сказал Алексей Михайлович, позевывая и сладко потягиваясь в своем врачебном креслице, – обследуетесь, таблеточки попьете, и, как говорится, на свободу с чистой совестью.
– Куда его, к тихим? – поинтересовалась молоденькая медсестра, заполнявшая медицинскую карту. Не вызывало никаких сомнений, что терапевтический эффект от созерцания ее выпуклых форм, достоинства которых всячески подчеркивались коротеньким белым халатиком, был несравненно выше, чем от только что упомянутых врачом таблеточек. Именно вид этой медсестры, а также внезапно навалившаяся на молодого человека усталость заставили Ваню с философским спокойствием принять известие о своей не слишком завидной участи, вырвавшей его на весьма длительный срок из нашего повествования.  
– К тихим, Боженочка, к тихим, – ответил Алексей Михайлович, ухмыляясь при этом, словно мартовский кот.

9

Между тем о судьбе Даши Малининой по-прежнему ничего не было известно. Уже и милиция подключилась к ее поискам, а милиция, как известно, крайне неохотно берется за дела об исчезновении граждан, предпочитая  занимать в них выжидательную позицию в надежде, что граждане будут разыскивать себя сами. Но даже и милиция ни на сантиметр не продвинулась в расследовании этого дела, хотя приходил в школу молодой улыбчивый капитан и долго разговаривал с десятиклассниками, а особенно долго с десятиклассницами.
Максим все эти дни пребывал в мрачном настроении. Ни в какие разговоры с Федором он не вступал и даже, казалось, избегал друга. А в субботу внезапно сам подошел на перемене к Красавцеву и тихо сказал:
– Сегодня дискотека. Ты поможешь мне похитить Димана?
Глубокий вздох вырвался из груди Федора. Он помнил о своем обещании, данном Максиму, и не собирался отступаться от этого обещания, однако в глубине души надеялся, что Максим сам откажется от своих намерений, тем более нелепых, что последние дни Дима Цуцеров вел себя тише воды, ниже травы. Длительное молчание Хрумченко укрепляло эти надежды. Тот факт, что Максим, оказывается, вовсе и не думал менять свои планы, явился для Красавцева весьма неприятным сюрпризом. Ощущая глубокую решимость, скрытую  в словах друга, Федор, тем не менее, попытался отговорить его от осуществления авантюрной затеи.
– Послушай, Макс, сдается мне, что Диман тут совершенно не причем. Он и теоремы доказывать перестал, и задачки решает так себе. Если тут что-то и было, то после второго рассказа все пришло в норму. А Дашу кто-то другой похитил.
– Некому ее больше похищать. Я думаю, Диман просто затаился. Он понял, что его раскусили, и решил притвориться, что история с доказательством теоремы была шуткой.
– А почему ты не хочешь предположить, что она действительно была шуткой? То есть сначала она, конечно, не была шуткой, но потом, когда Сурен написал второй рассказ, а Тома его прочитала, история эта и вправду стала шуткой. То есть стало так, как будто она была шуткой с самого начала.
– Ты хоть сам-то понял, что ты сейчас сказал? – усмехнулся Максим.
– Поня-ял, – неуверенно протянул Федор, – а что?  
– Ерунду ты сказал, вот что. Была, не была…. Давай исходить из того, что мы имеем здесь и сейчас. А имеем мы одно из двух: либо это шутка, либо нет. Отсутствие Даши доказывает, что это не шутка.
– Сурен про похищение Даши ничего не писал…
– Вот тоже заладил: Сурен, Сурен. По-твоему получается, что Сурен у нас вроде как творец Вселенной. А ведь он всего лишь маленький рассказик написал.
– Но ведь изменения на самом деле происходят. Этого ты, надеюсь, не будешь отрицать?
– Изменения, конечно, происходят. Но, полагаю, они затрагивают лишь маленькую частичку нашей жизни.
– Цуцеров и есть маленькая частичка нашей жизни, – не сдавался Федор, –  скажешь, не так?
– Цуцеров, может, и маленькая, – согласился Максим, – но вместе с Цуцеровым Сурен запустил в этот мир инопланетян, а они, похоже, такой скромной ролью довольствоваться не собираются. За время между двумя рассказами пришельцы вышли из-под контроля и больше Сурену не подчиняются.
– Что ж, я готов согласиться, что гарантии на этот счет нет никакой. Но речь в данном случае идет не о пришельцах вообще, а о Диме Цуцерове в частности. Ты ж его хочешь похитить, а он, скорее всего, к Дашиному исчезновению отношения не имеет. Тебе еще раз объяснить, почему я так думаю?
Максим в ответ только обреченно махнул рукой. По его усталому лицу можно было угадать, что юношу буквально раздирают на части противоречивые мысли и чувства. Федор ждал. В разговоре наступила пауза, в которую неожиданно вклинился… Саша Злодеев. Он как-то очень незаметно возник возле друзей и без подготовки заговорил, тихо, но исполненным таинственной многозначительности голосом:
– Вы видели там, в школьном дворе, какой-то странный круг?
– Какой круг? – удивился Федор, тем самым первым отреагировав на появление нового персонажа.
– Я думаю, это инопланетяне, – почти прошептал Злодеев.
– Злодеев, кончай говорить ерунду. Я сам видел, как вы с Владом и Шамилем  на спортплощадке снег вытаптывали, – соврал Федор, который, впрочем, в силу известных причин был абсолютно уверен, что так все и происходило на самом деле.
– Врешь, ты не мог этого видеть, – рассердился Злодеев. Всю его многозначительность при этом как рукой сняло. Гордо вскинув голову, он с видом оскорбленной невинности отошел в сторону.  Между тем и Максим вышел из оцепенения, в котором пребывал на всем протяжении разговора со Злодеевым. Совладав с внутренним разбродом и приняв какое-то решение, он глухо произнес:
– Понимаешь, Федя, у меня просто нет другого выхода. Так хоть какой-то шанс имеется, а если сидеть сложа руки, то мы точно ничего не добьемся. А уж коли Диман, как ты утверждаешь, не имеет отношения к исчезновению Даши, то мы его отпустим.
– И выставим себя полными идиотами.
– Тебе не кажется, что мы уже выставили себя идиотами, когда все это затеяли?  К тому же после всего происшедшего вопросы репутации волнуют меня меньше всего.
– Ладно, Макс, я тебе помогу. Но предупреждаю, мне эта твоя затея совершенно не нравится. И давай договоримся так: мы похищаем Димана, допрашиваем его и сразу же отпускаем, если увидим, что его история во всех подробностях совпадает с рассказом Сурена.
– Согласен. Да нам его так и так отпустить придется. Не думаешь же ты, в самом деле, что я Цуцерова всю жизнь держать в плену собираюсь?
– Вот и славно. Кстати, а ты уверен, что Диман вообще придет на эту дискотеку?
– Вот как раз об этом я с тобой и хотел поговорить. Думаю, надо сделать так, чтобы кто-нибудь из девочек его туда пригласил.
– Ага, и ты хочешь, чтобы я  с кем-нибудь об этом договорился?
– Ну да, – согласился Максим, – ты с ними легче общий язык находишь.
– Не скромничай, Макс, ты вон с Дашкой тоже быстро общий язык нашел, – усмехнулся Федор, но, сообразив, что напрасно в столь ироническом ключе коснулся больной для друга темы, сразу же согласился:
– Ладно, так и быть, поговорю с кем-нибудь. Только с кем? Может, с Тамарой?
– А ты не боишься, что Тамара начнет о чем-то догадываться? Она, между прочим, девочка совсем не глупая. Поговори-ка ты лучше с Женькой Якорчук.
– Да, пожалуй, ты прав, Цуцеров на нее скорее клюнет. А как ей объяснить, зачем нам Диман понадобился?
– Ну, уж это, Федя, ты сам можешь придумать. В крайнем случае, скажешь, что мы его хотим разыграть.
На том они и порешили. И, казалось, что разговор уже закончен, тем более что и звонок прозвенел, и учительница нарисовалась в конце коридора. Только вдруг Макс задумчиво посмотрел на Федора и тихо-тихо сказал:
– Слышь, Федь, а ты уверен, что кроме Сурена никто про нас рассказики не сочиняет?
Сказал и, не дожидаясь ответа, развернулся и пошел в класс.

10

Описывать школьные дискотеки для меня мучительно сложно. Я не могу без содрогания представить сопровождающий их жуткий грохот, так называемую «музыку», в которой невозможно угадать ни мелодии, ни даже ритма, а лишь тяжелые удары неизвестного мне музыкального приспособления, весьма сильно напоминающие звуки, которые возникают при заколачивании в землю массивных бетонных свай под строительство очередного уродливого небоскреба. Только не в землю, а в мою несчастную голову проникают эти сваи, порождая тяжелую мигрень – заслуженную награду за безуспешные творческие усилия. И одновременно с этим я вдруг начинаю испытывать острую тоску по тому давно ушедшему времени, когда сам был полноправным и полноценным участником подобных мистических действ,  сопровождающихся гигантским выбросом избыточной энергии в окружающее пространство.
В семнадцатой школе дискотеки проводятся редко, и всякий уважающий себя старшеклассник считает своим долгом поприсутствовать на этом мероприятии. Поэтому не будет большим преувеличением сказать, что в субботу почти половина списочного состава школы собралась в довольно тесном школьном вестибюле с явным намерением оторваться по полной. И в неровном дискотечном полумраке то здесь, то там мелькали знакомые лица: Володя Шарманкин, Влад Гномов, Андрей Барабанов, Саня Злодеев, Андрей Треплов, Тамара Хахаладзе, Лера Знайковская, Женя Якорчук. Да что говорить, 10-1 класс почти целиком оказался здесь в этот холодный декабрьский вечер.  Пришел сюда и Дима Цуцеров, пришел после того, как на перемене к нему подошла Женя Якорчук и, зазывно глядя на юношу сладким взглядом молодой ведьмы, позвала его на дискотеку.
Лишь Макс Хрумченко не принимал участие во всеобщем веселье. Словно одинокий затравленный волк бродил он в толпе ликующих сверстников, боясь потерять из виду того, кто единственный занимал в этот момент все его мысли. В потной руке он сжимал ключ от 27 кабинета, в котором и должно было произойти по его замыслу пленение Димы Цуцерова.  Максим понимал, что оттягивать с осуществлением этого замысла никак нельзя, что тысячи мелких случайностей могут привести к его неожиданному срыву, что, наконец, у него самого может иссякнуть решимость, которой и так, если честно, оставалось на самом донышке. Несколько раз Максим встречался взглядом с Федей Красавцевым, который, судя по всему, тоже чувствовал себя не в своей тарелке, что было совсем не удивительно, если вспомнить, что юноша до сих пор еще ни разу не похищал своих одноклассников. Наконец Федя подошел к Максу, толкнул его в бок и тихо спросил:
– Ну, что будем делать?
Друзья сговорились захватить Димана, когда тот отправится в туалет, только вот беда, Цуцеров никуда из вестибюля уходить не собирался. Диман в основном крутился возле Жени Якорчук, и она, ей-богу, того стоила: стройная, длинноногая, с улыбкой сорок пятого калибра, Женя не одного мальчика заставила в этот вечер узнать, что такое тахикардия. Так что обнаружить какие-то странности в поведении молодого человека вряд ли удалось бы даже самому пристальному наблюдателю, и уж совсем нелегко было заподозрить его в принадлежности к инопланетной цивилизации. Только вот почему-то ни Федя, ни Максим такого развития событий не ожидали, а потому оба пребывали в крайней нерешительности.
– Может, попросим Женьку, чтобы она Димана из вестибюля выманила? – неуверенным тоном предложил Максим.
– Не пойдет, – решительно возразил Федор, – во-первых, она не согласится. Женька и на дискотеку-то его звать не хотела, я ее еле уговорил. Во-вторых, совершенно ни к чему ее посвящать в наши дела. Так скоро вся школа будет знать, что мы тут с инопланетянами воюем.
– Может, тогда ты его позовешь?
– Слушай, Макс, от тебя толку, как от козла молока. Заметь, похищение – это твоя идея, а не моя, так что в стороне тебе остаться никак не получится.
– Да не собираюсь я оставаться в стороне, просто как-то мне стремно.  Ладно, давай еще пять минут подождем, и, если Диман сам никуда не дернется, я его постараюсь отсюда сманить.
К счастью, Цуцеров как раз в этот момент решил на некоторое время покинуть школьный вестибюль и направился к лестнице. Выждав для приличия некоторое время, Федя и Максим бросились за ним. Они перехватили Диму в тот момент, когда он выходил из туалета на втором этаже, пробыв там ровно столько, сколько и положено в такой ситуации.
– Здорово, Диман, – произнес Максим слегка заплетающимся языком, – пошли, поговорим.
– Куда идти-то? – удивился Цуцеров, – давай здесь и поговорим.
– Нет, – упорствовал Максим, – пошли в 27 кабинет, нам надо тебе кое-что показать.
– Ну, пошли, – пожал плечами Дима и стал неторопливо подниматься по лестнице. Похоже, он совершенно не догадывался, какая над ним нависла страшная угроза.
Шли молча. Подойдя к кабинету, Максим достал ключ, дрожащими руками вставил его в замочную скважину и, преодолевая сопротивление измученного долгой школьной жизнью замка, открыл дверь. Трое юношей вошли в класс.
– Это хорошо, что ты сейчас в туалет сходил, – с внезапно появившейся в голосе злостью сказал Максим.
Дима в ответ только пожал плечами. В его взгляде впервые за сегодняшний вечер возникло тревожное выражение.
– Потому что тебе не скоро в следующий раз удастся это сделать, – продолжил Хрумченко, запирая за собой дверь в кабинет. От его нерешительности сейчас не осталось и следа, в голосе и даже в движениях появились уверенность и непреклонность.
– Послушай, Макс, что-то мне не нравятся твои шутки, – в голосе Димы слышался откровенный испуг.
– А он не шутит, – вмешался в разговор Федор, – он говорит вполне серьезно. Мы, Диман, взяли тебя в заложники.
– Слушай, Федя, я ценю твое чувство юмора, я сам любитель всяких розыгрышей, но сейчас мне надо идти на дискотеку. Отпустите меня, а завтра мы над вашей шуткой вместе посмеемся.
– А, так значит, ты розыгрыши любишь, – вскипел Максим, – наверно, Даша Малинина – тоже твой розыгрыш?
– Какая Даша? Причем здесь Даша? Вы что, считаете, что я имею отношение к ее исчезновению?
– Не ты, так твои друзья!
– Все равно ничего не понимаю.
– Короче, нам доподлинно известно, что Дашу похитили твои друзья-инопланетяне. Не знаю, помогал ты им, или нет, да это и не важно. На свободу мы тебя отпустим только в обмен на Дашу.
– А, ты об этом, – в голосе Димы Цуцерова послышалась плохо скрытая усмешка, – так это как раз и был розыгрыш, я имею в виду инопланетян. Мы с Санькой, Владом и Камиллом вытоптали снег вокруг школы, как будто туда летающая тарелка приземлялась. Вы, наверно, этот круг нашли и решили, что Дашу пришельцы похитили. Только как вы догадались, что это моих рук дело?
– Диман, тебе не удастся увести разговор в сторону, как ты ни старайся, – терпеливо сказал Максим, – я не собираюсь объяснять, как мы тебя вычислили, я просто предлагаю совершить обмен. Баш на баш, так сказать.
– Мне нечего менять. Я не знаю, где Даша. Говорю тебе, это была шутка от начала и до конца.
– Федя, – с этими словами Максим повернулся к другу, – давай свяжем этого гуманоида и оставим его здесь до понедельника. Пусть подумает, чем он может нам помочь.
– Подожди, Макс. Пусть сначала расскажет все про свой розыгрыш.
– Это все Санек Злодеев придумал, – торопливо заговорил Диман, с надеждой поглядывая на Федора, – он решил меня великим математиком изобразить. А согласитесь, прикольно получилось? У Крулевича аж глаза на лоб полезли, когда он мою контрольную проверял. И с теоремой классно вышло. Ее на самом деле какой-то китаец доказал, Дун Цземин или Мун Дзебин, я точно не помню. А потом мы решили, что с математикой пора завязывать, и я предложил летающую тарелку изобразить.
Дима замолчал и вопросительно посмотрел сначала на Федора, а потом на Максима. Те тоже некоторое время стояли молча, а потом Красавцев произнес:
– Макс, давай отойдем пошепчемся.
Молодые люди отошли к двери, и Федор быстро зашептал Максиму на ухо:
– Слушай, Диман все шпарит, как по писанному. Вероятность, что он прочитал рассказ Сурена, равна нулю. А это значит, что мы должны его отпустить.
– Я ему не верю, – угрюмо пробурчал Максим.
– Макс, ну нет никакого смысла держать его здесь. Тем более что мы договорились отпустить  Димана, если его история совпадет с рассказом.
– Черт, давай продержим его до понедельника? Вдруг что-нибудь получится.
– Макс, представь себе, каково будет Диману двое суток валяться связанным в этом кабинете? Тем более, если он никакой не пришелец, а обыкновенный парень, которого мы, между прочим, сами втравили в эту историю.
– А как же Даша? Ее, между прочим, тоже мы в эту историю впутали. Каково ей сейчас? Может, тоже лежит связанная с кляпом во рту.
– С ней мы что-нибудь придумаем. Можно попросить Сурена еще один рассказ написать, специально про Дашу. А что, Макс, это идея! И концовочку сделаем первоклассную:  Макс Хрумченко спасает Дашу Малинину из лап инопланетян, и она бросается прямиком к нему в объятья!
Последнюю фразу Федор уже не прошептал, а почти прокричал, и ее, конечно, услышал Дима Цуцеров, но при этом совершенно не подал виду, что испытывает острый интерес к разговору своих одноклассников. А Максим Хрумченко тяжело вздохнул, обреченно махнул рукой и, ни слова не говоря, направился к выходу из 27 кабинета.

11

Девушка проснулась в незнакомой комнате. Комната была маленькая и вся белая, и этим она  напоминала больничную палату. Легкий потолок парил над девушкой, словно летнее облако, матовые стены возвышались зыбкой стеной утреннего тумана. «Что со мной произошло?» – подумала девушка. – «Неужели меня сбила машина, и я лежу в реанимации?» На какое-то время эта мысль овладела ее сознанием, но совсем ненадолго, поскольку для находящейся при смерти жертвы автомобильной катастрофы она чувствовала себя необычайно комфортно, во всяком случае, не испытывала ни боли, ни душевного смятения, ни каких-то иных неприятных ощущений. Честно сказать, она вообще ничего не испытывала, и это само по себе было довольно непривычно, если не сказать подозрительно.
Через некоторое время девушка поняла, что абсолютно не помнит, кто она такая. Это ее почему-то совершенно не испугало, а даже наоборот, развеселило. Впрочем, состояние амнезии продлилось совсем недолго, и уже через несколько минут Даша Малинина (а это была именно она) вспомнила и то, как ее зовут, и то, что учится она в десятом математическом классе семнадцатой средней школы города Твери. Ну, а потом Даша вспомнила все остальное, за исключением тех обстоятельств, которые привели ее в маленькую белую комнату. Последнее, что сохранилось в ее памяти, были холодное декабрьское утро и долгая дорога в школу, причем, чем ближе к месту учебы пробиралась Даша по зыбкой тропе воспоминаний, тем более неопределенными становились эти воспоминания.  В конце концов, девушка решила, что именно по дороге в школу с ней произошли загадочные события, смысл которых она безуспешно пытается разгадать в настоящее время.
Постепенно Дашины мысли переместились из прошлого в настоящее, и она с удивлением обнаружила, что лежит на высокой кровати, скорее напоминающей операционный стол. К ее рукам, ногам и голове с помощью присосок были подключены небольшие датчики, причем отсутствовали не только обычные в таких случаях проводки,  но также и аппаратура, с которой эти проводки должны бы были соединяться. Таким образом, ничто не удерживало Дашу в лежачем положении, кроме того состояния расслабленности и какой-то даже бесчувственности, в  котором она пребывала.  «Быть может, я сплю», – подумала девушка и, ущипнув себя за руку, совершенно не почувствовала боли, разве что отдаленное воспоминание об этом ощущении возникло неизвестно откуда и столь же внезапно ушло в никуда.  Впрочем, поразмыслить  над результатами своего эксперимента Даше не удалось, поскольку как раз в этот момент часть стены, располагавшаяся напротив Дашиной кровати, куда-то исчезла, и сквозь образовавшийся проем в комнату вошли два полупрозрачных желеобразных существа, внешним обликом напоминавшие человеческие фигурки, как их изображают дети на раннем этапе своего творчества. Существа двигались по комнате, не обращая никакого внимания на лежащую на кровати девушку. Складывалось такое впечатление, что они вели неторопливую беседу, однако ни единого звука не нарушало при этом царящую в комнате тишину.
«Наверно, я попала в плен к инопланетянам», – подумала Даша и сразу же поняла, что это действительно так. Впрочем, никакого страха девушка не испытала, как будто все, происходящее с ней, она наблюдала на экране телевизора. И тут же Даша вспомнила недавно прочитанный рассказ Сурена, в котором речь как раз шла о нашествии инопланетян. Мысль о том, что Сурен каким-то образом предугадал  высадку в Твери космического десанта, позабавила девушку, она попыталась во всех подробностях восстановить в памяти содержание рассказа, но с некоторой досадой обнаружила, что позабыла почти все.
Между тем один из пришельцев подошел к стене и легким прикосновением руки привел в действие встроенную в нее аппаратуру. Тотчас загорелся экран, на котором высветилось множество непонятных для Даши значков и загадочных рисунков. С интересом разглядывая эту абракадабру, гуманоиды одновременно продолжали свою безмолвную беседу. В какой-то момент один из них, более высокий, обратил внимание на Дашу, приблизился к ее кровати, склонился над неподвижно лежащей девушкой и пристально посмотрел ей в глаза. Затем он, как показалось Даше, что-то беззвучно произнес. Даша почему-то решила, что пришелец интересуется ее самочувствием, и полным достоинства голосом сказала:
– Спасибо, я чувствую себя просто замечательно.
Выражение студенистого лица как-то неуловимо переменилось, и девушка ощутила за этой переменой холодную усмешку, хотя и не несущую в себе какой-либо угрозы, но в то же время лишенную теплого человеческого участия. А гуманоид между тем снова повернулся к стене и, достав неведомо откуда длинный черный карандаш, несколько раз надавил им на один из изображенных на экране кружочков. И почти сразу вслед за этим Даша опять погрузилась в сон.

А может быть, это был и не сон, поскольку вскоре девушка вновь начала воспринимать происходящее вокруг нее. Комната, в которой она лежала, почему-то расширилась, какие-то неясные тени передвигались по ней, и даже время от времени слышались приглушенные голоса, разобрать которые было невозможно. Даша по-прежнему не испытывала никаких неудобств от неподвижного лежания на кровати, ощущения ее оставались такими же приглушенными, как и раньше, из всех чувств ею владело лишь какое-то сонное любопытство.
Впрочем, через некоторое время окружающий Дашу мир стал более четким, наполнился новыми красками и звуками. На периферии своего зрения она уловила группу из трех гуманоидов, одним из которых был, определенно, прежний, высокий,  тот самый, с которым она пыталась общаться в свое прошлое пробуждение. Второй гуманоид был Даше незнаком, а вот третий определенно ей кого-то напоминал, причем корнями своими это воспоминание уходило в ее прошлую, школьную жизнь. Даша слегка повернула голову в сторону инопланетян, и сквозь полузакрытые веки стала пристально наблюдать за ними. Неожиданно третий, неизвестно откуда знакомый Даше гуманоид заговорил вполне человеческим голосом. Голос этот, правда, был несколько глуховат, как будто лицо говорившего плотно замотали бинтом или прикрыли марлевой повязкой от гриппа, но, несмотря на это, Даша очень хорошо понимала, о чем идет речь.
– Я боюсь, – сказал гуманоид и в тоне, которым он это произнес, послышался неподдельный испуг, – Максим с Федором меня вычислили. На этот раз мне удалось выкрутиться, но, думаю, это ненадолго.
«Боже мой, он же о наших мальчиках говорит», – подумала Даша, и впервые за сегодняшний день в ее душе проснулось живое человеческое чувство, – «кто же это такой, ведь я наверняка его знаю?» И внезапно Даша обо всем догадалась. Она опять вспомнила рассказ Сурена, который дал ей прочитать Максим Хрумченко, и, сопоставив его содержание с только что услышанными словами инопланетянина, сразу же поняла, что рядом с ней в настоящий момент с группой своих собратьев-гуманоидов находится ее одноклассник Дима Цуцеров собственной персоной. И уже во второй раз  Даша подивилась прозорливости Сурена, который в своем рассказе сумел предугадать подобное, на первый взгляд совершенно невероятное, развитие событий.
Между тем инопланетяне молчали. По-видимому, высокий инопланетянин что-то отвечал Диме, только делал он это по-своему, с помощью телепатии. Потом снова заговорил Дима:
– А нельзя меня оттуда забрать? А то я этого Макса очень боюсь. Он из-за своей Дашки просто какой-то невменяемый стал.
У Даши от этих слов тревожно екнуло сердце, и приятная истома поползла по телу. Мечтательная расслабленность охватила девушку, и она пропустила сказанные Димой следующие несколько фраз. Из этого состояния ее вывел высокий гуманоид, который неожиданно заговорил человеческим голосом. То ли он устал от Диминого упрямства, то ли усомнился в Цуцеровской способности адекватно воспринимать переданные телепатическим способом мысли, но на этот раз для общения инопланетянин выбрал великий и могучий русский язык, язык Пушкина, Достоевского, Толстого и Сканави.
– Ты не должен беспокоиться из-за Максима, пусть это будет наша проблема, – говорил инопланетянин скрипучим металлическим голосом, – будь спокоен, оставайся здесь и жди. Пока ты еще не готов к выполнению поставленной перед тобой задачи.
– И чем мне заниматься?
– Изучай математику, только не надо слишком афишировать свои возможности в этой области. Когда ты достигнешь нужного уровня, когда все вы достигнете нужного уровня, вы соберетесь вместе и совершите открытие, которое поставит крест на развитии земной цивилизации.
– И тогда начнется вторжение?
– Да, тогда начнется вторжение.
– А почему нельзя начать его прямо сейчас?
– Галактический устав запрещает совершать вторжение на планету, коренное население которой сохраняет жизнеспособность на уровне не ниже 5%. В настоящий момент жизнеспособность человечества около 8,5%, а после вашего открытия она снизится до 3%, и это развяжет нам руки.
– Что ж, похоже, придется потерпеть. А может быть, надо выпустить Дашу? И тогда Макс сразу успокоится.
Но ответа на этот, столь актуальный для нее вопрос Даша Малинина не услышала. По-видимому, высокий гуманоид снова решил прибегнуть к более привычному для него телепатическому способу общения. А подслушивать чужие мысли Даша, увы, еще не научилась.

12

Все воскресенье Максим Хрумченко провел в тяжелых раздумьях. Субботнее неудачное похищение Димы Цуцерова почти не поколебало его уверенности в том, что юноша этот является представителем внеземной цивилизации, и исчезновение Даши Малининой – его, а, точнее, его космических собратьев рук дело. Однако в этом случае возникал вопрос – откуда Дима узнал содержание «Розыгрыша», второго рассказа Сурена Мракоцаняна? Ведь именно эта осведомленность сыграла роковую роль в срыве «контртеррористической операции», как окрестил субботнюю акцию  Максим. И то, что его друг Федор Красавцев придерживается по этому поводу прямо противоположной точки зрения, юношу нисколько не волновало.
Единственное приемлемое объяснение, по мнению Максима, заключалось в том, что инопланетяне установили наблюдение за Федором и обнаружили появление нового рассказа. После этого они каким-то образом выведали у Тамары его содержание, и повели себя соответственно этому содержанию. В результате у Федора с Максимом должно было сложилось впечатление, будто никаких космических пришельцев больше не существует. Максим понимал, что эта его теория в значительной степени притянута за уши, но другой у него не было, и юноша решил предпринять кое-какие шаги по проверке своих предположений.
Первым делом Хрумченко позвонил Тамаре Хахаладзе и поинтересовался, не давала ли она кому-нибудь прочитать рассказ Сурена.
– Да что вы все пристали ко мне с этим рассказом, – возмутилась девушка, – то Федор, теперь вот ты. И рассказик-то, между прочим, так себе, ничего особенного.
– Так все-таки, читал его кто-нибудь кроме тебя?
– Не знаю. Специально я этот рассказ никому не давала, но он у меня на столе лежал, может быть, кто-то и заглянул.
– А кому ты про него рассказывала?
– Да вроде никому. А, нет, Женьке говорила.
– Это Якорчук, что ли?
– Ну, конечно, Якорчук, откуда у нас в классе другая Женька возьмется? Короче, не помню, может, еще кому-нибудь говорила.
На этом их разговор и закончился. Следовало признать, что ничего нового Максим от Тамары не узнал. Информацию о Якорчук вряд ли можно было отнести к разряду полезной, поскольку Женя была Тамариной подругой, и тем самым автоматически становилась у Макса одной из главных подозреваемых.
Следующий звонок Максим сделал Сурену. Лаконично поприветствовав одноклассника, он сразу же перешел к делу:
– Слушай, Сурен, у тебя никаких черновиков от первого рассказа не осталось?
– Может, и остались, если я их не выкинул, – подумав, ответил Сурен.
– А ты сможешь их найти?
– Если они остались, то наверняка.
– Суренчик, дорогой, поищи их, пожалуйста, а я тебе через полчасика позвоню.
– Да я тебе сам позвоню, когда разыщу.
– Нет, Сурен, – упорствовал Хрумченко, – ты их сейчас поищи, а я тебе позвоню. Через двадцать минут.
– Э, Максим, – возмутился Мракоцанян, – ты же говорил, через полчаса!
– Время-то идет, а время, как ты сам понимаешь, – деньги. Так что давай, приступай к поискам.
Через десять минут Сурен сам позвонил Максиму и сообщил, что разыскал обещанные черновики.
– Слушай, – попросил Макс, – а ты не мог бы мне их прочитать по телефону?
– Прочитать? – удивился Сурен. – Да они таким почерком написаны, что мне часа два разбираться придется. Так что давай, потерпи до завтра, а завтра я их тебе в школу принесу.
– Блин, а что мне с ними делать, если ты сам свой почерк разобрать не можешь?
– Ну, это уж твои проблемы. Между прочим, если бы ты сразу мой рассказ прочитал, то сейчас тебе черновики не понадобились бы. Так что, нести черновики в школу или нет?
– Ты прав, как всегда. Ладно, тащи свои черновики.

Достаточно было бросить один взгляд на листочки, которые Сурен в понедельник принес в школу, чтобы отказаться от намерения с их помощью узнать подробности написанного молодым человеком рассказа. Любой другой, без сомнения, именно так бы и поступил, но только не Максим Хрумченко. Не тот это был человек, чтобы на полпути бросить начатое дело. Конечно, вид Суреновских черновиков не добавил юноше оптимизма, но он не стал метать громы и молнии в адрес своего не блещущего пристрастием к каллиграфии приятеля. Напротив, Максим сдержанно и с достоинством поблагодарил Сурена и вежливо поинтересовался, не использовал ли тот при написании рассказа древний язык своих предков, живших много веков назад в государстве Урарту. Получив на этот вопрос отрицательный ответ, Хрумченко сразу просветлел лицом и бодрым голосом сказал:
– Тогда, вне всякого сомнения, я этот рассказ прочитаю.
– Удачи тебе, Макс. Если что, звони, – без особого энтузиазма произнес Сурен, а про себя подумал, как было бы неплохо сегодня вечером оказаться где-нибудь вне зоны действия сети.
Максим, впрочем, трезво оценивал трудности стоящей перед ним задачи. В частности, он понимал, что изучение литературного наследия Сурена лучше отложить до окончания уроков, поскольку кропотливый, требующий глубокой сосредоточенности труд дешифровщика плохо сочетался с царящей в школе атмосферой всеобщего буйства и перманентной эйфории. Однако ждать конца шестого урока юноша тоже был не в состоянии, а потому на большой перемене отправился в медпункт и сказался больным. Одного взгляда на этого несчастного ребенка было достаточно, чтобы освободить его от занятий в школе не только на один день, а, по крайней мере, на две-три недели. Перепуганная медсестра порывалась вызвать «Скорую помощь», но Максим убедил ее, что сможет добраться до дома самостоятельно, тем более что ему «уже стало значительно лучше».
Короче, часов примерно в двенадцать наш герой, развалившись на диване с огромным яблоком в руках, приступил к чтению рассказа. Сравнительно быстро преодолел он строки, посвященные четырнадцатому фримера, ненавистным ученическим тетрадкам и шаркающей походке учителя математики, чуть больше времени заняло у него описание математических достижений Димы Цуцерова и реакции окружающих на эти достижения. Наконец Максим добрался до той части рассказа, где описывались цели инопланетного вторжения на Землю, и обсуждалось место, отводившееся  Диману в осуществлении коварных планов таукитянской цивилизации.  С огромным трудом Максим разобрался и в этой части текста и понял буквально следующее. Пятнадцать лет назад двенадцати земным младенцам были внедрены подвергнутые специальным мутациям таукитянские гены. Из этих младенцев должны были вырасти гениальные ученые, инженеры, композиторы, и, как это ни странно, два пиарщика и один специалист в области модельного бизнеса.  Совместными усилиями эти глубоко законспирированные пришельцы должны были совершить настоящий переворот в мировосприятии землян и радикально изменить господствующую систему жизненных ценностей, в результате чего Земля из сравнительно благополучной планеты с неплохими шансами на выживание превратилась бы в ареал обитания никчемных медленно деградирующих существ.  И тем самым по нормам Галактического Совета она оказалась бы открытой для немедленной колонизации более развитыми цивилизациями.
Все это, конечно, было крайне любопытно, но совершенно не давало ответа на единственный интересующий Максима Хрумченко вопрос: кто, кроме Димы Цуцерова, представлял интересы инопланетян в МОУ СОШ №17 города Твери. Ведь не могли же они, в самом деле, пустить на самотек осуществление столь перспективного и, по всей вероятности, весьма дорогостоящего проекта. В надежде обнаружить хотя бы косвенные указания на личность таинственного резидента Максим несколько рез перелопатил суреновские черновики, но единственным результатом этих титанических усилий было найденное юношей коротенькое упоминание о некоем «координаторе», человеке умном, хитром и жестоком. При этом было совершенно непонятно, шла ли речь именно о человеке, вступившем в сговор с пришельцами презренном коллаборационисте, или же под «координатором» понимался один из таукитян, инопланетянин, использовавший человеческий облик исключительно для маскировки.
В конце концов, Максим решил действовать методом исключения. Для начала он выписал фамилии всех учеников и учителей 17 школы, хотя бы раз упоминавшихся в рассказе Сурена. Список получился весьма значительным, тем не менее, мы рискнем полностью привести его здесь.
«Дима Цуцеров – ученик, впоследствии инопланетянин;
Сергей Анатольевич Крулевич – учитель математики;
Лера Знайковская – ученица;
Влад Гномов – ученик;
Аня Кружкова – ученица;
Василий Сергеевич Аллахов – преподаватель ОБЖ;
Саша Злодеев – ученик;
Тамара Хахаладзе – ученица;
Женя Якорчук – ученица;
Федор Красавцев – ученик;
Андрей Треплов – ученик;
Камилл Мукомолов – ученик;
Лена Крулева – ученица;
Андрей Барабанов – ученик;
Татьяна Михайловна Думнич –  учительница химии, классный руководитель 10-1 класса;
Маша Кружкова – ученица, сестра Ани Кружковой».
На этом список заканчивался. Ни самого Сурена, ни Даши Малининой, ни Максима Хрумченко в списке не было,  как не было их и среди персонажей рассказа. Впрочем, упоминаемые в рассказе 15 человек (Цуцеров не в счет) составляли  весьма широкий круг подозреваемых, и Максим ни капельки не жалел, что не имеет достаточных оснований этот круг еще более расширить.
После составления полного списка персонажей Максим решил выделить из него тех, кто, по его мнению, наиболее подходил на роль вражеского резидента. Получился новый, значительно более короткий список.
«Саша Злодеев – подозрителен тем, что во втором рассказе играет роль главного организатора розыгрыша.
Федор Красавцев – ради прикола Сурен вполне мог сделать его одним из пришельцев, в этом случае дальнейшее поведение Федора вполне  объясняется его статусом резидента инопланетян. Эта гипотеза также проливает свет на похищение Даши Малининой, поскольку Федор был единственным (не считая самого Макса), кому была известна истинная роль этой девушки во всех происходящих событиях. Несомненно, Федор – один из главных подозреваемых.
Женя Якорчук – удивляет та симпатия, которой внезапно проникся к своей однокласснице Дима Цуцеров, ранее ни в чем подобном не замеченный».
Вот, собственно, и весь список. Подумав еще немного, Максим решил включить в него кого-нибудь из преподавателей.  Кандидатуры Крулевича и Думнич особых подозрений не вызывали, а вот Василий Сергеевич представлялся Максиму весьма подходящей на роль «координатора» фигурой. Дело в том, что у Сурена в последнее время возникли определенные трения с преподавателем ОБЖ, который обиделся на юношу за отказ от участия в городской олимпиаде по этому предмету, и, по мнению последнего, незаслуженно оценил тройкой его глубокие познания в вопросах безопасности жизнедеятельности. Максим допускал возможность, что причиной, побудившей Сурена сделать Василия Сергеевича одним из персонажей рассказа, было желание посмеяться над учителем. Ничтоже сумняшеся, Хрумченко добавил к перечню подозреваемых фамилию Аллахова.
Итак, Злодеев, Красавцев, Якорчук, Аллахов. Из этой великолепной четверки следовало выбрать единственного кандидата на роль резидента инопланетян. Простенький тест из одного вопроса, телешоу «Как стать миллионером». С каким удовольствием воспользовался бы сейчас Максим одной из положенных в этой игре подсказок! Однако на «помощь зала» рассчитывать не приходилось, и некому было удалить из списка  две заведомо лишние фамилии. А уж о «звонке другу» и говорить не приходилось, поскольку друг этот как раз и был самым реальным претендентом на роль главного инопланетного злодея.
Еще раз перечитав весь список в надежде обнаружить новую зацепку, Максим отметил странную схожесть фамилий Сергея Анатольевича Крулевича и Лены Крулевой, однако решил, что к изучаемому вопросу эта схожесть никакого отношения не имеет.  В равной степени любой из не попавших во второй список персонажей рассказа мог оказаться вражеским «координатором», но все-таки главным подозреваемым при любом раскладе оставался Федор Красавцев, закадычный друг и единственный союзник Максима Хрумченко.
Это был тупик. Что делать дальше, наш герой совершенно не представлял. Каким образом сможет он в одиночку противостоять могучей таукитайской цивилизации? Ответа на этот вопрос Максим не знал, да и вряд существовал на Земле человек, который смог бы что-нибудь вразумительное сказать по этому поводу. Разве что Сурен способен был изобрести какой-нибудь совершенно фантастический выход из создавшегося положения. И в этот момент Максим понял, что еще не полностью использовал имеющиеся в его распоряжении возможности. У него все-таки оставался звонок другу, только другом этим был вовсе не Федор Красавцев, который, возможно, и к разряду человеческих существ теперь не относился, другом был Сурен Мракоцанян, единственный человек, который абсолютно точно знал резидента инопланетян. Знал, потому что сам этого резидента придумал!

13

Не лучшим было это воскресенье и в жизни Федора Красавцева.  Вроде бы молодой человек должен был радоваться, что ему удалось удержать своего друга от дикой и абсурдной выходки, а именно таковой он считал в субботу и продолжал считать сейчас похищение их одноклассника Димы Цуцерова. Да, Федор сам участвовал в субботнем похищении, но делал он это лишь для того, чтобы удержать Максима от еще более безрассудных шагов. К тому же произошедшее во время субботней дискотеки по большому счету и похищением-то нельзя было назвать – так, небольшая приятельская разборка, не более того. И в том, что эта разборка не переросла в настоящую трагедию, Федор усматривал исключительно свою заслугу.
И все-таки что-то мешало Красавцеву упиваться ощущением собственной мудрости. В глубине души он вынужден был согласиться с Максимом, что исчезновение Даши Малининой явилось следствием  затеянной ими авантюры, а, стало быть, второй рассказ Сурена полностью не решил стоящую перед ними проблему. Единственный пункт, по которому мнения друзей расходились диаметральным образом, касался методов борьбы с порожденной буйной Суреновской фантазией бандой гуманоидов: Федор, в отличие от Максима, был убежден, что врагов следует уничтожать теми же средствами, которые вызвали их к жизни, то есть с помощью художественной литературы. «Надо будет забрать у Тамары «Розыгрыш» и дать прочитать его кому-нибудь другому. Хахаладзе скорее всего лишь бегло просмотрела рассказ и не стала вникать в детали, из-за чего результат оказался неполноценным. В частности, у Димана могли остаться союзники, на совести которых как раз и лежит похищение Даши Малининой», – так подумал Федор, и мысль эта показалась ему весьма содержательной.
Развивая мысль о возможных союзниках Димы Цуцерова, Федя пришел к такому же выводу, что и Максим, а именно, что еще один из космических пришельцев скрывался под личиной ученика или даже учителя семнадцатой школы. И надо отдать должное его логическим способностям, ведь Красавцев не располагал, подобно Хрумченко, черновиками суреновского рассказа, и в своих умозаключениях руководствовался исключительно дедуктивным методом. По той же причине Федор не стал составлять перечень персонажей рассказа, а сразу перешел к главному списку, то есть к списку подозреваемых. И руководствовался он при этом единственным соображением: агент инопланетян должен был располагать информацией о первом рассказе Сурена и его пока единственной читательнице, Даше Малининой. Довольно жесткое условие, соответственно и список получился весьма коротким и состоял всего из трех человек. Этими людьми были автор рассказа Сурен, друг Федора Максим Хрумченко и сама Даша Малинина. Такой вот забавный списочек получился у Федора Красавцева, и, надо сказать, он совершенно не добавлял нашему герою оптимизма и веры в светлое будущее.
Итак, Сурен, Даша и Макс. Кто-то один из них троих – гуманоид, вражеский агент и редкостный злодей. Сурен, правда, не знал, что рассказ предназначался для прочтения Дашей. Против кандидатуры Мракоцаняна говорило и то обстоятельство, что Сурен-инопланетянин вряд ли стал бы столь подробно пересказывать им с Максом содержание рассказа. Скорее всего, он постарался бы каким-нибудь способом сбить друзей с толку и пустить их по ложному следу. Впрочем, возможно, что он именно так и поступил, и тогда сама история об инопланетянах – более поздняя выдумка их хитроумного одноклассника. В этом случае оставалось признать,  что Федор вообще не располагал никакой полезной информацией, да и сами поиски агента внеземной разведки становились полной бессмыслицей ввиду отсутствия этого агента.
Кандидатура Даши Малининой тоже вызывала некоторые сомнения. Во-первых, было совершенно непонятно, зачем девушке понадобилось похищать саму себя, в особенности, если она была вражеской лазутчицей. Представительница этой профессии вряд ли стала бы по собственной инициативе изымать себя из самой гущи событий, она, наоборот, постаралась бы всячески сблизиться с Федором и Максимом, чтобы тем самым удержать ситуацию под контролем.  Во-вторых, Сурен говорил, что он ни разу не упоминал о Даше в своем рассказе. Конечно, прочитав рассказ и находясь под его впечатлением, девушка могла превратиться в космического агента исключительно силой своей фантазии, но в это Федор почему-то не верил.
Оставался Максим Хрумченко. Факты – упрямая вещь, и Федор вынужден был признать, что именно его друг и соратник оказался номером первым в списке главных подозреваемых. Принадлежность Хрумченко к силам вторжения (пока гипотетическая) объясняла все события последних дней, но при этом она делала абсолютно непонятным  поведение самого Макса. Ибо не было никакой разумной причины, которая заставила бы инопланетянина Хрумченко с таким упорством добиваться захвата в заложники другого инопланетянина, Димы Цуцерова, и все это ради освобождения земной девушки Даши Малининой, незадолго перед этим самим же Максом и похищенной.
Не в силах вырваться из этого порочного круга несостыковок и противоречий Федор раз за разом взвешивал все за и против, однако по-прежнему не находил единственного решения. Наконец он пришел к выводу, что звонок Сурену вряд ли будет опасен даже в том случае, если автор злополучных рассказов по иронии судьбы оказался в стане его противников. «Ну, соврет мне Сурен еще раз, хуже от этого уже не будет», – подумал Федор, доставая мобильник, – «зато я смогу исключить еще одного человека из списка подозреваемых».
– Привет, Сурен, – радостно закричал в трубку Федор, услышав голос друга, – скажи, пожалуйста, кто в твоем первом рассказе был агентом инопланетян? Ну, кроме Димана, само собой.
– Да не ори ты так, я уже сплю, –  сонным голосом пробурчал Сурен, – вы с Максом сговорились, что ли, мне через пять минут звонить по одному и тому же поводу? Я только что объяснил Хрумченко, что никакого агента у меня в рассказе не было. Точнее, я о таком агенте упоминал, но никого конкретно не имел при этом в виду, и уж тем более никого не называл. Я, между прочим, не роман-эпопею написал, а небольшой рассказик о том, как Дима Цуцеров стал великим математиком.
– Спасибо, Сурен, ты мне очень помог! – громче прежнего заорал Федор. Слова Сурена, конечно, нисколько не прояснили ситуацию с агентом инопланетян, но они, по крайней мере, сняли подозрения с Максима, который, судя по всему, пытался сейчас разгадать тот же самый ребус, что и Федя. Вот только странно, откуда возник этот самый агент, если в рассказе о нем ничего конкретного не сообщалось. Каким дьявольским воображением должна обладать Даша Малинина, если ей удалось обыкновенного российского школьника в одночасье превратить в матерого таукитянского разведчика, который, кстати, ее саму тут же и похитил? А, может быть, разведчик инопланетян существовал еще до того, как Даша прочитала пресловутый рассказ, и даже до того, как этот рассказ вообще появился на свет? И семнадцатая школа уже давно находится под пристальным наблюдением какой-то внеземной цивилизации? Но тогда получается, что и Дима Цуцеров с самого начала был инопланетянином, и рассказ Сурена не имеет к происходящим событиям никакого отношения?
«Наверно, у меня поехала крыша», – с грустью подумал Федор и отправился спать.

14

После того, как гуманоиды покинули комнату, в которой лежала Даша, она снова погрузилась в сон. Однако сон этот почти не отличался от яви, так что через некоторое время девушка уже перестала понимать, спит ли он сейчас или спала раньше, когда присутствовала при разговоре Димы Цуцерова с гуманоидами. Не стоило также отбрасывать версию, что Даша спала оба раза, и это выглядело гораздо более правдоподобным, чем предположение о том, что она оба раза бодрствовала.
Впрочем, поначалу с Дашей вообще ничего не происходило, и она потихоньку начала размышлять над увиденным, а точнее будет сказать, над услышанным. Потому что именно из беседы Димы Цуцерова с высоким гуманоидом девушке стало окончательно ясно, что она находится на космическом корабле пришельцев. Причем находится в плену, и по какой-то причине освобождать ее в ближайшее время никто не собирается. Чем-то она, видите ли,  им помешала, что-то там у них из-за нее не срослось, ну и черт с ними, гори они все ярким пламенем, ни капельки не жалко этих гуманоидов. Вот Диму Цуцерова Даше было почему-то немного жаль. Каким-то он выглядел несчастным, забитым и немного жалким, хотя, кажется, должен бы радоваться, что собратья из далекой Галактики прилетели его проведать. Даше даже показалось, что Дима без особого энтузиазма воспринимает планы пришельцев, а ведь в этих планах ему отводилась далеко не второстепенная роль. А кто бы, скажите по совести, обрадовался, если бы услышал, что в ближайшие несколько лет обречен, не разгибаясь, заниматься одной математикой, да еще и какие-то открытия при этом совершать? Нет, любой бы на месте Димана от такой перспективы впал в уныние и, скорее всего, попытался бы от этого дела как-нибудь откосить. Тут Даша представила, что она помогает Диме Цуцерову откосить от занятий математикой и тем самым спасает родную планету от вторжения инопланетян. Мысль эта показалась девушке весьма привлекательной и значительно подняла ей настроение, которое, впрочем, и без того не было таким уж плохим.
Затем Даша вспомнила о Максе и поняла, что сильно по нему соскучилась. «Он не оставит меня в беде и освободит из плена», – подумала девушка и представила Максима Хрумченко, подобно былинному русскому богатырю вступающего в схватку с превосходящими силами инопланетян и, что весьма существенно, одерживающего верх над своими грозными противниками. В особенности живо представила Даша финальную сцену этой схватки, а именно тот момент, когда она награждает своего спасителя долгим жарким поцелуем.
Действительно, в  воображении девушки этот поцелуй получился не по-детски долгим, и прерван он был лишь появлением в комнате … Димы Цуцерова. Даша мысленно попросила извинения у Макса, что прерывает встречу с ним на таком интересном месте, и слегка повернула голову в сторону другого своего одноклассника, который явно прибыл сюда для беседы с ней.
– Привет, Даша, – произнес Дима шепотом, вплотную приблизившись к ее кровати.
– Ну, здравствуй, Дима. С чем пожаловал?
– Да вот, хочу одну штуку с тобой обсудить. Ты вообще-то в курсе, что здесь происходит?
– Совсем чуть-чуть.
– Короче, втравили меня братья-инопланетяне в одно не очень веселое дельце. А я хочу как-нибудь от этого дела отвертеться.
– И чем это я смогу тебе помочь?
– Очень даже сможешь, ты даже не представляешь, как сильно ты сможешь мне помочь, если прочитаешь вот эту штуку, - и Дима протянул Даше обычную ученическую тетрадь, на обложке которой корявыми буквами было выведено одно-единственное слово «Рассказ».
– Да что это вы все повадились мне последнее время рассказы таскать на прочтение!? - с деланным возмущением в голосе воскликнула Даша.
– Понимаешь, Даша, – замялся Дима, – ты обладаешь одним уникальным свойством.
– Это каким еще свойством? – заинтересовалась девушка.
– Твои фантазии каким-то непонятным образом превращаются в реальность. Например, прочитаешь ты книгу, и тут же все, о чем в этой книге написано, происходит на самом деле.
– Неужели прямо так все и происходит, как в книге написано?
– Прямо так и происходит. Только книга должна быть написана про людей, с которыми ты лично знакома.
– Так что это получается, выходит, ты из-за меня гуманоидом стал?
– Выходит, из-за тебя.
– Жесть. И что же ты от меня хочешь? Про что ты в своем рассказе написал?
– Понимаешь, Дашка, мне совершенно не нравится это дело. Не хочу я гуманоидом быть, ну хоть убей. И математикой заниматься не хочу, а она из меня прет сама, так что не остановишь. А потом…
– Что потом? – в голосе Даши явственно звучало любопытство.
– Да, понимаешь, влюбился я. В Женьку Якорчук.
– Ой, как это романтично! Любовь гуманоида и земной девушки!
– Да нет тут ничего романтичного. Гуманоиды – существа однополые. Они почкованием размножаются.
– Да, Цуцеров, похоже, ты влип. Ладно, так и быть, прочитаю я твой рассказ. Кстати, ты его сам написал или тоже к Сурену за помощью обращался?
– Сам. Только ты давай, поскорее его читай, а то Тамара что-то подозревать начала. Боюсь, как бы она нам не помешала.
– Какая Тамара? – удивилась Даша.
– Да наша Тамара, Хахаладзе. Она у меня кто-то вроде куратора.
– Тамара Хахаладзе – инопланетянка?!
– Ну да, а ты разве не знаешь? Разве это не по твоей милости она в гуманоиды записалась?
– Да нет, ничего подобного я про нее не читала.
– Ну, не знаю. Так или иначе, Тамара – гуманоид, притом самый главный. В смысле, из тех, кто сейчас на Земле находится.
– Ну и дела! Слышь, Диман, последний вопрос.
– Ну, если последний, то давай. Не хочу чтобы меня здесь застукали.
– Скажи, ты почему выглядишь, как кусок студня?
– Ну и вопрос. Прямо-таки архиважный вопрос. Это у меня скафандр такой специальный. Я и сам не знаю, зачем они на меня эту штуку нацепили, я и без нее прекрасно себя чувствую. Ладно, Дашка, я пошел. А ты с рассказом поторопись.
И в этот момент Даша проснулась. В руках она держала ученическую тетрадь, на обложке которой корявым цуцеровским почерком было старательно выведено одно-единственное слово «Рассказ».

15

А дальше все случилось так, как было описано в рассказе Димы Цуцерова. К слову сказать, рассказик у него вышел довольно недурственный, не хуже, чем у Сурена, но, конечно, совершенно в другом стиле. Главным действующим лицом в рассказе у Димана был выведен Макс Хрумченко, который, обнаружив на школьном дворе летающую тарелку, тут же собрал отряд одноклассников и взял штурмом космический аппарат пришельцев. Продемонстрировав недюжинный литературный талант, Дима Цуцеров сразу после сцены штурма, исполненной в лучших традициях жанра боевой фантастики, теперь уже в лирической манере изобразил освобождение Даши Малининой из плена со всеми полагающимися в подобной ситуации объятиями и поцелуями.
Не обделил автор вниманием и собственную персону, однако писал о себе чрезвычайно сдержанно, хотя и с достоинством. Несколько раз Дима подчеркнул полное отсутствие у себя каких-либо математических способностей, при этом, правда, он несколько приукрасил некоторые другие свои достоинства, в особенности те, которые обычно вызывают повышенный интерес у особ прекрасного пола. Вопрос об инопланетной природе Димы Цуцерова в рассказе напрямую не ставился, но как-то так само собой выходило, что если и имелись в юноше какие-либо гены космического происхождения, то гены эти не получили в нем должного развития, полностью стушевавшись перед лицом грубой земной доминанты.
Всего пару раз упоминалась в рассказе и Женя Якорчук, но и этого было вполне достаточно, чтобы в читателе укрепилась уверенность: теплое чувство, которое испытывал к девушке юный сочинитель, не могло оставить ее равнодушной. И снова следует отметить ту деликатность, с которой Дима решил стоящую перед ним задачу. Ведь он ни разу напрямую не написал об испытываемых Женей чувствах, и вся читательская убежденность являлась следствием особой тональности произведения.
А как же инопланетяне? Как распорядился судьбой  своих недавних соплеменников вчерашний гуманоид Дима Цуцеров? Можно сказать, очень гуманно распорядился. Убедившись в провале своих колонизаторских планов, представители таукитянской цивилизации во главе с бывшей десятиклассницей Тамарой Хахаладзе поспешили убраться с планеты Земля восвояси, дабы не привлекать к своей деятельности внимание Галактического Совета и не навлекать на себя гнев этой весьма прогрессивной организации.  Даша Малинина, впрочем, сочла, что эту ситуацию Дима разрулил не самым лучшим образом. По мнению девушки, Тамару следовало лишить таукитянского происхождения и вернуть ей статус земной жительницы.  Однако, будучи весьма дисциплинированной читательницей, Даша даже и не подумала, что имеет какое-то право хотя бы по одному пункту выражать свое несогласие с автором рассказа. А больше никто выступить в защиту Тамары не мог в принципе, поскольку никто, кроме Даши, вообще ничего не знал о написанном Димой Цуцеровом рассказе.
Хрумченко с Красавцевым были убеждены, что им удалось одержать верх над инопланетянами исключительно благодаря настырности Макса и, само собой разумеется, благодаря той поддержке, которую в критический момент оказали ему почти все одноклассники.  Среди участников штурма космической тарелки были и Саша Злодеев, и Влад Гномов, и два Андрея – Треплов и Барабанов, и Володя Шарманкин, и многие, многие другие. И Федор, и Максим, кстати говоря, в конце концов вполне самостоятельно вычислили, что именно Тамара Хахаладзе была тем самым резидентом инопланетян, над загадочной личностью которого они в воскресенье изрядно поломали свои светлые головы.
– Представляешь, Максим, – говорил другу Федор по-прошествие нескольких дней после описываемых событий, – я ведь сперва тебя подозревал, но потом сообразил, что Тамара прекрасно знала содержание второго рассказа и запросто могла его инсценировать.
– Федя, не переживай, – отвечал ему Максим, – я ведь тоже полагал, что именно ты – главный космический злодей.
– Да я особо не переживаю. Томку вот только жалко, хорошая она девчонка. Слышь, Макс, может, попробуем сочинить рассказ, в котором Хахаладзе возвращается? Типа того, что у нее аппендицит удалили, и она все это время в больнице пролежала.
– Ну уж нет, Федя, хватит с меня этих рассказов. Давай как-нибудь без них обойдемся, а то, боюсь, в следующий раз мы так легко не отделаемся.
– Как скажешь. Но я бы, ей-богу, рискнул.

Но закончилась наша история вовсе не этим разговором. Закончилась она ранним утром двадцать девятого числа весеннего месяца мая, когда шаркающей усталой походкой в двери двадцать седьмого кабинета семнадцатой средней школы города Твери вошел учитель математики Сергей Анатольевич Крулевич. Ничто не портило в этот день радостного настроение учителя, поскольку был это последний день занятий в завершающемся учебном году. Кротким взором окинув дружно вставших перед ним учеников, Крулевич бодрым голосом произнес:
– Садитесь, дети. Сегодня я хочу прочитать вам одну небольшую повесть.  Эту повесть сочинил я сам, и сочинил я ее про вас и для вас, поэтому постарайтесь слушать меня очень внимательно.
– Сергей Анатольевич, а как ваша повесть называется? – раздался с третьей парты звонкий голос Леры Знайковской.
– Повесть называется «Мир Федора Красавцева», – ответил Крулевич и, заметив, что Знайковская открыла рот для очередного вопроса, быстро продолжил:
– Давайте договоримся, что все вопросы вы будете задавать потом.
– Ладно, читайте, – разрешила Знайковская и приготовилась слушать.
А Сергей Анатольевич открыл дипломат, извлек оттуда желтую пластиковую папку, достал из этой папки листок формата А-4 и незамедлительно приступил к чтению.
«Федор Красавцев еще в раннем детстве заподозрил, что окружающий его мир устроен совсем не так, как этому учат в школе. Вот взять, к примеру, город  Нью-Йорк …»