Тусклый месяц. Туман на цветы
Чуть заметную бросил прядь.
Этот вечер словно затем,
Чтобы тайной встречи искать.
Ли Юй.
Как я здесь оказалась – не знаю. Просто в какой-то миг в моем сознании возникла мысль – Венеция. И она тут же стала реальностью.
На темной элегантной гондоле, с позолоченными перилами и мягкими низенькими красными сидениями, я плыву по узкому каналу Рио-ди-Палаццо. Гондольер уверенно ведет свою прекрасную ладью. Он неспешно рассекает длинным веслом загадочно переливающуюся гладь вод, тихо напевая старинную любовную песню. В песне говориться о юноше, страдающем от разлуки со своей возлюбленной. Он сравнивает ее взгляд с прохладной нежной волной и с ласковым солнечным лучом, без которого увядает его жизнь.
Говорят, что сам воздух в этом городе пронизан романтикой. В нем растворены запахи летних цветов, экзотических плодов и морского бриза. Вдыхая его, растворяешься в мире эротических грез. В затуманенном и одновременно возбужденном сознании возникают прекрасные видения, которые, как поговаривают, даже имеют свойство материализовываться. Ночное венецианское небо ярко освещено идеально очерченным диском луны и осыпано бриллиантами звезд. Бесконечные фасады дворцов блистают огнями по обеим сторонам канала и отражаются в нем, как в зеркале. Даже стены этих роскошных зданий, со всеми их витиеватыми балюстрадами и балкончиками, увитыми гирляндами роз, пропитаны утонченным сладострастием.
Наша водная дорога проходит под мостом Вздохов. Я узнаю его по закрытой каменной галерее с окошками. Почему-то вспоминаю об известном авантюристе Джакомо Казанове – любимце женщин и тайном агенте. От этих мыслей легкая улыбка, помимо воли, щекочет мои губы. Как бы в ответ на сии волнительные размышления, гондольер, до этого времени стоявший ко мне спиной, оборачивается и кивает головой, тоже улыбаясь, и как бы приглашая на что-то обратить внимание. Только после этого замечаю, что мы остановились у небольшого портика, затопленного водой, ступеньки которого ведут к массивной двери, ведущей в какое-то здание. Понимая, что пора покидать мой сказочный челн, подбираю, чтобы не намокли, шелковые юбки великолепного платья с искусно украшенным корсажем, и, опираясь на обернутую черной накидкой руку своего провожатого, ступаю ногами в легких лаковых туфельках на размытую водой мраморную лестницу, ведущую к тайне.
Дверь, инкрустированная головами мифологических персонажей, тяжело и мелодично отворяется, и я оказываюсь внутри здания. Взору открывается длинный коридор, к моему удивлению, освещенный смоляными факелами. Делаю несколько шагов и слышу звук захлопывающейся за мною двери. Сердце слегка сдавливает страх одиночества, но мысленно говорю себе: «Отныне пути назад больше не существует. Значит, остается идти только вперед». Оглядываюсь, и вижу, что вдоль коридора, в массивных рамах, висят портреты людей, живших здесь давно. Их лица на потемневших холстах, мерцают и притягивают неизвестностью. К щемящему сердце ощущению добавляется предчувствие заманчивого приключения, и я стремительно направляюсь в эту соблазнительную неопределенность.
Постепенно коридор превращается в лестницу, ступени которой ведут наверх, понемногу расширяясь, и в конце упираясь в галерею с восемью запертыми дверьми. С огромным усилием, но тщетно дергаю каждую из них и уже почти прихожу в отчаяние, как вдруг до меня доносится бой часов, извещающий о наступлении полночи. Лишь только последний их звук тает в воздухе, факелы гаснут, и воцаряется полная темнота. Через мгновение, как будто сквозь щели, отовсюду начинает просачиваться нежнейшая музыка, исполняемая на неизвестном мне инструменте. Затем все двери открываются одновременно, и вот я стою на огромной площади, совершенно ослепляющей своим великолепием и огнями карнавала.
Венецианский карнавал! Это словосочетание само по себе приводит в восторг! Ведь с ним связаны ассоциации, внушаемые нам с самого детства: веселые представления с Арлекином и Коломбиной, маски, конфетти, серпантин!
Вокруг меня буйствует толпа людей в красочных костюмах. Лица многих из них, как и мое, скрыты разноцветными масками. Маски самые разнообразные, от простых гладких, выполненных безо всяких изысков, до дорогих, украшенных драгоценностями и свидетельствующих о положении синьора или синьоры. Мое лицо почти полностью прикрывает маска из красного бархата с причудливыми узорами из рубинов, гранатов и изумрудов, идентичным тем, что украшают корсаж платья и прекрасно гармонируют с несколькими изящными перстнями на пальцах. Маска является обязательным атрибутом карнавалов, которыми Венеция славится с давних времен.
Веселье на площади такое неистовое, что мне вдруг внезапно становится грустно оттого, что, в общем-то, ни с кем здесь не знакома и, наверное, не имею никакого права слиться с этими людьми в столь бурной и почти стихийной всеобщей радости. В мыслях пролетает тоскливо: «Одиночество в толпе…» И только успеваю об этом подумать, как тут же, словно подхваченная вихрем, оказываюсь в переливающемся ручейке танцующих какой-то стремительный танец.
Не успевая даже вовремя перебирать ногами, летя в этом блестящем потоке, ощущаю, что руку мою не грубо, но уверенно сжимает чья-то рука, а другая рука постоянно поддерживает и приходит ко мне на помощь в минуты, когда мои ноги, не выдерживая столь живого ритма танца, спотыкаются и подкашиваются. Таким образом, я как бы нахожусь в объятиях невидимого мне мужчины, чувствую его спиной, ощущаю его дыхание у своего лица, слушаю его торопливую и мелодичную итальянскую речь, вдыхаю запах его разгоряченного в танце тела. Однако это постоянное присутствие незнакомца рядом со мной не доставляет никаких неудобств. Даже совершенно все наоборот, пьянящее тепло защищенности охватило мое тело, мысли растворились и почти исчезли, а я продолжаю парить в неведомом мне ранее состоянии счастливого упоения, устремляясь навстречу своей судьбе.
Неожиданно танец заканчивается. Площадь расчищается, и большая часть танцующих размещается по периметру. От этого всеобщего скопления отделяются пары и последовательно заполняют площадь равномерными квадратами. Меня постепенно оттесняют, и, в конце концов, непонятным образом, я оказываюсь в центре площади. Звучит новая музыка и кавалеры подают руки дамам, стоящим напротив.
Оглядываюсь по сторонам и замечаю, что мужчина в безупречном костюме, сшитом на старинный манер, стоящий чуть справа от меня, улыбается, видимо, из-за моего немного растерянного вида. Он также протягивает мне руку с раскрытой ладонью. Подчиняясь непонятно откуда появившемуся влечению, послушно вкладываю свою ладонь в его. Медленно и плавно, под завораживающие звуки струнных инструментов, действуя скорее инстинктивно, чем опираясь на знания фигур старинного танца, я двигаюсь в паре со своим кавалером, глядя в его глаза, кажущиеся необыкновенными и колдовскими. Ощущение счастья теплыми волнами окутывает все мое тело, и мне кажется, что этот танец отныне будет продолжаться вечно. Мысленно я ликую от всей души: «Высшие силы! Мне так хорошо! Ну, пожалуйста, пусть этот танец будет бесконечным! Пусть будет так всегда!» Чувствую, что мое состояние передается и партнеру, потому что он все сильнее и сильнее прижимается ко мне и биение его сердца уже для меня заглушает все звуки карнавала.
Снова, как будто бы из небесной выси, звучит колокол. Мы оба, оторвав свои взоры друг от друга, обращаем их вверх. Там, в ночном небе, в нежных бликах мерцающих звезд, парит белоснежная бумажная голубка. Она на невидимой нити медленно опускается с высоты к самому центру площади, и, неожиданно для многих, взрывается и осыпает всех собравшихся здесь искристым дождем из золотистых и серебряных конфетти. Всеобщее ликование усиливается. Я радостно что-то выкрикиваю вместе со всеми. Вдруг вновь ощущаю теплое дыхание у своего уха и нежный шепот: «Встретимся в три часа в кафе Лавена, напротив дворца Дожей. Я сам Вас найду, прекрасная Незнакомка…»
С его уходом, я внезапно осознаю, что нахожусь в замкнутом пространстве. Становится душно, и я, желая вырваться из толпы, пытаюсь протолкнуться сквозь нее, но еще более углубляюсь. Меня окружают смеющиеся лица, которые теперь просто действуют на нервы. Я их отталкиваю от себя, но меня хватают за руки, увлекая за собой. Все что-то весело и беспорядочно кричат, но я уже не в состоянии постичь смысл их речей, а только ощущаю винные запахи, исходящие от веселящихся, что также весьма раздражает. Понимаю, что в ближайшее время уже не вырвусь из этого круговорота, и, сперва злюсь сама на себя из-за своего бессилия, но потом принимаю данную безысходность, как неизбежность и карму. С хаотическим потоком толпы, буквально волочащей меня по лестнице с гигантскими скульптурами обнаженных мужчин, попадаю во внутренний дворик какого-то дома. Здесь толчея постепенно рассеивается. Я сворачиваю в переулок, напоминающий коридор из-за деревянного тротуара и необыкновенной тесноты, и вновь попадаю на площадь.
Через какое-то время сознание мое постепенно проясняется, и я начинаю восстанавливать свои познания о городских достопримечательностях. «Сейчас я нахожусь на Пьяца Сан Марко»,- мысленно соображаю, и, уже ощутив себя совершенно свободной от всех произошедших со мной наваждений, пытаюсь сориентироваться в пространстве знаменитой площади. Узнаю легендарный дворец Дожей по кружевному фасаду. Сняв, уже надоевшую маску, зачем-то бессмысленно иду вдоль колоннады дворца.
Диск, восходящего из волн Адриатики, солнца настигает меня сидящей на мраморной скамеечке у Порта делла Карта – входа во дворец. Я думаю о том, что Моя Венецианская Ночь окончена, а вместе с ней упущена возможность приключения.
Чувствуя себя опустошенной, бреду к ближайшему кафетерию по пустой, залитой солнцем площади, осыпанной мишурой прошедшего карнавала. Сама себе кажусь нелепой в своем стилизованном под старину платье. Вхожу в еще пустое помещение кафе и присаживаюсь за крайний столик. Ожидая, заказанное для поднятия настроения, кофе и шоколадное мороженное, наблюдаю открывающийся из окна живописный вид на центральную часть площади, где в это время уже слетелось множество голубей.
Звуки знакомой мелодии едва слышны. Они непонятно откуда льются и постепенно заполняют пространство. Официант приносит мой заказ и таинственно улыбается. У меня возникает мысль, что вокруг меня вновь совершается какое-то волшебство. Эта мысль превращается в уверенность, когда отворяется дверь, и я, даже не видя вошедшего, почему-то угадываю по звуку шагов, что сейчас передо мной предстанет знакомая мужская фигура. С каждым шагом, приближающим его ко мне, в моем сердце усиливается щемящее чувство предвкушения счастья. Мужчина подходит и протягивает мне свою открытую ладонь. Я вкладываю в нее свою, маленькую и хрупкую, доверчиво, и, безусловно, наивно всматриваюсь в его блестящие, безо всякого стеснения очаровывающие меня, глаза. При этом лишь одна мысль мелькает в моей голове и согревает хрупкой надеждой: «Что же, видимо, чудеса продолжаются!».
Где-то, на извилистых водных улочках Гранд Канала – удивительной и неповторимой магистрали Венеции, гондольер исполняет свою бесхитростную баркаролу для Женщины, чьи мечты в этом сказочном городе должны стать реальностью. Он поет:
Под солнцем Венеции людям
Дарует судьба чудеса!
Пылают от нежности губы,
От счастья сияют глаза!
Влюбленные - будто бы дети,
Лишь верят биенью сердец,
Хоть все забывают на свете,
Но им помогает Творец!
Под звуки баркаролы, настоящие, живые голуби с Пьяца Сан Марко взмывают в нежно-голубую высь, пронизанную золотистыми лучами знойного венецианского Солнца.