Она не может быть тягучей,
Как патока и мармелад.
Шла королева к гильотине,
Пил неразбавленный мартини
Коктейль из крови - водопад,
Водоворот голов безглазых
Не слышавших последней фразы,
В которой было слово "Бог".
Палач галантно подал руку,
Из глаз пустых роняя скуку,
И душу отпустить помог.
Душа метнулась белой чайкой,
Ночною искрою случайной,
Упала в омут чёрных дыр,
Где шли чуть слышно ноты плача.
Здесь можно так, а не иначе
Являться голым в этот мир.
Она жена, он обнажённый,
Рыдает колокол сожжённый
В чуть приоткрытое окно
Москвы двенадцатого года
Французов первого исхода,
Убитых под Бородино.
Шли, в русский снег вмерзали лица
Под гром фанфар Аустерлица
Все к Ватерлоо, на позор,
Где Жозефину - на Елену
И рёв толпы - на моря пену
Под угасанье приговор.
Так просто на сукне зелёном
В триктрак сыграть с Наполеоном
Колодою краплёных карт,
Ботфорты сумрак жадно лижет
За сто шальных ночей Парижа
Заставил душу Бонапарт.
История - комок историй
Сквозь звёзд хрустальный крематорий
Нить Ариадны, прочертив
Глазное яблоко Вселенной,
Определила - все мы тленны,
Все судьбы на один мотив.
Но где-то выпадает нота
На солнце падает, в болото,
В пустыню, на излом дорог.
Нет, эта нота не фальшива
Иисус рождается, и Шива,
Пуссен, Кранах, Винсент Ван Гог.
Засвищут птицы, ухнут совы,
Мелькнёт кометы ключ басовый,
Созвездье Рак, Созвездье Лев.
Есть чёт, а где-то бродит нечет,
Рвёт неба полог быстрый кречет,
Крылом за радугу задев.
Мелькают радуг голограммы,
Забыты капища и храмы,
Где жертвы, отдавая кровь
Не приближали, отдаляя
От грешников ступени рая,
В котором правила любовь.
Без покаяний и молитвы
Идут на бойни, то есть битвы
Слепцы за боевой трубой.
Есть постулат, где вывод лживый -
Что мы должны неудержимо
Идти в последний, смертный бой.
Бой с правым, а возможно левым,
Слеза казнённой королевы
Пробьёт космический туман,
Покажет всем её дорога,
Что истина в устах у Бога,
Иная истина обман.
История - любитель шутки.
Возьми любые промежутки
Столетье, день, последний миг.
В небытиё пакуем сумки
Читать наскальные рисунки,
Страницы самых первых книг.
Как дополнение к Корану,
Читаем Тору, Рамаяму,
Соскочит кто-то на Золя,
На "Поученье" Мономаха.
Лежат в углу в лохмотьях праха
"Майн кампф" и "Малая земля".
Звезда сгорела и упала
На том нетленный "Капитала",
Из "Искры" пламя сушит лбы,
Стекая в строки Марсельезы...
Не приживаются протезы
К живому дереву судьбы.
Построим новый - старый рушим,
Разрушим совесть, честь и души
У дрессированной толпы.
Печать на ум, а в горло пробку -
За чечевичную похлёбку,
За ломтик хлеба, горсть крупы.
Злым ветром по мозгам и лицам
Срывает фалды Солженицын,
Но снова, затыкая рот,
Где вместо пробки мыслей жвачка,
Речей бессмысленных горячка
Не превратит толпу в народ.
Желаем хлеба и футбола,
А на могилу Черновола
Роняет дерево листы,
Свои записки и шпаргалки.
Обсели вороны и галки
Калины красные кусты.
Есть грязь, есть мерзкое болото,
Но есть Софии позолота,
Ревёт и стонет Днепр. Шумит
О нашей славе, нашей воле,
А кони Хмеля в чистом поле
Тараса пишут "Заповіт."
