Ну, конечно же, завтра придет паутиновый папа.
Загоревший и пыльный, мой плюшевый мишка в Анапе
Или Ялте искал тебя целое лето и осень.
[Паучки моей памяти все копошатся под шляпой,
Пока я твоими следами брожу меж трех сосен,
И мне Макошь прядет паутинку, к тебе чтоб добраться.]
Паутиновый папа, признай виновато-привычно,
Что придумал мне дуру-сестричку в бантах и косичках
Или толстого, липкого, глупого сводного братца,
Что без разницы и, в общем-то, аналогично.
[Из своей монреальности долго я тебя не вычту,
Так что можешь по воле Арахны сюда ты прокрасться…]
Папа, папа, а может ты - в небе заплатка
И летишь золотисто ко мне сквозь индейское лето?
Ты висишь посредине распятья в ветвях бересклета
Паучком, улыбаясь прощально и так виновато.
Папа, пап, подари мне на память волшебную прялку,
И (не)детские слезки сплету я в белковые нити,
Мотыльковое счастье мое улыбнется в зените,
Наловив в эту сеть махаонов и тех же пестрянок.
[И в тридцатое с хвостиком бабье (недетское) лето
Без билета в твой сон упаду я листочком багряным,
Надорвав золотистые мертвые эти тенета…]