Тарелки трёт подёнщица-душа
и, в окна глянув, радуется, если
зима на крышах зла и хороша.
Она вернётся к прежнему, хоть режьте!
Да - без времён. Да - скудность. Да - зима.
Но есть мотив и в нём равны, как прежде,
восторг равнин и завиток ума:
в нём - краткий счёт волшебных крыш на белом,
на ржавом - снега, в темноте - окна.
Не зная слов, она мычит напевы...
Что помнить ей, коль врут вокруг?
Она,
на кухне спрятавшись, зовёт надежду делом,
и нищетой навек поражена.