Это сочинение вы можете встретить в Интернете в разной редакции… Оно называется «Русские плачи», «Собственники», «Не кради», но после последней авторской правки я остановился на следующем:
Александр Муленко
КЛАДБИЩЕНСКИЙ СТРЕЛОК
Всем не вернувшимся домой с работы посвящается…
- Ты куда стрелял, змей?..
Старушка захлёбывалась слезами.
- Та не ори, Матрёна, без тебя досадно, - оправдывался Семён.
- Ты куда стрелял? - зарыдала она и ударила его ручонками по спине. И взвыла по-бабьи, отчаянно, тонко.
- У меня один сын и тот уже мёртвый… Его военная фотография осталась на кладбище, на могильном кресте - рядового солдата!.. Я хотела её размножить на память, но никто не помог старухе…
Она колотила стрелка между лопаток.
- Изорвал, изорвал её в клочья…
- Та, не хотел я, Матрёна, уж так получилось…
Семён повернулся к ней лицом, и отшатнулась женщина, бросилась к расстрелянному кресту, упала на колени перед ним как перед богом и заголосила:
- Сыночек, мой ясный! Не было тебе покоя ни в жизни, ни после смерти…
Подоспевший на крики Назим отобрал у Семёна берданку и строго спросил:
- Охотишься, сволочь…
- Я отработаю, Назим Акрамович, ты не доноси участковому, я вспашу тебе весною участок и почищу сараи... Участковый молод, жаден до денег, хоромы себе поставил, не расплатиться мне за эту охоту, - не повезло.
Охотник лукавил, а тётка Матрёна рыдала, целуя крест.
- Пули бандитские не тронули, промчались… Ты вернулся ко мне с медалью - красивый и статный… Но сожгли тебя жадные… Косточки мне обугленные вернули!..
Сын у неё сгорел восемь лет назад в мартеновском цеху металлургического комбината. Бросил алюминиевую чушку в ковш - раскислитель, и волна стали накрыла подручного. Внутри, в пустоте, в чушке той конденсат оказался. Веселился огонь, голубые язычки пламени метались по остывающей луже. Подступиться к погибшему металлургу было не просто. Прошло ещё пять часов, прежде чем сварные вырезали останки подручного.
- Ну будет, Матрёна, будет, пошли домой, не убивайся! - успокаивал Назим: - А ты не можешь стрелять - сиди на печи, охотник…
- Та кто же знал, что ружьё высоко подскочит?
- По кладбищу бил, - и сквозь зубы Назим добавил ему в лицо, - продажная шкура…
- Та не попал бы я, кабы не отдача…
- Заткнись и молчи!..
- Андрюшенька!.. Сыночек мой! Живого я тебя провожала и тёплого!.. Покорёженного металла кусок мне вернули, просили прощения... Нет силы на свете мыкаться… В землю хочу, Андрюша, чтобы тебе не холодно было…
= 2 =
Жили они по соседству на окраине посёлка около кладбища. Жили бедно. Изба у Матрёны покосилась, править её было некому. Сын погиб на работе, а следом от тяжёлой болезни умер муж. Горе ускорило смерть отца погибшего металлурга. Была у Матрёны сноха и внуки, но они переехали в город и редко навещали старуху. Сама она носила воду из колодца, перекапывала огород, полола его, окучивала картошку, собирала колорадских жуков – выживала на пенсию во времена стремительного роста цен. И ходила на кладбище: поправляла могилки усопших, обновляла на них цветы, разговаривая с крестами, как с живыми людьми.
Семён торговал. Едва узаконили частную собственность, он бросил свою прежнюю работу на стройке и взял себе подержанную «копейку», да начал кататься по окрестным сёлам, перекупая у людей свинину и говядину. Сбывал её оптом на рынок. Переплачивал за крышу «ментам» и «бандитам», а также другим представителям власти, инспектирующим продажи. Сетовал, прибедняясь, что не может достроить мансарду на даче, и втуне переживал, поглядывая на гору, где стремительно поднимались в небо дома городских милиционеров и служащих.
- Эх, мусора, мусора, вашу мать, кровопийцы народные, - но подспорье в хозяйстве было, и он торопился в курятник за яйцами: - Разворовали Россию, гады, приватизировали.
Назим, его сосед, прослыл отчаянным забиякой с детства. В юности хулиганил и дрался, выплачивал штрафы - горячий парень. С годами остепенился. Женился. Остыл. Работал в карьере - рядом. Кружился его «БелАЗ» по спирали дорог, и, пока своевременно выплачивали деньги, жизнь не давала трещин: семья у него жила в достатке. Честно заработанный хлеб на столе не переводился. Старые бобыли приятели заходили к нему на чарку водки, но вели себя прилично, уважая семью товарища. Удовлетворяясь немногим, люди судачили об охоте и строили планы на выходные.
Словно горы, окружили поселок рыжие склоны отвалов. Самый старый из них - за кладбищем. Переходишь, бывало, заболоченный ручей - и вот его подножье. Искусственная гора. На её осыпях давно уже прижились репейники и полынь; клочьями, словно пряди волос на седеющей голове, колосится ковыль, пригибаемый ветром.
Рос металлургический комбинат - рос город. Обустраивались люди, обживались, покупали технику: кто мотоцикл, кто автомобиль. Было время, а я его помню, когда не боялись оставить машину на улице в ночь, в грязи, доверяя друг другу, жили в распутицу, не зная зависти, без камня за пазухой. «Ключ под ковриком», - писал я мелом на двери квартиры и мчался играть на улицу в чехарду, забывая про всё на свете. Но это в далёком прошлом, и разумный хозяин сегодня живёт за бронированными ставнями. Однажды, в счёт зарплаты, предложили на отвале землю под гаражи, и построили «безлошадные» люди ненужные им коробки из неликвидных стройматериалов.
Плакала дома Матрёна долго. Но не причитала, как на кладбище, а по инерции - роняла слёзы, смахивая их краем косынки на землю.
Пятилетняя дочка Назима Тая оставила в покое куклу на лавочке и подошла к старой женщине:
- Не плакайте, бабушка Мотя, -
- Больно мне, Таенька, больно мне, детонька. А твою бы куколку убили, ты бы не плакала?
- Я же говорю тебе - не виноват! - крикнул из-за забора Семён.
- А кто виноват? - её голос окреп, глаза высохли. - Ты кого хотел убить?
- Лисицу, Матрёна!.. Рыжую! Она у меня в курятнике шкоду наделала.
- Не ври, окаянный! Вот возьму я лопату и огрею ирода!..
За отца заступился сын - первоклассник
- Это Тайка во всём виновата, - показал он на девочку, - она мне первая расссказала: «Я, Паша, лисичку-сестричку видела» - было дело…
Девочка испугалась и насупилась.
- Бабушка Мотя, прости, я не знала. Лисичка такая красивая… С белым хвостиком.
Она всхлипнула, не зная, как себя вести дальше.
- Что ты, Таенька, что ты, милая… В чём ты повинна?..
Матрёна поцеловала девочку в лоб.
= 3 =
Я - случайный прохожий. Я поднимаюсь на отвал, потому что самая короткая дорога в посёлок, как мне кажется, лежит здесь. Я опаздываю на работу. Я спешу. Из-под моей ноги выворачивается камень и катится вниз, увлекая за собой другие осколки горной породы. Я - случайный персонаж. К истории, рассказываемой мной, я не имею никакого отношения. Я - не положительный и не отрицательный герой. В этом времени я просто случайный человек, не стяжавший успеха в жизни.
Передо мною ровная, укатанная техникой вершина отвала. Искусственная гора. Ей шестьдесят лет. Возраст почтенный, пенсионный возраст. Горы долго живут, в отличие от людей их поднявших. Люди же, их ровесники - на кладбище у подножья отвала, куда мне ещё предстоит спуститься, преодолев перевал.
Мои карманы пусты, я давно уже не держал в руках денег. Ни российских, ни буржуйских - никаких. По желанию нам вместо денежного довольствия на работе выдают «гуркалы» - бумажные книжки, отпечатанные в новотроицкой типографии. Я могу отовариваться на них в столовой или в ведомственном магазине, где всё очень дорого.
Чтобы выкупить у работников акции открытого акционерного общества «НОСТА», зарплату задерживают уже пятый месяц. И несут люди осколки вчерашней приватизации в кассу, и обменивают на деньги собственность, не понимая, что с этого момента они полностью порабощены хозяином.
- Как выжить? Что есть?
- Воруют все. Ты погляди, как преобразился посёлок. На месте вчерашних лачуг фешенебельные дома «высшего руководства».
Жаба давит обывателя, жаба давит мента. А как же!.. Строятся вчерашние одноклассники, разъезжают на шикарных авто, пьют водочку, от которой голова не болит, пользуются успехом у женщин. И поспешают охмуренные завистники вслед за ними… И хорошо поспешают.
Я вдыхаю морозный воздух. Лужицы на вершине горы потянулись тоненькой корочкой льда. Она хрустит, прогибаясь под ногами идущего человека. Два куста колючей облепихи серебрятся, нависая над самым склоном. Маленькие бархатные ягоды пожелтели, набрали вес. Я останавливаюсь, чтобы их немного собрать и покушать. Но не потому, что я голоден, а потому, что в скупой степи каждое дерево - это чудо, и плод с него - воистину дар божий.
В отдалении гудит кран. Тянется за грузом, отрывая задние лапы от подушек. Рядом с ним «шаланда» - «КамАЗ». Выхлопные газы вьются по ветру синей лентой и растворяются в предутреннем тумане.
- Это гаражи, - соображаю я. - Но почему не спится людям в такую рань?
Я прохожу мимо и вдруг соображаю, что стал свидетелем присвоения чужого имущества - так называемой кражи. У меня на глазах разбирают крайний в ряду гараж. Среди бурьяна валяются лоскуты оборванной кровли. Плиты перекрытия уже покоятся в кузове автомобиля. Трое мужчин в спешке раскидывают стены строения и грузят в прицеп уцелевшие шлакоблоки. Увидев чужого человека, они прекращают работу и подходят ко мне.
- Ты ничего не видел, - говорит мне самый здоровый из них. - Повтори.
- Я ничего не видел.
- Вот так.
Мой собеседник удовлетворён услышанным.
- Воровство всё равно не остановить. Воруют все. Ты согласен?
- Как скажешь.
- Вот то-то...
- Шевелитесь быстрее! - доносится из «скворечника» сердитый голос крановщика. - Главный «опер» из города до дома «грушу» с раствором будет сопровождать. В прошлый раз он остановил меня на повороте и завернул к себе!.. Пришлось мне одну плиту ему пожаловать. Время – деньги!.. На работу опаздывать ни к чему – уволят, не советская власть. Да и кто мне за лишний подъём заплатит?
- Твоя правда, - старший выплёвывает окурок и продолжает:
- За бесплатно работать грех, особенно сейчас, когда денег по полгода не выдают. Семью кормить надо, мужик!
Он оправдывается передо мной.
- Я пошёл?
- Иди!.. И помалкивай!
Спускаясь по тропинке на кладбище, я нечаянно толкаю впереди себя ещё один камень, и ещё одна сырая стайка песка убегает к подножью.
- Вот такое сердитое утро…
У меня на дороге стоит девочка лет пяти. В старом пуховике. Ей холодно. Вязаная шапочка с помпончиками закрыла лицо, и только доверчивые, огромные глаза выглядывают навстречу с надеждой на скорую помощь. Она топчется посередине ручья на кочке маленькими резиновыми сапожками, не решаясь ступить ни вперед, ни назад. Загадка!.. Неужели на стрёме? Я удивлён.
- Ты как сюда попала?
- Я – Тая, – отвечает она. – Шла по дощечке и споткнулась. Моя дощечка упала в грязь.
Действительно, нехитрый мосток подрагивает в тине, отброшенный бойким течением ручья.
- У меня худые сапожки...
Черпая ботинками воду, я настраиваю ей переправу.
- Иди, - но она улыбается и отрицательно машет в ответ головой.
- Ну, тогда давай мне руку, и мы пойдём вместе.
Я отвожу её в поселок. Мимо кладбища. Мимо ржавых металлических звёзд и усохших крестов. Скупые деревца, едва зацепившиеся за степь, уже сбросили почти все свои листья, разве что карагач ещё зелен. Шелестит на ветру, скрипя всеми ветками, держится - молод и стоек и всё же роняет листочки на жухлую траву.
- На, - протягиваю я горсть облепиховых ягод.
Девочка послушно берёт их в ладошку и ест, как гостинец. Скупая ягода, степная, схваченная морозом, сладенькая на вкус.
- А вы никому не скажете?
Ей хочется поделиться со мною чем-то важным.
- Я… никому… не скажу! Клянусь!
Она сообщает мне новость.
- Я лисичку-сестричку видела.
- Рыжую? – переспрашиваю я.
- Рыжую… Хвостик беленький, она Рябу несла.
Я улыбаюсь. Мне становится всё понятно.
- Я знаю, где живёт эта лисичка!.. Ты её не боишься?
- Боюсь, - признаётся Тая, - но только вы никому не рассказывайте про Рябу, дядя Сёма ругаться будет, стрелять... Он на кладбище памятник поломал.
Я слышал эту историю. Из детских уст она мне кажется забавной. Вот её дом.
- Мы пришли, - говорит мне девочка, и уходит, помахивая ладошкой. Я спешу на объект. Мне хорошо.
= 4 =
Я - подневольный человек… Я - раб... Передо мною тарелка борща и кость. Большая кость. С мясом. Жирные пятна, переливаясь, кружатся в похлёбке. Ложкой я вылавливаю картошку и ем, обжигаясь, горячее варево. Мой хозяин ко мне снисходителен. Вчера, между прочим, я без задней мысли рассказал ему, что месяц назад главный сталеплавильщик Мянник Александр Георгиевич целую смену высококвалифицированных рабочих три дня эксплуатировал на своем приусадебном участке в Белошапке. Ломали старые постройки и их обломками обсыпали набережную возле ручья.
- А его жена накормила нас до отвала. Каждому по полторы сосиски досталось!.. И водки было не мало.
Я специалист, я знаю, как выкладываются печи и дымоходы к ним. Поэтому ко мне особое отношение. Я честно заработал тарелку борща.
- Ты клал когда-нибудь дымоходы? - спросил меня мой начальник прежде, чем отправить на задание.
- Да! - согласился я.
- Вот и хорошо, поможешь человеку.
Мой начальник умеет жить. Как, впрочем, и все начальники. Он знает, что я не откажусь, что я с радостью сделаю всё, о чем меня ни попросят. Потому что работать на приусадебном участке намного легче, чем на комбинате в грязи и пекле ремонтировать сгоревшие печи. Дай человеку льготу, и он твой раб.
Великовозрастный детина - сын моего начальника, попал на велосипеде под машину и ушиб колено. Ругался отец: рвал и метал; грозился найти нарушителя и стянуть с него три шкуры, ан нет, нарушитель нашёл его сам и предложил оказать небольшую услугу - выложить печку в особняке.
- Есть у тебя такие люди? – спросил он у моего начальника.
- Есть!
Гроза миновала. Сын поправился!.. Потому что «заказчиком» стал подполковник милиции, главный оперативник города, человек более авторитетный. Даже криминальная «крыша» была у него в руках, и жил он, припеваючи, от щедрот нарушителей правопорядка. Дорожно-транспортное происшествие истолковывалось им не в пользу пострадавшего велосипедиста.
Моим утренним знакомым так и не удалось избежать встречи с хозяином. Одну из краденых плит они выгружают на его дворе возле недостроенного сарая. Снова ругается крановщик и, сетуя на время, требует, чтобы ему заплатили за лишний подъем. Но посмеивается над ним старик - тесть застройщика – командующий на стройке:
- Хозяину скажешь - оплатит. Он знает, кому, за что, и сколько должен.
- Ишь ты, чего захотел ворюга, - повторяет он мне после их отъезда, - за подъем ему заплати!.. Вот наглец!
На кухне у подполковника тепло и без печки. Я набиваю утробу пищей из термоса, чтобы дома не есть. Матушка экономит деньги - пенсия у неё мала. Работники дошкольного образования никогда не были в чести у государства. В отличие от врачей и судей им никто не дарил подарки, да и педагогическая закалка не позволяла богатеть непристойным образом - брать взятки из рук.
Лает собака, грохочет цепь - кто-то чужой спешит к нам, ругаясь.
- Хороший кобель, - говорит старик, выглядывая в окошко. – Породистый, справный… Хозяин на зоне взял его ещё щенком у кинолога - зверь, а не псина.
- Знаю, - поддакиваю я, - кидается на людей.
Мой собеседник смеётся и рассказывает следующую историю.
- Сам я видел - сажали зэков в воронок. Будка была переполнена. Удобно сидевшие «люди» выталкивали ногами наружу «обиженных» - не по масти попавших к ним в компанию и ржали, когда собаки рвали у тех штаны вместе с мясом. Запаха их - тюремного не переносят… До того дрессированны!..
- Да-а!.. - соглашаюсь я.
Рассказчик доволен.
- Та не лай, ты-ы, не лай! - дверь распахивается и на пороге появляется растрёпанный гость. - Петрович! Слышишь, какое дело? Лисица повадилась кур у меня таскать.
Я вспоминаю девочку. Вот он какой - дядя Сёма «кладбищенский стрелок».
- Дай овчарку, Петрович! Я выслежу и убью воровку.
- Ты уже убил Матрёну, - хохочет Петрович, - напова-ал!.. - и наливает водки в стаканы. - Будете? - предлагает он мне.
Я все же специалист и ко мне особое отношение.
- Нет!.. Не пью... Вот уже десять лет, как я не пью. Я – трезвенник.
- Жалко, - вздыхает Петрович и обращается к вошедшему человеку свысока, с презрением:
- Будешь водку, барыга?
Тот глотает слюну и облизывается. Видно, что ему очень хочется выпить, но правила хорошего тона не позволяют согласиться на это сразу.
- Собаку дашь или как?
- Или как!.. - передразнивает Петрович. - На роже написано, что выпить хочешь. Пей, потом решим.
Семен опрокидывает в себя стакан водки и занюхивает хлебом.
- Здорово!
- Вы ешьте, - говорит хозяин мне, - и ты закусывай, барыга!.. Говоришь, что лисица кур таскает?
- Петрович!
- А собака моя тебе яйца не откусит?
- Как знать?.. А что посоветуешь?
Они выпивают ещё по полстакана водки - и участь лисицы решена.
- На рассвете, если появится, по следу пустим. Догнать не догонит, но нору поищем, не может эта тварь издалека свои набеги делать. Где-то здесь на болоте или в камнях её логово.
Вечером я докладываю печь и собираюсь домой.
- Завтра, Петрович, мы оштукатурим её и растопим. Готовь мешок - дым ловить.
Вот оно кладбище, вот ручей, та самая кочка, нехитрый мосток. И вдруг!.. Я слышу вслед:
- Дяденька!
Это девочка. Она глядит на меня в надежде на чудо.
- Дяденька!.. Завтра дядя Сёма лисичку будет травить Полканом… Он злой Полкан. Он порвёт лисичку на части!..
- Тебе жалко лисичку?
- Да, жалко. Она красивая. Огонёк с белой кисточкой на хвосте!.. Вы же знаете, где она живёт…
Я для неё высшая инстанция - бог, способный предотвратить задуманное охотниками.
- Дядя Сёма вернулся пьяный и сказал бабушке Моте, что завтра он, наконец, сошьет воротник из рыжей гадины - она Рябу украла.
Девочка плачет. Я глажу её по шапочке.
- Я помешаю ему убить эту лисичку.
- Воруют все!
Она находит аргумент в её пользу.
- Я помогу тебе, девочка, я остановлю эту охоту.
Я лгу, не зная как быть…
= 5 =
Но не отсох мой язык. Есть высшие силы!..
Назавтра я стал свидетелем необыкновенной борьбы людей и преследуемого ими зверя. Бешеный лай собаки торопил восходившее солнце. Сумерки растаяли, когда я поднялся на гору, держа в руках сучковатую палку… Зачем я её подобрал?.. Не знаю… Ведь я обещал девочке заступиться за лисичку. Но перед кем?.. Перед овчаркой, идущей по следу? Перед собакой, чья реакция быстрее моей, и чья воля определяется хозяином?.. Или я хотел отбиться от хозяина? Или от злого человека - я испугался воров?.. Порушенный край. Развороченные постройки. Дырявые стены заброшенных улиц, словно шквал артиллерийского огня накрыл это забытое богом место.
Преследуемая лисица выскочила прямо на меня. Она хотела покинуть гору и исчезнуть среди садовых участков, разбросанных у подножья. Но я был врагом, на которого выгнала её собака. На мгновение лисица остановилась, её пушистый хвост замер… Она стояла передо мною на камне, как на пьедестале – торжественно и мёртво. Только приподнятая передняя лапа дрожала, да парок из пасти напоминал о том, что она жива… Нет, лисица не испугалась! Скорее всего, она была удивлена таким жестоким коварством со стороны людей. Владельцы гаражей и мальчишки неоднократно пытались выяснить, где её нора, но они не были охотниками, и больших головных болей плутовка не знала. И вдруг: эта бесноватая собака, и вооруженный палкой человек на пути…
Оцепенение сошло, и лисица изменила маршрут. Развернувшись ко мне боком, но, не отрывая пристального взгляда, она величественно поплыла в сторону порушенных гаражей. Собака стремительно приближалась к ней. В её лае слышались торжественные ноты - в моем лице она предположила союзника. «Второе дыхание» толкало собаку за растерянной жертвой, позволившей сократить расстояние преследования до двух десятков шагов. Красивая овчарка чувствовала себя примадонной в фокусе взглядов вышестоящего руководства. Резко выбрасывая вперёд свое мускулистое тело, она спешила оправдать оказанное ей доверие - отдавала собачий долг людям, и вот уже гнала лисицу назад на ружьё на охотников. Со стороны посёлка навстречу погоне спешили Семён и Петрович - человек, угощавший меня борщом. Впереди у плутовки был вчерашний гараж, до основания разобранный злоумышленниками. И вдруг, она споткнулась и захромала - что-то произошло. Это позволило собаке в два прыжка вплотную приблизиться к жертве. Охота заканчивалась. Семён опустил, вскинутое, было, в небо ружье, и я угадал на его лице улыбку. Но неожиданно раздался треск: свирепая овчарка исчезла под землёй, и её горький скулёж обескуражил охотников. Лисица ожила, в мгновение ока взмахнула по уцелевшей штрабе на крыши гаражей и ушла, недосягаемая для дроби. Виной оказался погреб, накрытый рваным куском мягкой кровли. Более лёгкая лисица прошла по нему успешно, а тяжёлая собака попала в ловушку, упала вниз и сломала передние лапы. Горе-охотники ругались, спасая покалеченное животное.
Девочка, как и вчера, стояла внизу у кладбища и прислушивалась к охоте… Она искала у меня в глазах правду, пусть горькую, но я обнадёжил её.
- Жива!.. Твоя лисичка жива и здорова!.. Это собака плачет.
= 6 =
Лисичка была спасена. После обеда Тая играла на улице в кулинарию. Собирая мокрый осенний песок в формочку, она лепила плюшки для кукол: «Тяп-ляп» и выкладывала их на широкую дощечку, словно на противень перед отправлением в духовку.
Семён кочегарил. Он собирал ботву от картошки и жёг её, тормоша над огнём вилами, но сырая трава дымила, и чтобы костёр не погас, хозяин подкинул бумаги, среди которой были рисунки. Ветер поднял один из них выше забора в воздух, и тот упал на песочницу к Тае обугленный и грязный. Девочка растерялась. Летом мама консервировала банки с томатами, а дочка мешала ей: рисовала весёлые этикетки и наклеивала их на «товар»: «…как в магазине». Одна баночка лопнула, и проказницу отшлёпали. Но всё же на пяти других красовались огромные сеньоры-помидоры и маленькие помидорчики – их дети. Тае было смешно. А сейчас?.. Она подошла к штакетнику и увидала костёр, где тлели ещё два её рисунка.
- Ты чего ревёшь? - спросила мама, и по простоте душевной дочка призналась, что самые лучшие её рисунки сгорели.
- Я так старалась, - всхлипывала она.
- Но откуда они у Семёна? - задумалась мама.
Вечером она рассказала мужу про детские слёзы.
- Мы же все банки в погреб снесли, Назим?..
На следующий утро - ни свет, ни заря, обеспокоенный хозяин пошёл в гараж и обнаружил, что его разобрали до последнего камня. В погребе было пусто. Предчувствие не обмануло Назима. Сосед его Семён был причастен к разорению имущества. Но как уличить злодея, кто повинен в содеянном, у кого украденные строительные материалы и банки с продуктами?
- Задушу гада!
Первый гнев ему удалось подавить.
- Зайду, узнаю, поговорим...
С этими тревожными думами Назим поднялся в избу Семёна.
- Как охота, сосед?
- Ушла зараза!.. Утащила Рябу и сыта! Ну да бог с нею, Назим, ты заходи и присаживайся… Не украдёшь - не проживёшь.
Словоохотливый Семён как на духу выкладывал подробности недюжинной охоты.
- А кто не ворует сегодня, тот ломает лапы, как эта собака… Жалко её сердечную… Дура косматая - выслужиться хотела... Все мы грешные люди: кто на мента, кто на бандита горбатим в надежде на пирожок…
- Горбатим, сосед?
- Горбатим, Назим… Там на отвале гаражи рушат. Представляешь себе: люди трудятся, ломают стены, рискуют быть пойманными, а Сашка-опер их ловит? Две дармовые плиты у него на участке лежат. Паразит!.. Ни рубля не вложил в производство, а хоромина у него – видишь сам. Я же третий год по кирпичику, по песочеку гребу не нагребусь – бедна хибара. Тают денюшки, словно снег в июле.
- А собаку жалко, Семён?
- Пристрелит её легавый. Я думал - пугать меня будет, ан нет, пронесло. Пообещал я ему свинины подкинуть, чтоб он подавился!
- Сам обещал?
- А как же?..
- Взятки даёшь?
- Не подмажешь, Назим, не поедешь.
Банки с томатами стояли на подоконнике. Семён их не прятал. Знакомые художества немного раскисли от сырости, улыбки растаяли, весёлые персонажи глядели растерянно, словно чувствовали вину перед Назимом за то, что они изменили хозяину и ушли не по адресу.
- Что это за банки у тебя на подоконнике, я вижу, стоят? Рисунки какие-то странные…
Семён опешил. Но его супруга Светлана не растерялась и поддержала беседу.
- Это я рисовала, - улыбнулась она Назиму. - Вместе с сыном.
Мальчишки не было дома. Он не мог не подтвердить не опровергнуть сказанное женщиной.
- Задание им в школе дали, - пояснила Светлана. - Пятёрку принёс.
- А чтобы не пропадать его мазне, - подхватил Семён, - я эти картинки на банки наклеил.
- В школе задание, говоришь? - переспросил его Назим, и, сделав паузу, добавил: - Ты вот что, Семён!.. Бери-ка эти маринады с собой и ко мне. Выпьем с тобою вместе, про жизнь потолкуем. Ссуду мне дали на строительство дома - надо обмыть… И ты, Светлана Анатольевна, будь добра, поприсутствуй для украшения компании... Доченьку я порадую. Очень любит она у меня такие рисунки…
= 7 =
Стол к приходу гостей был накрыт. Две большие бутылки водки красовались на чистой скатерти на самом видном месте.
- «Распутин», - сердито произнёс хозяин, разглядывая только что купленный в магазине товар.
- Что случилось, Назим?.. Ты ждёшь гостей? – заволновалась его супруга Ольга Сергеевна.
- Да-а, будут, - отрезал хозяин.
- Ты опять за своё?.. За старое, за пьянки с друзьями?
- Молчи, жена!.. И слушай! Разговор у меня к соседу - к Семёну-гаду. Ты постарайся ему угодить и дочу спаси, уведи её к бабушке. Рано ей видеть зло, творимое отцами.
Сказано было серьёзно. Оробевшая женщина перестала перечить мужу и согласилась:
- Хорошо, - и ушла на кухню.
Скоро пришли соседи.
- Можно? - спросила Светлана Анатольевна, открывая дверь.
- Можно! – согласился хозяин.
Цветущая гостья протягивала банку с томатами. Копчёная рыба лежала в пакете у мужа – текла и пахла, вызывая слюну. Он тоже пришёл не с пустыми руками. Большая бутылка пива «Афанасий» была поставлена на стол бок о бок с «Распутиным»: «…для укрепления государственности», – лучшие дни России настали: кирпичные дома в округе росли, и не болела голова от выпитой водки. Счастье переполняло соседей.
- Заходите, гости дорогие, пра-са-дам! Баночку вашу я вот сюда на стол, на самое видное место поставьте, чтобы Таенька видела… Где дочка?
Ольга буркнула что-то Назиму в ответ и ушла на кухню, чтобы не видеть пьянки. Тревога легла ей на душу камнем - Назим был сердит, и жена это знала.
- Как?.. Играет в куклы? - переспросил хозяин. - Вот напасть. Нету девчонки… Ну, будем здоровы, Сёма, Света!..
Они чокнулись и спустя минуту выпили повторно. Водка согрела Назима, наполнила силой его утомлённое тело.
- Я больше не буду, - остановился хозяин. - Мне хватит… А ты, Сёма, пей, не стесняйся, будь ласков, и ты, Светлана Анатольевна, не отставай от мужа.
- Много ли денег тебе отвалили в Сбербанке? – спросил Семён.
- Хватает.
- Поручителей собирал? Или как?
- Было дело, едва нашёл.
- Что же ты к нам не пришёл, Назим?
Тут Семён промахнулся, наливая жене очередную, третью по счёту, порцию водки. Бутылка в руке подпрыгнула и, пролитая на скатерть жидкость покатилась на пол тоненьким ручейком.
- Мы же знаем тебя как честного человека, - язык заплетался. Семён поставил бутылку на место, зажмурился и залпом выпил налитую водку. Он потянулся рукой к салатнице за закуской, но липкий помидор выскользнул у него из пальцев и шлёпнулся на брюки. И покатился на пол, оставляя на ткани пятна рассола. Растяпа икнул и, пошатываясь, исчез под столом. Нашёл искомый томат и съел его, не вставая с колен под весёлый хохот супруги. Светлана Анатольевна дважды ударила мужа кулаком по спине, игриво заметив:
- Чтобы ты не икал…
- Оставь, зараза! - огрызнулся Семён.
Он поднялся на ноги, сел на место. Тая пугливо выглядывала из маминой комнаты на взрослых, гуляющих, словно дети, на четвереньках по грязному полу. Увидев её, Назим решил что пора:
- Тая, доченька, где ты?
- Я тут.
- Иди-ка сюда, моя мышка. Посмотри-ка, что дядя Сёма принёс.
- Это мои рисунки.
Икота у Семёна прошла.
- Ты же мне говорила, что он сжёг все твои рисунки сегодня утром?.. Это неправда, Тая… Что ты скажешь, Семён?
Соседи молчали, осмысливая вопросы.
- А что ты ему скажешь, доча?
- Простите меня, дядя Сёма. Я плохо о вас подумала.
- Ты хорошая девочка, Тая! - глотая слюни, ответил сосед. - Ты - умница! Я же тебя не ругаю.
- Шла бы ты, доча, на улицу… Вместе с мамой…
На окошке проснулась и забилась в истерике последняя поздняя муха.
- Где мой гараж, Семён?
- Я не знаю, Назим, я, ей богу, не знаю! Одна плита у мента на подворье лежит, я же тебе говорил об этом?
- А вторая?.. А где шлакоблоки?..
- Я банки взял… Во время охоты - бес меня попутал.
- Банки крал, а гараж не крал?
- Тля буду, не крал
Женщины слушали перебранку мужчин, затаив дыхание, поражённые неожиданным поворотом беседы в нелучшую сторону.
- И авторское право не крал?
- Какое право?
- Разве не говорил ты мне, что вот этот самый рисунок тобой нарисован?.. А?.. Агнец божий!..
- Это моя жена тебе говорила.
- Жена, говоришь, во всём виновата?
- Я, Назим, я виновата, - затараторила Светлана, оправдываясь, - поспешила я, Назим, не подумала ни о чём.
- А если бы ты подумала о чём, то и провела бы меня – небритого чурку?.. И в гости бы ко мне бесплатно не явилась?.. Стань раком, скотина!
- Это зачем, Назим?
Он её передразнил, меняя голос до визга:
- Затем! - и добавил пугающим басом:
- А то не знаешь зачем?..
Назим рванул её за платье, и пьяная женщина упала на колени, запутавшись в его обмотках.
Ольга Сергеевна - жена Назима переменилась в лице и закричала на мужа:
- Ты что задумал, остановись!
Но тот оттолкнул супругу прочь:
- Вон из дома, жена! Не любить я её буду, а творить правосудие!
От боли Ольга согнулась, хватаясь руками за ушибленное место.
- Это же срам, Назим! – выдавила она.
- Убирайся отсюда, я кому повторяю! В школе у себя детей воспитывать будешь! А ты, Светка, давай-ка ко мне… Поближе…
Ольга хлопнула дверью. Было слышно, как всхлипывая в прихожей, она одевала дочку.
- Пойдём, Таенька, пойдём отсюда, милая… Папа сбесился.
- Папа сбесился? А почему? – переспрашивала Тая.
- Он много выпил. Пойдём к бабушке Моте и спрячемся от него, от пьяного.
- А что он делает?
- Нет у нас больше папы!
Скандал в избе достиг апогея. Назим на глазах у осоловевшего супруга изнасиловал его жену, приговаривая в экстазе:
- Ты пей, сосед, не стесняйся. Наливай и пей. Ты любишь выпить!..
У того дрожали руки. Водка стояла в горле комом. Семён задыхался, икал, откашливая на скатерть её излишки.
- Ты это того, Назим! - погрозил он хозяину из-за стола бутылкой, которую принёс с собой.
- Чего того, Семён?
- Поаккуратнее всё же - жена моя!.. – и зарыдал, смакуя страдание.
- Ты мои помидоры взял? - заорал Назим, оставляя Светлану.
- Так не пропадать же было добру?
- А я твою жену взял за помидоры, - ухмыльнулся хозяин. – Долг платежом красен!.. Одевайся, Светка!.. Посидишь со мною, выпьешь, бесстыжая… Значит, ты у нас художница?
Женщина стыдливо собирала по горнице разбросанное бельё. Я не знаю, была ли она пьяна или испугана, кричала она или плакала? Дралась ли, ругаясь? Звала ли она на помощь мужа или проклинала его? Я услышал эту историю из третьих уст и пересказываю только то, что слышал.
- А ты, Семён, готовь вазелин, - распорядился хозяин. - Я передохну немного и тебя судить буду.
- Я тебе что, пидораз-с? - заорал Семён.
- А кто же ты? - рявкнул «присяжный».
- Я честь имею!
- Ишь ты, какой!.. Откуда честь? Бери вазелин и мажься, собака!
- А вот это ты видел?
Целомудренный муж окреп и, покачиваясь на ногах, протягивал под нос Назиму кукиш.
- Убью! - заревел хозяин. Он схватил его за грудки и принялся колотить о стену. Тело у Семёна обмякло. Кожа на затылке лопнула. Кровь заливала рубашку сзади. Алое пятно росло, испаряясь на морозе, когда «подсудимый» вырвался из рук у палача и бросился вон из его избы. Хозяин догнал Семёна на улице, оттянул ему до отказа брюки назад и порвал их ножом.
- Светка, сука, неси вазелин! Мужа твоего пидорасить буду!
Акт мужеложства не состоялся. Главный «опер» города в эту субботу находился рядом - на даче. Он пытался растопить выложенную мной печь. Услышав душераздирающие крики соседей, подполковник милиции поспешил на шум и остановил драку. Дознание было проведено на месте, протоколы составлены. Назима арестовали и отправили в тюрьму, как социальноопасного... Вскоре он был осужден по статье сто пятой часть первая, с применением третьей части тридцатой статьи УК РФ. Все свидетели подтвердили то, что он хотел убить Семёна и «…лишить его чести».
= 8 =
Тая ночевала у бабушки. Она проснулась и растерялась. Вокруг была чужая обстановка, чужие тапочки стояли возле стульчика, на котором лежала её одежда. Из горницы доносились чужие незнакомые голоса. Девочка вспомнила вчерашний вечер и испугалась - папу увезли в наручниках, пьяного… Он попытался её обнять на прощание, но высокий милиционер грубо оторвал его от девочки и затолкал в зарешёченную машину.
- Следователю будешь рассказывать, кто у тебя гараж украл…
- Значит, опять милиционеры вернулись и пытают маму, - подумала девочка.
Она быстренько оделась и пошлепала к маме на выручку. Неизвестные люди сидели за столом. Один из них, пожилой и седой мужчина, был почти старик. Сложенные кистями вместе, его тяжёлые руки подрагивали, глаза исподлобья сверлили скатерть. Девочке показалось, что он что-то искал на столе. Она оробела. Но, увидев испуганную Таю, старик улыбнулся ей, и снова загадочная скорбь омрачила лицо человека.
- Это хорошие люди, - подумала Тая. - Они в носках - разутые, значит добрые. Не как вчерашние милиционеры, жалеют бабушкин труд…
- Я, Матрена, с твоим сыном, четыре года вместе работал. Хороший был металлург, царство ему небесное…
Та сидела напротив его и вздыхала.
- Вот… Как могли, мы склеили фотографию, ретушировали… - продолжал седой.
Бабушка мирно плакала, а гости виновато улыбались.
- Мы поставили новую мемориальную доску на кладбище. Возложили венок и покрасили оградку. Весною посадим липку, может быть, она приживётся в степи?..
- Андрюша любил липку, - согласилась Матрена, - парился в бане только липовым веником, до сих пор ещё один невостребованный…
- И мужа твоего я знал, - перебил седой.
Девочка успокоилась. Она покорно села около бабушки на скамейку и похвасталась.
- А я!.. лисичку-сестричку видела!
Тае хотелось, чтобы её заметили взрослые. Но мама одёрнула дочку.
- У бабушки Моти поминки сегодня, а ты со своими байками лезешь!..
Девочка сникла.
- Ты, Ольга Сергеевна, не вини дочку, - заметил седой мужчина. - Ничего обидного она не сказала… А лисички водятся в наших краях - это правда… Это ничего, Матрёна, что мы вот так - неожиданно, с ружьями, ввалились к тебе?.. Мы сыну твоему салют отдали на кладбище… Как положено, честь по чести.
- Что вы, детоньки, разве же можно себя винить по этому поводу?
- И ещё... Ты, тетя Матрёна, не серчай, я знаю - откажешься, а деньги возьми! Мы с ребятами подумали немного и решили тебе помочь материально.
- Нет, нет, нет! - замахала она руками. - У вас у самих дети голодные, зарплату уже полгода не выдают. И не предлагайте...
- Есть у нас деньги, мать, ты не отказывайся, не обижай коллектив.
- Откуда они у вас?.. Вы дурачите старуху!
- Мы акции продали, - сказал металлург, прощаясь. И, обуваясь, добавил:
- Мы больше не собственники…
27 февраля - 7 марта 2005 год
Последняя правка 24 июня 2009 года
