Трудно бедному провинциалу устроиться в большом городе. Не по карману гостиницы и кажется, что все замечают его неловкость и страх. Мама водила меня за руку по Москве. В клинике академика Федорова мне прооперировали правый глаз. Одержимый светобоязнью, я шарахался от пульсирующих бликов мегаполиса, вытирая сырые щёки платком. Автобус дрожал. Сидячие места были заняты. На поворотах меня кидало по инерции на соседей, мы извинялись, не глядя друг на друга, ехали с миром.
Две или три остановки на электричке от вокзала у мамы жила подруга, принявшая нас к себе. В молодости они работали вместе в детском саду, но потом эта женщина уехала из провинции, выйдя замуж за москвича. Операция и последующее лечение глаз - дело нелегкое. Веки у меня гноились, слёзы текли по щекам, как у царевны Несмеяны. Ослабший от светобоязни, я искал тишины и покоя в тенистом саду, где мы гостевали.
Была у хозяйки Жучка - маленькая безродная собачонка-дворняга, чуть больше кошки – вредная и голосистая - из тех, что слона до инфаркта доводят. Она кидалась на всех прохожих и лаяла, желая тяпнуть их за полы одежды. Так и хотелось её - маляву пнуть ногой: «Лети, мол, к чёртовой матери, беспородная псина!.. Много таких на улице шляется!..». И я, глотая желчь, не знал как себя вести. Куда бы я ни пошёл, она тут как тут - зубоскалит.
Осыпались первые листья: румяные, мягкие под ногами. Теплый сентябрь кидал в меня потоки яростного света сквозь полысевшие кроны деревьев, напоминая о лете. Около бани заросли были гуще, бежала вода из шланга, волнуя морщинистые коренья вишнёвого кустарника, на котором ещё цепко держалась защитная зелень. Расклёванный урожай окропил запущенные газоны. Старые ягоды были сочными, несмотря на побитый вид. Это тихое место подходило для отдыха. Я присел на ступеньку крыльца и зажмурился, расслабляя гудевшее тело. Очередная липкая капля гноя медленно ползла по щеке, услащая страдание.
На этот раз Жучка подошла ко мне без лая. Язык у неё дрожал, вываливаясь под ноги. Она тяжело и часто дышала, рассматривая ослабшего человека.
- Бестия, - подумал я, открывая здоровый глаз навстречу её дыханию. - Ты меня и здесь отыскала. Зараза!.. Что же ты за тварь такая? Мешаешь мне жить.
Она услышала мольбу о пощаде. Я никогда не баловал её гостинцами: не кормил колбасой, не заговаривал зубы, лаская загривок, я был для неё чужой - человек, на которого нужно лаять. Она это делала добросовестно и честно. Но сейчас собака дышала любовью. Подошла ко мне ближе - вплотную, уперлась передними лапами в грудь и лизнула в лицо, утирая слёзы, и, вдруг… засуетилась, как старушка, врачующая любимое чадо: обнюхала и стала массировать языком босую лодыжку, вылизывая её, как щенка. Поднимет глаза, посмотрит, отдышится: «Полегчало ли больному?», - и снова за дело. Шли пятые сутки после операции. Ночью я прозрел и увидел звездное небо, как в атласе: зодиакальные созвездия, Млечный путь, Большую и Малую медведиц, Полярную звезду. И поразился метаморфозой…
На следующий день вернулся хозяин. Всю неделю он был в командировке, ничего не зная о гостеприимстве супруги. Когда-то он отбывал наказание на стройках нашего города, женился и увёз мамину подругу в столицу.
- Да за такое жильё платить надо втридорога и драть с них три шкуры, а ты их бесплатно кормишь, - орал он на жену.
Водка в бутылке закончилась. Он ругал мою мать, мой город, моего отца… Я боялся ему перечить, глядя на острый свет, извне проникающий в тонкую щель моего убежища – в тёмную комнату, спрятавшую от боли. Мама извинялась и плакала, женщина - её подруга - тоже...
Когда мы прощались, Жучка лаяла на хозяина: с хрипотцой, с негодованием, с вздернутым в небо хвостом. И до самой электрички тёрлась у меня в ногах, облизывая лодыжку…
Последняя правка 9 марта 2007 года
Дорогие читатели!
Я непрофессиональный писатель и буду признателен, если вы поможете мне правильно расставить знаки препинания и укажите на стилистические ошибки, о которых я совсем ничего не знаю. Искренне Ваш - Ослик Яша (Муленко Саша).
