как желание отречения от безысходности.
хоронил себя с понедельника я до пятницы,
завтра буду с истёкшим уже сроком годности.
отрицание больше иных идей
или даже страшнее любых пророчеств,
видишь ли, я -- никто и нигде,
как и все остальные впрочем.
ничего, говорю, не хочу, не говорю - шепчу,
а ладонь, что змея ползёт к твоему плечу,
а я -- ничего. и в этом вот "ничего" --
не стучат поезда, не дергается губа,
а ты отвечаешь.. зачем отвечаешь -- да,
так отвечает мухе радостный паучок.
в твоём "да" слышится слово ад,
слышится "горячо" и "ещё хочу".
а я рад, я безнадёжно рад,
и ладонью ползу, ползу к твоему плечу.
утыкаюсь в тёплую над ключицей вмятинку
до агонии, до умирания,
так воздуха не хватает астматику,
как мне не хватало ранее.
а теперь воздух -- ерунда, говорю, этот воздух,
ничего, говорю, выдержу, говорю, ничего.
от обжигающих двух бороздок
за нейлоновой гладью чулок,
слова стали ватными и тоненькими,
стали шипучим джин-тоником
в горле рождая звук.
то ли щемящей трелли.
то ли хрипящий телик.
