Музыкальное сопровождение:
http://www.audiopoisk.com/track/vanessa-mae/mp3/cancan/
Cancan
Три часа ночи, мрак. Самый глухой час. Охранник внизу прикорнул под лампой – паренек хлипкий… Ничего не боятся. А вдруг ворвутся, вломятся, нагадят в фойе, меня - вдребезги… Матросня… Ничуть нравы-то не меняются…
Не помню, в каком году меня привезли, помню только, что при царском режиме. С тех пор стою, отражаю. Фойе, конечно, красивое, грех жаловаться. Внизу дубовые двери, потом ступенечки мраморные полукругом, холл, гардероб… Кто сказал, что театр начинается с вешалки? Нет, господа, он начинается с огромного венецианского зеркала, которое стоит при входе в фойе. С меня начинается, с Моего, как я выражаюсь, Сиятельства.
Представьте только: вечером – блеск, шум, нарядная публика… Ароматы духов, звуки настраиваемых инструментов - и я в самом центре, главный герой тысячи ежедневных миниатюр, сверкающих осколков жизни… От меня две лестницы вверх убегают, в святая святых, в наше закулисье и зазеркалье. И никто мимо не пройдет, не прошмыгнет в зал, не отразившись. Да если б кто-нибудь знал… Кто-нибудь хоть догадывался…
Э-э-э-эх… по порядку надо. Такое дело… Экстрасенсы, чтоб вы знали, не только среди людей попадаются – зеркала тоже по-разному окружающий мир видят. Одно – без затей, реалистично. Другое – косо, криво, издевательски… гротескно, словом. Есть безумцы, которым до сих пор все в розовом свете мерещится – романтики… Ну а я… Стыдно сказать… Дайте-ка, шепну на ухо, чтоб посторонние не услышали…
Насквозь я вижу… То есть, вместе с мыслями, воображаемыми картинами, так называемыми мечтами… Про внутренности лучше промолчим… буэ… извините. Тоже вижу, сорри. Как на рентгене… О боги, боги мои, за что мне такое наказанье… И между прочим, еще неизвестно, что хуже: потроха или розовые мечты. Я вот покажу вам потом, если зайдете в наш театр…
Ну, а как увижу – удержаться невозможно. От чего, думаете? От смеха. Страшное дело – такое вдруг неожиданно в людской душе увидишь… И начнешь ржать неудержимо… А там, на ступенечках, уж другие зрители на подходе – я все больше боюсь в последнее время, что лопну. Рассыплюсь на искорки прямо у всей почтенной публики на виду.
Или опоздавший примчится. Вообразите себе: тихо, свет приглушен, в зале спектакль идет, вдруг – хасссссь! – дверь хлопает, пальто в гардероб летит, и в меня с разбегу рожа – нырь!
Ну, допустим, это даже старушка, божья театралка, хотя такие не опаздывают… Не важно. Рыскала где-нибудь, сейчас спешит послушать «Тоску», а сама соображает, что бы такое на ужин своему Иван-Иванычу… Казалось бы, ну чего от нее ждать при таком потомственно-интеллигентном виде? А у меня в глубине уже рождается истинное лицо, да не лицо, а рыльце, моська… И на той моське – тайная мысль: «А скорей бы ты сдох, Иван-Иваныч, баран бестолковый… Пропади ты пропадом вместе со своим ужином, плешью и толстой задницей… Да если б я в свои шестнадцать не была бы такой лохушкой тургеневской и вовремя снизошла до Семочки Кашпировича… А потом, напротив, не снисходила бы сдури до кого ни попадя, где ни попадя и когда ни попадя… То в гробЕ я видала бы этого надутого индюка Иван-Иваныча! От которого ни денег ни товару… ни уха ни рыла… ни рю ни мя… тьфу, козел старый, мать-перемать…» А потом еще изобразится что-нибудь этакое: антраша какие-нибудь необыкновенные – дрыг-дрыг ножками в воздухе…
Уууаа - хххааа - ххххааааааа… ыыы… ыыы… ыыы… Ой, не могу, мамочки мои…
Особенно, страдаю от этого самого дрыганья. Ну почему, почему у каждого в душе сидит чертик, норовящий сплясать? К началу спектакля бегут толпой, причешут свои три волосины – и пошла плясать губерния… Каждый третий передо мной исполняет чертов канкан! Я уж и так, и этак – только бы не заметили, что ржу дико, успели бы проскочить, прежде чем я ихнюю сущность продемонстрирую… А то заметят, пойдут дознаваться: что за зеркало, откуда привезли, кто делал… Заметут в НКВД, или как их сейчас… Представляю, какие там на меня монстры попрут со своими па-де-де… Нет, нельзя мне так гоготать…
Пробовал плоско отражать. Чуть в психушку не попал. И как они живут, те, что ни черта не видят? Скука свинская. От нечего делать, стал чем-то вроде визажиста. Имидж-мейкера. Редактировал ихние глупые рожи, живого места не оставалось… Красавцев делал! Звезд Голливуда… Ничего, им нравилось. Еще бы… Подойдет совершенно убогая личность – то ли Вася, то ли не Вася - а на него из меня Жан Маре глядит, Ален Делон, Луи де Фюнес… нет, извиняюсь, попутал амплуа… бог Эрот, со всеми вытекающими последствиями!.. Только опять же, надо было потихоньку стараться. Чтобы, не дай бог, не заметили, что кто-то к ихнему элегантному образу руку приложил. А то… Все то же самое… что? откуда? кто делал?.. - а радости никакой. Плюнул, паршивая работенка.
Снова стал зрить в корень. Но освоил гимнастику. Научился у одного сексопатолога замедлять процесс. То есть, рожа в меня – нырь! - а я изо всех сил удерживаюсь, чтобы она собственной истинной красоты не увидела, только внешнюю гладенькую оболочку. Отойдет – можно расслабиться: физия… канканчик… пам-пам-пам-пум… трим-там-рам-пам, тири-рум!.. Следующий!
И что интересно – никто не задерживается. Никогда. Глянут – и дальше бегут, нет, чтобы пару минут подождать, пока картинка в моих недрах составится и выплывет наружу… Ее обычно наблюдают зрители, которые следом идут. Только чужая рожа никого не удивляет. Будто так и должно быть.
Подходит как-то композитор. На сцене – его опера, в ложах букеты заготовлены, чтоб его, значит, закидывать. Человек, вижу, настроен на аплодисменты, фанфары… Идет ко мне… Пара-рам, пам, пам! – собачий вальс у меня внутри загремел так, что его фанфары сразу стихли – пара-рам, пам, пам! Стиснул я зубы, зажмурился, чтоб не видеть… – какое там! Пляска святого Витта… Дрыг, дрыг, пум-пум-пум! Дрыг, дрыг, пум-пум-пум! Ууууууууууааа - хххаааа - хааааааа… мама мия…
И супруга его – носик нафуфырен, глазки томно прищурены… а я уже ей рисую портретик свинский: пятачок грязненький роется в помойке, собирает там все, до последнего, цветочки, которыми гения закидывали, и жрет, жрет с хрустом… Цок-цок-цок копытцами, с переборчиком, цок-цок-цок… трям-пам-пам!
О, господи, не до смеха уже.
А там поэт на подходе. Он же публицист, он же прозаик, он же еще кто-то, в одном лице. Идет. А сам думает: очередная медаль, можно считать, в кармане. Уж не помню, за что он хотел ее получить – некогда было вникать: из меня ему навстречу император Нерон попер с песнопениями… Едва успел за тогу придержать… Даже поранился: медалей на тоге было, как на елке, ткань Золотыми и Серебряными Перьями утыкана… Спасибо, хоть не плясал. Проплыл памятником – и унесли его черти, наверное, в море скинули, к бронзовым бюстам эпохи застоя…
А я заметил, когда канкана нет, это еще хуже. Пока они дрыгаются хоть как-то: безобразно, стыдно, смешно до колик – не все потеряно. А вот когда я вижу вместо души спеленатую мумию или Памятник Труду с кувалдой в руке – вот это уже не смешно. Тут уже я плачу, господа, плачу.
Нервная работа, признаться. В последнее время стал задумываться о пенсии. Только… ну как мне без театра? Вы же знаете, кто сюда попадет, это навсегда. Шоу маст гоу, публика внимает, комедианты кривляются, герои-любовники подвывают…
Опять же, и театру без меня – как? Я его центр, ось, обратная сторона медали… Единственное око недреманное… Вокруг – гороховые шуты, дурилки картонные…
Бывало, наблюдаешь эту парфюмерно-прилизанную толпу - плывут мимо, улыбаясь и тихо, вежливо переговариваясь, а я слышу, кто-то думает, глядя снизу, как декольтированные дамы прогуливаются по фойе второго этажа: «голые бабы по небу летят - в бане взорвался зенитный снаряд»… И этакое общее негромкое жужжанье: «хрюк! хрюк! тяв-тяв-тяв… хрюк! хрюк! тяв-тяв-тяв…»
Лицедейство, сплошное лицедейство…
Интересуетесь, в каком театре я работаю? Да в камерном одном, Шекспировском… Том самом, “El mundo es un teatro”. Заходите, приглашаю. Только не забудьте… Вешалка – вешалкой, но театр - истинный театр – начинается с Зеркала… С Моего Сиятельства. Не сочтите за труд, господа, задержитесь. Постойте передо мной, подождите, пока она появится, ваша истинная голая суть, без маски и грима… Ведь ждать-то – всего пару минут… Вот тогда вместе и посмеемся… Или поплачем, как повезет…
Пришли? Сейчас я, секундочку… Эй, эй, куда?
Ууууааа - хххххаааааааа - хххххаааааааааааа…