[Николай Лемкин]
ЛИНГВИСТИКА,
ФИЛОЛОГИЯ И ЭТНОГРАФИЯ
В столице Финляндии Хельсинки с двенадцатого этажа отеля упал человек.
Дело вроде бы рядовое, но вызвало оно массу споров.
Выпавший был хоть и пяти-сортным, но ученым - филологом, звали его Манькин, был он специалистом по иннозабугорским языкам, точнее - по морзянскому.
Нюансы гибели остались неизвестны- « пил- не – пил, с кем пил, с кем не пил, против кого пил…»
Но буквально перед гибелью он сделал сообщение мирового значения.
Слово «Лондон» в основе морзянское! От слова « лондать- ломать, крушить».
Вот жили - были британцы, и не знали как назвать столицу, а тут морзяне- « …мужики, да это же Лондон».!
И все хором - «… точно – Лондон»!
И никакой тебе предыдущей истории - ни римлян, ни прочих!
«Убил его Нобелевский комитет» в целях экономии денег» - сразу пошло в узких кругах ограниченных людей. Бояться правды, гады.
Процесс пошел по нарастающей.
Берется слово и примеряется к географическому названию, если не стыкуется, вносятся поправки на инородные влияния- жидовские, монгольские, но главное -русские, самые страшные.
В итоге – Пекин, Токио, Нью-Йорк,Варшава становятся исконно-морзянскими, ибо очень похожи на слова «Затычка». « Первый бросок», «Смотрящая мать», а если и не похожи, то все равно- наши.
Найден ключ! И вот от морзянского « а Мазо « ( некрасивая) половина американского континента уже морзянская Амазонка!.
.............................................................................
Вожди – правозащитники учили видеть скрытые тайны истории, обходить ловушки дат и фактов.
Ими двигала не только бескорыстная и чистая любовь к деньгам, но и зависть.
Крымские татары уже подмяли под себя весь полуостров, действуя лишь через общественную организацию « Меджлис».
Планы были великолепны - подняв оголодавшее, потерявшее веру в бога и черта население на восстановление исторической справедливости, потребовать контрибуции за вековое угнетение, за использование национальных природных ресурсов.
Впереди светили нехилые бабки, но мешали настоящие ученые -историки, филологи, этнографы.
Газета «Эрзац мастурбация» писала злые статьи о профессорах национального Университета, ставя в кавычки такие слова как « доцент» и « кандидат наук» ...
Кавычки как плевки показывали истинную суть шибко грамотных людей, « которые хочут казаться умными»…
Только они- пенсионеры военные и пенсионеры по инвалидности, могли выражать волю целого народа!
....................................................................................
Коля терялся в терминах и датах, считая себя «Арием», но боясь слова «ариец», он не знал, что это одно и то же, однако ему нравилась свобода самовыражения, он был счастлив, видя подпись под статьей «директор музея морзянской культуры Н.Говношкин».
И плевать, что его музянь был всего лишь захламленной кладовкой, в газетных статьях «Морзянь музянь» описывался как единственный в мире.
Непосвященный читатель воспринимал его как Эрмитаж( такое впечатление потом подкрепила правительственная «Российская газета», но об этом – позже).
Большое меряется от большого, как высота гор - от уровня моря, если же мереть от дна выгребной ямы, то великим можно объяснить что угодно.
В витринах была смесь вещей разных эпох- штык винтовки Арисака, гильза гаубицы, лапти, короче, все, что хранилось в деревенских сараях и не было выброшено.
Меня заинтересовала солдатская бляха времен первой мировой войны.
Вещь редкая- на фотографиях 1914-17 годов солдаты чаще опоясаны ремнями без блях ( ну не был готов придурковатый царь к войне).
- Слышь, Коля, отдай бляху, ведь не морзянская она!
- Не могу, народ меня не поймет.
Коля работал от имени народа, и это звучало. Так он выклянчивал себе всякого рода грамоты и даже пытался добиться звания « Народный музей»
- А я тебе зуб мамонта!
Слово « мамонт» на директора действовало как удар током, он схватил стамеску и стал выламывать раму витрины.
В моем сарае давно валялся предмет килограммов на десять. За бляху не жалко.
Помыв его под колонкой, я понял – не зуб….
Это была окаменевшая раковина моллюска с остатками перламутра.
Витрина была раскурочена, Коля дрожал в предчувствии нового подтверждения своих измышлений.
- Извини, это оказывается не зуб, а моллюск, но моллюск явно морзянский!
Коля взял окаменелость и стал высматривать национальные признаки.
В общем-то он был счастлив.
Бляха с двуглавым орлом, как символ угнетения, унижения его народа обменена на исконно исторический артефакт, из которого, приложив фантазию, можно было загнуть еще какую-нибудь гипотезу.
Гипотезы пёрли из него как понос из дизентерийного, так все великие люди были его сородичами- Ленин, Гагарин, Чкалов.
И прочие.
Великие не могли быть русскими, или татарами, так Козьма Минин, описанный в истории как обрусевший татарин, имел голубые глаза, следовательно был морзянином.
Неффертити была морзянкой( как-никак красивая), для объяснения строилась длинная цепь бредовых рассуждений о кельтах, рожденных из морзян, следовала словесная мочалка с якобы историческими терминами, и когда бред доходил до смыслового тупика, следовала фраза
-… ну тебе это не понять.
Короче, наша и все тут!
Проще было с аналогиями.
Ходили морзянские плотники по соседним селам бани строить, и Коля на полном серьезе рассказал мне, как его древние предки с Дальнего Востока через японские острова по льду океана ходили в северную. Америку строить пирамиды.
Мои робкие поправки, что пирамиды гораздо южнее он не воспринимал, и смотрел на меня сочувственно.
Для него я был не просто русским, а полукровкой, забывшим язык предков.
Тот язык не знали даже мои бабка и дед, выехавшие из села в молодые годы.
Язык был сельским, непригодным для городской жизни, и быстро забывался ( в отличии скажем от татарского), народ сам становился русским среди русских.
Тот язык не предполагал мужской и женский роды, имел массу падежей , что переносилось на разговорный русский. С таким знанием русского трудно было поступить даже в сельхозинститут, и сельское население потребовало перевести школьное обучение с морзянского на русский.
Случилось это в конце пятидесятых годов. Желание дать детям хорошее образование, спасти от колхозной жизни оказалось сильнее покорности, воспитанной за предыдущие годы.
Народ потребовал и добился!
Народ дошел до самой Москвы, где неглупые люди долго взвешивали все «за» и «против»
С народом согласились и разрешили учить на русском языке
Сейчас это требовалось описать как насильственную русификацию, как убийство национальной культуры.
Работа кипела – Коля собирал лапти по деревням, каждому ручью и роднику придумывал древнюю историю, каждая куча земли, поросшая крапивой, объявлялась древним курганом.