Чайка. (Рассказ)

Чайка.

Посвящается светлой памяти Ольги, Павла и всем, кто каким- либо образом связан с этим проклятием для избранных…

11/01/2011г.

Предисловие.

Говорят, что одинокая чайка-  это душа умершего моряка, нашедшего свою смерть в зеленой пучине морской. Кто-то верит этому, а кто-то считает фразу выдумкой романтиков, и не более того. Но почему- то с самого раннего детства, когда я думала о времени после смерти, мне хотелось стать этой красивой и вольной птицей, которая не боится ни неба с его пугающей высотой, ни волн и их черных глубин, ни бурь, заставляющих многих свернуть с намеченной цели. Мне не быть моряком, это сложная, абсолютно мужская профессия, но, возможно, переступив ту самую черту между жизнью и смертью, Небеса подарят мне возможность хоть маленькой частичкой своей души полетать белой чайкой над Черным морем.  И тогда, громко крикнув свысока, я заставлю людей посмотреть в синюю небесную высь, которая так близка для крыла свободной птицы и так далека для живого, ограниченного своими глупыми принципами, человека. Возможно, этот пронзительный звук заставит на мгновение задуматься о том, что вы потеряли когда-то и имеете на данный момент, что на самом деле главное в жизни, а что можно выбросить вместе с мусором в ближайшую корзину, что вы должны ценить по- настоящему, а что забыть и закрыть в самый дальний уголок сердца… Надеюсь, в будущем ваш персональный «ящик воспоминаний» будет пуст, и тогда душа сможет с легкостью взлететь над этой скучной, грешной землей и не ощущать более на себе тяжести и страданий прошлого…

Она лежала, разглядывая трещины на потолке бессмысленным взглядом. Наступило еще одно утро, но ничто больше не могло ей помочь, никто не мог ее спасти. Мысли кружились в бешеном хороводе, нечего было и пытаться прекратить это безумие…
«Как Она будет жить без меня? Что подумает Он, узнав об этом? Почему все произошло именно со мной? ... Вопросы, вопросы… Стоит ли продолжать думать?» От бессилия ей пришлось закрыть глаза. Но в темноте еще страшней. «Нет,- решила Маргарита,- пусть еще хоть пару часов я буду чувствовать себя живой, как раньше. Впереди ждет лишь темнота и холод…»
-Мама! Мама!
-Что, милая?- еле слышно отозвался родной, срывающийся голос.
-Почитай мне…
-Конечно.
Ее мать Анна достала «Унесенных ветром»
-Мам,- говорить сегодня было трудно,- открой нижний ящик, посмотри, там лежит тетрадь…
-Вижу, солнышко…
-Почитай оттуда, ладно?
Больше она не могла сдерживаться, еще одно слово и поток бессмысленных слез обеспечен…
-Хорошо.
«Милая, дорогая мама … Что же будет, когда я больше не смогу тебя утешить? Когда мои руки перестанут греть, а сердце биться? Когда будет уже все равно? ...»
Анна плакала, с утра ее девочке стало еще хуже. Она ужасно выглядела, и мать замечала, как иногда бледное лицо искажается тщательно скрываемой гримасой боли. Анна начала читать, но казалось, что Марго вообще ее не слушает. Но она знала, что маленькой девочке хватало просто голоса, который сквозь все страдания до сих пор пытался взбодрить и придать сил.
Рита слышала отдельные слова: «я бежала», «зеленая трава», «любимые глаза»… Много изменилось с тех пор, как она в первый раз сюда попала, в этот ад на земле. Просто ей не повезло, а кто-то из этой касты сейчас пьет чай и весело болтает о завтрашнем дне.  Лишь одно стоило помнить - завтра наступит не для всех, и она всем своим нутром понимала, что ее время скоро кончится.
«Сколько же я всего не успела,- подумала Марго.- Так хотела закончить рассказ…  Он был бы обязательно со счастливым финалом. А теперь… Теперь я вряд ли успею его дописать…»
-Это что, твоя книга?- неожиданно прозвучал вопрос.
-Да, но у нее нет конца.
-Ничего, допишешь.
Голос вновь сорвался в плачь, и Рита почувствовала, как слабое сердце сжалось в ее груди.
-Мааа…Не надо, все будет хорошо!
-Конечно, солнышко, конечно...
-Ты же все знаешь, правда?
В этот момент им обеим стало ясно, что фразы потеряли всякий смысл перед лицом пугающего, самого ближайшего будущего. Поэтому, чисто машинально, прозвучало:
-Конечно знаю. Ладно, начну сначала…

Глава первая.

«Я бежала по улице после занятий в школе, босыми ногами прямо по лужам, держа туфли в руках. Давно уже мне не было так хорошо, так свободно. Мне было шестнадцать, я была по щиколотку в грязи, вся промокшая, с потекшей тушью на лице и слипшимися волосами, но меня переполняло счастье и дикий, неукротимый восторг перед стихией, низвергнущей на наш город такое количество воды… Капли стучали по голове и плечам, и, казалось, вся кожа пропиталась этой небесной свежестью. А я все бежала, бежала… Такое смешное ощущение, когда прикасаешься к асфальту, как будто какой-то восточный целитель иголочками щекочет ступни. Если бы этот целитель сейчас был здесь…
В голове один прекрасный образ сменялся другим - вот мы идем по набережной, я - в красивом  легком платье и на шпильках, а Он в своих любимых джинсах и куртке, которую с нежностью набрасывает мне на плечи… Вот мы уже стоим возле дома, я подхожу ближе, и наши губы встречаются в первый раз… И теперь я уже стою на пороге церкви перед венчанием, смотрю в Его любимые карие глаза и плачу от счастья… Все было почти реально, я видела каждый волос на его голове и каждую выдуманную искорку в его глазах… Ах, как жаль, что он так далеко работает, наверно опять не успел пообедать. На часах 13.21. Вот если бы приехал, то мы бы сейчас точно столкнулись…
Тут я очнулась, и увидела свой двор, эти синие высотки и зеленую траву вокруг. Надо же, как быстро прибежала! Удивительно, ведь почти три месяца назад я потянула мышцу голени в спортзале, и временами она довольно сильно болела. Я зашла в наш лифт и зачем- то стала пристально вглядываться в темноту - ну да, нога опухшая, но совсем не болит. Ничего, до свадьбы заживет! Я снова улыбнулась… Свадьба… Ведь все может быть… Счастье всегда рядом.  В то время я даже мыслила короткими фразами. Поддерживаемая мечтами о скором замужестве, я постучала в дверь.
Залаяла собака, и практически сразу мне открыла дверь женщина всей моей жизни - моя мама. Тогда я еще не осознавала, насколько она мне дорога… Что еще может сказать подросток в шестнадцать лет, у которого в голове одни тряпки да мальчишки. Мама выглядела встревоженной:
-Ты что, всю дорогу так бежала?
В ее голосе был ужас и смех одновременно.
-Нет, только от остановки.
-Почему не подождала пока кончиться дождь?
-Хотела побыстрей быть дома.
Этот коронный прием я усвоила еще с детства. Мама всю жизнь положила под наше с братом воспитание, старалась сделать дом уютным и душевным по мере сил и возможностей. Поэтому любое упоминание об этом факте неизменно вызывало улыбку на ее лице.
-Ну что ж, давай, скорее раздевайся и марш греться в ванну! Я как чувствовала, что ты сейчас придешь.
Теперь невольно улыбнулась я.
-Мам, ты просто чудо!
Я поцеловала ее и побежала в комнату.
Весь остаток дня меня расспрашивали, не болит ли горло и нет ли у меня температуры. Я же не сахарная! Бывает, конечно, но не в этот раз.  Видно, тема болезней в нашей семье главная на сегодняшний день…
Мой отец, хирург по специальности и в душе, сказал, что ему не нравиться моя отекшая нога, и поэтому мы съездим к одному хорошему доктору в областной центр  Р***, чтобы он высказал свое мнение. Я, как ни бунтовали мои внутренности, решила промолчать. Ну ладно, тем более завтра контрольная… Но жаль, видимо я не встречу Его опять на улице. Хотя еще есть шанс, побегу к магазину мимо того самого подъезда. Тут же, быстро отпросившись под каким-то предлогом, я выскочила на улицу.
«Интересно, знает ли он, что писала именно я? А если знает, то спросит ли? И вдруг он ошибается, что это другая девушка, а я буду неудел? Какой ужас! Почему я раньше об этом не подумала? Ведь стихи не подписаны! О Боже, что же делать…»
Погруженная в мысли я чуть было не пробежала мимо, но вовремя подняла взгляд. Этот силуэт я узнаю и в темноте и вдалеке - возле машины стоял Он… Какой же он высокий!- ноты восторга звучали в моей голове. А как одевается! Двигается как танцор. Он как будто рожден, чтобы быть со мной…
Я приняла слегка надменный вид и, в дисгармонии с выбранным образом, открыто улыбнувшись, подошла к нему.
-Привет!
-Привет.
-Можно с тобой поговорить?
-Давай.
Сердце мое бешено застучало… Вот Он, идет со мной рядом, как в моих мечтах… Но нужно сосредоточиться, всегда должно быть несколько вариантов…
-Что ты хотела?- сказал он, и посмотрел на меня своими глазами цвета шоколада...
-А…Ммм…
Мысли под его взглядом моментально спутались.
-Я хотела спросить тебя кое о чем.
- Спрашивай.
Его тон мне не понравился. Хотя, с другой стороны, какой может быть тон у человека, разговаривающим с малознакомой соседкой… Собравшись с мыслями, я выпалила:
-Это я присылаю тебе стихи. Это я аноним, который писал тебе. Ты ответил, что у тебя нет времени на эти «стишки», поэтому решила все тебе лично рассказать.
Я подняла глаза, и тут мне показалось, что небеса опустились и почернели надо мной. Я увидела все- шок, недоверие, без презрения тоже не обошлось. Правду выдали Его глаза. Лицо же, продолжая мило улыбаться, смягчило общее впечатление. Помолчав, наконец, Он произнес:
-Я все понял, но, знаешь, у меня есть девушка…
-Оу.
Все, что я смогла тогда ответить.
«Как же так? Ведь я была почти уверена, что они расстались!» На языке крутилось - Ты любишь ее?- но произнести это так не решилась. В какие- то доли секунды Он уже начал идти в сторону дома, на ходу бормоча о нехватке времени. Я должна была что-то сказать, но на ум пришло лишь:
-Рада, что все прояснилось.
-И я тоже. Пока.
-Пока…
Какая же я дура! Почему не сказала, что не претендовала на его любовь? Что мне все равно на Него и его девушку? Потому что это неправда… Этот человек растоптал меня неоднократно своими словами и поведением, понятие «гордость» в наших коротких отношениях, по крайней мере с моей стороны, отсутствовало полностью, но в этот раз было неимоверно больно…
Как в тумане я вернулась домой, ничего не купив, и, быстро поев, легла в кровать. В такие моменты я всегда радовалась, что мой родной брат работает в море, и не видит сейчас того, что происходит в нашей общей комнате… Я боялась, что моих глаз уже нет на прежнем месте, что я выплакала их в ту ночь. Но с утра стало легче, и в сердце опять появилась новая глупая надежда.
«Вот приеду из Р*** и тогда Ты точно станешь моим! Я надену свое лучшее платье и каблуки, распущу длинные волосы, пройду мимо Тебя так, как будто и не заметила, и Ты сам побежишь за мной следом, забыв про свою куклу…»
Как тогда все было просто, мечты рождались и умирали почти безболезненно, освобождая место для новых с завидным постоянством. Думалось, что пару простых шагов исправят даже самое безвыходное положение, что любовь можно построить самой, без согласия и участия объекта любви, что еще пару красивых «стишков» и дело будет в шляпе. Но это были мысли маленькой девочки, которая жила в своем придуманном мире и не хотела смотреть реально на вещи, происходящие вокруг. Но жизнь вскоре самым жестоким способом заставила ее снять розовые очки…

Глава 2.

Проснувшись утром, я едва смогла открыть заплаканные глаза - свет даже сквозь шторы до боли резал меня лучами. Тело не слушалось, мне мерещилось, что в нем не осталось ни одной косточки, сплошная рваная рана. Опять ныла нога, пришлось быстро расхаживаться по комнате, пока мама не встала. Я не хотела придавать этому большое значение, в привычках не было жалости к себе. Какая может быть жалость, если я спортсменка? Каждая тренировка, каждый подход - постоянное преодоление себя, своих страхов, своей боли… В кровь разбитые колени, ладони с непроходящими мозолями и каждодневный дискомфорт в мышцах - вот стихия людей, связанных со спортом.
Таким был этот мир и для меня. Я не из тех неженок, которые полчаса убиваются над порезанным пальцем  или весь день рыдают о сломанном ногте на руке. Нет, я - свободная птица, чайка в полете, которая не боится ни порывов ветра, ни холодной воды, ни соленого, обжигающего внутренности, воздуха. И с каждым днем мой рекорд высоты становиться все больше, я лечу все выше, и предела просто не существует. Впереди только небо и солнце!
Вспомнив, наконец, кто я для самой себя, побежала помогать маме собрать вещи. Сегодня важный день, мы едем в Р***. Папа пообещал, что это будет не дольше, чем на пару дней.  Но ведь дольше я просто не выдержу. Быть вдали от дома, от школы, от друзей, от Него… Это сплошная мука, и я была не готова мириться с этим.
Поэтому, подумав, что разлука будет совсем недолгой, в самом лучшем расположении духа я села в машину. Кто мог подумать, что эту траву во дворе и синеву красок дома я не увижу больше, чем полгода? Тогда об этом не знал еще никто из сидящих рядом. Мама, папа и я - мы едем по широкой трассе, впереди Р*** и неизвестность. Почему я тогда не испугалась всего этого? Почему не чувствовала приближение беды? Наверно из-за того, что с самого раннего детства обожала ездить с родителями на машине, и чем дальше, тем лучше было для меня. В свое время мы исколесили полстраны, несколько раз были за границей у бабушки с дедушкой. Бедные мои, как же вы теперь спите ночами? …»

Рита неожиданно почувствовала вновь подкатывающую слабость и удушье. Паника опять захватила ее в свои цепкие когти, грудь едва могла подниматься и в глазах резко потемнело…
-Мама!- прохрипела она.
Тут же почувствовав кислородную маску на своем лице, она попыталась сделать вдох. Внутри это усилие отозвалось дикой болью, стоило огромных усилий как в прошлый раз не потерять сознание. Но победа над собственным организмом уже была одержана, дышать становилось все легче, только мороз по коже от проступившего пота давал о себе знать. Анна, уже немного успокоившись, накрыла ее вторым одеялом и погладила по руке. Ладонь была влажной от слез, но разве это было важно? «Маме не привыкать», - подумала Рита. Это был пятый приступ за сутки, за месяц же их количество подсчитать не представлялось возможным.
«Проклятые легкие уже не хотят работать на меня,- усмехнулась девчонка. – Мое тело устроило против меня же самой бунт, сердце дает перебои, как будто устало работать и требует повышения зарплаты… » Сколько раз она думала, чем ему заплатить, чтобы прожить еще пару дней, но ответ так и не был найден. Рита поняла, что снова может нормально дышать, и, собравшись с силами, так, чтобы голос звучал как можно бодрее, сказала:
-Читай дальше, мам.
-Сейчас, родная.
Анна посмотрела на полупустую бутылочку с лекарством, немного замедлила падение жидкости в стаканчик капельницы и продолжила читать.

« Итак, мы ехала в машине, в плеере играла «Саша», а в моей душе царила легкая грусть расставания. На музыку ложились уже совсем другие, посвященные Ему, стихи. Как жаль, что я не умею писать музыку. Если бы я могла, то все мои песни были бы о Нем. Мечты вновь завладели моим разумом и чувствами, и тихое шуршание шин в союзе с приятной музыкой легко перенесли меня в нежные объятия Морфея…
Проснулась я уже возле самого Р***, к тому моменту мы приехали почти в самый центр города.
-Как красиво!- сказала мама.
-Смотрите, трамвай! Ну надо же!- зазвучал мой восторженный голос.- Может, пройдемся?
-Давайте сначала поужинаем,- предложил отец.- Время уже позднее, скоро надо будет ложиться спать.
Мы вышли на эту яркую, пестрящую вывесками улицу. Впереди был какой-то итальянский ресторанчик, туда мы и проложили свой путь. Тут мне на глаза попалась надпись «Книги».
-Маа, мы же так ничего и не купили почитать, пошли посмотрим?
-Давай, только быстро.
Магазин был огромным, столько литературы. Десятки веков собраны в одной этой комнате, что же тогда говорить о столичных библиотеках... Глаза мои видели все, но выбрать ничего не могли. Мама сказала:
-Смотри, «Унесенные ветром». Давай купим? Если ты не будешь читать, то я с удовольствием перечитаю- с ехидной улыбкой прошептала мама.
Она по- прежнему не верила в эту мою затею с книгами.
-А давай!- ответила я и взяла большой красный двухтомник в свои руки.
Много раз эта книга спасала меня от безумия в те страшные вечера, много раз давала надежду и силу главной героини. Сколько бы я ее не перечитывала, строки каждый раз заставляли меня улыбаться, негодовать, бояться и плакать. Наверно тогда я и решила стать второй Маргарет Митчелл и написать свою историю. После первого прочтения мне уже стало ясно, о чем напишу, оставалось только продумать детали…
Мы посидели в маленьком ресторанчике, этот странный вкус итальянского супа с расплавленным сыром я помню до сих пор. За окном стучал мелкий дождик, а мы втроем сидели в тепле и уюте, с сытыми желудками и с небольшой дорожной усталостью в теле. Мы рассчитались и уехали в гостиницу. Было всего полдвенадцатого, но завтра нужно было встать в семь часов утра, поэтому все легли пораньше. Стараясь не думать о том, что меня ждет, я предалась мечтаниям о Моем единственном и неповторимом и вскоре заснула».

Послышался приглушенный смех.
-Ну чего ты смеешься!- с негодованием воскликнула Рита.- Это же всего лишь книга!
-Я знаю, знаю,- хихикала Анна,- единственный и неповторимый Дэн, ну конечно!
Она засмеялась пуще прежнего.
«Ничего-ничего,- подумала Марго,- мне все равно придется сказать тебе… Вот тогда ты все поймешь». От этих мыслей даже сейчас Рита покраснела и улыбнулась.
-Вот видишь,- сказала мать,- тебе даже говорить ничего не нужно, я и так все вижу по тебе.
-Ладно, продолжай…- голос снова захрипел, но обе сделали вид, что этого не заметили…

Глава 3.

« С восемь утра мы уже были в больнице. До сих пор не понимаю, почему фраза «онкологический центр» меня тогда не напугала. Такое впечатление, что я просто пропустила ее мимо ушей и не восприняла всерьез. Мы зашли к главврачу в кабинет, нас встретила приятная во всех отношениях женщина. Она сказала, что нужно сдать кровь на анализ и пройти в 2** кабинет на пункцию. Слово «пункция» не так сильно меня напугало, как фраза «сдать кровь». Я жутко боялась этой процедуры, один раз в прошлом году мне даже стало плохо, тем более что с утра я почти ничего не ела… Но что было делать… Я пошла на эту каторгу с мужеством пленника, идущего на расстрел. На удивление, все прошло благополучно, состояние после вида проколотой вены было удовлетворительным, и мы пошли в тот самый 2** кабинет. Меня познакомили с доктором, который автоматически становился нашим куратором и отвечал за мое состояние, пока мы находились тут. Папа успел мне рассказать, что такое пункция. Вот тогда я и перестала бояться крови, мне предстояло ощутить иглу длинной десять сантиметров в своей несчастной ноге… Теперь началась настоящая паника, но все произошло так быстро, что боль я даже не успела почувствовать. Выйдя из кабинета, мы с родителями отправились во временную палату, в которой пробыли всего 2 дня. Папа забронировал отдельный бокс на двоих, поэтому нам с мамой жилось достаточно комфортно, сам же он уехал обратно в гостиницу. По крайней мере, мне было спокойно. Как выяснилось, для моей мамы это было самое ужасное время в ее жизни ».

Маргарита поняла, что мать опять украдкой вытирает слезы. За что же ей все это…
-Не плачь, мам, пожалуйста! Если не хочешь, не читай, давай лучше просто поговорим.
-Нет, малышка,- отозвался заплаканный голос,- я прочту.  От первого до последнего слова…
-Но мам, я…
-Никаких но.  Раз уж ты мне доверила эту тетрадь, то позволь мне дочитать ее до конца.
Материнский голос окреп, и Рита не стала напоминать ей, что конца у истории нет, и что она вряд ли успеет его сочинить, а просто поддалась своему взыгравшему чувству гордости за свое творчество и за материнское мужество и стала слушать дальше.

« Мое первое подозрение закралось сразу после того, как меня пригласили зайти в кабинет к самому главному академику института. Я боялась его как огня, властные люди всегда ставили меня в тупик и заставляли сердце в страхе биться быстрее. Меня одну пригласили пройти к нему, и я, простояв в нерешительности с закрытыми глазами, наконец-то шагнула через порог. Вопреки моим страхам, меня ожидали мой курирующий доктор, главврач и добродушного вида пожилой Человек, с бородой и смешных очках. Он открыто и дружелюбно улыбнулся мне и попросил подойти поближе и показать свою ногу. Сколько рук сегодня уже ощупало мою несчастную конечность!  Но такому миловидному и умному старичку доставляло одно удовольствие дать в руки еще один образец для медицинских исследований.
-Хм... И давно это у тебя?- спросил он.
-Нет, совсем нет.
-Болит?
-Бывает… Я думаю, что просто потянула мышцу…
-Где ты ее потянула?
-В спортзале, я там работаю.
-Ну, молодец,- улыбнулся Человек.- Можешь одеваться. Ах да, позови своих родителей, ты можешь идти в палату, я их задержу.
-Да, конечно, до свидания.
-До свидания!- сказал веселый бородач, и я покинула кабинет.
Следом в кабинет зашли мама с папой, но в тот момент рядом с ними меня уже не было. Они пробыли там почти час, я уже начала волноваться, но когда дверь распахнулась, я уже начала жалеть что их так быстро отпустили. Папе тогда удалось сохранить беззаботное выражение лица, а вот по маме я могла понять, что это вещь в моей ноге явно не настолько простая, как я думала до этого дня.
Отец долго и подробно рассказывал мне, что ту жидкость, которую у меня взяли на пункцию, отвезли в лабораторию, что на одном стекле ничего не нашли, а на другом обнаружили непонятные клетки, и, чтобы не возникало сомнений, нужно провести более точные исследования, но таких аппаратов в этом городе нет. Поэтому завтра же мы вылетаем в столицу первым рейсом, чтобы быстрее все закончить. И, конечно же, теперь это затянется как минимум на неделю…
Опять же я удивляюсь, как я во все это поверила… Наверно потому, что тогда еще половину сказанного просто не поняла. Было из- за чего расстраиваться, так далеко ехать, в М***… Но, с другой стороны, я всегда хотела побывать в столице, тем более полетать на самолете. Родители говорили мне, что в свой год и пару месяцев я уже налетала километров как настоящий летчик- истребитель, но это же было в бессознательном возрасте. Поэтому, наряду с грустью о далеких расстояниях и долгих расставаниях, во мне присутствовало возбуждение от предстоящих перемен в своей жизни. Я уже тогда их чувствовала, только не понимала, что грядет совсем не счастливое будущее…
Я зашла в ICQ и сообщила последние новости всем знакомым, в том числе моей подруге. Тогда я еще не могла думать, что этот человек будет так меня поддерживать и дорожить моей далекой дружбой. Мы знали друг друга всего год, ходили вместе в спортзал. Пока работала, я помогала ей достичь наилучших результатов. До того времени мне казалось, что у меня куча подруг. Как же я ошибалась… Все пожелали мне поскорей вернуться и напомнили, что неплохо было бы сделать пару фотографий на фоне достопримечательностей М***. Кое-кому я даже пообещала привезти сувениры, но и этому обещанию не суждено было сбыться.
Мы уже ложились спать, и, как только погас свет, я вывела на экран телефон свою любимую фотографию, которую и при огромном желании мало кто смог бы отыскать в этом бесчисленном количестве файлов. Белая куртка, черные джинсы… Глаза, за которые я готова продать душу дьяволу и вырвать сердце, если потребуется… Мой милый, мой самый любимый… Жди, я скоро вернусь к тебе…»

-Смотри, мам,- теперь уже не было смысла скрывать все это.
Рита протянула ей телефон, на фотографии нагло смотрел тот самый Дэн на фоне голубого неба и по- весеннему синей морской воды.
-Я думала, ты шутишь…
-Нет, как видишь.
-Вот это да. Я многого не знаю, да?- она в упор посмотрела на Риту.
-Да, мам,- выдохнула девчонка. Кое- что из написанного здесь - правда.
-Мне есть чего опасаться?- тревога и интерес прозвучали в голосе Анны.
-Да нет, мам. Хотя… В общем, продолжай, там посмотрим.
Маргарита невольно улыбнулась, увидев озадаченное лицо матери, но одновременно с этим почувствовала прежнюю неловкость перед «той самой» главой книги, которую она не хотела никому показывать. Может мама к тому времени устанет и отложит книжку, а я спрячу эти листики,- успокоила себя Рита и снова вслушалась в  голос, который, как ей казалось, каждым своим звуком облегчает ее дикую боль в области сердца.

« С утра мы уже ехали в аэропорт. Полет в М*** оказался очень запоминающимся для первого раза. Замечали - почти каждый раз, когда вы куда-либо летите, в салоне самолета после посадки всегда кто-нибудь аплодирует пилоту? Даже в том случае, если полет был похож на поездку трактором по кочкам в вашем в огороде? Так вот, в тот день, когда наш пилот каким-то чудом посадил эту жуткую машину на землю, не было такого человека, который не похлопал бы мужеству и решительности этого человека. Тогда я еще чувствовала себя вполне здоровой, но, как только я встала с пассажирского кресла, меня стало ужасно тошнить, ноги отказывались держать тело в вертикальном положении, и мне оставалось только радоваться, что желудок пуст. На тот момент у нас еще не было знакомых в М***, поэтому пришлось добираться на метро через весь город к нашему, теперь уже родному, институту. Когда мы приехали в гостиницу, у меня осталось сил только на то, чтобы раздеться и лечь в кровать. Было такое впечатление, что я пробежала марафон; я хоть и спортсменка, но бегать никогда не любила. Еще тогда легкие и сердце меня подводили. Я с детства астеник, высокие люди не могут хорошо бегать, и я не была исключением. По прошествии времени стало понятно, что еще тогда организм начал давать сбои и уставал намного быстрее, но мне казалось, что это переутомление связано с обилием впечатлений. Отец пообещал, что, если останется время, мы сходим на прогулку в город. Учитывая дикую усталость и массу красочных картинок в голове, я уснула моментально, даже не успев подумать о человеке, который на тот момент был смыслом всей моей жизни. В ту ночь мне снилось, что я плыву на лодке по каналам Венеции, и в воде отражаются миллионы кристаллов, переливающихся и перетекающих цветом из теплой гаммы в холодную… Это был один из самых ярких снов моей прошлой жизни.
С утра я увидела те самые длинные, холодные, серые коридоры института, которые теперь снятся мне вместо радужных отблесков солнца на воде. Мы путались, как в лабиринте Минотавра, пока кто-нибудь из персонала не бросал невидимый клубок нитей Ариадны, чтобы помочь нам наконец-то найти заколдованные кабинеты. Было много разных людей, надписей, анализов… Больше всего мне понравилось лежать под маской с веселящим газом, мне мерещились какие-то клоуны, и я чувствовала себя счастливой. Очнувшись, сама не понимая почему, я стала глупо хихикать. Тогда стало на самом деле страшно, потому что сдержать этот смех было невозможно. Мне было очень стыдно. Но, к моему счастью, такое «веселое» состояние продлилось недолго, и я смогла уже абсолютно серьезно попрощаться с доктором и выйти из процедурной. Сколько раз мне хотелось еще раз увидеть наяву эту фата-моргану, но, к сожалению, волшебные миражи больше никогда не были такими удивительно сочными, похожими на реальность, как в тот, первый раз. Все, что происходит с нами впервые, имеет свой особый, неповторимый привкус новизны и свежести, и все последующее, возможно, будет более запоминающимся и острым, но всегда менее чистым и чувственным».

Марго опять залилась краской, но голос продолжал читать, не обнаружив признаков душевного возбуждения слушателя.

«Меня привели в коридор детского онкологического отделения, его начальник, замечательный мужчина несколько за сорок, тихо сказал мне:
- Не смотри на этих детей, это с тобой никак не связано.
Может, он тогда и сам и верил в это, но его фраза не сильно помогла мне пережить весь этот ужас, представший перед моими глазами: худые, бледные дети всех возрастов, с капельницами на колесах, ходили по коридору; кто с ужасным глазным протезом, кто с костылями, кто на инвалидной коляске. Но больше всего меня потрясло не это. Все, абсолютно все дети были лысыми… У одних просто не было волос на голове, у других не было ни бровей, ни ресниц. Они были похожи на инопланетян, на каких-то белокожих человечков, которые могли убить одним взглядом. Позже я поняла, почему все они так смотрели на меня…
Сколько себя помню, у меня были длинные волосы. Может, состояние их и попортилось из-за моих порой безумных экспериментов, но в целом они воспринимались как некая неотъемлемая часть меня самой, часть моей силы и красоты. А теперь представьте, что чувствует человек, по большей части подросток, который потерял это богатство не по своей воле? Я знаю как это. Тебе трудно сдерживать жгучее чувство зависти к этому пока еще волосатому новичку, ты понимаешь, что это нехорошо и неправильно, но иногда было просто нереально сдержать свой гнев на Высшие силы за такую жестокую несправедливость. Войдя туда, я уже знала, что вскоре и мне придется узнать, что это такое, на себе. Только тогда, всего раз в жизни, я уронила несколько слезинок на больничный подоконник, отвернувшись от всех людей к окну. Первый и последний раз я плакала из-за своих в скором времени потерянных волос, из-за всего ужаса, который только что испытала, из-за дикого страха за свою жизнь и из-за прошлых дней моего такого короткого и счастливого детства…

Первый курс химиотерапии я помню с трудом. Зато отлично помню, как ставили подключичный катетер. Я, привыкшая к постоянным синякам и спортивным травмам, оказалось, не была готова к этой необычной, звенящей боли в районе ключицы. Когда я вышла из процедурной, меня трясло как в лихорадке, руки дрожали, а стыд от впервые раскрытого перед взрослыми людьми тела вызвал обильный поток слез на моем лице. Но это были еще цветочки. После нескольких часов под капельницей меня рвало непереставая целые сутки, пока не укололи лекарство, и я, от бессилия, сидя не уснула. Эта красная жидкость, капавшая через инфузамат  (прибор для подсчета времени падения капель), сводила меня с ума. Я пыталась накрыться с головой одеялом, чтобы не слышать этот зудящий звук маленькой машинки, пыталась закрыть глаза, чтобы не видеть трубочку, уходящую в мое тело, но и то и другое мало мне помогало. До сих пор в памяти остался этот мерзкий звук, и ему никогда не будет равных. Еще пару дней я не могла ничего есть, любой запах, будь то еда, парфюм или запах с улицы вызывал острый приступ тошноты. Но мне хватило только одного раза, когда отец подошел к моей постели после очередного отказа от еды, и с горящими глазами сказал коротко, жестоко и очень правдиво:
-Не будешь есть - умрешь.
После этой фразы я стала просто тупо заталкивать еду в себя, не смотря на отчаянные протесты желудка. Конечно, не раз она возвращалась в неизменном виде, но все же с каждым днем становилось легче, аппетит начал появляться и вскоре я спокойно передвигалась по палате и коридору со своей «стойкой», на которой висела уже прозрачная бутылка».

-Мам! Опять упустили!
-Ну вот! Зачиталась совсем! Придется опять промывать катетер!
С этими словами Анна встала, и, набрав в шприц физраствора, умело провернула всю это скучную процедуру, заменила опустевшую бутылку на новую и снова присела рядом.
«В этой больнице и не такому выучишься», - подумала Маргарита.- « Хорошо все-таки, что мама врач. Хотя нет, в данной ситуации я бы предпочла, чтобы она вообще ничего не знала о моем состоянии и чем все это грозит…»
-Мам, а папа скоро приедет?
-Да, Марго, его самолет скоро приземлиться и он сразу же позвонит нам.
-Хорошо. Тогда читай дальше.
-Ты не устала?
-Нет.- отрезала девочка.
«Конечно же, я дико устала,- невесело подумала Рита,- но кто знает, сколько мне еще осталось, а я так не хочу уходить от нее». Мамин голос успокаивал и внушал уверенность, он помогал ее сознанию находиться во включенном состоянии, хотя мелодичность заставляла глаза закрываться, а сердце биться ровнее. Рита сняла, наконец, кислородную маску и сказала:
-Давай, я жду!
Вложив всю оставшуюся бодрость в эту фразу, чтобы она звучала как можно веселей, Маргарита приготовилась слушать дальше историю своей собственной жизни…

Глава 4.

« Говорят, что у каждой социальной группы в мире есть свои знаки отличия, будь то деньги, машины одной марки, татуировки или одежда. У нас тоже была отличительная черта, и в конце второй недели я стала членом этой особой, отмеченной небесами, касты. Весь вечер перед походом в парикмахерскую я сидела и, безболезненно выдирая клоки своих волос из головы, наматывала их на пальцы. Я, как будто ведьма, которая снимает проклятья и исцеляет заклинаниями, в голове вела внутренний монолог. Что я точно тогда сама себе говорила, я не помню, но смысл был ясен: я думала, что так нужно, что это очень негигиенично оставлять за собой повсюду волосы, что, сбрив их, я, наконец, перестану чувствовать себя здесь белой вороной, что они отрастут снова и будут еще краше, чем прежде. В тот момент я была зомби, но зато ни разу не заплакала, и шла в парикмахерскую в хорошем расположении духа, как будто сама захотела отстричь это все «под ежик». Никогда не забуду эту легкость, которую я ощутила сразу же, как моя коса оказалась в руках мастера. Мне показалось, что голова полегчала на пять килограмм, не меньше. Конечно, это сила самовнушения, но тогда это мне очень помогло. Как выяснилось, форма черепа была практически идеальной, и поэтому мне, как никому другому из моих товарищей по несчастью, шла эта «прическа». Первое время очень мерзла голова, это смешно, но мне приходилось спать в платке, чтобы не стучать по ночам зубами. Потом и те маленькие оставшиеся волосы полностью выпали, и тогда я поняла, как чувствуют себя мужчины, побритые наголо. Ресницы и брови к тому моменту еще росли, и я выглядела довольно стильно. У меня была даже мысль сфотографироваться и выставить эту фотографию в социальную сеть, где были все мои знакомые и одноклассники, но я так и не решилась, найдя для себя тысячу непреодолимых препятствий. Комплексы были моими вечными друзьями…
Стремительно приближался Новый год. Уже тогда было понятно, что его придется встретить здесь, в больнице. После химии ужасно страдает общая картина крови, и, имея меньше чем десять процентов от количества клеток, можно подхватить любую болезнь, а вылечиться будет крайне трудно. Поэтому приходилось соблюдать особые, «послехимические» правила. Отец уехал еще до того, как меня постригли. Он вернулся домой, чтобы заработать денег нам на питание и на лекарства, и обещал приехать вместе с братом к нам на праздники. Меня до сих пор переполняет гордость за своего отца, который не бросил нас в трудную минуту. В отделении лежали мамы, которые остались одни с больным ребенком на руках из-за горе - мужей и отцов, без денег и поддержки. Хорошо, что государство по-прежнему предоставляет таким, как мы, документы на оплату дорогостоящих лекарств, но ведь это еще не все. Каждая мама хочет побаловать своего несчастного ребенка чем- нибудь, подарить какую-то игрушку или маленький сувенир, просто так, без повода. Не всегда все лекарства выдавали в больнице, различные таблетки на период ослабления иммунитета приходилось покупать самостоятельно. Поэтому мои родители четко поделили свои обязанности - отец уехал зарабатывать на жизнь себе и нам, а мать осталась ухаживать за мной. И я даже не могу сказать, кому из них пришлось тяжелей.
Папа однажды сказал, что никогда не забудет тот Новый год. И я не забуду. И мой брат с мамой тоже. Я видела, как исказились лица моих родных мужчин от инопланетного вида худощавой, бледной девочки, но, поговорив со мной, они поняли, что перед ними я, может немного не такая, какой они привыкли меня видеть, но все же я. Какую боль пришлось читать в их глазах, какими смешными мне казались вопросы старшего брата, который не обладал ни медицинскими познаниями, ни опытом того, что он мог бы видеть здесь. Ужас овладевал им, и я прекрасно это понимала. Но только братская нежная любовь заставила его переменить мнение, и с каждым днем он все больше проникался этой темой, хоть и не мог понять даже половины. Человек, который случайно забрел в это место, поспешит поскорее уйти из этого странного и пугающего мира. Видели бы вы лица людей, которые приходили дарить нам подарки в канун Нового года и Рождества. Они едва могли скрывать свое смятение и отвращение… Мы, народ за забором, не такие, как все остальные. Спустя многие годы я поняла - счастье в неведении. Чтобы я отдала, чтобы вновь ничего не знать и не понимать…
Прошли праздники, и наши мужчины вернулись домой. Мы же с матерью остались один на один с нашей общей проблемой. И, кроме нас самих, помочь мог только посланник свыше, а именно доктор с верхнего этажа. Наш врач, которого я нежно, платонически люблю, тоже был не подарок. Его отличительной чертой был нескончаемый поток знаний и мыслей, которые вырывались прежде, чем он успел подумать о том, что сейчас скажет. Он нередко пугал этим меня и маму, смотря в упор сквозь свои квадратные очки, но, вскоре, мы обе перестали придавать этому значение. Как говорил сам доктор- это не глобальная проблема.  Случались, конечно, и ЧП, вроде вытащенного нечаянно катетера, пневмоторакса,  сделанным при помощи следующей неумело поставленной трубочки (пневмоторакс- поступление жидкости и воздуха в полости плевры, являющейся оболочкой для легкого), последующая за ним реанимация и откачивание воздуха до полного заживления раны, и все тому подобное… Мне не хочется останавливаться на этом…

В один совсем не прекрасный день меня как будто ударила молния. Я в первый раз за все это время очнулась от транса, в который меня погрузил мой собственный мозг. Я увидела себя в зеркале, детей вокруг, серые стены, докторов в белых халатах, и, наконец, поняла, где я и что со мной. Это звучит глупо, но только в то время до меня дошло, в каком глубоком дерьме я нахожусь... Я видела передачи и слышала новости, я была убеждена что рак- болезнь неизлечимая, и тут вдруг меня осенило, что он уже во мне! Моя нога заметно уменьшила свой объем со дня первой химии, но эта гадость по- прежнему жрала меня изнутри. Иногда хотелось отречься от своей же собственной конечности, но в такие минуты я вспоминала о том,  что мне немного позже рассказала мама. Однажды она просто спросила:
-Ты знаешь, почему мы уехали из Р***? Не потому что там не лечат такие заболевания, потому что других вариантов у нас не было. Точнее, был один, но он оказался просто невозможным, несвоевременным и неподходящим для нас.
Ее голос выдал мысли, и тут меня осенило…
-Ампутация?!
Она лишь кивнула головой, едва сдерживая слезы.
-Да, милая, они сказали, что со своими препаратами и знаниями они могут помочь нам только этим. Папа сказал мне, что в тот момент я упала в обморок… Он же и решил, что мы будем бороться до конца, и не будем принимать поспешных решений. Поэтому в течение пары минут он позвонил знакомому доктору из столичной клиники и попросил о помощи. Вот почему мы здесь. Видишь, как нам повезло, как нам тут помогают…
Я почти ее не слушала. Это грозное слово взбудоражило и смертельно напугало меня. «Ампутация… Как? Так сразу?- кричал голос в моей голове.- После двухгодичных успешных занятий спортом, мне, шестнадцатилетней девочке, у которой вся жизнь впереди?! Какой ужас! Я сама на грани обморока! Так вот почему мама была так неспокойна в тот день. И полные глаза сочувствия у нашего курирующего доктора, когда он прощался с нами… Теперь все ясно. Мне действительно повезло…»
С тех пор я начала воспринимать все вокруг иначе, в том свете, в котором оно должно выглядеть для больного, живущего здесь. В тот момент те самые розовые очки спали с моих глаз, и серость этого нового мира пугала и приводила меня в состояние задумчивости. Но, даже в самые страшные моменты, я не забывала о том самом, любимом человеке, оставшемся в моей прошлой жизни. Это было единственным воспоминанием, которое мне не хотелось вычеркивать из своей жизни. Но после всего  я уже начала осознавать, что теперь у меня нет шансов завоевать его любовь, что если бы он мог сейчас меня видеть, то кроме чувства отвращения  ничего другого по отношению ко мне не испытал. Я начала видеть все свои ошибки, как будто какой-то учитель подчеркнул красной ручкой все, что было сделано неправильно: прошлые слова, поступки, даже мысли… Мой внутренний маленький человечек, как жесткий цензор, вычеркнул всю сентиментальность из моего сердца и оставил мне лишь голые факты, бередившие и без того печальную и пустую душу».

-Бедная моя девочка!- воскликнул голос.- Неужели в тебе такое происходило?
Рита слышала боль в словах матери.
-Не забывай мам, что это всего лишь дурацкая книжка, и не все, что в ней написано, правда. Вот, например, история про старшего брата, ведь я же одна у вас, так?
-Да, из братьев у тебя только двоюродный…
-Ну вот, видишь!- перебила Рита,- Не нужно верить всему тому, что читаешь.
Анна в упор посмотрела на нее, но Марго в тот момент собрала всю волю в кулак, и ценой напряжения оставшихся сил второй раз в жизни не выдала себя. Увидев в маминых зеленых глазах маленькое облегчение, ей и самой стало легче.
«Наверно, мне нельзя врать, учитывая мою близость к Высшему суду,- подумала Рита,- но тут, думаю, Господь простит мне эту маленькую ложь во благо. Как и то, что я битый час твержу ей, что мне не больно. Так будет легче, к чему вся эта правда сейчас. Мне она не принесет облегчения, а ей лишь доставит страдания. Да простят меня Небеса!»
Как и прежде, очнувшись от своих грустных мыслей, Рита попыталась вслушаться в рассказ.

« Дорогие девочки от тринадцати до восемнадцати лет! Что вы знаете о комплексах? Вам кажется, что у вас слишком большой живот, или кривой нос, или маленькая грудь? Вы готовы поменяться с нами, у которых коричневые от облучения шрамы через половину тела, располневшие фигуры от гормонов, хромота или протезированный сустав в ноге? С нами, которые сами бояться смотреть в зеркало, не понимая, что это отражение, показывающее чудище без единого волоса, представляет собой наше лицо? С теми, кто останется хромать на всю жизнь, или будет видеть мир одним глазом, или просто никогда не вернется домой??? Не готовы? Конечно же нет. Тогда, пожалуйста, дорожите своей жизнью, здоровьем и будьте довольны всеми своими частями тела. Кто знает, с чем из этого вам, возможно, придется расстаться в будущем…
Вспоминая эти дни, проведенные в НИИ вплоть до самой первой выписки летом, я оцениваю так же и свое душевное состояние. Моей матери в те дни повезло - она нашла утешение и поддержку у Бога, который был с ней рядом, как она утверждала, с первого дня нашего пребывания на лечении. Она открылась Ему и получила все то, чего так не хватало в нашей ненормальной жизни. Она стала молиться, ездить в храмы и иногда заводила разговоры со мной на эту тему. Но я тогда чувствовала совсем иное…
Незачем отрицать, что тогда моя вера была полностью утрачена. Я не хотела ничего слышать о Боге, о любых святых местах и даже о бабушках, которые лечили молитвами. Я ненавидела Его всей своей душой, мне ничто не было нужно от неба и никто, кроме матери и врачей, не мог мне тогда помочь. Вы не можете себе представить, как тяжело жить без поддержки свыше… Вокруг была только пустота, серо-зеленые стены и грязный, потрескавшийся потолок. И больше ничего… Обида росла с каждым днем, я все чаще задавала вопрос «За что? Почему я?», и конечно же, не получала ответа. Священники, изредка приходящие к нам в гости, вызывали у меня стойкое чувство отвращения, как и все, что было связано с Богом. Чем больше мне пытались навязать добрые чувства к Нему, тем больше я отдалялась и замыкалась в себе. Мама столько раз пыталась поговорить со мной, но в этом вопросе я стояла бетонной стеной, которую бесполезно было в чем- то убеждать. Хотя из- за любви к ней я по- прежнему носила крест с ладанкой и могла выпить святой воды тогда, когда она меня просила об этом. Но и это не приносило облегчения, а только доставляло дискомфорт и раздражало до крайней степени. Но маме Он помогал. Потому что она верила во все это, и Он был милостив к своей послушнице. Я отлично «прокатилась» на операцию, вернулась уже через 4 часа после ее начала в палату, вместо того, чтобы лежать в реанимации двое суток; кроме того, быстро восстанавливалась и скоро встала на обе ноги. Я же эти достижения приписывала только мастерству оперирующих врачей и собственному упорству.
Так дальше и катились эти ужасные, однообразные до безумия, дни. Иногда приходили учителя, которые старались хоть что-то запихнуть в наши уже затупевшие головы, иногда мы просто сидели на общей кухне и болтали о чем- то с другими детьми, иногда тихо плакали ночью, узнав про очередного ребенка, которого увезли по дороге в один конец. Но все мы - и дети, и взрослые, мечтали, что наконец-то окажемся дома, что, как только перестанет мучить больной желудок, наедимся запретных чипсов и обопьемся кока- колой, что опять сможем бегать и прыгать, как раньше, что волосы отрастут, и мы забудем все это, как страшный сон…
Не всем суждено было вернуться домой. Еще в тот момент дети, которых я знала лично, были живы. Я зову их друзьями, потому что ни один человек из настоящего мира меня не понимал и не поймет так, как любой ребенок оттуда. Все они, на самом деле, мои соратники вне зависимости от пола и возраста, от количества времени, проведенного вместе или секретов, сказанных вслух. Мы все- таки особые во всех отношениях, самые лучшие друзья до момента начала контроля или смерти. После этих обстоятельств нить обрывается мгновенно, причем одинаково быстро в том и другом случае.
Наконец-то пришел этот день- день первой выписки. Это означало, что нам все равно придется вернутся сюда, но это так же значило, что мы в первый раз за полгода попадем домой! Это состояние трудно передать словами: ты знаешь, что едешь ненадолго, что не сможешь покататься на роликах или велосипеде во дворе, что даже не улицу нельзя будет выйти, так же как и нарушать диету, но все это кажется такими мелочами перед этой волной сладостного предвкушения от возвращения в родные места. Выслушав самые приятные пожелания от персонала и больных, мы двинулись в путь. Перед поездкой я купила себе парик, в день отъезда карандашом, как смогла, нарисовала брови и обвела черным глаза по краю роста предполагаемых ресниц. В первый раз за столько времени я почувствовала себя красивой. Вечером, после двухчасового перелета мы были уже почти дома. Наступала ночь, и город загорелся всеми яркими лучами своего величия. В тот день мне казалось, что все это для меня одной, что даже город стал чище, и фонари светят сильнее, чтобы меня порадовать. Выйдя  из машины, я осознала насколько мне легко дышать этим свежим, морским воздухом. Воздух в столице был сухой, ты дышал им без всякого удовольствия только потому, что так было нужно. Он входил в тебя незаметно, и так же незаметно покидал легкие. Здесь же ты всем нутром чувствуешь этот влажный запах, своей тяжестью он заполняет всего тебя, и, отдав до конца свои целебные свойства, оставляет твою грудь пустой и чистой для нового, все такого же свежего и мягкого вдоха. Один только воздух приводил меня в восторг, что уж говорить об обилии зеленых красок деревьев и людей на улицах!
Я зашла в нашу квартиру с замирающим от переизбытка чувств сердцем. Навстречу мне с лаем сразу же выбежало маленькое лохматое чудище.
-Пенси! Девочка моя!!!- по моим щекам катились слезы.- Наконец-то я дома! Я уже и забыла, какая ты на ощупь!
Собака весело виляла хвостом, поскуливала и с радостью давала почесать себя по спинке с такой непривычной для меня жесткой шерстью. Цвет ковра и обоев привел меня в состояние эйфории, я приземлилась на свой родной, твердый, никем не продавленный диван, и со счастливой улыбкой выдохнула:
-Я дома!
Мне и сейчас трудно представить человека радостнее меня в тот день. Вы не поймете, если только не были вдали от дома много-много месяцев. Я своего рода моряк по профессии, невольно задержавшийся на судне. Какое блаженство, что пароход все-таки причалил к берегу, и теперь я могу погладить свою собаку, посмотреть в чистое окно, прикоснуться к моим мягким игрушкам и книгам, стоящим на том же месте, где я положила их шесть месяцев назад… Ваши наркотики ничто по сравнению с экстазом, который мне тогда довелось испытать. С полным, всепоглощающим чувством счастья я легла в кровать и заснула здоровым, крепким сном, впервые за долгие дни моего заточения».

Анна посмотрела на осунувшееся лицо дочери, и ужас отразился в ее глазах. Заснула или…? Но, к великому облегчению, она сразу же вспомнила, что этот противный писк аппарата, врывающийся в ее почти безумную голову, сигнализирует о сердечной деятельности, и пока он рисует кривые линии на мониторе, эти ужасные звуки должны были стать самой прекрасной музыкой для ушей Анны.
«Тук-тук, тук-тук… Сколько еще будет этих ударов? Тысяча, две? Или всего пятьсот? Боже, это сведет меня с ума! Что же делать?...»
Анна достала из кармана часы.
« Почти два пополудни. Пусть поспит, Рита так рано встала. Первый раз за столько времени… Может, это хороший знак?» Но она помнила, что ее дочь ненавидела просыпаться раньше десяти часов, и, если приходилось ее будить, ходила хмурая и недовольная все утро вплоть до обеда. Материнское сердце жило надеждами, но прагматичный, живой ум доктора и шестое женское чувство не предвещали ничего хорошего. Слезы бесконтрольно бежали по ее щекам.
«Хорошо, что Марго спит,- подумала она.- Еще немного и я разрыдалась бы прямо перед ней, а этого делать никак нельзя. Что же это за книга? Неужели она заранее начала писать обо всем этом? Нет, такого не может быть, ведь она сказала, что у рассказа нет конца… Может все- таки она допишет его, и история кончится хорошо?»
Рыдания терзали ее изнутри, но она не хотела отходить далеко от постели своей маленькой девочки, поэтому она сдержала подступивший крик, когда вспомнила фразу, которую когда-то сама Рита ей сказала после просмотра мелодрамы: «Счастливый конец оставляет чувство неудовлетворенности». Какие глупости. Мы до конца будем верить в чудо!
«Боже, милостивый и великодушный! Помоги нам! Облегчи страдания моей дочери!...» И она зашептала заученную еще давным-давно молитву, которая столько раз выручала ее в сложных ситуациях, но почему- то сегодня совсем не помогала ей отогнать боль и ужас, поселившийся в ее сердце еще неделю назад.
Ровно семь страшных, невыносимых дней прошли с тех пор, как они вернулись сюда. Анна еще тогда знала, что это дорога в один конец, но не разрешала себе так думать. Рита тоже все понимала, и тоже молчала, зачастую недоговаривая матери и врачам о своем состоянии. Но все и так было ясно- ужасные, разъеденные метастазами легкие на рентгене, увеличенные лимфоузлы, видные невооруженным глазом, жуткий кашель и удушье,  приходящие по ночам. Все это не давало никакой надежды на ее спасение, но Анна продолжала верить в чудо. Наверно, крошечным чудом можно назвать даже то, что ее сердечко, истощенное бесчисленным количеством химий и облучений, до сих пор бьется, и легкие, в которых измененной ткани уже больше, чем свойственной для нормального органа, продолжают прокачивать воздух в ее маленькую, обтянутую кожей поверх костей, грудь. Тяжело, когда мать теряет ребенка при родах, в автокатастрофе или в силу внезапных причин, но в миллионы раз тяжелей видеть, как твое дитя мучается и медленно умирает у тебя на глазах… Скорей бы Рон вернулся!- подумала Анна и вздрогнула от звука открывающейся двери.
На пороге стоял врач. Доктор и медсестра пришли убедиться, что все в порядке.
«В порядке?- усмехнулась про себя Анна,- если это нормальное состояние, то я - балерина». Сарказм помогал ей поддерживать себя в трудной ситуации и не давал впадать в депрессию. Но, конечно же, такого рода смех далеко не всегда помогал преодолеть ужасные обстоятельства, происходившие с завидной постоянностью последнюю неделю. Каждый утренний обход, каждое посещение врачами их палаты приносило только новые плохие известия о состоянии Марго, иногда ей самой казалось, что за спиной иной раз веет холодом смерти, поэтому все чаще она небрежно набрасывала на свои худые, поникшие под тяжестью горя, плечи шерстяной платок, подаренный ее матерью, бабушкой Риты.
Врач посмотрел на монитор аппарата, покачал головой и стремительно вышел из комнаты.
«Хорошо, что он ничего не сказал. Я и так все знаю». А соленая вода все бежала по ее щекам без остановки, наконец-то можно было ослабить волю и дать самой себе отдохнуть перед новым ударом неизвестности. Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, Анна продолжила читать.
«Я никогда в ней не сомневалась, всегда знала, что она пишет. Но почему же я не знала об этой тетрадке? Когда же она успела? Видимо, на самом деле я много упустила…»

Глава 5.

« Эти веселые каникулы, к моему сожалению, быстро закончились, и нам пришлось вернуться в М***. Перед тем, как снова лечь в палату с номером «5», мы прошли все обследования заново. Но теперь мне уже не было так страшно, половину врачей я знала по имени-отчеству, была знакома с несколькими великими академиками страны и чувствовала себя вполне сносно. Оставалось всего два курса химиотерапии и две недели облучения до нашей окончательной выписки на «контроль». Это означало, что нас выпишут домой с диагнозом «Здоров. Находится под наблюдением» и то, что мы уже навсегда вернемся в родные стены. Такая перспектива была более чем радужной, поэтому, пролежав еще 3 месяца, мы, наконец, закончили наши приключения, и, с пожеланиями больше никогда не возвращаться в этот сумасшедший дом, покинули столицу. Теперь все пошло по- другому.
С каждым днем я ощущала себя более нормальной, более здоровой, на теле зажили все шрамы и тогда мне разрешили купаться в море. Эта теплая вода была раем для моих малоподвижных и располневших членов. Чем больше я плавала, тем большую силу чувствовала в себе, совсем как в первые дни занятий спортом. Мама не могла поверить, что все кончилось, она порхала вокруг меня, как бабочка, окружала заботой и вниманием, готовила что повкусней и давала подольше поспать. Отец раньше приходил с работы, и мы долго сидели за столом после ужина, разговаривали, шутили, строили планы на будущее. Я, увидев первый раз на просвет свою голову, не поверила глазам - на ней появились маленькие волосики, похожие на пушок, они были очень приятными на ощупь, и теперь каждый, кто был дома, проходя мимо, гладил меня по этому смешному подобию прически. Я наконец-то встретилась со своей подругой Софи, которая столько раз меня поддерживала и больше, чем на пару дней, не забывала писать мне все девять месяцев, что я была вдали от нее. Конечно, она была шокирована и моим видом, и тем, насколько я стала сама на себя непохожа, но я по- прежнему видела дружескую любовь в еще по- детски наивных и добрых глазах.
Чем больше проходило времени, тем больше я убеждалась, что могу стать прежней, что мои волосы отрастут, и я смогу снова подойти к Дэну, что еще немного, и мне не составит труда пойти погулять с моей подругой, что дальше в моей жизни будет только радость и благополучие. Я ценила каждый день как последний, и любые неурядицы забывались очень быстро, под действием этой силы воли к возрождению, жажды к жизни. Я представляла себя птицей феникс, которая уже однажды умерла и превратилась в пепел, и теперь оживает вновь. Она уже не та, что прежде, но прошлое никуда не исчезло, пепел является частью ее, хоть и заново рожденной, души. Я больше не боялась перемен и стала счастливым человеком. Но счастью не суждено было продлиться долго…
Как и всем остальным, мне, после месяца пребывания дома, необходимо было вернуться на пару дней в М*** на контроль, пройти заново все исследования и удостовериться, что выздоровление идет с хорошей динамикой и что в самой ноге все в порядке. Мы прилетели полным составом в столицу, оставив моего брата приглядывать за домом и собакой, поселились все в той же гостинице и на следующий  день отправились сдавать анализы. Все было неплохо, пока нам не сделали компьютерную томографию легких. Мама с папой переглянулись и попросили подождать в коридоре, пока они переговорят с начальником детского отделения. До того момента я не беспокоилась, но эти слова заставили меня понервничать. Мои ладони вспотели, тело была дрожь. Я сидела под дверью и думала:
«Что же они там увидели такого? Может, ничего страшного? Но тогда бы им незачем было идти туда! Скорей бы они вернулись…»
Минут через десять они вернулись из кабинета с ужасной для меня новостью.
-Тебе сделают повторную операцию - сказал отец.- Прибор показывает какой-то непонятный узелок, но, не достав его нельзя понять, метастаз это или кальценат. Поэтому его достанут эндоскопом через маленькую дырочку, никто и не заметит этого шрама. Потом узелок отдадут на экспертизу в гистологию и мы, убедившись, что все в порядке, сразу же поедем домой. В любом случае, что бы то ни было, это нужно достать для нашего же спокойствия.
«А что если это метастаз?»- подумала я, но не решилась произнести это вслух. С тех пор я стала очень суеверной и боялась озвучивать плохие мысли. Поэтому я промолчала, и мы пошли сдавать анализы для подготовки к операции...
В тот день все прошло хорошо, после незатейливой процедуры меня отпустили уже через 2 часа в палату, врачи сказали:
-Мы понаблюдаем за тобой еще сутки, и тогда можно будет не беспокоиться о состоянии твоих легких.
Так и получилось. Я отлежала положенный срок, и мы вернулись в гостиницу. Результаты гистологии должны были прийти в понедельник с утра. Мы тогда разговаривали о чем-то отвлеченном в кафетерии, и тут в кармане отца зазвонил телефон…»

Анна подскочила от неожиданной вибрации в кармане.
-Алло, привет, я прилетел.
-Все в порядке?
-Да. Как Рита?
-Спит.
На другом конце трубки послышался вздох облегчения.
-Я успел…
-Приезжай скорее, мне тяжело одной.
-Буду так быстро, как только смогу.
-Мы ждем тебя.
-Я скоро. До встречи.
Анна хотела разбудить Марго, чтобы сообщать радостную новость, но, прикинув, сколько нужно будет добираться по этим жутким пробкам из одного конца столицы в другой, решила подождать еще как минимум два часа. Заключив с собой сделку, Анна продолжила чтение, уже заранее зная, что скажут ее мужу, а, точнее, герою этой книги.

«Отец вытащил телефон трясущимися руками и нажал кнопку ответа.
-Алло? Да, конечно, мы ждем результатов с пятницы! Скажите, все в порядке?!
Мы с мамой сидели напротив него. Я никогда не смогу забыть то, что тогда мне пришлось испытать. В тот же самый миг я увидела миллион рухнувших надежд в его глазах. На лице был шок, в глазах - невыносимая боль…
Он продолжал слушать голос, но и говорить ничего не имело смысла, мы с матерью все поняли сами. Может, для вас это ничего не значит, и все эти непонятные слова не имеют особого значения. Но я просто скажу, что, по статистике, человек, имеющий ранее не леченные раковые клетки неважно какого происхождения и местоположения, получает «билет в жизнь» в шестидесяти процентах случаев из ста. Человек, у которого повторно обнаружены те же самые клетки- всего в пятнадцати процентах из ста. Вот такая простая арифметика…
К сожалению, изучив половину доступной в интернете литературы, я уже тогда знала эту статистику. Родители еще сами не поняли, насколько мало шансов у меня осталось. Я не могу сказать, что в тот момент вся моя жизнь рухнула, мне кажется, я опять впала в некое апатичное состояние, которое не давало мне оценить масштаб происходящего полностью. Как сомнамбула, я ходила по коридорам и исполняла все приказания, отдававшиеся мне любым человеком. Я ложилась, вставала, садилась, раздевалась, делала вдох и задерживала дыхание по приказу, не было ни одной попытки сопротивления отданной мне команде. Только вечером мама, с красными заплаканными глазами, вернула меня в жестокую реальность.
-Нас опять положат в пятую палату. Проведут еще курс химиотерапии, возможно, это поможет. Если нет - сделают еще две, а потом облучат. Не беспокойся, все будет хорошо…
Я почему-то не особо в это верила. А мысль об этих трубочках, наполненных красной жидкостью, которые вновь будут обвивать мое тело, словно маленькие ядовитые змеи,  уже по старой памяти приводила мой желудок в состояние полной «боевой готовности». Но делать было нечего, и уже на следующий день я лежала с температурой и капельницей».

Анна вспомнила, что давно не мерила температуру у Риты. Она осторожно прислонила руку к ее лбу и с тоской тут же ее убрала.
«Как печка,- подумала Анна.- Радует, что хоть температура стабильная. Она высокая, но зато не «прыгает» как раньше. Хороший знак!»
Позволив себе улыбнуться, женщина поудобнее села в кресле рядом с кроватью и углубилась в рассказ. «Это же всего лишь глупая книжка, все будет хорошо, » – подумала она. Конец будет счастливым!

«Я говорила, что едва помню то, что со мной происходило во время первой химии. Теперь же я ощутила все прелести той неоднозначно плохой или хорошей поры. Меня рвало каждых полчаса, температура зашкаливала, болело все тело, и было ужасно видеть, как медленно тянется время. Доктор старался помочь мне, как только мог - он приходил каждый час, внимательно смотрел на меня через свои квадратные очки, и, быстро выбегая, говорил очередное сложное название лекарства, которое мне кололи буквально в ту же минуту. В те дни он был очень похож на заботливого отца, который жертвовал всем ради моего хотя бы стабильного состояния. Но химия закончилась, а легче мне не становилось. Тогда подключились все - и главврач, и директор нашего отделения, и потихоньку, с каждым днем становилось все легче и легче. Но, как выяснилось, мое улучшающееся состояние было обманчивым. Химия очень сильно ослабила сердце, почки и печень. Я пила в день по 15 таблеток, а капельницы с гепатопротекторами и мочегонными средствами менялись на моей стойке с невиданной ранее скоростью. У меня ничего не болело, но на самом деле мой внешний вид выдавал все внутренние сбои организма. Я стала похожа на больную желтухой и до ужаса боялась вида своих коричневых рук. Ко мне приходили разные врачи, даже нефролог из другой больницы (нефролог- специалист по почкам). Мое состояние улучшилось, но показатели печени и почек оставались далеко за пределами норм, хоть и не превышали их, как раньше, в 15-20 раз.
В тот день отец сказал мне, что консилиум из самых светлых умов института решил так не рисковать мной, поэтому химий и облучения больше не будет. Я сначала обрадовалась этому, но позже осознала, что это не дает мне шансов в будущем спастись. Переварив всю информацию, мне осталось надеяться только на эту последнюю химию, которая отняла у меня столько времени, здоровья и сил. Вскоре папа уехал домой, мы по-прежнему лежали в той же палате с заколдованным номером «5». Должен был пройти еще хоть один месяц после всего, что в меня влили за прошлые тридцать дней. По подсчетам, этого времени как раз хватало, чтобы дать организму восстановиться и увидеть, растут ли эти злокачественные клетки или все же нет. Я думаю, и так понятно, в каком нервном напряжении находились мы и все вокруг. Одно слово могло меня спасти, другое обречь на смерть. И третьего не было дано. Мама молилась и постоянно плакала, отец каждый день звонил мне из дома по нескольку часов до того самого рокового дня.
С утра шел дождь. Я слышала фразу- небо грустит о ком-то. Как оказалось, в тот день оно грустило обо мне. Я знала, что психическое состояние матери оставляет желать лучшего, но даже не могла представить себе, что услышу, стоя под кабинетом главврача.
-Мы больше ничем не можем вам помочь…
-Но как же так? Почему???
-Мы пробовали все, что могли. Еще одну химию она не переживет, тем более облучение.
-Пожалуйста, давайте попробуем еще раз!
-В этом нет необходимости. Не тратьте деньги, боюсь, даже заграничная клиника вам не поможет…
-Но может нам все-таки пройти еще один курс?
-Я повторяю Вам, мы убьем ее!
-Но она же…она же и так…умирает!!!
Мамин голос начал срываться в крик.
-Почему??? Почему Вы не хотите нам помочь???
-Поймите, это не выход, она будет мучиться.
-Боже, за что же мне все это?! ЗА ЧТО???
Больше слов было не разобрать, я слышала только отчаянные мамины уговоры, переходившие в рыдания, и тихий голос главврача, пытающейся ее успокоить. От этих приглушенных звуков у меня болезненно сжалось сердце. Мне было все равно, что я скоро умру- было невыносимо думать, что это доставит маме такую боль. Я стояла и тихонько плакала под дверью. В конце концов, послышался заплаканный мамин голос:
-Спасибо Вам за все. Вы - святые люди…
-Простите, что больше ничего не можем для вас сделать. Храни Вас Бог!
С этой фразой главврач открыла дверь и выпустила маму в коридор. Увидев мое заплаканное лицо, она подошла ко мне и прошептала так, чтобы мама не услышала:
-Когда станет совсем плохо - приезжай к нам. Я помогу. Я знаю что делать.
-Спасибо большое,- уже во весь голос ответила я.
-Удачи, девочки...»

Анна не заметила, что уронила несколько слезинок на тетрадные листки, от чего слова «Бог» и «крик» поплыли и перестали быть читаемыми. Чем больше она вникала в текст, тем больше чувство непреодолимого горя завладевало ей. Рита еще спала, Рон не звонил. Она просто не знала, чем себе помочь, кроме того, что дочитать эту проклятую книжку до его неоконченного конца.
«Это все ужасно вспоминать, конечно, но Марго меня поразила. Ей нужно было бы идти в литературный институт, а не в морской, как мы раньше хотели. Не зря она сопротивлялась!»
Анна улыбнулась, вспомнив эти каждодневные кухонные баталии о том, куда и на кого пойти учиться. Это было как раз перед тем, когда Рон приехал домой и сказал, что его знакомому доктору очень не понравилась состояние той самой правой ноги, и что им необходимо съездить в онкоцентр, дабы исключить такую фатальную возможность. Тогда еще ни она, ни он не понимали, чем все это может кончиться. Только материнское сердце на миг встрепенулось. У Анны всегда была хорошая интуиция, но лучше бы в тот самый момент эта женская сущность в ней первый раз ошиблась…
«Теперь уже нет смысла думать об этом.  А тем более реветь. Возьми себя в руки! …»
Но успокоить раздраженные нервы и мокрые глаза было не так просто. Поэтому Анна взяла в руки тетрадь, и, напрасно понадеявшись, что больше она не заставит ее плакать, вернулась к тому месту, где закончила читать пару минут назад.

« В тот же день, попрощавшись с теми, у кого еще была надежда на выздоровление, мы отправились домой. Эта поездка меня, конечно же, не радовала. Я понимала, что лечу оттуда домой в последний раз. Я перестала бояться этих слов. Ну чего ради говорить и думать, что случиться чудо? Я все еще верила в него, но обстоятельства сильней на этот раз… В то время я уже не воспринимала Бога как отца, карающего своего ребенка за плохое поведение. Я пыталась понять, с какой целью Он дал мне, как оказалось, непреодолимое испытание? Зачем Он приказал Смерти дышать мне в затылок? Для чего вся эта игра в кошки-мышки? Понять замысел Божий было все тяжелей. Я не сердилась и не обижалась на то, что мне вскоре придется покинуть землю. Я думала об этом как о долгом-долгом морском путешествии, в конце которого я опять встречусь со всеми, кого оставлю на берегу. Я никогда не боялась за себя, но так же не могла простить Ему то, что он сделал с моими родителями. Ведь я же единственный ребенок в семье! Как же Он мог забрать у них самое дорогое?! Я ухмыльнулась, подумав, что обязательно все выскажу Ему, как только попаду «на личный прием». Конечно, все это не было игрой, и улыбаться было нечему, но мне было проще так думать о своем скором уходе. Я знала, что таким, как я, отведено от трех месяцев до полугода. Это так мало, но, все же, так много. Мне столько всего нужно будет успеть сделать! В голове зародилось множество идей, которые я обязательно должна была воплотить в жизнь. А так как время неумолимо бежало вперед и работало против меня, нужно было все четко продумать… Я закрыла глаза и откинулась на кресло. В этот же момент я почувствовала, что кто-то крепко держит меня за руку. Я узнала бы эти нежные руки из тысячи, они гладили меня по животу, пока я еще была в утробе, они качали моя колыбель бессонными ночами, они ласково обнимали меня всю жизнь. А теперь предстояло рано или поздно их отпустить… К горлу подошел удушающий комок, и я почувствовала слезы на глазах, но я не открыла их и лишь крепче сжала мамину ладонь в своей руке. Так, сцепленные между собой нашими пальцами, мы провели весь остаток полета, как будто эта волшебная связь могла помочь нам не потерять друг друга. Но, к нашему общему несчастью, руки все равно пришлось расцепить. И на этом месте погибли все мои мечты о будущем. Борт номер 1234, место 13 «D», компания «Тревел Инк.» Пусть эти надежды останутся для других людей, мне же они больше не нужны…»
Глава 6.

« Что можно сказать человеку, зная, что он скоро умрет? Вы знаете? И я не знаю… Именно поэтому не винила моих друзей, с которыми когда-то лежала в том самом злополучном месте. Друг от друга нас отделяла единственная черта, по одну сторону которой была жизнь, а по другую - смерть. Не нужно было ничего говорить, писать утешительные слова или демонстративно рвать на себе волосы. Для них самым правильным было просто отстраниться от меня, забыть о моем существовании. Я не в обиде на этих людей, я бы сама же так поступила. Никто не хочет видеть пока еще живой пример неудачи и допускать к себе плохие мысли. Я ведь уже смирилась, а у них еще был шанс…
Моя мать тоже стала другой. Теперь она уже не кричала, не заламывала руки и не прятала слез, если оные бежали из ее зелено- золотых глаз по так быстро постаревшему лицу. Я же не плакала совсем. А зачем? Это было так же бессмысленно, как и строить планы на будущее. Отец уволился с работы только чтобы подольше оставаться рядом со мной. Он сделал это неожиданно и никому ничего не говорил вплоть до момента, когда принес коробку с личными вещами из офиса. Ни я, ни мама, ни, тем более, он сам не противились этому. Вечерами мы по- прежнему встречались на кухне, иногда говорили о чем-то веселом, жалели, что время летит так быстро, и что день подошел к концу. Моему брату я ничего не хотела ему говорить, но пришлось. Он сразу же изъявил готовность покинуть судно, чтобы вернуться домой, но я почти что умоляла этого не делать. Ему нужно строить карьеру, зарабатывать деньги вместо отца, да и что он сейчас увидит здесь? Полуживую девочку, которая больше ни внешне, ни внутренне не похожа на его сестру, которую он помнит и любит? Не сомневавшись ни секунды в правильности действий, я просто вытянула из него всеми своими приемами обещание не возвращаться домой раньше срока. Мне хотелось, чтобы он уже не застал меня… Тогда бы в его памяти сестра осталась живой…
Бродя по пляжу в тот самый обычный день сентября, я в который раз взвешивала все это в своей голове. Уже без всякого страха я шла в одиночестве и храбро ступала по камням, не боясь, как раньше, подвернуть ногу или упасть. Я оказалась в самом дальнем конце нашего искусственно насыпанного пляжа и подошла к кромке воды. Разувшись, ногами встала на большой скользкий камень и закрыла глаза. Морской воздух помогал легче дышать, а ветер выдувал все плохое из моей головы. Казалось, что каждый раз, приходя к морю, я становилась сильней и чище, все мое нутро открывалось навстречу этой еще по-летнему зеленой воде, уходящей за горизонт. Я вдохнула глубже, и открыла глаза. В небе закричала одиноко парившая белая чайка. Словно ярко- белый мазок на полотне художника, рисующего этот зелено-голубой рай, она разбавляла холодную палитру последнего уходящего лета моей жизни. Говорят, чайки- души умерших моряков. Жаль, что мне не быть одной из них…
Я вновь закрыла глаза, и, раскинув руки в стороны, стала копировать звук, который только что услышала. Первый раз получилось немного скованно и приглушенно. Затем, подумав «какого черта? Мне уже все равно!» я крикнула сильней, еще и еще раз! Я кричала так громко, как только могла, насколько мне позволяли мои уже деформированные легкие и временно обезоруженная боязнь чужого мнения. Я была свободной, ветер с силой дул мне в лицо и под раскинутые крыльями руки, проникая в самую глубь и освобождая меня от боли и страха. Неожиданно чайка пролетела очень низко над головой и ответила громким, сильным эхом моей собственной души, которая, несмотря на все предрассудки, уже была частью этого поднебесного мира. Я и в детстве не ошибалась с выбором. Улыбнувшись, я прошептала:
«Боже, пожалуйста, сделай меня чайкой после смерти, и я буду парить над людьми, рассказывая, как хорошо жить в Твоем мире, как славно быть вольной птицей в небесах и как нужно  сделать, чтобы такое счастье постигло каждую душу, жаждущую полета».
Почему-то именно в то мгновение мне показалось, что Господь все слышит и поможет мне исполнить эту детскую мечту. Я еще раз глубоко вдохнула и с легким сердцем зашагала обратно к дому. Сегодня мне предстоял тяжелый день…»

Анну вырвал из книги какой-то неожиданный звук. Она встрепенулась, и поняла, что это ребенок, плачущий в соседней палате, который очень любит пугать маму и бить из всех сил по подоконнику всем, чем придется. Не раз это делалось и ночью, а все окна находились на одном уровне, стены были тонкими. Какой ужасно невоспитанный ребенок!- думала Анна каждый раз, как начинались эти громкие звуки плача и гулкие удары сотрясаемого подоконника. Она не раз видела его с мамой в общем коридоре, но их вид вызывал в ней больше раздражения, чем умиления. И вовсе не потому что малыш временами не давал спокойно спать. Это дитя уже родилось «везунчиком». Здесь так называли тех, у кого обнаруживали доброкачественную опухоль. Обычно эти люди лежали не больше недели, их быстро оперировали и они навсегда покидали эти стены крови и плача. Конечно же, это была великая радость для всех, но даже самый добрая мама, лежавшая здесь, думала о том, что отдала бы все, что имеет, для того, чтобы тот ребенок поменялся местами с ее больным сыном или дочерью. Все корили себя за эти мысли, но такова природа человека - мы хотим радоваться своему счастью, а не чужому. Здесь же это все росло и умножалось в геометрической прогрессии. Поэтому никто из везунчиков лишний раз не выходил в коридор и не показывался остальным на глаза. Ни родители, ни дети. Анна думала точно так же, как и большинство в этих комнатах - почему он? Почему не моя девочка? Ответа не было. Так же как и не было никакого смысла искать этому причину. Все здесь рады успехам и хорошим новостям, но каждый будет готов задушить голыми руками любого, стоящего рядом, если убийство поможет излечить своего ребенка. Это закон. Но даже такие крайние меры не смогли бы помочь таким, как Рита… Но больше Анна уже не могла плакать, все слезы высохли еще по дороге к ее потухшим глазам, напоминающим цвет осенней травы на солнце. Теперь оставалось только ждать…
«Ну что же, время еще не пришло, посмотрим, что будет…» С такими мыслями Анна поправила, начавший уже было падать, платок и продолжила чтение.
«Сегодня все должно было случиться. Каждый свой шаг я обдумала и, понадеявшись на помощь Высших сил, стала собираться. За те два месяца, что я провела дома, мои волосы отрасли уже настолько, что я могла со спокойной совестью выходить на улицу и не бояться до смерти напугать прохожих. Короткая стрижка мне тоже шла. Конечно, было очень непривычно для меня не ощущать движение ветра в прядях, но все же не так плохо, как бывшая лысая голова. Я оделась, накрасилась и взяла в руки телефон. Сейчас или никогда? И внутренний голос сказал: «Сейчас!». Сделав глубокий вдох, я нажала на кнопку вызова. Господи, только бы слова не забыть… Каждый гудок заставлял меня вздрагивать, но неожиданно на том конце провода я услышала голос, который хотела и боялась услышать больше всего на свете:
-Да, кто это?
-Это твоя соседка из 49 - неуверенным голосом сказала я.
-Что хотела?
-Мне нужно с тобой очень серьезно поговорить…
Я старалась сделать голос уверенней и не выдать себя.
-Ладно, я уже подъезжаю к дому, буду возле своего подъезда через 5 минут.
-Ясно. Там и встретимся.
-Договорились.
Телефон написал мне «разговор закончен» и я устало откинулась на спинку дивана.
«Фух! А это всего лишь телефонный разговор…» Как же мне провернуть все это?»
Сердце бешено колотилось в моей груди. Я глубоко вдохнула и попыталась успокоиться. Нельзя же дать обнаружить свои намерения сразу! Я посмотрела в зеркало - мне повезло, лицо по- прежнему осталось бледным, а глаза с холодным оттенком синевы. Ну хоть какая-то польза от этой болезни!
Я подошла к окну и увидела, что он уже приехал и, спокойно докуривая сигарету, ждет меня.
-Мам, я пойду, прогуляюсь.
-Хорошо, только возьми с собой куртку.
«Пора!»- сказала я самой себе, и, положив в карман плеер, быстро вышла из квартиры. Пока лифт ехал на нужный этаж, мой маленький помощник начал проигрывать песню группы One Country- Mystery, которая каждый раз придавала мне сил и напоминала в этот сложный момент, что я получу в награду за свои старания. С оглушающим звуком в ушах, я постояла еще пару мгновений в нерешительности под дверью подъезда и в один момент резко вышла, сопровождаемая последними аккордами мелодии, звучавшими особенно бодро и смело. Для себя я решила не отпускать внутренний контроль вплоть до определенного момента. Я все еще не была уверена в успехе запланированного, но отступать было некуда…
-Привет.
-Привет.
«Ну вот, началось!»
-О чем ты хотела поговорить?
«Что же сказать, что же придумать?… Бр-р-р, какой холодный ветер… Да, точно!»
-Ты знаешь, здесь очень людно, да и ветер холодный, а я без куртки…
-Хм…  Давай поднимемся ко мне тогда?- растерянно предложил он.
«Спасибо тебе, Господи, за мою ужасную память! Как хорошо, что я забыла куртку дома!»
Открыв дверь подъезда, он пропустил меня вперед и зашел следом.
«Первый этап пройден», - подумала я, и последовала за ним на второй этаж.
Он открыл дверь и впустил меня в прихожую. Навстречу мне выбежал красивый кот кофейного цвета с черной манишкой и лапками.
-Ух ты, это твой?
-Да, его зовут Маркиз.
- Какая прелесть!
Я погладила кота, и он благодарно замурлыкал в ответ.
-Проходи в зал,- сказал Дэн, и я вошла в просторную светлую комнату.
«Хороший дизайн. Особенно мебель и пушистый ковер…»
Я сдержала смех и последовала сесть за Деном на диван. Нарочно я старалась быть к нему как можно ближе, но это близость давалась мне с огромным трудом, было все тяжелей сохранять видимость спокойствия.
-Итак, что ты хотела мне сказать?
В этот миг он обратил на меня взор своих карих, цвета топленого шоколада, глаз и все решилось само собой…
Потеряв нить своего продуманного плана действий, я быстро приблизилась к его лицу и стремительно поцеловала в полураскрытые губы. Все произошло мгновенно, через секунду я уже вновь вглядывалась в его несколько шокированное лицо.
-Я хочу тебя…
И поцеловала его снова, не дав опомниться. Здесь я уже нарочно позволила себе немного потеряться и отдаться этому поистине райскому ощущению… Сколько раз я представляла, что вот так его поцелую? Сколько раз мне это снилось… А сейчас волшебство из мира грез происходит со мной наяву! Дэн попытался отстраниться от меня, но я предвидела это и мягко обхватила его голову руками. Мысли начали путаться, сердце готово было выпрыгнуть из моей груди. Я думала, что вот-вот потеряю сознание, но взбудораженные нервы пока еще не давали мне полностью расслабиться. Сосредоточившись, я, наконец, сама прекратила этот волшебный поцелуй и, прижавшись щекой к его лбу, услышала:
-Но у меня же есть девушка…
«Глупый аргумент. Мужчине это вряд ли может помешать…»
-Милый, я не хочу быть ей. Просто побудь со мной сегодня…
Эту фразу я уже слышала в каком-то сериале и сейчас она сама пришла мне на ум.
-Послушай, но…
Не дав ему договорить фразу до конца, я вновь поцеловала его. Подсознательно знав, что нужно делать, чтобы не услышать слова, которые могут в один момент отрезвить и его и меня, я, уже не пытаясь скрыть внутреннего напряжения, робкими пальцами нежно погладила его по небритой щеке. И, наконец, Дэн капитулировал -  его руки мягко опустились на мою спину и он сам заключил меня в объятья. И только тогда я отпустила натянутую до предела внутреннюю пружину, державшую меня в состоянии на грани гениальности и безумия, и позволила себе делать только то, что мне хотелось на самом деле. Я таяла на его губах, кожа, соприкасавшись с ним, горела жарким пламенем, сердце держало бешеный ритм, а в голове звучало только: «Я сделала это… У меня получилось…»

Я пришла в себя уже лежа на полу, Дэн спал, а я, еще раз убедившись в своей победе, тихо улыбалась самой себе.
«Все получилось даже лучше, чем я думала… Сегодня само небо помогало мне. Его даже не пришлось подводить к вопросу о месте проведения нашего «разговора». Удивительно, он ведь мог просто плюнуть на все это и уйти, так и не узнав, что я хотела сказать ему. Нет, теперь я точно верю, что чудеса случаются!»
Я еще не пришла в себя от пережитой мной полчаса назад победой, тело было послушным и мягким, мысли текли спокойной рекой, а сердце билось тихо и ровно.
«Уже почти десять, пора идти. Но как же не хочется покидать это место, оставлять Его одного здесь, в этой сказке наяву…» Но так нужно...
Я позволила себе полюбоваться им еще пару минут. Мой мозг пытался запечатлеть в памяти каждый волосок на его теле, каждую клеточку любимого мной лица, каждую линию, спрятанную в ладони. Жаль, его портрет нельзя выцарапать у себя в голове… Надеюсь, хоть в этот раз память будет мне послушна и сохранит его образ. Я хотела оставить у себя в воспоминаниях все до последней детали;  даже то, что чувствовала сейчас, глядя на спящую часть моего сердца, с которой мне придется расстаться навсегда. Во сне его черты были еще нежней и краше, я бы могла любоваться им всю свою оставшуюся жизнь… Но время уходит, и мне уходить вместе с ним. Я легонько поднялась с пола и быстро собралась, стараясь не смотреть в сторону, где, как и секунду назад, лежал Дэн. Но как же было отвести взгляд от этого совершенства, распростертого передо мной? Каким образом заставить себя отодвинуться от величайшего произведения искусства, созданного природой,  которое я могла бы созерцать вечность?...
Мое внимание привлекло нечто блестящее рядом с диваном… Я подошла поближе и подняла с пола заколку для волос… Ничего особенного, просто розовая шпилька, но в это же мгновение мое сердце пронзила такая боль, что я невольно пошатнулась и чуть не упала на диван.
«Это ЕЁ… не моя…»
Я умирала от рака, я испытывала дикие боли по ночам, я сама придумала все это и сама пришла к нему, чтобы потом оставить его Ей после всего, что здесь произойдет… Почему же моя душа так страдает от какого-то случайно найденного блестящего куска металла?!
Слезы невольно покатились по моим щекам… Я долго смотрела на заколку и, неожиданно для самой себя, заговорила с ней, как будто обладательница это вещи сейчас стояла передо мной…
«Забирай, он и так твой. Спасибо, что подарила мне эту возможность. Береги его, как это могла бы  делать я, если бы у меня впереди была вся жизнь. Не оставляй его одного, влюби и привяжи к себе любым способом, только не давай шанса вспомнить о моих поцелуях… Пусть только в этот божественный и светлый день, двадцатого сентября каждого года, он вспоминает обо мне. А я больше посмею причинить боль ни тебе, ни ему…»
Положив это орудие, разбившее мое и без того поделенное напополам сердце, на место, я присела рядом с Дэном. Как же тяжело проститься со своим прошлым, отпустить то, что должно было принадлежать мне… Еще одна капля скатилась по моей щеке и упала на его ресницы. Теперь и он плакал вместе со мной… Моими слезами. Я невесомо поцеловала его, убрав тем самым слезинку с моего уже родного лица. Даже его тихое дыхание не сбилось от моего прощального прикосновения. Я вспомнила, что поцелуи в закрытые глаза всегда предвещает расставание. Сейчас это имело под собой глубокий смысл, и больше терпеть эту муку я не могла…
Осторожно поднявшись с пола и убедившись, что собрала все свои вещи, я в последний раз посмотрела на мою запретную, короткую и, как прежде, безответную любовь и вышла прочь, чтобы больше никогда сюда не вернуться…»

-Мам, ты здесь?- вдруг окликнул Анну заспанный голос.
-Да Рит, читаю твою книгу. Как ты себя чувствуешь?
-Лучше, голова уже не болит.
-Это хорошо. Хочешь воды?
Анна подошла к ней.
-Нет, спасибо.
С близкого расстояния Рита увидела в глазах матери какой-то веселый огонек, и ее тут же осенило.
-Мам, ты до какой главы дошла?
-Я уже прочитала.
-Ох…
Это все, что Марго в тот момент могла сказать. Стыд красными пятнами захватил ее лицо, выступила испарина, и ей пришлось быстро опустить взгляд на свои исхудавшие руки.
«Какой ужас… Сейчас грянет буря…»
Она услышала, как Анна подошла к постели и присела на ее край.
-Я ничего тебе не скажу. Не упрекну и не буду настаивать на своей правоте. Позволь только задать один вопрос - ты не жалеешь об этом?
Рита в очередной раз поразилась мудрости матери, и, уже без всякого страха, заглянула ей в глаза.
-Нет мам. Ни секунды не жалела и никогда не буду…
-Я на самом деле рада этому.
Анна внимательно посмотрела на свою маленькую, но такую взрослую дочку и не увидела на ее лице ни следа тени раскаяния или сожаления.
«Подумать только! Я помню этот день. Она сказала, что на пляже ветром занесло песчинку в глаз, поэтому она плачет. И еще почти всю неделю после той прогулки закрывалась в своей комнате и плакала. Я думала, это просто из - за всего того кошмара, который с ней происходит! Так вот в чем была причина… Как же я тогда не поняла, что она врет? Когда Рита научилась так хорошо скрывать свои чувства от меня под маской спокойствия? Я завидую ее самообладанию…»
-Ма, папа еще не приехал?- Рита пыталась как можно скорее найти другую тему для разговора.
-Почти семь. Я думаю, он совсем скоро будет здесь.
-Надеюсь…
-Тебе точно ничего не нужно?
-Поправь мне подушки, я хочу сесть.
Марго, проснувшись, почувствовала новый прилив сил, и хоть она уже не могла самостоятельно встать на ноги, на данный момент чувствовала себя вполне сносно.
-Может, ты поешь?- без всякой надежды спросила Анна.
Рита уже три дня совсем ничего не ела.
-А давай!
«Она хочет кушать! Спасибо Тебе, Господи! Какое счастье!». Анна побежала на кухню и быстро подогрела легкий бульон.
Первый раз за столько времени Марго понравился запах с кухни. Она и сама несказанно обрадовалась неизвестно откуда взявшемуся аппетиту. Анна помогла ей сесть и теперь с удовольствием наблюдала за тем, как убывает уровень жидкости в пиале.
Рите было тяжело сидеть, и отвыкший желудок как- то странно реагировал на поступавшую в него еду, но тошноты она не испытывала. Наученная горьким опытом, она заталкивала в себя еду впрок, на тот случай, если ей опять станет плохо. Анна же просто сияла от счастья.
«Ну наконец- то, сама захотела!»
-Мам, почитай пожалуйста, мне так проще будет есть.
-Конечно, солнышко! Но я уже далеко ушла от того места, где мы с тобой закончили…
-Я ж ее и так почти наизусть знаю. Читай оттуда, где сама остановилась.
-Хорошо.

«Прошла всего неделя с тех самых пор, как я оставила свое прошлое за дверью соседнего подъезда. Я знала, что это будет нелегко, но порой мне казалось, что я не доживу до следующего утра, а просто сойду с ума. Я не могла есть, не могла спать, не могла думать… Тогда мне стало ясно, что такое депрессия. В таком состоянии и прошли все семь дней моего покаяния и самосожжения на алтаре любви. И просто однажды мой разум, скованный цепями отчаяния, дал мне команду перестать жалеть себя и давно прошедшие дни. Я, как безумная, стала говорить с ним:
-Что ты хочешь? Я умираю, мне плохо, меня сжигает ревность, мысли не дают покоя ни днем, ни ночью. Оставь меня еще на пару дней погрустить…
«Нет, и не надейся. У тебя и так совсем мало времени. Я больше не позволю тратить его впустую».
-Отстань от меня! Я сама не хочу жить, когда подумаю, что он сейчас с другой…
«Но ты же сама заблокировала номер и выбросила его!»
-А что мне еще оставалось делать? У меня не было выхода!
«И ты сама знаешь об этом и продолжаешь сходить с ума!»
-То, что знает моя голова, никак не облегчает боль сердца, потерявшего свою половину…
«Перестань так выражаться! Что за «высокий штиль»? Да, ты добилась того, чего хотела, переспала с ним, заставила думать о себе как о женщине, а не как о глупой соседской девчонке. Ты уже попрощалась и закрыла дверь его квартиры. Так захлопни ее плотно! Это сожаление разрушает тебя, а сердечко и так шалит ночами. Перестань думать об этом».
-Ты же видишь, как мне тяжело. Я больше не должна с ним видеться, я сотню раз посмотрю из окна, нет ли его поблизости, и только тогда выхожу на улицу. Да, я была с ним, но испытав такое однажды, мне хочется любоваться на него и целовать столько раз, сколько я успею за отведенное мне время! Да, я ушла и удалила номер, но из сердца просто так ничего не удалишь!
«Перестань истерить! Возьми себя в руки и закрой чувства в остатках своего сердца. Тебе же легче будет…»
-Но я не могу!
«Ты еще и не пробовала!»
-Но как это сделать? Как забыть то, что я люблю больше жизни?
«Забыть непросто, но я помогу. Помнишь, как тебе сказали, что нужно полностью исключить спорт из своей жизни? Что ты никогда из- за всего этого не сможешь достичь высот, потому что есть всего два варианта - или жить без спорта, или умереть?».
-Как видишь, нет никакой разницы - результат будет одинаковым!
«Просто так получилось, никто не мог знать исход. Так вот, что ты выбрала тогда? Тебе пришлось отказаться от самого дорого, от многих своих мечтаний и надежд, от половины удовольствий, составляющих твою прошлую жизнь. Но ты ведь справилась! Воспринимай это как ролики, например. Ты любишь на них кататься, но если сейчас встанешь на них, то просто упадешь, больно ударишься коленом, и вскоре вообще не сможешь ходить. Даже если тебе все равно на будущее, попытайся по возможности сохранить свое настоящее. Каждый день твоей жизни – неповторим, и каждая секунда приближает тебя к закату солнца. Так же как и к завершению твоей миссии на этой земле. Перестань же сидеть, как амёба, дома, и пойди, поговори с матерью, сходи с ней по магазинам, купи что- нибудь приятное ей и себе! Возьми собаку и выведи ее вместе с отцом на улицу! Выйди сама на пляж, наконец! Делай же хоть что- нибудь, пока еще можешь!!»
Я поняла, что мой рассудок говорит дельные вещи. В ту самую секунду все, что было связано с Дэном, я заперла в свой ящик воспоминаний, в котором хранилось то, что было крайне важно для меня, но приносило невозможные муки моей душе, и, представив себя легкой, медленно поднялась с пола. Ноги едва слушались, голова была пустой и тяжелой, а глаза сухими от литров выплаканных слез.
«На самом деле, что же это я сижу… Мама, наверно, ужасно беспокоиться, думает, что я плачу от страха. Все, хватит! С этого дня я не пророню ни одной слезинки, вспоминая о нем! Пусть боль моя жива, и сердце кровоточит, но я же не мертва! Вода и камень сточит… »
Эти строчки родились в моей голове совершенно спонтанно.
«Все правильно, вода точит камень. Разум победит чувства. Иначе можно уже сейчас идти и прыгать с балкона…»
Но я верила, что после смерти меня ждут райские поляны и волшебный полет, а если я убью себя, то не видать мне вечного блаженства как своих ушей! Значит, других вариантов нет.
«Сейчас я выйду из комнаты, и, когда возьмусь за ручку двери, прошлое исчезнет из моей головы и даст бренному телу спокойной дожить свой срок. И пусть никакие мысли больше не мешают мне быть счастливой.  А ночью я сяду за книгу, и буду писать ее до тех пор, пока не засну за столом от усталости».
Я подошла к двери, вздохнула, и рывком их открыла. В коридоре мама разговаривала с отцом, у обоих были встревоженные лица.
-Мам, что у нас на обед? Я дико проголодалась! Давай я покушаю, и мы все месте пойдем гулять, а? Пенси будет очень рада выйти на улицу, а я буду очень рада мороженому, которое продается в магазинчике на углу!»…
Таким образом, я немного пришла в себя, родители перестали беспокоиться о моем состоянии, и отсчет дней, проведенных с пользой, прибавил еще одну единицу к общему числу…»

Глава 7.

«Мама продолжала пичкать меня какими- то таблетками с непроизносимым названием, на ночь я выпивала жуткую настойку какого-то тибетского корня, а утром ела курагу для сердца, которую ненавидела лютой ненавистью за поганый вкус. Я давилась, но ела. Мама еще не знала, но в первый раз, когда сердце пропустило удар, я жутко испугалась. Никаких последствий не было, голова не кружилась, в обморок я не падала, но было непривычно ощущать, что твое сердце на миг перестает биться. Кроме того, по ночам я стала кашлять. Сначала мне казалось, что я простыла, сидя на берегу моря и подставляя влажному воздуху недостаточно укутанную спину. А потом меня осенило. Я почти ощущала, как внутри живет какая-то бесконтрольно делящаяся и убивающая меня мерзость. Мало приятного. Тем более, что она действительно мешала дышать. Кашляла я преимущественно вечером, когда принимала горизонтальное положение. Сначала вообще никто не знал об этом, потому приступы были короткими и предполагаемыми. Позже я стала кашлять в свернутое несколько раз полотенце, сидя под одеялом. Но все же пришел день, когда с утра за завтраком я просто поперхнулась какой-то крошкой, спровоцировав жуткий приступ. Я не могла остановиться, у меня было ощущение, что кто-то изнутри царапает когтями мои легкие и горло. Родители жутко перепугались и, как могли, старались успокоить мой бесконтрольный кашель. Я пыталась убедить их, что все в порядке, что это просто кусочек хлеба попал не туда, куда надо. Но было поздно. В тот момент я снова пожалела, что родители были врачами. У мамы на глазах навернулись слезы. Папа в момент стал серьезным, и сказал, что вечером он привезет мне аппарат для ингаляций. Врать не было смысла, иногда ночью я просыпалась от того, что мне было трудно дышать. Поэтому, я молча кивнула, и мы все продолжили день, который больше не сулил ничего хорошего…

Я делала ингаляции неделю, но, если быть честной, они мало мне помогали. Теперь вместе с кашлем ко мне приходило удушье, мне хотелось открыть окно или набрать побольше воздуха в легкие, но часто я с ужасом понимала, что вдыхать уже просто некуда, а окно давно открыто… Однажды ночью приступ удушья был настолько внезапным и сильным, что от страха я стала с ужасными звуками хватать воздух ртом, чем подняла всю семью на ноги. Я уже начала было терять сознание, но папа вовремя схватил меня и, как показывают в кино, резко и сильно руками сжал грудную клетку. В этот момент из меня вышло что-то непонятной консистенции, похожее на кусок красно- серой кожи, и я снова могла дышать. Папа опустил меня на пол и подошел к этой гадости, вылетевшей из непонятно какой области моего тела. В этот момент мне пришло на ум что-то о сущности внутреннего мира отдельно взятого человека. Я не ожидала, что у меня настолько безобразная наполняющая. Его руки задрожали, но, тут же справившись с собой, он сказал, что это просто слизь, скопившаяся внутри. Мама успокоилась, и, боясь даже посмотреть в сторону это мерзкого кусочка, просто помогла мне снова лечь в кровать, бормоча под нос о каких-то глупостях. Я понимала, что ей так проще, думать, что ничего страшного не случилось, и прерывать эту ужасную ночную тишину хотя бы звуком своего же голоса. Отец быстро собрал комок и моментально пошел выкидывать его в мусоропровод. Мать к тому времени уже попрощалась со мной, пожелала хороших снов и вышла. Отец вернулся с площадки, зашел ко мне в комнату и просто сел рядом. Он тоже все понял. И так же, как и мама, захотел поскорее избавиться от этого разъеденного раком куска моей плоти, напоминающего о том, что все мы пытались забыть. Он повернулся ко мне и, пытаясь найти что-то, смотрел тяжелым взглядом прямо мне в лицо. Я заглянула эти бездонные, синие глаза, отражавшие, как вода чистого озера, адские  муки и боль, скрытую в их глубине, и более не могла сдерживаться. Слезы невольно поднялись и застелили пеленой мои глаза. Он ничего не говорил, а просто крепко прижал меня к себе, баюкая мою голову руками. Слезы капали прямо на его майку, а отец просто качал меня, как малыша, на своей груди, в которой громко раздавались удары сжатого отчаянием большого и доброго сердца. Тогда я подумала, что эти минуты тоже запру в свой ящик вместе с тем, что не хочу забыть, но и не могу вынести. И пообещала, что в последние часы своей жизни я открою его, разложу, как пазл, все, что так важно и так невыносимо для меня, и отпущу в небо, словно связку воздушных шариков. Просто так, без слез и криков. И, возможно, сбросив этот тяжкий груз со своей души, я буду умирать спокойно…»

-Мам, может, все- таки не стоит ее читать, а?
Рита уже сама начала чувствовать подступавшие к глазам слезы, и боялась, что просто не сможет вынести строчки, пытавшиеся вскрыть тот пресловутый ящик.
-Ты доела?- дрожащим голосом спросила Анна.
-Да.
-Умница. А теперь отдыхай, а я дочитаю. Тут всего-то пару листов осталось…
-Но мам!
-Я тебе уже все сказала. Я плачу оттого, что горжусь тобой! Как же ты не понимаешь! У тебя талант, милая! Тебе еще писать и писать!- в конце фразы ее голос дрогнул.
Анна больше не могла держать тетрадь в своих руках. Каждая строчка, каждое слово, написанное ее чудным, неповторимым подчерком, как будто отпечатывалось в ее мозгу, выжигалось на сердце. Ведь написанное было правдой, которую она безуспешно пыталась похоронить в недрах своей памяти. А теперь все, даже то, чего она не знала, вновь нахлынуло на нее волной отчаяния и боли, от которой больше нельзя было убежать. Но, видя, как Рита реагирует на ее слезы, она во что бы то ни стало она решила дочитать этот рассказ для самоубийцы. Она сделает это для того, чтобы доказать своей дочери и самой себе, что строки, какую бы жесткую правду они не обличали, остаются строками, а жизнь может идти совсем по другой дороге.
-Это всего лишь дурацкая книжка,- повторила Марго и украдкой стерла узницу, сбежавшую из плена ее глаз.
-Давай, всего пару страниц, я хочу узнать, чем все кончится!
-Мам, я не дописала ее!
-Я знаю! Просто мы прочтем до конца, а потом ты мне расскажешь то, что не успела записать сюда, хорошо?
Увидев, насколько Марго стало легче, в ней вновь зародилась надежда на чудо, которое было им так необходимо. Только ради своего ребенка она дочитает проклятые мемуары и больше никогда в своей жизни не раскроет эту тетрадь.
Заключив с собой такой трудный и важный договор всей ее жизни, она вздохнула, и твердым, решительным голосом продолжила читать вслух.

«Кашель становился все сильнее, удушье стало моим спутником. Я уже как раньше не могла ходить пешком, пройдя буквально километр, я начинала падать в обморок от нехватки воздуха. Поэтому в последние пару дней я сидела дома. Папа достал где- то баллон с кислородом, и я почти все время дышала через маску. Так и вправду было легче. За неделю я сильно похудела, хотя аппетит не уменьшился. Все это меня очень заботило, примерно так же, как и моих родителей. Я помню последний день, когда вышла на улицу моего любимого придворового участка, в котором случилась самая важная и прекрасная встреча в моей жизни. Мы с отцом вечером вышли во двор погулять с собакой. Я сидела на лавочке, отец курил в сторонке, Пенси весело бегала по еще зеленой траве и гоняла голубей. В тот день было очень тепло, я была в одной легкой курточке и джинсах. Пристально вглядываясь в ясное звездное небо, я искала падающую звезду. За целые сутки у меня не было ни одного приступа, это маленькое чудо так взбодрило меня, что я смеялась по поводу и без повода весь вечер. Отец докурил и сел со мной рядом. Я подумала - как хорошо жить! Хорошо, но мало… Тут боковым зрением я увидела, как к дому подъезжает до боли знакомый автомобиль, и, ужаснувшись, быстро побежала к нашему подъезду, ничего не объяснив отцу. В моей голове пронеслось его озадаченное лицо и спасительная синяя дверь, к которой я побежала изо всех сил, боясь не успеть скрыться из виду…  По счастливой случайности, Ему перегородила заезд другая машина, и я, немного успокоившись, замедлила бег. В ту же секунду меня пронзила невыносимая, колющая боль в области сердца и я начала терять равновесие. Передо мной в пяти шагах был порог моего подъезда, но тело больше не слушалось моих приказов. В глазах резко потемнело, и я отключилась…
Очнувшись уже дома, я поняла, что произошло. Мое слабое сердце не выдержало такой нагрузки и на пару секунд перестало биться. Отец сказал, что я его до смерти перепугала. Мало того, что быстро убежала от него, так еще и по дороге к дому просто упала без сознания! Я чувствовала острую боль в плече и легкий туман в голове.
«Кажется, я здорово ударилась…»
Мама с папой выпросили моего обещания больше никогда не делать глупостей и вскоре оставили меня отдыхать после всех этих приключений.  А я лежала, и думала о том, что ценой такого прекрасного вечера спасла сегодня Его и себя саму. Я не знала, что Он чувствовал ко мне, но, в любом случае, нам удалось избежать дурацкого и ненужного выяснения отношений, последствия которого могли быть куда хуже моего короткого «полета» на асфальт. С этими мыслями я расслабилась и вскоре уснула. Но ночь и на этот раз не принесла спокойствия и умиротворения в наш дом. Я опять проснулась от того, что задыхалась, и уже на этот раз папин метод мне не помогал. Я все еще могла дышать, но чувствовала, что долго так не продержусь. Отец быстро взял меня на руки и побежал на улицу, мама на ходу вызывала скорую. Я хрипела настолько ужасно, что сначала даже не поняла, что этот свистящий, леденящий кровь звук принадлежит моим внутренностям. Уже на улице мое сознание стало понемногу ускользать от меня. Я хваталась за рассудок всем, чем могла, пыталась вслушиваться в звуки, смотрела на резкий свет фонаря над моей головой, но это не помогало. Через минуту я уже провалилась в темноту…
Что случилось дальше - не знаю до сих пор. Я ожидала, что очнусь в больнице, но почему- то лежала в своей кровати. Мне пришло в голову, что весь этот кошмар мне только приснился. Но потом я увидела лица своих родителей и двух человек в белых халатах. Я подумала, что мне просто повезло так быстро дождаться скорой помощи. Наверно, они дежурили неподалеку.  Звон в ушах мешал разобрать их слова, голова кружилось и меня тошнило, но я все равно была ужасно рада, что родители рядом со мной, и сама я нахожусь дома, а не в какой-то страшной, полупустой палате. Я, наконец, услышала, что папа прощается с людьми, которые только что спасли мне жизнь, и попыталась тоже попрощаться с ними, но язык меня совсем не слушался. Все члены были как будто из титана, и поднять что-то, кроме век, не представлялось возможным. Мама присела на край кровати. Я видела мокрые дорожки у нее на лице. Она лишь молча гладила меня по руке, не говоря ни слова. Видимо, все самое плохое, чему рано или поздно было суждено, случилось. Оставалось ждать, когда вернется отец. Вскоре я услышала шаги у себя над головой, и увидела папу, присевшего напротив меня на стул. Его лицо было серьезным, а глаза - точь-в-точь такими, как в ту ночь моего первого приступа удушья. Он говорил медленно и монотонно, как и в любой другой раз, когда ему приходилось сообщать мне плохие новости. Он сказал, что здесь нам помочь уже не смогут, сейчас лишь сняли симптомы, но действие лекарства будет держаться сутки, максимум двое. Поэтому они с мамой приняли решение завтра же отвезти меня в М*** в тот же самый институт. С утра отец позвонит туда и даст знать главврачу о моем состоянии.
«Выбора больше нет,»- сказал он.- «Все очень плохо, доченька, но там нам еще смогут помочь».
Я знала, что это день наступит, но не думала, что так быстро.... Родители поцеловали меня на ночь, и вышли из комнаты. А я вновь осталась один на один с прошлым, в эту ужасную, крайнюю ночь моей быстро уходящей надежды. Без веры в счастливое завтра. Мне было очень тяжело двигать головой, не говоря уже о руках и ногах, и скорее я прекратила эти тщетные попытки. Легко сегодня мне было только плакать. Слезы катились по вискам и щекотали уши, но я не пыталась стереть их или изменить положение головы. Больше не хотелось бороться, и я беззвучно рыдала до тех пор, пока во мне не осталось ничего, кроме смертельной усталости. Даже не высушив соленые капли, я закрыла глаза и тут же провалилась в последний, приснившийся мне в родных стенах, беспокойный сон…

Рано утром меня собрали, погрузили, словно безвольный мешок с вещами, в машину, и мы покинули наш дом. Мою тоску нельзя было передать словами… В дороге ужасно тошнило, голова была свинцовой от короткого сна, руки и ноги словно набиты ватой, как у куклы, а сердце разрывалось от боли. Я молила лишь о том, чтобы хоть издалека увидеть Его на прощание, и Бог внял моей отчаянной просьбе. Выезжая со двора, мы оказались рядом борт о борт с его машиной. Я сидела сзади и тихо ликовала, что уговорила когда- то отца сделать тонировку стекол. Он ничего не видел за ними, а я видела все. Он с озадаченным лицом коротко поприветствовал папу, и я получила шанс посмотреть на Его лицо  последний раз в своей жизни. Он проезжал мимо нашего заднего окна, и я прислонилась губами к холодному стеклу, будто незаметно поцеловав мою любовь, находившуюся от меня так близко, и так невероятно далеко.  Я проводила его машину взглядом и отвернулась к окну, чтобы никто не увидел моих слез. Теперь боль терзала не только мое тело, но и душу. Мне хотелось биться в истерике и кричать, без оглядки на правила поведения и сохранность моей тайны. Но тогда, в те самые секунды, я осознала, что лучшего подарка от Него ждать не могла. Небеса дали мне возможность попрощаться с Деном, еще секунду лицезреть его лицо и карие глаза, которые я не смогла бы забыть даже если бы потеряла память.
«Прощай, мой ангел… Прости за все…»
С тяжелым сердцем я покидала родной край. Еще тяжелей было моим родителям. Мне не нужно было ничего говорить, мы, оплетенные одними нитями, понимали друг друга без слов. Когда я смотрела на мамино или папино лицо, мне хотелось разорвать грудь голыми руками, вытащить Это из легких и сжать покрепче сердце, чтоб оно билось ровнее. Лишь только для того я хотела жить, чтобы не покидать их… Но истинного чуда произойти не могло, Господь явно уже имел на меня виды, и в ближайшем будущем рассчитывал повидать мою душу с глазу на глаз у Себя на «ковре». Я уже чувствовала, что ждать осталось совсем недолго. Но как смотреть им в глаза? Как объяснить, что надеяться не на что?...
Но нельзя заранее предугадать, кому жить, а кому умереть. Поэтому, когда мы в который раз легли в палату с роковой цифрой «5», я стала чувствовать себя намного лучше. Приступов практически не было, а я…

-Вот и все, мам. Больше я ничего не успела написать.
Анна вспомнила, что видела эту тетрадь в тот день, когда Риту поместили под аппарат искусственного дыхания. Она думала, что Маргарита уже не вернется из реанимации… Но ей стало лучше, и через три дня ее перевели обратно в палату.
«Она теряла сознание от удушья, написав перед этим, что у нее не было приступов… Боже, почему же Ты так жесток?...»
Но Анна не плакала. Она держалась из последних сил, чтобы не расстроить дочку. Она молила о любой случайности, заставившей бы ее сейчас выйти из этой проклятой комнаты, лишь бы не заплакать при ней…
На ее счастье в кармане прозвенел мобильный, и она услышала радостный голос мужа:
-Я приехал! Выходи встречать!
-Ну, наконец-то! Рит, папа приехал! Я уже бегу, Рональд!
Марго не ослышалась? Отец приехал? Какая радость! Она думала, что больше не застанет его! Ведь после той «поездки» в реанимацию, ему пришлось срочно лететь домой по важному делу. А теперь он здесь, всего в нескольких этажах от нее!
-Мам, беги скорей, встречай!!
-Бегу милая, я скоро!- на ходу ответила Анна, и выбежала в коридор. Дверь захлопнулась неплотно, и почти сразу открылась, но Анна не заметила этого. Она бежала, как безумная, навстречу своему спасению и крепкому плечу, к той тихой гавани, которая лучше защищала ее от могучих ударов судьбы.
«Он прилетел! Мы успели!»
Она бежала так быстро, как только могла, и в тот момент всякий, кого она оставляла позади себя в коридоре, думал, что Анна не бежит, а летит над полом, даже не оставляя следов своего присутствия. Только порыв воздуха напоминал, что всего миг назад здесь промчалась почти по- настоящему счастливая женщина…
Рита полулежала на кровати, и едва не плакала от счастья.
«Он все-таки успел! Он успел!»
Лучше новости и быть не могло. Никто не говорил об этом, но каждый из них боялся, что Рон может опоздать…
Марго сразу почувствовала себя лучше, и осторожно приподнялась с подушек, чтобы «во всей красе» встретить любимого и дорогого ей человека. Она села и стала ждать. Мысли побежали быстрым потоком, сердце забилось чаще, даже боль отступила в такой по- настоящему ответственный момент ее жизни. Почему- то Рита вспомнила, что ощущения, наполняющие ее сейчас, очень похожи на то, что она испытывала, стоя с раскинутыми руками по колено в теплой морской воде Черного моря.
«Что за глупости, меня же услышат… Ну и что, плевать я хотела!»
Марго, как в тот раз, подняла тяжелые руки, закрыла глаза и прокричала так, словно была чайкой, парившей над океаном, а не маленькой девочкой, запертой в своем собственном теле.
«Сама я беспомощна, но душа моя сильна!»
Рита представила себя парящей над кристальной, нежно- зеленой волной, и неосознанно вдохнула глубже этот спертый, больничный воздух, как вдыхала тогда свежий бриз, накатывающий с чистого моря. Ей даже почувствовался соленый привкус на губах, чего уже и она сама не могла объяснить силой воображения.
И тут послышался детский смех совсем рядом от нее. Мгновенно открыв глаза, Рита увидела маленького мальчика, с длинными беленькими кудряшками на голове. Она узнала этого малыша.
Это тот самый «невыносимый» ребенок, который лежал с ними в соседней палате. Они вышли в коридор попрощаться, а так как Анна плохо закрыла дверь, маленький проказник тихонько пролез в дверную щель, чтобы посмотреть, что делает эта смешная взрослая девочка. Малыш улыбался ей во всю ширь своей светлой души, обнажая пару дырок от недостающих зубов. Он был таким красивым в тот момент, что Марго сразу же позабыла раздражавшие ее когда-то ночные проделки и невольно залюбовалась им. Ребенок, почувствовав, что ему рады, громко рассмеялся и подошел ближе к постели Риты. Ей так безумно захотелось взять его на руки, что она тут же наклонилась и подхватила мальчика, сама удивившись неожиданно обнаруженной силе.
Малыш сидел на краю кровати, беспечно болтая маленькими ножками. Рита внимательно посмотрела не него, и он тут же повернул голову в ее сторону. Марго заглянула в эти голубые и чистые, как небо, глаза, и ее сердце наполнилось теплотой и лаской. Она крепко обняла малыша, и, еще раз полюбовавшись его прекрасным лицом, сказала:
«Я очень рада, что ты жив. Ради такого, как ты, я сама готова была бы умереть. Ангелочек, не огорчай больше свою маму, никогда не возвращайся сюда и живи счастливо!»
Маленький человек выслушал ее очень внимательно, и, улыбнувшись, спокойно слез с постели на пол. Тут же Рита почувствовала, как силы начали покидать ее, как будто ребенок заряжал ее своей позитивной энергией, и, чем дальше  он уходил, тем слабее становилась она сама. Малыш на прощание весело помахал ей ручкой и скрылся за дверью. Рита же решила прилечь обратно, взяв в руки свою неоконченную книгу. Ее голова кружилась, а сердце неслось бешеным галопом. На приборе загорелась красная лампочка и из ящика, стоящего у ее изголовья, донеслись режущие звуки нарушенной сердечной деятельности.
В этот момент в комнату забежала Анна вместе с Роном, на родителях не было лица. Они начали звать врача и медсестру, но в коридоре было тихо.
Без слов стало ясно, что это последние минуты жизни их маленькой девочки. Анна заплакала навзрыд, уже не стесняясь проявлять свои чувства...
«Конечно же! Сколько раз я читала, что им становиться лучше перед… Но это так обманчиво! Боже, не забирай ее, возьми лучше меня!!»
Рон смотрел, как скачут кривые на приборе, и по его щеке катились слезы бессилия. Они сделали все, что могли. За что же ей это все??
Рита уже понимала, что с ней происходит. Но она больше не боялась. Она просто надеялась, что у нее хватит сил сказать на прощание то, что нужно было сказать.
-Мам, пап… Я очень вас люблю,- передышка,- Мам, пожалуйста, передай копию этой тетради Дэну, я хочу…я хочу, чтобы он знал…
Девочка печально улыбнулась и передала матери свою жизнь, заключенную в 30 исписанных листах.
-Вот видишь, у истории не будет счастливого конца…
Анна выхватила тетрадь из рук дочери, и принялась целовать ее холодные, неразгибающиеся пальцы. Она не могла говорить, мозг отказывался верить в происходящее…
-Пап, какие новости?…
-Милая, только печальные…
-Говори скорей…
-Пенси умерла сегодня ночью…
-Бедная… Ничего, я пригляжу за ней Там…
Рон не выдержал, и подошел поближе к девочке, которую любил больше той, что подарила ему этого храброго, красивого ребенка. Судьба такая жестокая, умирать в столь юном возрасте, не познав счастья замужества, материнства, не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний… Его единственная, неповторимая, несгибаемая дочь уходит в мир иной… Рон больше не мог думать об этом… У него не было сил стоять, он почти рухнул на ноги Риты, завернутые в одеяло.
-Пообещайте мне… Родите братика и назовите Сашей, как я хотела…
Анна лишь кивнула ей в ответ. Рон не сразу осознал то, что она сказала, но как только смысл фразы дошел до его скованного горем ума, он твердым и решительным голосом сказал:
-Обещаю…
Рите было все сложней говорить, сердце рвалось из груди, и она чувствовала, как сильно свет режет ей глаза. Но оставалось еще одно…
-Берегите друг друга…
Марго больше не могла произнести ни слова... Веки пытались закрыть глаза от света, лучами расходившимся от некогда серого потолка. В один миг жизнь пронеслась перед ее глазами, и тот самый ящик, который было так страшно в свое время открыть, распахнулся и отпустил страхи, боль, и все, что в этом мире больше не имело для нее никакого значения…  Почувствовав, как что-то теплое прикоснулось к ее лбу, последняя соленая капля побежала по ее щеке. Сердце пропустило сначала один удар, потом второй… Она услышала приглушенный писк аппарата, который монотонным, непрекращающимся звуком сообщил мгновение, когда ее трудолюбивый и самый слабый орган навсегда остановился... Яркий свет вновь обжег глаза и все тело, но Рита больше не чувствовала боли. Она сделала последний вздох и ушла…
В то место, где ее душу ожидало бессмертие и вечная свобода…
Часы показывали 20.11…

Рассекая воздух, выше синих высоток взлетела белая чайка. Одиноко покружив над ним, птица резким взмахом белоснежных крыльев повернула к морю… Улетая, своим жалостным криком она заставила людей на миг посмотреть в голубое, безоблачное небо, напоминающее невинные глаза ребенка, ставшего когда-то ангелом для умирающей на этой земле.…