[Николай Лемкин]
НАГРАДЫ
Одним из героев села был Семеныч.
Крепкий , жилистый, он был как сжатая пружина.
Все мысли были о бабах..
Дожив до зрелости, он никак не мог нарадоваться тому, что было у него в штанах, со временем и все мысли сконцентрировались там - внизу живота.
Подвернись случай, он и таблицу умножения мог бы пересказать как героическое сексуальное приключение.
Женщины его избегали, понимая, что случись что, он их ославит на завтрашний же день, так что все рассказы о подвигах с перечислением дат, подробностей заканчивались злым избиением.
Мужикам не нравились легенды о их женах.
................................................................................
В семидесятые годы страна устала от бесконечных вручений орденов « и лично дорогому Леониду Ильичу», и решила вспомнить фронтовиков.
Вспомнили железнодорожников.
Если машинист хоть раз проезжал по рокаде - то есть дороге вдоль линии фронта, то автоматически становился фронтовиком.
Семеныч получил значок фронтовика, ибо в детстве помощником машиниста, а точнее кочегаром проехал вдоль фронта.
Ему нравилось вызывать зависть окружающих.
Однажды он убил лису.
Перекинув ее через плечо, зашел в пивнушку и, на зависть всем поведал- как он её!
Два года он таскался с ней, якобы только что убитой, это была уже как пятисотая, но воняла как та-первая
Став фронтовиком, он вспомнил невероятные подвиги из своего прошлого, лиса забылась, сейчас речь шла о генералах, спасенных из-под пуль, о подвигах, несправедливо забытых, и стал он скупать ордена, медали, значки.
На груди появились орденские планки, они росли, добавлялись красивые ленточки. Пиджак с орденской колодкой не снимался даже в жуткую жару, ибо на майке смотрелся бы не так величаво.
Было красиво, но были и скандалы, когда в пивнушке кто-то узнавал ленточку ордена «Мать- героиня».
-...Это я за взятия Берлина получил!
-....да у моей тётки такой, у нее пятнадцать детей!
-.. дурак, это за Рейхстаг!
Самого Семёныча не смущали цифровые несовпадения - его возраст и история Отечества.
Он был героем!
Героем вышедшим из забвения.
............................................................................
Я помнил настоящих героев, было мне лет шесть-семь, но был я ростом равен тем героям,- свои ноги они оставили в танках, окопах, госпиталях, ездили они на страшных деревянных самоделках с подшипниками вместо колёс, со страшными деревянными утюгами в руках, ими они отталкивались от земли,и ими же дрались, опившись дрянной водки, наград они не носили, пропали они как-то все в одночасье быстро и незаметно….
Награды любили другие люди…
Выломав окно ДХШ некто проник в музей, поскольку преградой была лишь символически заколоченная дверь.
Пропали пять орденов Ленина доярки Кудаковой.
Пьяненький следователь, вызванный мной, долго щелкал «Фэдом», снимая все подряд- следы на снегу, зимний пейзаж, меня, через час я заметил, что пленка на тридцать пять кадров ( если она и была) давно закончилась, на что следователь обозвал меня дураком и обиженно ушел.
Никто ничего не нашел.
И уже в «наши» дни тот же музей был опять ограблен, и зав отделом получила почётную грамоту, ну не за кражу,конечно, нет-за выступление хора.
И было это правильно, поскольку пропали вещи никчемные -доспехи четырнадцатого века.
Два притопа, три прихлопа для культуры ценней, нежели что-то ржавое, и явно никуда не годное, правда оцененное областной комиссией в триста тысяч долларов…
ЧУЖИЕ
Гармошка глупа и визглива, арфа высокомерна, валторна жива, великолепна и человечна.
- -...от шестой цифры до фонаря...
Воздух поднимался , сжимался, сердце таяло , мурашки стаей бегали по спине. Живая духовая музыка дышала . «Дунайские волны» блуждали по ДК. вызывая грусть по тому, чего не было и не будет никогда.
Руководил Модест Владимирович, бодрый старик с партийным зачесом волос назад. Во френче, галифе, хромовых сапогах..
Это был не человек, это была личность, Упокой Господь его душу.
Человек, рожденный в Лукопьянове, похороненный в нем же , забытый и не понятый Оркестр сам по себе растворился, пропал.
Лишь изредка на похороны уважаемых людей собирался малый состав духовиков
Без своего хребта-Модеста оркестр жить уже не мог.
Таких не признавали.
Не такой как все. Это был больше чем приговор, Не такой!
Не таким был и Николай Дмитриевич Рахманов.
Люди, заблудившиеся в истории России - родившиеся не там, не тогда, носители странной морали - не укради, помоги, сделай.
Шибко умные.
В 1976 году я впервые одел резиновые сапоги.
Жили мы в трущобах на окраине Лукопьянова, на склоне горы.
Над нами был колхоз, внизу село, между ними - «дорога».
Наверху стоял трактор, увидев машину , идущую навстречу, он спускался, цеплял ее на трос и тащил вверх.
Дорога превращалась в окоп полного профиля, пешком через него перебраться было адски сложно,
И через всю эту окопную дичь раз в неделю приходил детский доктор , посмотреть моих двух сынов.
Рахманов.
Тихий, спокойный, он не по - лукопьяновски мыл руки , слушал детей , давал советы.
Моя любимая эпоха- девятнадцатый век, век величия духа России.
Это был выходец из того времени Чехова, времени совести и долга.
.Знаток живописи, он потрясал меня такими подробностями истории искусств, о которых не говорила даже великая Л.Помыткина, читавшая нам историю искусств.