Как в экран, глядит в потускневшее небо дева,
А ее избранник, склонный ходить налево,
Что любую бабу во все времена бесило,
Еле слышно бормочет: «Парус… Парус…»
Слабым шорохом вторит в накидке ее стеклярус.
Парус…
Оттого, что за жизнь не дашь и разбитой чашки,
Этот парус будет белее ночной рубашки,
Что она носила. Не та, у окна, – другая,
Что тебя оставив, бежала к мужу, в чем есть, нагая.
И не шарь ослабевшей рукой по постели – пусто.
На корону теперь нередко меняют чувства.
Важен принцип не кто кого, а кого за сколько,
Если сам подсунул любимую в чью-то койку.
Можно вырвать молве язык, но не вырвешь жала,
Все равно она к мужу, оставив тебя, бежала.
Бог не фраер, он все давно отмерил,
Кто там больше любил, ты или тот, кто верил.
Парус. Белый? Какой? Строй без конца догадки,
Если жизнь зависит от цвета холщовой тряпки,
Обратишься к той, что в окно глядит обреченно.
О извечный вопль обманутых женщин:
– Черный!
