ПБ. История 1 - Тихон (Рассказ)

  Это удивительно, насколько наивно представление людей об устройстве мира. Все, что неизвестно человеческому разуму, подпадает под категорию «необъяснимого», большую же часть из этого неизвестного люди всеми силами пытаются впихнуть в подкатегорию «пока что необъяснимого». Все остальное отправляется в папочки «загадки природы», «тайны мироздания», «женщины и другие инопланетяне» и прочие «икс-файлы». На самом же деле, необъяснимое находится очень близко, порой даже ближе, чем кажется разуму.
Он знал об этом, как никто другой, ибо сам являлся частью этой загадки. При всех своих невероятных возможностях он был не в силах осознать самого себя, то сущее, чем он являлся. А возможности у него были – будь здоров.
            Высокий молодой человек с карими глазами – про такие говорят: цвета чайной заварки. Его иссиня черные волосы были уложены в старомодный до элегантности пробор. В одежде он также предпочитал черный цвет, единственным светлым пятном на темной репутации его внешности была массивная на вид серебряная цепочка, на которой висела потемневшая от времени серебряная монета. На одной стороне монеты красовался чеканный орел, одноглазо уставившийся на мир своим гордым профилем. На другой – также был профиль, но на этот раз – профиль увенчанной лавровым венком женщины. Ни указаний даты, ни страны – одна лишь надпись под ее изображением «Τύχη».
            Его называли по-разному, сам он предпочитал распространенное среди славян имя Тихон. Оно было нечастым даже в этих краях, но уж точно у каждого, кто жил здесь, был родственник или знакомый по имени Тихон. Или, в крайнем случае, был знакомый, у которого был другой знакомый с таким именем. В общем, при всей неординарности, это сочетание букв, если он использовал его при знакомстве, никого не заставляло округлять глаза и задавать глупый вопрос «ты откуда родом?». Ответить на него Тихон был неспособен, как и на вопрос о своем возрасте. Ведь ни один историк не рискнет предположить, когда в первый раз люди доверили решать свою судьбу «орлу» и «решке».
            Природа случая была обдумана, описана, расписана и обсосана многими и многими поколениями философов, ученых и даже равно далеких от науки и философии людей. Для Тихона у случая не было природы, так как сам он был и работал случаем. А в виду того, что Тихон не был склонен к саморефлексии, то и о собственной природе не размышлял – времени не было, много работы. Ежедневно ему приходилось обслуживать буквально миллиарды клиентов по всему миру.
            Трудная работа: быть приходилось просто везде, люди попадались разные, да и случаи в жизни бывают не всегда счастливые – рекламаций хватало. Тихон был абсолютно уверен, что ребята, придумавшие историю про взмах крыльев бабочки, нихрена не знают о том, как на самом деле происходит цунами. Но что там цунами, куда ему до любви с первого взгляда – это было как раз тем самым несчастьем, над которым он сейчас ломал голову.
            И что самое обидное – любовь-то была простым делом, завязанным больше на организме человека. Вся штука (шутка, если угодно) заключалась в работе желез и в воздействии гормонов на электрическую активность нейронов. Вы говорите: любовь?! Ха, Тихон знал Любовь. Наперекор всем человеческим представлениям об этом, Любовь был холеным белокурым толстяком, представлявшимся именем Любомир, любившем тупые слезливые мелодрамы, светлое пиво и анекдоты, юмор которых дислоцировался преимущественно в районе гениталий.
            - Да что ты понимаешь в чувствах, Тихоня? – сокрушался Любо во время пиров-сходок, которые время от времени устраивались среди своих. – Любовь – это движущая сила развития человечества.
            Тихону не нравился Любо. Да и Тихон, собственно, не Любовь, чтобы всех любить. И это его «Тихоня»… Ей-Зевсу, противно и только.
            - Секс, - отвечал Тихон, - и только секс является движущей силой развития человечества.
            - И после этого ты называешь меня пошляком, - наиграно удивлялся Любо.
            - Мы с тобой прекрасно знаем, что за первые сорок секунд общения с мужчиной женщина способна определить, хочет ли он с ним переспать. А для мужика нужно времени и того меньше. Дальше в ход идет обычная физиология.
            - А как же любовь с первого взгляда? – не унимался Любомир.
            - Возможна. При условии, что она будет пялиться на него все сорок секунд. Но как раз здесь без моей лепты не обойтись.
            - О, какие мы важные!
            - Под стать тебе, лю-би-мо-му.
            Итак, с любовью все было просто. Оставался первый взгляд.
            Стоя в самом низу узкой предположительно асфальтированной дорожки, спускавшейся от главной дороги, Тихон проигрывал в голове варианты встречи двух людей, которые, по определению Любомира, «были созданы друг для друга». По большому счету, в компетенцию Тихона не входила оценка совместимости людей. Однако, он помнил шуточную пословицу, приклеившуюся к Любомиру в компании «помощников Бога» (как они себя называли), гласившую: «Любовь зол, ибо он - козел».
             Через какое-то время, равное пятнадцати человеческим минутам, его двое «клиентов» должны были нарисоваться на этом самом месте, и, так как время ждало, Тихон принялся рассчитывать возможные варианты ситуации знакомства. Задача была проста, как пять копеек: она должна была смотреть на него сорок секунд, по прошествии коих смогла бы сделать вывод, что хочет с ним переспать.
            Тихона никогда не интересовала теоретическая выкладка ландшафта биографий и мыслительных процессов людей. Он не любил лирику и был больше по практической части связывания пространства и времени в режиме «здесь и сейчас». Именно поэтому молодой человек, одетый во все черное, как потомственный могильщик, торчал внизу улочки с видом математика, озадаченного внезапно родившемся в его голове доказательством теоремы Ферма. Только вот роды эти, по видимому, были сложными, что-то не сходилось. Впрочем, как всегда.
  
***
  
            Сергею часто говорили, что он не от мира сего. Забавный, как слон в посудной лавке, и задумчивый, как памятники Тараса Шевченко, он был для своих знакомых объектом незлых насмешек и, в то же самое время, вызывал у них непреодолимое желание заботиться о нем. В знаменитой классификации мужчин, авторство которой принадлежит, судя по всему, коварным украинским женщинам, есть три типа организмов именуемых homo sapiens masculinum: обнять и трахать, обнять и плакать, дать по морде и уйти. Сергей определенно относился ко второму типу.
            И все же. Не от мира сего. Каково было бы вам услышать такое о себе? Понравилось бы или же наоборот – расстроило и даже рассердило? Что касается Сергея, то его реакция была еще более оригинальной, чем эта – он был согласен с таким суждением о нем. Бывают такие персонажи, которые, родившись в этом самом смешном из миров, чувствуют себя по жизни неместными, где бы они ни были. Мир представляется им одеянием, по большому счету пригодным для ношения, но уж как-то несуразно пошитым: не по сезону, с какими-то непонятными рюшечками-бантиками, и вроде бы скроенным по размеру, но постоянно поджимающим в разных местах. Со временем, распробовав на вкус эту мысль о костюме, Сергей начал воспринимать себя именно таким образом – как человека, над которым подшутил всевышний портной. Но он ни в коем случае не был за это в обиде.
            Главной «странностью» Сергея, была, скажем так, – эпичность мышления. Как в том анекдоте:
            - Доктор, у меня голова болит.
            - А как болит?
            - Ой, голова не просто болит, а у-ух как болит! А еще нога болит.
            - А нога как болит?
            - Да и нога не просто болит, а о-го-го как болит.
            - Тогда идите.
            - Как идите???
            - Так, идите. При чем не просто идите, а пиздуйте нахуй!
            Эпичность проявлялась в основном в неконтролируемом поиске символов-намеков на исключительность того или иного момента Сережиной жизни. При этом, момент мог быть действительно исключительным в своей неописуемой повседневности. В частности, Сергей не просто завтракал. О нет, завтрак – это для чайников. Сергей вкушал утреннюю трапезу, насыщавшую его чрево и укреплявшую его члены для нового боя, который наверняка готовил наступивший день. А душ! Сергей никогда не принимал просто душ – он отчищался под струями нежной влаги от скверны минувшего.
            Все эти эпохальные процессы проходили в основном в его голове и имели лишь слабое отражение в реальном бренном мире, общение с которым Сергей пытался свести к – внимание! – максимальному минимуму. Этот априори противоречивый уровень общения заключался в задумчивом взгляде, иронической полуулыбке (ирония которой была направлена Сергеем, по правде сказать, на самого себя) и плавной речи, исполненной напевных интонаций. Каждая фраза его мелодичного речитатива стремилась вместить в себя как можно больше смысла, а потому – становилась похожей на сентенцию Сенеки или Цицерона в переводе первокурсника из инъяза.
            В данный период времени Сергей возвращался домой. Шпротно зажатый людьми в троллейбусе, он мысленно рассматривал свое положение как вариант реализации национального германского архетипа «вечного возвращения домой». «Возвращение домой, - менторским тоном произносил с явным немецким акцентом его внутренний лектор, - это вечный процесс. Вернуться домой невозможно – в метафизическом смысле, конечно. Ибо дом как константа постоянства и покоя перестает существовать в реальности сознания с того самого момента, когда мы переступаем порог и закрываем за собой дверь. Единственный наш дом – это мы сами, являющие собой вместилище наших переживаний и нашей памяти, хранящей образ дома. А значит, что само возвращение домой является лишь метафорой поисков себя…».
            Лекция была брутальным образом прервана голосом водителя, проскрипевшим из динамиков громкой связи о том, что троллейбус подъехал к остановке, на которой Сергей выходил.
            Выбравшись из рогатой консервной банки и уделив двадцать секунд своего драгоценного внимания переходу через дорогу, Сергей вновь погрузился с головой в лекционный процесс, направляясь вниз по узкой улочке к родной девятиэтажке, которая, как известно, ни при каких обстоятельствах «не была истинным домом духа».
  
***
  
Нина всегда и во всем знала себе цену. Это было ее главным преимуществом и, как показала жизнь, ее главной бедой. Цена эта колебалась в зависимости от инфляции жизненных ценностей и от времени суток. Если в моде были интеллектуалки и феминистки, она была на коне. При таких выходящих условиях, два главных фактора ее превосходства заключались в дипломе о высшем образовании (магистр политологических наук престижного столичного вуза) и в агрессивной эмансипированости, свойственной женщинам с мужским складом ума. По вечерам эффект усиливался не менее агрессивным макияжем, выгодно подчеркивающим строгую линию губ и выразительность глаз.
То ли дело с утра, без косметики. Мужчины, бывает, испытывают первичный инстинктивный страх перед заспанным и не накрашенным лицом хранительницы очага. А уж если события разворачивались днем ранее на вечеринке, где было много спиртного и мало времени, чтобы узнать друг друга поближе. Утренний ужас порой таится там, где еще вечером раздвигала ноги королева красоты.
Еще одним недостатком Нины была неспособность быть слабой. При всей ее природной хрупкости, Нина могла дать сто очков форы любому медработнику или учителю в стрессоустойчивости и выносливости. Это не играло ей на руку, с оглядкой на тот факт, что обычно мужики ведутся на слабость женщины. Там где иная искусительница могла проявить хитрость, указав на свою уязвимость, Нина патологически не могла поддаться. Она была предельно честной с собой и с людьми в этом плане. Она признавала право людей на слабость, но никогда сама не пользовалась этим правом. Такой подход к вещам сильно отразился на ее личности – энергичная речь и жесты, едкий юмор, сильный характер. Друзья за глаза называли ее «девочка-бульдог». И эта кличка, нужно признать, была ей впору, как хрустальный башмачок Золушке. В ее больших добродушных глазах и приветливой улыбке, обращенной на тебя, можно было без труда прочитать: «Да, ты нравишься мне! Но я все равно могу без особых проблем перегрызть тебе глотку, если ты дашь мне хоть малейший повод для этого».
Сильный характер и железная воля для женщины являются скорее наказанием, чем даром. Нине не раз и не два пришлось в этом убедиться. Мужчины в этой стране, мягко говоря, не любили таких, как она. С другой стороны, страна эта была населена мужчинами, самой точной характеристикой которых было «второсортный», в этом Нина была абсолютно уверена. Вот взять, к примеру … Да кого угодно: француз – романтик, англичанин – джентльмен, испанец и турок – красавцы. Наш – ни рыба, ни мясо. Одно только понятно: произошел от достаточно уродливой обезьяны, склонной к нарциссизму, лени и презрению самок своего вида. Нет, мужики – не козлы. Козлики – это милые животные с красивыми глазками и рожками. Мужики – это… это… Одним словом, уроды.
Одним из главных уродов в жизни Нины был ее шеф, сегодня он направил ее в такую спально-районную жопу славного города-матери городов русских, что даже с джи-пи-эсом на борту Ниныной «хонды» это место было невозможно отыскать.
- Бермудский хренов треугольник! – раздался в салоне отчаянный крик. – Чтоб ты, сука, был здоров, Матвей Ринатович, чтоб ты тут жил и чтоб дети твои здесь жили и дети твоих детей жили в этом, бля, районе. Гондон!
От резкого удара по рулю, «хондочка» крякнула клаксоном на всю округу. Нина поставила машину около отделения почтамта, достала внушительную кипу отчетной документации и двинулась на поиски улицы Героев Сопротивления, 29 Р. Блядь, Р!!! Одни что, не могли просто другой номер дать, а не продолжать буквенный индекс.
Узкая улочка с раздолбанной в хлам дорогой сообщала о том, что конец пути к нужному дому придется пройти на своих двоих. Нина перехватила поудобней бумаги и начала отстукивать каблуками шаги по остаткам асфальтной кладки вверх по улице, когда вдруг…
  
***
  
Нет, Тихон определенно не понимал сложности любви. Ну чего тут сложного-то? Идут двое, он – в ее сторону, она – в его. Не смотрят друг на друга, заняты какими-то своими мыслями. А ну, что там у него на подкорке? Тихон разложил пласты реальности времени, в одном из которых отражался голос, вещавший с немецким акцентом:
- … И в то же время, домом является не топос бытия. Топика в этом случае – второстепенна. Дом определяется уровнем удовлетворенности сознания. Вот почему мы можем чувствовать себя, как дома, в разных местах. В свою очередь этот уровень удовлетворенности напрямую зависит от окружения, от людей, с которыми мы проходим свой путь. Таким образом, опираясь от постулата Сартра «ад – это другие», мы можем заключить следующее: дом – это также другие…
Тихон нашел субъекта занятным, единственное, что не давало покоя, так это понимание того, что этому несостоявшемуся Шопенгауэру предстояло влюбиться буквально через несколько секунд. Пока еще оставалось время, Тихон решил посмотреть на ее мысли.
- Вот урода кусок, оправить меня в такую задницу. Точно уволюсь, блин. Представить только, а ведь люди тут еще и живут! И живут, как все, влюбляются, как все, детей рожают. Невероятно. Нет, апокалипсиса точно не будет, у Бога просто не останется других развлечений, если он не сможет наблюдать то, как человек умудряется приспосбиться к любым условиям жизни. Да что там приспособиться – быть счастливым, смеяться…
Человек в черном, стоявший недалеко, усмехнулся. Да уж, и они полюбят друг друга? Хочу на это посмотреть.
- Посмотришь, если не проворонишь время, - раздался за спиной голос Любомира. – Давай, пора!
- Не учи меня удаче, - ответил Тихон, - и я не буду рассказывать тебе, что такое любовь.
Резкий порыв ветра подхватил пару листов с верха кипы и начал уносить их в сторону. Нина подалась за ними, и тут на нее налетел Сергей, поглощенный своими мыслями. Чтобы устоять на ногах, девушке пришлось схватиться за нерадивого парня и, вместе с этим, упустить на землю оставшиеся бумаги.
- Блин, - с досадой процедила она. – Смотрите куда идете.
- Простите, - виновато ответил он. – Я помогу вам собрать все это.
- Нет уж спасибо, я сама. Вы, судя по набранной крейсерской скорости спешили куда-то. Предположительно, в туалет.
- Нет, - смущенно ответил Сергей. – Вообще-то, шел домой. Но ели вы тут постоите еще немного, уж вам точно не нужно будет спешить. Ветер, знаете ли.
С этими словами Сергей кивнул в сторону разлетающихся по всей улице листов А4.
-Черт! Ловите их! – воскликнула Нина.
Усмехнувшись про себя, Сергей начал собирать листки, оккупировавшие собой к уже чуть ли не всю улицу. Пока он гонялся за ними, Нина смотрела на него, не особо стремясь помочь парню. Его неуклюжие движения и натужное пыхтение, когда он нагибался, чтобы поднять очередной листок, смешило ее. А через пару минут такого зрелища она не смогла удержаться от смеха. Что-то в нем было такое, что не давало на него сердиться.
Один из листков подлетел к стоявшим неподалеку двум мужчинам, что-то обсуждавшим между собой. Один из них, одетый во все черное с медальоном поверх пальто, уставился на Сергея внимательными глазами цвета чайной заварки. Другой, толстяк в бежевом, не по погоде легком пальто, на удивление ловко подхватил с земли бумажный прямоугольник и протянул его Сергею.
- Прошу вас, - сказал он, обернувшись.
- Спасибо, - поблагодарил Сергей.
- Не за что. Удачки вам, - ответил толстяк и повернулся к своему мрачному собеседнику. – Так что ты там говоришь? Сорок секунд?
- Да, - улыбнулся Тихон. – Сорок секунд – чистая случайность.