городишко Валга, завален снегом был метра на два. В этом снегу тонуло и глохло всё. Будто в немом кино проплывали грузовики, автобусы и...прочей мелочи из-за сугробов видно не было. Кисловатый угольный смог делал городок ещё более нереальным. Архитектура была какой-то индивидуально опрятной. Всё ровненько, чистенько, будто в не нашенских фильмах, с аккуратными палисадниками и низкими, и ладными изгородочками. От всего этого веяло уютом, умиротворением и теплом.
Но сразу бросались в глаза районы компактного проживания военных: неопрятные казенные блочки в девять этажей, с варварски засранной округой, серое уныние и сиротливая безнадёга которых, выдавали равнодушное отношение временщиков, чем вызывали нескрываемую ненависть коренного населения.
ЗиЛок с кунгом на спине и буржуйкой внутри, вез его куда-то за город, в густые леса Эстонии. В маленьком оконце мелькали только сосново-еловые массивы наряженные в снежные шапки да, редкие хутора. Через час с небольшим приехали. Дивизион номер три оказался весьма компактным, неприветливым местечком в лесу, с очищенными до асфальта дорожками и плацем, кирпичными казармами, штабом и хоз-постройками, выкрашенными позорно-розовой побелкой. Всё это отдавало жуткой солдатчиной и офицерским самодурством и даже воздух был пропитан углём и чем-то недобрым. В штабе въедливый капитан-крысёныш полистал личное дело и ехидно выдавил,
- Что, воин, одеколон жрать горазд?
-Да, не..., - стал было оправдываться Шурка, но посмотрев в глаза штабного
грызуна понял - бестолку. Его всучили чахоточного вида тощенькому, прыщавому прапору, который кокетливо покачивая задницей, привел Шурку в казарму. Только на следующий день он узнал, что это часть единственного в Прибалтике шахтного комплекса ракетных войск стратегического назначения и ему придётся эти ракеты обслуживать в должности дизелиста, и доблестное подразделение в которое он попал называется ЭРР - эксплуатационно ремонтная рота, и что если кто-то там говорит про "пиздец Америке", то этот самый пиздец будет гарантировать в полной мере именно он - гвардии рядовой Шурка Мишин.
А пока реальность радовала. Взвод состоял восновном из выходцев народов
Кавказа и вся эта дружба народов внушала чувство неподдельного восторга.
Стажировка на боевой зоне пришлась ему по душе, там было всё по другому
нежели в части. Огороженная со всех сторон сеткой с током, эта зона была лишена всех неуставных предрасудков, там ценились только профессионализм и ещё умение шарить службу. Там было все по-взрослому: четыре шахтных ствола с ракетами, а по центру шахта с командным пунктом и всеми необходимыми службами. У Шурки была одна задача наизусть выучить все составные части трёх дизельных движков, что были установлены на минус третьем этаже, знать принципы их работы, уметь запускать их с закрытыми глазами, чтоб в любое время дня и ночи подать напряжение на борт ракеты, а после работы вылизать их и натереть до блеска.
Через полтора месяца он успешно сдал экзамен на допуск к боевому дежурству и уже готовился стать грозой всем НАТОвским ястребам, но...
Перед первым самостоятельным БэДэ, он заступил в наряд по роте и самозабвенно мёл щёткой и без того сияющий чистотой пол. В углу, на койке валялся ефрейтор Казымов - он дембель, ему не положено щёткой махать. Через пару недель он будет тискать свою усатую бакинскую Улдуз с волосатыми руками и одной толстой бровью на два глаза, и в предвкушении этого он громко ныл какую-то, видимо, хитовую заунывную азербайджанскую песню по заявке своего дорогого земляка Гусейнова, по сроку выслуги - черпака, и которому тоже было западло отнимать хлеб у молодого. Шурке подумалось, что так старухи голосят на похоронах и он улыбнулся.
- Ты, салабон, давай мети быстрэй, подгонял дембель уже не первый раз Шурку.
Салабон делал вид, что не слышит, и с довольным видом продолжал мести паркет. Такое поведение начало бесить ефрейтора и чтобы хоть как-то отыграться на строптивом москвиче, он крикнул,
- Эй, синок, а ну, бистро заправиль мой койка!,
Но и эта команда осталась без внимания. Кавказец вскипел! С воплем, что мол, сыняра абурэль, он запустил в Шурку кирзачём. Поймав налету тяжёлый сапог, сыняра немедля вернул его хозяину, да так метко, что угодил ему ровнёхонько в лоб.
Горец с налитыми кровью глазищами, перемахнул орлом через койку, в два прыжка оказался перед Шуркой. Замах, удар...Но на пол упал, причём без сознания, именно Казымов- сработало боксёрское Шуркино недавнее прошлое.
Земляки отнесли ефрейтора в туалет, где он выплюнул в раковину два зуба. У
него образовался перелом челюсти в пяти местах (в результате, он поехал на
дембель на три месяца позже - его не отпускали, пока не вылечили полностью)
Этой ночью все офицеры и прапора взвода остались в части охранять Шурку от неминуемой расправы - дембеля и земляки Казымова готовили ему тёмную. Но темную сделать не удалось, а потому вся азербайджанская братия шипя что-то с окончанием на "...счим", и глядя с ненавистью пыталась хоть как-то высказать своё отношение к обуревшему салабону.
После обеда салаге дали пять минут на сборы, всё тот-же, чахоточного вида
прапор посадил его в дежурный КУНГ и сам сел неподалёку сопровождающим.
Через минут тридцать петляния по лесным, очень хорошо очищенным от снега
дорожкам, прибыли, как сказал прапор, во второй дивизион. Наряду с большим кирпичным корпусом на четыре батареи, вдоль основной бетонки стояли щитовые, одноэтажные корпуса, для других вспомогательных служб, почти по самую крышу, занесённые снегом. Жёлтые фонари отбрасывали тёплый свет, сугробы и шапки на казармах и ёлках искрились, под сапогами крахмально хрустело.
Пока шла штабная кутерьма с оформлением вновь прибывшего, впереди всех прошёл слух, что прибыл новенький, борзой жутко, чемпион Москвы по боксу, отмудохал всех дембелей на третьем дивизионе и от греха, пока всех не уморил, решено его перевести на второй гвардейский дивизион.
В тот вечер Шурке несказанно повезло - в штабе был зам-полка по тылу майор
Дмитриев, (как выяснилось позже, мировой мужик, трудяга и высококлассный знаток тылового дела), он узнал, что вновь прибывший солдатик дипломированный повар, а ему в офицерскую столовую позарез нужен ну хоть один специалист, а не те узбеки и туркмены-альтруисты, что на первое, второе и третье готовят один только плов, и он с радостью взял новенького себе под крыло.
В казарме хоз-взвода его встретили не злобливо, а с учётом дошедших слухов и потому перевод произошёл, как говорят в армии, только с песней.
На следующее утро майор Дмитриев лично повёл Шурку знакомить с новым местом службы. Офицерская столовая была довольно прилично мебелированна, сервирована по-домашнему, только в зале было как-то пдозрительно дымно, но майор успокоил, мол, плита чуть поддымливает и с этими словами завел новичка на кухню...
Немая сцена длилась минут пять, судя по ситуации, не так долго: сначала не
было видно ни чего, но после из этого молочного ничего вынырнула белая фигура в противогазе и подбежала к майору. Из защитного резинового средства вылупилась губастая улыбчивая физиономия повара Усманова, которая поздоровалась и доложила, что всё на кухне просто отлично, снова нарядилась в противогаз и растаяла в дыму. Поднапрягшись удалось разобрать: огневая плита была заставлена котлами и сковородками а изо всех боковых и поверхностных отверстий валил густой дым.
Майор вывел его на улицу и покашливая объяснил, что дал старшему повару Комиссарову дембельскую аккордную работу - почистить трубу в огневой плите, два дня плиту не топили, обходились полевой кухней, а он возьми, и дай это задание молодому узбеку, дембель, его мать...А тому олуху кто-то про способ чистки кошкой рассказал, мол, кинешь ее в трубу, а она сама выберется из неё, да ещё и всё прочистит заодно. Вот молодой кошку и закинул в трубу, только кирпичная труба за два дня не успела остыть (ей остывать минимум дней пять надо), кошка и сварилась, а заодно героически закрыла своим телом дымоход. А дым он первые два часа после растопки держится, а потом перестаёт дымить, там угли появляются. Да, и не везде дым стоит, сантиметрах в пятидесяти от пола атмосфера абсолютно прозрачная...
Последние две новости легли на душу бальзамом.
Задача была поставлена чётко: Сделать еду съедобной, вкусной и разнообразной и чтоб три месяца слово "плов" даже не произносилось.