правдушка (Рассказ)

Стрекочет жесткое томление, трепещет губ пружинистый узор, из-за углов каких-то пустословий, ворвался пестрый холодок. Понежил крылья, обласкал глаза, унюхал сердце, растопил слова, прижал к груди, повесил плечи, угрюмо глянул и ушел. Гулять по свету. И больше не томите, не ругайте, не лезьте в мой уставший ум, не набивайте легкие, не будоражьте взгляд, да и на утро не пугайте мрак. Издерган я, забыт, оттаян, изрезан, изрешечен, по жилам лются чьи-то лица, а по вискам- слеза. Остывшая Богиня- моя сатира, мой щебет, мой рывок, мой пасс, она сужается как рвущая струна, она щебечет, как глоток игристого вина. Щекочется размашистой капелью, волнует чувства, разделяет сон, она крадется между снов и песен, она врывается, вонзается, трепещется, живет. Чудесно быть тайком непобедимой стужей, наглядно гладить тощую суму, сверкая глазом верным, растегивать рубашку на ходу. Срывать куда-то части-островки, ругать напрасно-на! и посмотри! Удить, охотиться, играть, туманить утро, вечерок унять. Стесняется любовь, послушные качели сошли с петель надежд и ожиданий счастья.
А небо это все висит как прежде, такое же веселое, такое же манит, за ним припрятались далекие мгновения, секунды торжества, минуты красоты и неземной тоски. Отрываются ноги бегущего, подлетает охапка волос, лишь оно вдохновляет на пение, лишь оно не покажется сном. Постоянно и всеобещающе, непреступно- вызывающе, пронзительностью сверепеет, открытостью зубоскалится. И по делом нам здешним- топчущимся. Не вырвется в закаулки возможности, не сбежит от безбрежного вечного, не упрячемся от настойчивости конечного.
Чем дальше вдруг влетит осколок здешней красоты, тем ближе станет соль проблемы, удачный брак тоски и суеты. Из-под ее ресниц опущенных, уставших, из-под коленок толстых, важных, глядит- ступает по невежде постыдная и неопрятная правдушка- злодеюшка, уголочек честности, бережочек наглости, островочек жадности. Прячется, конечно, не дается. Как радугой играется фантазией, как честностью врывается в сознание, как шорохом встает воспоминанием. Ах! Ресницы ее! Ах! Коленки ее! Это отблеск ее красоты, это поступь ее наготы. Похитить многие пытались, открыть завесу, отпереть засов, она же радостно игралась, скрепя просветом, шевеля хвостом.