В конце января 200… года на два адреса в далёком от Москвы городе Барнауле и на один в ещё более далёком селе Онгудай, что затерялся в центре Горного Алтая, пришли совершенно одинаковые, отпечатанные на принтере письма следующего содержания:
«Уважаемая (далее шло имя-отчество; на каждом письме – разные. Например, в Барнауле это были Валентина Арсентьевна и Надежда Григорьевна, а в Онгудае – Светлана Чандыновна)! Обращается к Вам Брунин Валерий Николаевич. Надеюсь, Вы ещё помните такого.
Прошу Вас отпустить (на этом месте в письме к Валентине Арсеньевне было вписано: Вашего сына Григория Геннадьевича; у Надежды Григорьевны – Ваших детей: Антона Валерьевича и Александру Валерьевну, а на бланке, который получила Светлана Чандыновна, значилось: Вашего сына Даниила Валерьевича) на два месяца в город Москва для получения наследства.
Объясняю суть вопроса: в настоящее время здоровье моё в значительной степени расстроено, и с каждым днём продолжает ухудшаться. Несмотря на туманные заверения врачей, я определённо знаю, что жить мне осталось не больше, чем до начала мая этого года.
В центре Москвы у меня шестикомнатная квартира, на которую уже имеется покупатель. Кроме четверых детей, рождённых в трёх браках, у меня никого нет. Деньги немалые, каждому из них достанется чуть более 500 тысяч долларов. Правда, для этого им непременно нужно приехать ко мне не позднее 3 марта. Считайте это моим капризом. Кто не приедет, тот лишится своей доли. Кстати, билеты заказаны и оплачены. Их можно получить в кассе железнодорожного вокзала, начиная с 15 февраля, но не позднее, чем за 4 часа до отхода поезда. Отправление со станции Барнаул 01 марта в 20:48 по местному времени. Вагон 4 СВ, купе 5 и 6. Почему поездом? Чтобы дети за два с половиной дня успели познакомиться и привыкнуть друг к другу. В Москве на Казанском вокзале их будет ожидать машина, которая доставит прямо к подъезду моего дома.
Что от них требуется? По сути, ничего. Они должны будут пробыть около меня до самого конца, скрасить, так сказать, мои последние дни (или не скрасить). А также – присутствовать на моих похоронах. После этого спокойно вернуться назад, имея на счету приличную сумму.
За условия проживания не переживайте. В квартире для каждого приготовлена комната, уборкой занимается приходящая консьержка. Кроме этого, всем детям почтовым переводом выслано по 100 000 тысяч рублей на карманные расходы. Такая же сумма ожидает и Вас – чтобы покрыть возможные издержки в связи с отсутствием детей. Знаю, что у каждого (кроме младшего Даниила) имеются свои семьи. Но этот вопрос они пусть урегулируют сами.
Конечно, я мог обратиться к каждому из своих детей отдельно, но это было бы некоторым неуважением к Вам. К тому же, я хочу, чтобы именно Вы решали, принимать им от меня наследство или нет. Некий, если хотите, эксперимент.
У Вас в запасе будет почти месяц, чтобы всё проверить, обдумать и принять решение. Ответа не нужно.
С уважением, Брунин В.Н.
25.01.200… г.»
Реакция на эти письма у адресатов была разная. Валентина Арсентьевна – миниатюрная женщина пятидесяти шести лет – испугалась. Она сразу позвонила своему старшему сыну Григорию и прочитала весь текст письма. Сын долго молчал в трубку, потом тихо произнёс:
- Мам, ты только не волнуйся. Мне кажется, это письмо – чей-то глупый розыгрыш. Валерий Николаевич не стал бы тебе писать. Он же знает, что я поменял не только фамилию, но и отчество. Я формально не его сын и… я ему об этом прямо сказал.
- Когда?
- Давно… Он приезжал, и мы встречались.
- Но ты мне не рассказывал об этом…
- А зачем? Я сам ему написал и попросил приехать.
- Но почему, сынок?
- Почему, почему?.. – в голосе Григория послышалось раздражение. – Да не знаю я, почему! Просто захотелось ему в лицо посмотреть и сказать, что я – не его сын!
- Гриша… не надо было этого делать. Фамилия и отчество ничего не значат. Хочешь ты этого или нет, но ты – Брунин. И он… Валерий Николаевич – твой отец. Мы об этом с тобою никогда не говорили, но… менять фамилию и отчество… это было неправильно…
- Мама! Геннадий Петрович меня усыновил, когда мне было восемь лет. Он меня воспитывал, кормил, одевал. А в это время мой папочка себе новые семьи заводил. Только при этом алименты платить забывал.
- Сынок, успокойся. От алиментов я сама отказалась. Геннадий Петрович не хотел этого…
- Сама, сама! А он и рад был – одной обузой меньше.
- Всё не так, Григорий… – Валентина Арсентьевна помолчала. – Валерий Николаевич каждый месяц передавал мне деньги. Не знаю, сколько он зарабатывал, но мне отдавал ровно сто рублей. До того момента, пока ты паспорт не получил. Я ему сказала о твоём решении взять фамилию приёмного отца. После этого он больше не появлялся…
Сын молчал, но Валентина Арсеньевна слышала в трубке его дыхание. В её глазах блестели слёзы. Наконец, она не выдержала:
- Сынок?
- Мам, почему ты никогда мне этого не рассказывала?
- Я боялась, что Геннадий Петрович узнает и расстроится…
Григорий снова помолчал, а затем произнёс:
- Ладно, мам, я завтра после работы заеду и посмотрю на это «письмо счастья». Почему-то меня не покидает уверенность, что кто-то не очень удачно пошутил над тобой.
- Приходи, Гриша. Обязательно приходи, а то мне чего-то не по себе…
- Перестань. Бояться совершенно нечего. Шутка – она и есть шутка. Только, в нашем случае, глупая.
- Но, сынок, тут ещё два извещения пришло. На твоё и на моё имя, и там сумма, как в письме указано… А вдруг, всё это правда? Вдруг Валерий Николаевич и впрямь смертельно болен?
- Разберёмся. Ты только сильно не заморачивайся этим. Хорошо?
- Я постараюсь, хотя…
- Всё, мама, до завтра!
- Да, до завтра, Гришенька…
На другом конце города Надежда Григорьевна прибывала в глубокой задумчивости и недоумении, но дома не было никого, с кем можно было бы переговорить о таком деликатном деле. Дочь Саша находилась в Новосибирске, где с отличием окончила химико-технологический университет и после окончания аспирантуры получила престижную работу на кафедре закрытого НИИ. Через три года она вышла замуж за выпускника инженерно-технической академии. Зять работал в военном ведомстве, имел хорошую квартиру, солидный заработок и прекрасные перспективы. Старший сын Антон должен был завтра прилететь из Иркутска, куда его пригласили на Восточно-Азиатский симпозиум по теме «Инновационные технологии в сфере использования новых источников энергии».
Письмо она получила ещё утром и в течение дня снова и снова перечитывала листок бумаги формата А4, вглядываясь в каждую букву, словно за отпечатанным текстом или вписанными от руки строчками таилась некая разгадка на мучившие её вопросы. Она и рада была бы не поверить всему тому, что написал бывший муж, покинувший её двадцать пять лет назад, но вместе с письмом лежали три почтовых извещения на сумму сто тысяч рублей каждое. И свои деньги она уже получила!
В конце рабочего дня Надежда Григорьевна позвонила Саше на мобильник. Та отозвалась сразу же после первого гудка:
- Да, мама. Здравствуй. Как дела? – голос дочери был привычно весел.
- Да какие у меня могут быть дела в мои-то шестьдесят три года…
- Ой, мамочка, прекрати сейчас же! Ты у меня ещё в полном порядке.
- Да в порядке я, в порядке, но ты должна приехать ко мне на выходные. И возьми, пожалуйста, отгул на понедельник.
- Мам, что случилось? У тебя опять давление упало? А где Антошка? Ты лекарства прин…
Надежда Григорьевна нахмурилась и перебила дочь:
- Александра! Прекрати задавать ненужные вопросы. У меня всё в норме. Ты мне нужна для одного неотложного дела. Поэтому, будь добра завтра в пятницу приехать ко мне. И не забудь взять отгул. Сергею скажи, что едешь проведать меня и что вернёшься в понедельник вечером. Ты всё поняла?
- Да, мама. Я поняла… А… Серёже нельзя со мною приехать?
- Нет. Приезжай одна.
- Мам… это дело как-то связано с папой? Да?..
Пожилая женщина в который раз подивилась проницательности дочери. По её лицу скользнула мягкая улыбка, но в трубку она сухо произнесла:
- Приедешь – узнаешь…
- Хорошо, мама я приеду. Береги себя. До встречи.
- До встречи…
Потом Надежда Григорьевна позвонила сыну:
- Как симпозиум, Антоша.
- Да всё в норме, мама. Доклад я свой прочитал, получил одобрение и, кажется, заинтересовал южнокорейских и японских специалистов. И не только – китайцы пригласили осенью прочитать трёхмесячный курс по электродинамике в Пекинском университете. Думаю дать согласие. Завтра последнее заседание, а в пять вечера я вылетаю домой. У тебя, как дела?
- У меня всё слава Богу, сынок. В субботу зайдешь ко мне? Саша приехать должна…
- Да? Соскучилась мартышка? Конечно, приду, мама. Мы ж с тобою на соседних улицах живём. Всем семейством и закатимся к тебе.
- Нет, Антоша. Ты приходи один.
- Мам, что случилось?
- Ничего не случилось. Нужно обсудить одно семейное дело.
- Хорошо, мама, я приду. Целую тебя…
А в далёком алтайском селе чудное письмо так и не было дочитано в тот день, когда его принесла почтальонша вместе с двумя извещениями. Сорокасемилетняя безработная Светлана Чандыновна страдала от глубоко похмелья, случившееся с ней по причине двухдневного празднования дня рождения соседки. Поэтому единственное, что она поняла – бывший муж сдуру прислал ей сказочную сумму денег и эти деньги надо немедленно получить. А дальше завертелось-закружилось новое веселье то у одних друзей, то у других. Желающих погулять на дармовщину было предостаточно…
Сын Даниил после службы в армии уехал в республиканский центр и работал в торговой фирме экспедитором. Ездил за товаром в Барнаул, Новосибирск, затем развозил со склада по городским магазинам и ларькам. Работы было много, поэтому на личную жизнь времени не оставалось. Да и заводить семью, когда живёшь на съёмной квартире, как-то было не с руки. В редкие выходные он наведывался в Онгудай, ссорился с вечно пьяной матерью, разгонял её друзей-собутыльников и приводил в относительный порядок изрядно запущенный дом. Денег не оставлял – всё равно пропьёт. Покупал продукты, одежду и уезжал назад с тяжёлым сердцем: мать неуклонно катилась к известному концу. Три раза он оплачивал ей лечение в республиканской клинике, но каждый раз она срывалась и уходила в долгие изнурительные запои.