Пустая трата времени доставляла ему физический дискомфорт. Он не переносил сплетен, демагогии и хамства. Любому общению он предпочитал одиночество у себя дома в кабинете.
Валерий Яковлевич всегда носил костюмы, обязательно с галстуком, а в холодное время надевал пальто, непременно с кашне. Возраст еще позволял ухаживать за дамами, но бегать за девицами было уже не солидно, да и не возможно: глубокие морщины на лице отражали общей желтушной бледностью испорченное здоровье. Мужское самолюбие Валерий Яковлевич давно утопил в коньяке, а гордость сжег в огне единственной любви. Седовласый, худой, подтянутый, немного ссутуленный, Валерий Яковлевич соответствовал классическому образу въедливого исследователя.
Дом, в котором он жил, был довольно просторным и располагался на окраине мегаполиса, как раз на границе между стремительной шумной цивилизацией и спокойной умиротворяющей природой. Этот дом еще помнил красногвардейцев с маузерами и партизан с винтовками. В 50-е годы двадцатого столетия он превратился в дом научного просвещения и перешел в собственность академии, а от академии достался «надежде советской науки» молодому физику Валерию Хромину.
Жилище ученого насквозь пропиталось прошлым. Призраки здесь обитали как домашние любимцы и нисколько не нарушали привычного комфорта хозяина. Коллекция фотоальбомов скрашивала досуг редких гостей. Картины таинственной художницы украшали все холлы дома, личный кабинет и даже мансардное помещение, в котором давно никто не обитал. Когда гости расспрашивали об авторе столь заметных и ярких работ, хозяин всегда задумчиво молчал.
Хромин не мог рассказать ни одной живой душе о своем горе. Его единственная любовь - милая задумчивая Вероника - попала в психиатрическую клинику после того, как попыталась уйти из семьи к возлюбленному - к нему, Валере Хромину. Обманутый муж выбросил из окна годовалую дочь, после чего зарезался кухонным ножом у нее на глазах. Нежная душа Вероники запретила разуму принимать и понимать реальность. Бедняжка до сих пор беспокоилась, были ли у мужа чистые рубашки, и успевал ли он покормить дочку перед тем, как уезжал на службу...
Только с опытом, постарев и набравшись мудрости, Валерий Яковлевич понял, что тщеславие, награды, одобрение - лишь дешевая глупая мишура. Ради нее не стоило копать туннели, выгрызать из твердых пород драгоценные самородки знаний. А ради чего же? Ради кого тогда? Вероника… Ради нее и во имя нее. Иногда Хромину удавалось тайно забирать любимую к себе в дом, чтобы она отдохнула от казенной обстановки и могла посвятить несколько дней любимому делу - живописи. Он пытался отогреть ее, уберечь. Мечтал повернуть время вспять и все исправить, хотел подарить ей хоть глоток счастья...
В течение пятидесяти лет в специальном ежедневнике Валерий Яковлевич фиксировал свои мысли. Не все, конечно, а только те, что удалось "поймать за хвост" и поместить в бумажную клетку. Коллекция мыслей выглядела необычно, но была не менее значимой, чем коллекция фотографий или картин. Хотя ценность ее не была измерима привычными физическими законами.
Тайно от всех, а иногда казалось, что и от самого себя, Хромин открыл странную теорию! Теорию мыслей. Не доверяя никому, исследователь все держал в секрете, упорно экспериментировал, дорабатывал основы, выращивал каркас, нанизывал на него тайные победы. Старый физик иногда делился с Вероникой соображениями, пытаясь ей объяснить смысл теории. Но Вероника по-прежнему была погружена в себя и не давала повода надеяться на лучшее.
Часть 2
Вымытый новенький милицейский джип ворвался во двор, обрамленный ветхими коробками пятиэтажек, обреченными на снос. Оперативник Иванов – самый виртуозный водитель в отделении - не стал парковаться, а нагло остановился около подъезда, перегородив почти все подходы к дверям. Милицейские машины были здесь частыми гостями. Жителями невзрачного квартала, откуда поступил вызов, были в основном приезжие китайцы, таджики и украинцы, обогащавшие местные рынки дешевым товаром, а микроклимат города - заграничными штаммами вирусов. Они постоянно друг друга поджигали, резали, стреляли и обворовывали, не признавали правил, разводили вшей и клопов, презирали местных, глушили водку и курили дрянь. Поэтому никто из оперативников дежурной группы не удивился, выезжая на место именно по этому адресу.
- Баррикадная, 11. Опять торгаши товар делят, или денег не досчитались, блин, задолбали, - процедил сквозь зубы Миша Ратников, уставший после ночного дежурства. Сигареты, растворимый кофе, Битлы в мобильнике не помогали. Глаза начальника оперативной группы слезились и горели, будто в них насыпали песка, и голова гудела, точно рой пчел. Черная кудрявая шевелюра от такой жизни принялась заметно редеть, что заставляло начальника опергруппы все чаще на людях носить фуражку. Несколько секунд он сидел в остановившемся джипе, собираясь с силами.
- Там что-то интересное, говорят, - усмехнулся атлет Иванов, у которого на прошлой неделе родился сын, и глаза так же слипались от хронического недосыпа.
- Кровища опять?
- Не только...
- Эксперты на месте?
- Вызвали. Должны были приехать. Там трупы - спешить некуда.
Заметив в глубине двора старенькую газель экспертов, Ратников понял – Борисыч уже там, работа кипит и, как обычно, никто не позаботился о свидетелях. Эксперты – ангельские создания в белых халатиках, своего рода эльфы в структурах МВД, они думают только о себе или, в крайнем случае, о науке. Вся грязная работа остается «гоблинам» в фуражках.
- Эх. Труп на трупе и трупом погоняет! Достало всё, мать их! - Миша выбросил бычок в открытое окно и зачем-то потер тонким указательным пальцем болезненно-бледный лоб, - Ладно, поглядим.
Поглядеть было на что. В затхлом помоечном подъезде без лифта лишь замусоренная окурками и жестяными банками лестница пронизывала засаленный муравейник до крыши. Оперативники привыкли не обращать внимания на обстановку, двигаясь к цели! Ратников знал, что на каждом этаже от громкого топота милицейских ботинок хотя бы один испуганный глаз втискивался в окуляр мутного глазка, чтобы убедиться - все нормально, буря прошла мимо. "Наскальные" творения "неандертальцев" гордо пестрели по всем стенам, напоминая в подробностях о происхождении человечества. Наконец, на последнем пятом этаже развернулось зрелище, от которого затошнило даже опытных оперативников.
Совершенно голая старушка лежала в развратной позе на заплеванном грязном полу, раскинув ноги. На ней в недвусмысленной позе застыл не менее древний старик, который тоже был без одежды. Оба они оказались пригвожденными друг к другу не только естественным образом, но еще были нанизаны на толстый ржавый кусок арматуры, какими в изобилии завален весь двор. Местная детвора любила лазить на "замороженную" строительную площадку и таскать оттуда разный мусор.
Общая картина наводила на мысль, что два сердца были скреплены металлом намеренно и с садистким послевкусием победы. Зловещим грубым штрихом мерзостную композицию дополняла детская мазня на стене в виде двух сердец, пробитых одной стрелой. Остальные хулиганские художества были настолько отвлеченными от ситуации, что их никто не заметил. А вот черные сердечки задели за живое даже Мишу Ратникова!
- Твою мать налево..! - постарался как можно точнее выразить мысль Миша.
- Значит такие пироги, - начал докладывать интеллигентный молодящийся Сергей Борисович, нехотя отрываясь от любимого занятия, - Пирамида сложена из уже холодных тел. Причины смерти разные. Старушка скончалась около двух суток назад. А ее "партнер" умер чуть позже. Разница во времени смерти составляет около десяти часов. Есть предположение, что и места смерти разные. Просто их приволокли сюда и соединили в композицию на забаву изощренного воображения. По крайне мере, штырь воткнули уже в мертвяков, это точно, - высказал субъективное мнение «эльф» Борисыч.
- Короче говоря, ищем психа? - подвел итог Миша Ратников.
- Я этого не сказал! - хитро улыбнулся худосочный очкарик-эксперт, любуясь своими глянцевыми старомодными ботинками.
***
Ратников третьи сутки изучал подозрительный талмуд, испещренный "кривульками" покойного, пытаясь угадать в них буквы и сложить в слова. Усердно раздумывая над фразами явно сумасшедшего ученого, Миша наливался тяжелой яростью: "либо это великое откровение человечеству, либо бред сивой кобылы...", - думал он. Ни то, ни другое не было доступно пониманию простого оперативника.
"1987 год. 13 сентября.
Я раб. Я раб будущего. Я делаю все, что могу, для будущего, для людей, которые появятся потом, через много поколений, когда будет другая система восприятия, не зашоренная красными флагами и единогласием по любому поводу. Когда люди забудут о том, что такое транспорт, голод, болезни и одиночество, когда их жизнь будет состоять только из счастья!"
"1989 год. 1 января.
Есть много предположений и умозаключений, что есть вообще мысль? Я пришел к выводу, что это измеримая, вполне реальная энергетическая капсула, в которой содержится некая мельчайшая составная часть личности. Она не подвластна времени, не подчиняется законам физического мира. Человек, как субстанция, представляет собой сгусток замкнутого излучения и существует всегда. Просто однажды он обретает тело и расщепляется на отдельные фрагменты, запаянные в капсулы - мысли".
"2001 год. 19 августа.
Если человек, находясь в телесной оболочке, сумеет осознать себя как однородное замкнутое излучение, он освободится от материи бытия и раскапсулирует крупицы своего бесконечного Я. Это даст возможности перемещаться во времени и пространстве вне физических и иных законов материального мира. Возможно, существует обратный механизм ..."
"...в надежде осознать себя как единый бестелесный сгусток излучения, я пробую, я ищу! Теория мыслей выстраивается тяжело, потому что экспериментировать приходится только на себе...".
После каждого абзаца, Миша отхлебывал из огромной кружки с отломленной ручкой еле-теплый чай и обводил угрюмым взглядом разложенные по всему столу фотографии с места происшествия, перемешанные с переснятыми изображениями картин, найденных в доме убитого. Выяснилось, что старуха физику была знакома еще с юности, и он собирал ее работы всю жизнь. Всматриваясь в размытые вспышки света, взрывы розового на фоне черного, вглядываясь в россыпи бесформенных черных брызг по серому глянцу акриловой краски, Миша чувствовал, что старушка тоже была не в себе. Ни одного четко очерченного фрагмента, ни одного понятного образа найти на картинах не удавалось.
Миша закатил глаза к потолку, выругался, пользуясь вечерней пустотой в кабинете, и захлопнул профессорский ежедневник. "Нет, это дело надо закрывать как можно быстрее, а то крыша съедет".
Часть 3
Эксперт Сергей Борисович, человек уже не молодой и достаточно мудрый, не любил вникать в общий ход оперативных дел. Его задача - исследование, все остальное - чужая головная боль. Однако сегодня утром, а точнее еще вчера вечером, появился повод изменить правилам. Пройдясь для храбрости от окна до двери и обратно в своем тесном кабинете, заставленном стеллажами с колбами, ящиками, коробками и папками, высморкавшись в аккуратно выглаженный носовой платок, он решительно взялся за трубку поцарапанного дискового аппарата.
- Ратников, слушай, разговор есть. Можешь заехать сегодня? - торопливо и сбивчиво пробормотал эксперт, забыв извиниться за ранний звонок.
- А что там? - Ратников знал, что и сегодня, и завтра, и еще много дней ему не дадут выспаться. А когда знаешь заранее, смириться с безысходностью проще.
- Разговор, знаешь ли, не телефонный…
- Ладно, буду, - Миша машинально глянул на часы, небрежно швырнул мобильник на тумбочку возле дивана и заставил себя встать.
Когда-то капитан Ратников любил хороший кофе, сваренный непременно женскими руками. Бывшая жена каждое утро создавала на кухне кофейный шедевр, добавляя в него какие-то немыслимые ингредиенты. После развода приходилось перебиваться растворимой гадостью, потому что... А черт его знает почему. Просто не было желания вспоминать нормальную жизнь, спрятавшись от всех в берлоге, как зверь, и копаясь ежедневно в чужих бытовых отходах, в надежде найти очередную кровавую мерзость. И все ради очередной оплеухи в виде зарплаты. Жена Аллочка так и сказала, уходя от Ратникова к какому-то вшивому банковскому клерку: «Ты, Мишаня, либо дурак, либо маньяк. Меня не устраивает ни то, ни другое». Кто он был на самом деле, Ратников не знал. И не собирался задумываться. Он просто похоронил прошлую жизнь на задворках души и крепко напился на ее поминках.
Миша не спеша проглотил свою любимую яичницу из четырех яиц, бутерброд с толстым куском вареной колбасы, и, запив все горячей кофейной жижей (а как это еще было назвать?), включился в рабочий день, хлопнув входной дверью. Через час он был у эксперта.
- Странная вещь получается, - тревожным шепотом произнес Сергей Борисович.
- Ну что там? - устав заранее от лекций эксперта, без которых не обходился ни один поход в лабораторию, промямлил оперативник.
- Пришел спектральный анализ крови тех твоих старичков... Есть некоторые несостыковочки.
- Старички, стыковочки, хватит сюсюкать, Борисыч! Не тяни, ради Бога, давай уже, рожай! - терял терпение замученный вконец Миша.
- Они как будто живые! Кровь живая, понимаешь? У трупов! Мистика какая-то... - выражение лица у Сергея Борисовича напоминало маску японского самурая, которыми они с древних времен пугали врага, - там лейкоцитов много и еще гемоглобин...
- Так. Хорошо. Живые значит?! Поясни мне убогому, не понимаю, о чем речь.
- Дело в том, что состав крови живого тела отличается кардинальным образом от крови мертвого, клетки крови иначе структурированы, они изменены, в зависимости от стадии распада...
- Короче, Борисыч, будь человеком, - Миша достал пачку сигарет и зажигалку, в надежде, что лекция займет не больше пяти затяжек. Эксперт же распинался изо всех сил, нервничал и торопился высказаться, чувствуя, что терпения капитана хватит ненадолго.
- Сразу после смерти кровь трупа, в принципе, не сильно отличается от крови живого человека. А вот если трупу уже больше часа, кровь претерпевает необратимые изменения. В частности, из тканей в нее попадают ферменты, которых не может быть в живой крови. На месте, если помнишь, по косвенным признакам я констатировал, что трупам было больше суток. От слов своих не отказываюсь и готов доказать, что это так! А анализ крови показывает, что они либо живые, что исключено, либо убиты меньше чем за час до появления специалистов, что тоже невозможно.
- Так, все, с меня хватит, - Ратников загасил недокуренную сигарету, - поехали!
- Куда? – удивился Борисыч.
Вот тут Ратников вышел из себя. Он схватил аккуратно оформленные результаты анализов, и, размахивая ими перед носом занудного очкарика, заорал, забыв о приличиях и ушах, которые есть у стен.
- Что это за хрень?! Да плевать мне на анализы, понял?! Мне дело закрыть надо - спокойно и без выпендрежа! Я трое суток не спал, чтобы все это дерьмо в кучку собрать и без последствий от него отделаться. А ты мне что подсовываешь? Поехали, я сказал, в морг, дорогой Сократ Платоныч!
Если бы можно было порвать документы о результатах экспертизы и посыпать клочками голову Сергея Борисовича, Миша это бы сделал. Но нарываться на неприятности от начальства и ждать повторной экспертизы не хотелось. Борисыч выходку бы простил, никуда б не делся. Может, глядишь, меньше грузил бы наукой занятых людей.
В морге трупов не оказалось. Ратников сначала предположил самое худшее - их выкрал псих, который и "пришил" парочку. Но потом стало ясно, что все гораздо сложнее.
К общему недоумению и растерянности добавилась необходимость добывать пачку справок, свидетельств и уведомительных документов, доказывающих, что трупы пропали сами, и никто их не воровал! Но тогда за душу ржавым зазубренным крюком цеплялся вопрос: где же тогда они?!
"Это невозможно" - стонал во сне Миша после попытки объяснить начальству, что трупы испарились... Всю ночь оперативному следователю Ратникову снились старик-профессор и старуха-художница. У профессора мерцал золотым свечением нимб над распухшей ненормально круглой головой. Немного помолодевший, но по-прежнему седой, старик смотрел на Мишу добрыми ясными глазами и ласково пел колыбельную про несчастную серую уточку. А неожиданно юная румяная художница с роскошной копной каштановых волос, в серебристом нарядном платье, почему-то летала, размахивая огромными белыми крыльями, и все время звонко смеялась. В центре ее тела зияла огромная дыра, из которой с шумом вытекала бурная пенящаяся река.
Ратников попытался заговорить с профессором. Но тот в ответ жутко выпучил глаза и открыл страшную пасть с двумя рядами острых акульих зубищ. Капитан в отчаянии бросился к помолодевшей старухе. Но та мерзко завыла и ринулась, как разъяренная гарпия, на помощь прожорливому любовнику ловить добычу. Привычным движением Ратников схватился за рукоятку пистолета, прицелился и нажал на курок, но родной ПСМ только выбрызнул струйку воды, как детская водяная игрушка.
Миша открыл глаза и с облегчением убедился - это был всего лишь сон. За окном размеренно хлестал осенний ливень, барабаня по стеклам. Небо заволокло сизыми, распухшими от влаги, тучами.
"А может никто их не убивал вовсе?! Померли в экстазе и все? Хотя нет, арматурину сами в себя они вряд ли могли воткнуть, будь она неладна. Если б не она, все бы обрисовалось в лучшем виде... а теперь гадай тут на кофейной гуще. Ни родственников, ни знакомых...Капсулировал он там что-то, блин" - думал, лежа под теплым уютным одеялом Миша.
Вдруг спинным мозгом капитан почувствовал, что в его холостяцкой берлоге есть еще кто-то...
Часть 4
Цветущий яблоневый сад укутывал розовым облаком прелестный особняк, выстроенный в старинном готическом стиле. Маковки башен игриво украшали массивный прямоугольник стен, а верхний ярус замка, словно кружевом, был обрамлен узкими тонкими бойницами. Излишняя помпезность смягчалась скромностью витражей в одинаковых овальных окнах.
Лениво потягиваясь в шелке супружеского ложа, графиня улыбнулась, глядя на уже одетого супруга, который давно покинул постель и собирался вот-вот улизнуть из дома.
- Убегаю, мое сокровище. Будьте умницей! Я скоро буду...- свет улыбки счастливого молодожена затмевал лучи утреннего майского солнца, превращая юную графиню неведомым волшебством из капризной светской львицы в милую послушную жену.
- Да, милый! У меня как раз будет время закончить «Весенний дождь»!
- Я влюблен в твои картины, моя радость, жду с нетерпением - хоть бы одним глазком узреть! Не скучай.
- И почему ты выбрал именно восемнадцатый век, мой дорогой? Почему не 16? Там драконы и рыцари, - мечтательно произнесла Вероника.
- Потому что здесь нет коммунистов, милиции и мобильников, моя милая, моя несравненная Вероника. Но главное - здесь ценят живопись! А рыцари… Зачем мне конкуренты? – муж весело улыбнулся, окончательно растопив сомнения драгоценной супруги.
Графиня одарила мужа нежным взглядом. Через несколько минут она неслышно прошла по мягкому ковру к окну и махнула ему вслед, благословляя на подвиги. "Слава провидению, что мы успели, еще несколько мгновений, и ржавый штырь разрубил бы нас живьем..." Судорога ужаса слегка коснулась бледного лица при воспоминании об эксперименте неуемного Хромина. Им пришлось предстать перед лицом "прозрения" в самый интимный момент страсти! Подумать только... Хромин объяснял, что иначе он не сможет ее переместить своим осознанием так далеко. А своего сознания ей не хватило бы из-за глубокого душевного недомогания. "Жаль, что круг преобразования оказался в таком гадком месте", - думала графиня, глядя, как по дорожке в саду гордо прохаживался восхитительный павлин редкого белого оперения.
Вероника отправилась завтракать. Отодвинув блюдо с виноградом, она пригубила восхитительный горячий шоколад. Рядом с фарфоровой чашкой соблазнительно красовалась тарелка пирожных. Холеный молчаливый дворецкий незаметно проскользнул к столу и протянул голубоватый листок бумаги, аккуратно сложенный и скрепленный алой лентой.
- Ваш супруг просил незамедлительно передать, - слегка обозначив поклон, сообщил он.
Вероника развернула лист и быстро пробежала глазами родные "кривульки". «Французский у него все же лучше английского», - невольно подумала она.
"Моя дорогая, забыл сообщить: известный тебе блюститель законов выбрал двадцать четвертый... Я убеждал, но он был непреклонен. Говорил, что ему любопытно. По-моему, капитан не поверил, что мужчин в двадцать четвертом уже нет. Представь, в какой цветник забросил его круг?!..."
Прочитав до конца послание, графиня звонко заливисто рассмеялась, дав волю воображению.
Часть 5
Любитель крепкого "топлива" Гришка даже не знал, что его ищут! Общий сыр-бор вокруг трупов в подъезде его совершенно не беспокоил и не мог отвлечь от сладострастного слияния с очередной бутылкой паленой беленькой. Гришка даже если бы очень постарался, не смог бы вспомнить, как оказался в пятницу на лестнице и зачем всадил в странную парочку кусок арматурины.
"Не фиг валяться где ни попадя", - подумал он в тот момент, тут же забыв собственную мысль. Думать приходилось все меньше, и в туалет ползать все чаще. "А чо, каждый живет, как могёт!" - выразил мнение миру бывший слесарь высшего разряда и провалился в черный алкогольный обморок.
Через час он очухался и вспомнил - водка кончилась! С горем пополам натянув дырявую футболку, вытянув из грязного белья носки и свитер, Гришка на всякий случай глянул в немытое окно. А то вдруг он ошибся и сейчас не зима, а лето?! Тогда зачем напрягаться и искать куртку, тогда все проще!
Но за окном хлестал дождь и, судя по всему, было холодно. Гришка нацепил куртку и отправился за провизией. На лестничной клетке была какая-то неправильность. Не сразу удалось сообразить, но постепенно сознание сфокусировалось на голом синюшном человеке с взлохмаченной черной шевелюрой на голове, распластанном там же, где недавно шастали менты и охали соседки.
"Ну вы даете, охренели гады!" - подумал Гришка обо всех, кто последнее время валялся в родном подъезде в неглиже. Он спешно вернулся в квартиру и вышел с арматуриной. "Вот тебе, сатана дьявольская. Думаешь, я не знаю, что это ты мне в обличьях мерзких являешься! Вот я тебя колом прошью, чтоб ты в корчах сдох" - наливался злобой Гриша и двигался к "сатане дьявольской" не уверенными, но тяжелыми шагами.
***
Дело о трупах на Баррикадной тихо закрыли. Не смотря на отсутствие состава преступления и, собственно, самих потерпевших, Гришку не оправдали. Хотя и доказали, что он всаживал железо в уже хладные тела. На всякий случай алкаша все же отправили на принудительное лечение, а затем упекли на десять лет куда-то на север, где он и умер от накатившего внезапно малокровия.
Эксперт Сергей Борисович после исчезновения тела капитана Ратникова спешно уволился и уехал на родину в Вологду, где стал штатным химиков в умирающем НИИ.
Городской муниципалитет довольно быстро снес весь неблагополучный квартал хрущовок, и на образовавшемся пустыре за три года поднял жилой комплекс "Монолит". Однако активно поползли слухи о неблагополучии места застройки, так что элитные квадратные метры продавались из рук вон плохо...