Весна – сезон маргинальный. Дурит, ерничает, раздает невыполнимые обещания, сбивает с панталыку даже бывалых людей. Не зря Александр Сергеевич по весне чувствовал себя хворым. А в России весна особенно своевольна, заявляется, когда ей заблагорассудится. К примеру, в 1991 году весна грянула в августе. А где-то в 1917 – аж, в ноябре. И донимает она столько, сколько считает нужным. При Хруще весна проскочила быстро, а, бывает, тянется десятилетиями. В пасмурные весенние деньки материальная и духовная бескормица и авитаминоз гонят из дому все живое добывать себе пропитание…
- Еще Демокрит…..!
- А вот Аристотель, ххх-а…..!
- Зато, заметьте, человече, Рене Декарт…..!
- И, тем не менее, Лейбниц и Гегель, ххх-а….!
- Да Мамардашвили всех их….!
- А против Бердяева все равно не попрешь! Так что, батенька мой, ххх-а,.. что не говорите, ххх-а, а дух первичен, хххх…
- У вас, несомненно. Да не дышите вы мне в лицо!
- Это с наканунешнего, ххх-а…
- Вы, человече, неисправимый гегельянец! Или, хуже того кантианец! Или… кто там из вас, философов-идеалистов особенно любил заложить?
- Диоген Лаэртский, ххххх…
- Да какой Диоген идеалист? Он, человече, был киник. А, правильнее, циник.
- Ныне не возбраняется.
- А жаль!
Двое целеустремленно пробирались проходными дворами. Материалист, был тучен и припадал на правую ногу, пораженную подагрой. Идеалист же был тощ, бородат и в промежутках между фразами вместо точек и запятых астматически постанывал бронхами.
- Побойтесь вашего Бога, человече! – Побагровел тучный. – Вы же меня грязью окатили.
- И в мыслях не было, ххх-а! – Всплеснул руками тощий, но, оглядев собеседника, неловко принялся отирать его рукавом.
- Извините, любезный, лужа. Совершенно не учел, что уже весна.
- Вечно вы, идеалисты, в эмпиреях витаете. Вот и вляпываетесь!
- Так это вы вляпались!
Тучный обратил свой взгляд на обувку и с неудовольствием убедился, что его идейный противник прав.
- Собачьи фекалии. Оттаяли, зараза. Да не воротите вы нос. Материя, как материя, не хуже любой прочей.
Тщательно пошаркав подошвой по прошлогодней листве, он достал из пятисотдолларового кейса дезодорант и оросил им ботинок.
- Да-с, весна… А по весне столько старого дерьма оттаивает!
При виде пункта назначения тучный озабоченно поглядел на циферблат «Роллекса».
- 9.00. В отличии от вас мне никогда не приходилось извиняться перед студентами за непунктуальность.
Они остановились у черной стальной двери в полуподвал многоквартирного дома. Из таблички, пафосно исполненной неведомым художником, явствовало, что перед ними «Благотворительная столовая «ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ» Завтрак с 9.00 до 10.00». Тощий, устало отхрипелся и нетерпеливо подергал разболтанную ручку.
- Ну, что я говорил! Закрыто, и ни души. Я был уверен, что все забудут перевести часы на час назад.
В ожидании заветного часа они присели на скамейку у подъезда.
- Помнится в бытность мою завкафедрой философии,.. – вернулся к неоконченному спору тучный.
- Марксистско-ленинской философии.
- Да, марксистской. И горжусь этим.
- И чего достигли, ххх-а? Ни кола, ни двора.
- Вы же знаете, человече, мою ситуацию: квартиру и машину пришлось продать, чтобы расплатиться… э-э, вложить в бизнес сына.
- Вот он – ваш материализм.
- Бизнес, человече, бизнес.
- Бизнес – квинтэссенция материализма.
- А у вас, идеалиста, даже сына не было!
- У меня было множество сыновей. Духовных.
- С которыми вы спали.
- Великий Платон тоже спал со своими учениками.
- Что-то не вижу среди нас Платона. А вот пять лет Мордовских лагерей по статье «мужеложство» вижу…
- То была ваша эпоха. Ментовская, ххх-а…..
- А нынче ваша. Поповская.
Вдруг тощий поперхнулся уже всерьез и зачесал облезлую макушку.
- Позвольте, если бы все забыли перевести часы на час назад, то пришли бы на час раньше положенного, и здесь уже переминалась бы с ноги на ногу целая толпа голодного люду. Вы не находите, что что-то не так?
Осознание этой очевидной истины подкинуло тучное тело материалиста над скамейкой и заставило требовательно забарабанить кулаком в стальную дверь. За дверью завозились и заскреблись, после чего, пробившись сквозь собачий лай, просипел прокуренный голос:
- Столовая закрыта.
- Как закрыта? – Возмутились идейные противники и забарабанили в дверь уже в четыре руки.
Щелкнула дверная задвижка, и на порог в неизменном камуфлированном ватнике вынырнул, похожий на облезлого чертика в очёчках, Чинарик, тутошний полудворник-полусекьюрити. Между его валенок просунулась собачья морда неопределенной масти и национальности.
- Гуляй, Цезий! - Приказал Чинарик псу и желтым от никотина пальцем ткнул в табличку на двери.
- Здесь что написано?
- «Завтрак с 9.00 до 10.00»
- А сейчас?
- 9.05, - пробасил толстяк, глянув на запястье.
- Ну, вы даете! – Желтозубо осклабился Чинарик. - У вас, как минимум, по высшему образованию на рыло, а время по часам определять не умеете! 11.05 не хотите?
- Покажите ваши часы! – Потребовал возмущенный материалист, - они у вас хотя бы имеются?
- Извольте, - вздохнул Чинарик и полез куда-то в глубину ватника.
Покопавшись, он извлек очешник, во фланелевых недрах которого, возлежали допотопные механические часы «Полет», давно освобожденные от изъеденного потом и временем ремешка.
- 11.05. О, уже 06! Убедитесь сами.
- И это вы называете часами?
Материалист сунул под нос Чинарику свой «Роллекс».
- Вот настоящие часы. А то, что вы называете часами, можете смело выкинуть на помойку.
Чинарик укоризненно скривился, с нежностью поглядел на свой «Полет», как на величайшую драгоценность, и бережно вернул очешник в недра ватника.
- Этим часам можно верить.
- ???...
- А, может, вы просто часы не перевели? – Вдруг сообразил Чинарик.
- Как это не перевели? Как это не перевели? – Закипятился толстяк. – Еще как перевели. На час назад, как и положено 23 марта.
Чинарик снова осклабился.
- Не знаю, как положено у вас, а у всего прогрессивного человечества положено 23 марта часы переводить на час вперед. Это по осени часы переводят назад, а нынче в мире повсеместно наблюдается весна. Так что отстали вы, господа хорошие. На два часа отстали. И это – по меньшей мере.
Как бы в подтверждение его слов, в ближайшем подвале завыл мартовский кот. Идеалист потянул ноздрями воздух и, не смотря на хронический насморк и запущенный гайморит, ощутил полный букет весенних флюидов: и прелость оттаявших на помойке прокисших помидор, и аммиачно-сероводородное амбре прохудившейся за зиму канализации…
Взгляд материалиста задержался на весенних прогалинах. А в них, как пролески, весело зеленели осколки пивных бутылок, задорно искрились стеклянные трубочки шприцев, да игриво лоснились использованные презервативы.
Наконец он горько изрек в пространство:
- Два часа жизни и халявный завтрак – коту под хвост. Не зря Пушкин не любил весну…
Дворник пожал плечами.
- И чего вы так расстраиваетесь, вам что, пенсии на прокорм не хватает? Вот вы, например, - обратился он к материалисту, - вам даже за квартиру платить не приходится, вы, я слыхал, все больше по подъездам ночуете. Не понимаю, куда пенсию деваете?
- Инвестирую в бизнес сына, - нехотя процедил тучный.
- А вы? – Поинтересовался Чинарик у идеалиста.
- Ххх-а, - то ли захрипел, то ли засмеялся тощий, - со мной как раз все понятно. Акцизы на алкогольную продукцию подняли по самое «не могу»!
- Ясно, - кивнул Чинарик, - значит, обеда будете дожидаться.
- В нашей жизни, - усмехнулся идеалист, - осталось три источника счастья – завтрак, обед и, если получится, ужин.
Идейные противники вздохнули и вернулись к скамейке. Они подняли воротники пальто и обреченно притулились друг к другу спинами. Идеалист поерзал и, чтобы не окоченеть, попробовал, было, вернуться к извечному спору.
- Так вы утверждаете, что Демокрит…
- Да ну вас к черту. И Аристотеля вашего! И Лейбница с Кантом! – Раздраженно дернул плечами материалист.
Чинарик в очередной раз осклабился, заговорщицки подмигнул идейным противникам и кивнул на дверь.
- Заползайте уж, коль оказались тут невпопад. Что поделаешь, философы как-то ухитряются жить вне времени и пространства.
Тощий, которого познабливало после вчерашнего, довольно потер руки.
- Лев Толстой настоятельно советовал опрощаться!
- Но не до уровня же дворницкой опрощаться-то, - проворчал тучный, хотя в глубине души тоже был рад неожиданному приглашению.
В каптерке оказалось на удивление много газет. Они выполняли функции скатерти на столе, покрывала на топчане, и занавески на экране каким-то чудом уцелевшего еще лампового телевизора. Старые пожелтевшие газеты мощными слоями располагались и на настенных полках, и на полу дворницкой. Что скрывалось под этими газетами – ящики ли со стеклотарой или сокровища Али-бабы, угадать было совершенно невозможно.
Приятели сидели в каптерке, угощались заначенной Чинариком гуманитаркой и запивали ее сомнительной палёнкой, бутылку которой дворник, подобно фокуснику, извлек из-под вороха газет. Вначале-то материалист с сомнение отнесся к налитому. Он долго принюхивался к своему стакану, прежде чем отважился сделать глоток. Но палёнка, что удивительно, оказалась не только не противной, но и не без приятности.
- На клюковке настояна, - пояснил Чинарик.
Радуясь впечатлению, произведенному его пойлом, он снисходительно посмеивался и покуривал чинарики, ломая пополам сигареты «Прима», которым не изменял всю жизнь.
- Дело не в экономии, дыхалка сдает. Доктора бают, в моем возрасте надо курить, как можно, меньше.
Но меньше курить у него не выходило, потому что каждый следующий чинарик он, извинившись перед гостями, прикуривал от предыдущего, и все трое смеялись. Несмотря на табачный дым, у тощего от тепла и опохмеляжа почти пропали астматические позывы. Мир, сузившись до масштабов дворницкой, сделался уютнее и гостеприимнее. Толстяк даже рискнул вынуть подагрическую ступню из тесного сапога, но постарался это сделать незаметно, под столом, чтобы посторонний взгляд не открыл прорехи на его носке.
Правда, уют несколько скомкался, когда за дверью послышалось царапанье собачьих когтей и настырное гавканье.
- Это Цезий. Нагулялся – свою пайку требует, - поднялся дворник.
Он вынес за дверь миску с фастфудом, и оттуда немедленно послышался возмущенный лай, переходящий в вой. Когда лай стал удаляться, Чинарик вернулся в каптерку и объявил.
- Не желает жрать, собака! Чует, что срок годности кончился.
- Срок годности кончился? А я вот и не замечаю, - помешивая свежезаваренный «Доширак», усмехнулся материалист.
- У нас самих срок годности вышел, вот и не замечаем.
Идеалист горстью собрал с бороды прилипшую лапшу, сунул в рот и, бодро работая челюстями, изрек:
- Тело – ничто, душа – все! А душа принимает.
Материалист упрямо мотнул головой.
- Получу пенсию – наведаюсь в «Макдоналдс».
Когда под воздействием тепла и спирта он смежил глаза, Чинарик осторожно поинтересовался у его приятеля:
- А что его сын не сводит в этот самый «Макдоналдс»? Бизнесмен все-таки.
Приятель лишь безнадежно махнул рукой.
- Спизнесмен! В тюряге сынуля. А папаша все посылки шлет, да дорогих адвокатов нанимает.
- М-да,.. – о чем-то задумался Чинарик, - в подъезде ночует, а гладко выбрит. Да и не пахнет от него…
- Ну, почему непременно в подъезде? Бывает, что и у меня.
Материалист разомкнул глаза, но не от щекотливого вопроса, а от опасения, что пока он блаженствовал в дрёме, дырка на носке запросто могла стать предметом всеобщего обозрения. И толстяк воровато сунул ногу в сапог.
- Да, банщик у меня знакомый. Бывший доцент с моей кафедры. Махровый эмпирик, берклианец, а раз в неделю пускает бесплатно! И электробритву одалживает.
Идеалист не мог отказать себе в удовольствии поддеть идейного противника:
- Единственное достоинство марксистов – сначала наплодить врагов, а потом либо ставить их к стенке, либо принудительно использовать.
- А вы злопамятны, человече! – Усмехнулся материалист. – Никак не можете забыть несчастные двадцать целковых?
- Это были не двадцать целковых, а тридцать серебряников, за которые вы сдали свой грёбаный материализм с потрохами! Вы признали, что дух первичен.
- Вы вырвали мое признание под пыткой. Ничего, Галилей, помнится, тоже уступил инквизиции, и земля при этом не перестала вращаться. Уступил, хотя инквизиция и не додумалась пытать его с помощью платных туалетов.
- Платные туалеты – не инквизиция, а бизнес. А бизнес – квинтэссенция материализма.
- Не у каждого же, как у вас, лежат в кармане двадцать рублей!
- Не было денег – клали бы свое добро прямо на землю. Сами давеча утверждали, что фекалии – материя не хуже любой прочей. Хоть бы раз последовали совету Толстого опрощаться.
- Хорошо ему было опрощаться на меже да в чистом поле. А моя физиономия была в свое время слишком известна читающей публике, чтобы я мог позволить себе показать ей еще и…
- Побойтесь Бога, где вы нынче видели читающую публику? В лучшем случае публика читает курсы валют и сводки биржевых котировок.
Чинарик вздохнул и согласно промычал:
- М-да, нелепое поколение. Матрица в них, что ли, заложена кривая?
- О! – Засмеялся материалист, - А вы говорите, публика не читает. Дворник, а вон какие слова знает наукообразные. «Матрица»!
- Американских киношек насмотрелся, - пожал плечами идеалист.
- Ну, почему киношек? - Отчего-то смутился Чинарик. – У меня, знаете, сколько разного народу толчется? Некоторые даже «ботают» по-научному. И кибернетики матрицу поминают, и математики.
- Да хватит о матрице! – С неожиданной горячностью воскликнул тощий. – А так же о кибернетике и математике!
- Чего так? – Удивился дворник.
- За такое в свое время срок давали. Я по молодости лет вознамерился осчастливить советский народ. Начитался Норберта Винера и решил, что можно кибернетикой да математикой заменить ЦК КПСС. Не успел студентам прочесть пару лекций на эту тему, как меня хватают за жопу и волокут на Лубянку. Я к следователю-то именно этими словами и апеллирую: нет, дескать, никакого заговора – одна только кибернетика да математика. А он мне знаете, что ответил? Если советскую власть скрестить с кибернетикой и математикой, то получится «кибениматика». А за такое и пяти лет не много.
- А как же «мужеложство»? – Скептически покачал головой материалист.
- Да, была в «совке» такая статья. Да и грех был, не отопрусь. Но только применялась та статья редко. Поговаривали, что сам главный идеолог товарищ Суслов был нашим тайным покровителем. А тут она очень даже пригодилась…
- Ой-ой-ой, опять эта затасканная сказка! Только, когда к нам на кафедру поступило представление о лишении вас профессорского звания, причина была одна – мужеложство! Вы там, на лесоповале, среди своих прохлаждались, а меня во все места сношали за недоносительство и укрывательство. Пока от меня жена не сбежала.
- Не трагедия. Другую могли взять, помоложе. Профессорский оклад плюс доплата за заведование кафедрой… Признайтесь, сколько ассистенток делали вам намеки?
- Не ваше дело!
- Ваша, ваша была эпоха, ментовская.
- А нынче ваша, поповская. Чем небо коптить, шли бы себе в монастырь.
- Прошу не мешать философию и церковь. Церковь – контора. А я в посреднической конторе между собой и Богом не нуждаюсь.
- А я вам советую, как Гамлет Офелии: «Отправляйся в монастырь!»
- Go to the nunnery! – Вдруг с чистейшим оксфордским выговором произнес Чинарик.
- Чего-чего? – Не поверили своим ушам идейные противники.
- Гамлет советовал Офелии: «Go to the nunnery!»
- Но «nunnery» по-английски и значит «монастырь». Разве не так? – Выпучил глаза материалист.
- Так, да не так! – Усмехнулся Чинарик. – На сленге XVI века «монастырем» в шутку величали… бордель! Так что принц посылал девушку именно в бордель, когда поймал на моральном блудодействе. И все переводы «Гамлета» от Щепкиной-Куперник до Лозинского и Пастернака – липа. Шарашили ребята по одному и тому же тупому подстрочнику, не вдаваясь в детали.
Первым пришел в себя идеалист и с облегчением расхохотался.
- Так вы филолог по профессии!
Чинарик отчего-то скривился.
- Не угадали. Переводы – это так, хобби. Я б повесился, если бы придавал этому серьезное значение. Сделал я как-то новый перевод «Гамлета». Со всеми, знаете ли, нюансами. Приношу в издательство, а мне от ворот – поворот. Зачем нам кто-то новый, неизвестный, когда есть проверенный классик Пастернак. В былые времена Пастернака Лозинским били, а теперь они уже самого Пастернака превратили в мухобойку. А потом зачем меня издавать? Мне, живому, платить надо. А покойник с издательства денег не требует. Нет, изящной словесностью я никогда не жил. По крайней мере, материально.
- Так чем же вы на хлеб, так сказать, насущный зарабатываете? – Полюбопытствовал материалист.
- Метлой и совком.
- Это сейчас, - наседал идеалист, - а в той, другой, жизни? Если, конечно, не секрет.
Дворник рассеянно задымил.
- Какой там секрет! Все секреты нынче проданы. Либо разворованы. Вот давеча вы с сомнением отнеслись к моим часам…
Он снова покопался в недрах ватника и извлек уже знакомый гостям очешник с часами «Полет».
- А ведь этим часам можно верить. Более того, им нужно верить в первую очередь. В свое время в лаборатории я собственными руками с помощью компаратора чуть ли не по молекуле отрегулировал балансир. Этим часикам можно верить еще и потому, что я заменил в них заводские дешевые камешки на кристаллы когда-то секретного тетраарсенида германия, выращенного на орбитальной станции «Мир». Да по моему «Полету» проверяли эталонные цезиевые часы. А они давали ошибку в одну секунду за 6000 лет. Так эти цезиевые часы, прошу заметить, занимали целую комнату в нашем родном п/я № 666.
Уже пришедший в себя толстяк задумчиво поглядел на Чинарика сквозь мутный стаканчик и поинтересовался его вероисповеданием:
- А вот вы как относитесь к основному вопросу философии? Что, по-вашему, первично: дух или все-таки материя?
- Нет, материя или все-таки дух? – Поправил тощий.
Чинарик сунул окурок в опустевшую бутылку.
- А нет никакого вопроса. И никогда не было.
- ???
- Философы (не о присутствующих будь сказано) дурачье. Я еще в детстве, когда мне задавали провокационный вопрос, что лучше – мороженое или пирожное, отвечал: «Оба лучше!»
- ???
- Профессиональное дурачье! Со времен праотца Авраама собачатся, что первичнее. Диссертации крапают. Доносы. На цугундер друг дружку тянут, на аутодафе. А нет, чтобы сесть и договориться: дух материален, а материя духовна. Дух или, по современному выражаясь, информация – есть неотъемлемое свойство материи. А материя – есть проявление духа. Без информации материя не может осуществиться, а без материи информация не может проявиться. И пребудут они вовеки веков рука об руку.
- И где они сейчас ваши часы? Нет, не эти в очешнике, а те, что занимали целую комнату.
- Когда станция «Мир» рухнула в океан, она ту комнату утащила за собой. И ту комнату, и все остальные. Руководство выгодно сдало их в аренду. Да еще три филиала в придачу. Утащил «Мир» и цезиевые часы, которые выбросили в утиль за ненадобностью вместе со всем нашим коллективом п/я № 666. Эх, растащили Рассею по хаткам!..
Всех неудержимо потянуло выпить, но стаканы были пусты. Чинарик спохватился и из-под вороха газет извлек новую бутылку.
- Так вам дворницкой зарплаты не хватит, - попытались умерить его пыл стеснительные гости.
- Хватит, - успокоил Чинарик, - а это еще одно мое хобби. И более актуальное, нежели Шекспир. Я ведь из родного п/я тоже кое-что приватизнул…
Он откинул ворох газет, а под газетами обнаружились никелевые бока, стеклянные трубки и мигающие индикаторы неведомых аппаратов.
- Перегонный куб, лабораторный холодильничек, электронные весы, химанализаторы, центрифужку портативненькую. Так чтобы придавать продукту нужные свойства и достойное качество. Ну, и еще кое-что по мелочи. Эх, растащили Рассею по хаткам! Так что грех был свою руку не приложить…
Чинарик поднял наполненный до краев одноразовый стаканчик.
- Ну, за то чтобы не брать лишнего в голову! Негоже философам жаловаться на жизнь. Жизнь – это потери: папа, мама, жена, друзья, коллеги… Чьи-то пять лет в лагере. Два часа по весне. А что по весне старое дерьмо оттаивает? Тоже не стоит брать в голову! Да и что за беда – кусок дерьма на стоптанной подошве, когда рухнул «Мир»!..
Подхватывая тост, надсадно завыл мартовский кот, за ним простужено рявкнул пес, а всех их насмешливо передразнила ворона. Потом послышались выстрелы. А, может, и не выстрелы, может, это мальчишки салютовали петардами. Против весны, как говорится, не попрешь!..