Небеса холодны, как и кровь, как вода в колодце.
В эту странную ночь Я хотел бы писать как Бродский
О любви. Но на деле выходит сплошное порно.
(Саша Бес, «о любви»)
Я пытаюсь старательно сделать тебя потише
в своей голове. Чтоб без вспышек. Не так ненормально-остро.
В эту ночь я хочу непременно писать, как Бродский,
о любви. Но на деле выходит, что едет крыша,
на деле все как-то нелепо, странно, по-идиотски,
на деле даже теперь не стихи, а одни наброски.
И бесполезно кричать: никто уже не услышит.
На деле выходит, что я безвозвратно иду ко дну,
при этом сдаваться и тонуть не собираясь пока еще.
Все смешалось-запуталось: уже не ясен текущий счет,
непонятно теперь ни на грамм, кто у кого в плену.
Не имеет значения — все равно раскаленно и горячо
смотреть, утыкаться носом в твое плечо.
Нервы напоминают дергающуюся струну.
Тяжело устоять при свете шиллеровской луны.
Я не чувствую, как неровно-бешенно бьется пульс.
Хочется все тряпочки эти пустить на флаг — сдаюсь.
И слова не нужны: я понимаю, что мы должны.
Вместо отрезвляющего холода на улице снова плюс.
Мне начинает казаться, что чем неистовей я борюсь,
тем безуспешней в итоге будет исход войны.
Я стараюсь не думать, но как-то очень и очень страшно.
Давай я перережу веревки, из твоей ткани страстной
сотканные творчески, бережно, надежно. Согласна?
Купи мне тогда ножницы/ножик/лезвие на распродаже.
Вместо того, чтобы жать тормоза, я лечу на красный.
Вместо того, чтобы взять себя в руки, чувствуя здесь опасность,
я совсем растерялась. Впрочем, это уже неважно.