Катя поправила волосы и застегнула летный комбинезон. На этот раз она не стала надевать вниз рекомендованную «плотную одежду», натянула комбез почти на голое тело, на топик и трусики. Она знает, что будет дальше. Сначала – разбег по взлётке в гудящей кастрюле старенького АН-12, тянущий душу рев двигателей, который всё набирает частоту, ощущение, что сейчас, сию минуту вся эта железяка развалится, разлетится по летному полю на составляющие, а двигатели оторвутся от крыльев и самостоятельно улетят на своих винтах за горизонт. Человек не может, не должен лететь, он бескрыл по природе, сверху можно упасть, навернуться, звездануться, разбиться в мякоть, отдельно и вместе с этим ненадежным аппаратом, который чинили две недели, и вот только что починили, привезли откуда-то нужную запчасть, поставили, завели, никто ведь и не пробовал его проверять на рабочих режимах, просто залили в бак топливо и пустили на борт новичков, которым еще нужно учиться страху и восторгу полета над землей, свободному падению, автоматизму руки, дергающей вытяжное кольцо, радости приземления, тоске по следующему прыжку, всему…
Мучительное желание потянуть штурвал на себя, чтобы наконец-то оторваться от опасной земли, не врезаться в домики на конце взлетной полосы. В какой-то особый момент, когда нарастающее напряжение уже становится совсем, абсолютно невыносимым, пронзает ожидаемое, но всегда такое внезапное ощущение полёта. Хочется кричать от восторга, особенно когда все вокруг свои, и кричат, и Катя знает это и тоже кричит. Она летит! Она ЗНАЕТ, кто сидит рядом с ней, ощущает его тяжелую руку у себя на плече, не оборачиваясь, она прижимается к этой надежной руке, чувствует кожей её уверенность и ничего, почти ничего не боится… Впереди – только восторг высоты, секунды страха перед открытым люком, толчок сзади под колени, падение туда, вниз, с высоты 4200 метров.
Катя знает, что прыгает сегодня с Виктором, на его парашюте. Ей не нужно беспокоиться о том, чтобы пристегнуть карабин вытягивающего шнура на общий трос, не нужно считать, постоянно сбиваясь, секунды до рывка кольца вытяжного парашюта. По инструкции ей нужно прижиматься всем телом к Виктору, который итак уже пристегнут к ней страховочным поясом, прижат сзади. Он прямо на ней, это она смотрит вниз, на мелкие коробочки домиков и смешные букашки автомобилей внизу. Перед Виктором маячит её затылок в шлеме, но всё равно он видит больше, чем она, он видит всё. Он знает точно, в какой момент нужно выпустить купол, он уверен, что они с Катей приземлятся благополучно. Катя уверена тоже. Она просто летит, парит над землей, раскидывая руки, как крылья, давая Виктору обнять себя ещё плотнее, чтобы стать на время полёта, одним телом, одним организмом, одной парящей в воздухе молекулой. Катя чувствует левую руку у себя под грудью, чуть выше, чем положено по инструкции. Она делает движение левым плечом, подныривая под эту жесткую надежную руку, чтобы она легла прямо на грудь.
Грудь уже уютно лежит в ладони, а правая рука Виктора смещается чуть ниже пояса… Да, да! Катя широко разбрасывает ноги, чтобы быть чуть короче, чтобы рука добралась до низа её живота, где уже начинается знакомое волнение, такое острое на высоте. Руки понимают её. Левая, чуть расстегнув комбинезон, уже внутри, на тонкой ткани топика, под которым сегодня нет лифчика, нащупывает затвердевший сосок, поглаживает его. Правая между её ног, сильные пальцы нерешительно перебирают ткань комбинезона, будь он проклят за то, что там нет клапана! Распластавшись под Виктором, ощущая жутко быстрое приближение земли, Катя остро ощущает его большое тренированное тело. Ноги по инструкции заплетены за его ноги. Катя прижимается плотнее, сквозь условную преграду из тонкой ткани комбинезона ощущает растущее возбуждение того, кто над ней, пугается, инстинктивно пытается отстраниться, но правая рука на животе властно прижимает её к мужскому животу, пылающими ягодицами она чувствует стремительно твердеющий член.
Тёмные волны оргазма начинают биться о низ живота, заставляя сжимать по привычке зубы, прикусывать губу.
Виктор сверху. Они летят вместе, ветер вдавливает щёки и размазывает губы по лицу, но Катя отчетливо слышит его спокойный голос у себя в ушах:
- Не стесняйся. Никто не услышит. Кричи!
Катя кричит, это уже вторая волна, потом, почти не задерживаясь, накатывает третья. Земля всё ближе. Правая рука покидает Катин живот. Катя запоздало пытается поймать её коленями. Рывок. Ещё, сильнее. Вышел основной купол. Сразу «выключается» шум в ушах. Становится неудобно орать, земля-то уже близко. И так тихо вокруг……
2.
Катя молчит. Она плотно прижата к НЕМУ спиной, но уже не лежит в воздухе, а почти стоит. Над головой – зеленое крыло парашюта, а чьи-то руки в перчатках грубо лапают Катины груди. Как? Это не Виктор? Катя резко поворачивается к НЕМУ лицом, страховой пояс щелкает застежками, руки разжимаются... Виктор остается висеть на стропах парашюта, а Катя несется к земле.
Катя падает, земля стремительно надвигается навстречу, коробочки домиков увеличиваются, машинки становятся большими, она уже видит белые лица водителей, которые в ужасе смотрят на неё. Катя не боится, она просто зажмуривает глаза и …просыпается.
Четыре часа утра. Катя всё ещё не может прийти в себя, очередная волна оргазма накрывает её прямо сейчас. Она стискивает зубы, выгибается, быстро просовывает руку между ног и помогает себе. Всё.
Мамочка, сыро то как… Неужели это всё во сне? А как она легла? Кажется, в трусах… Может, это месячные? Катя быстро проводит рукой между ног, нюхает и внимательно рассматривает руку в свете уличного фонаря. Пальцы блестят и приятно пахнут Катей. Спермы нет. Крови нет. Хочется курить. Катя встаёт с дивана. Ха! Да она вся голая! Осторожно, стараясь не скрипеть рассохшимися половицами, проходит к старому трюмо, где лежат сигареты. Берет пачку и смотрит в зеркало. Груди выделяются на загорелом теле белыми мячиками. Соски возбужденно торчат. Глаза позеленели и светятся в темноте. Губы слегка запеклись и потемнели. Вот и потрахалась. Смешно.
Катя накидывает старую рубашку и крадется на кухню. На кухне горит свет. Забыли выключить. На столе – две чашки с остатками чая и крошки печенья. Одинокий таракан смотрит на Катю и задумчиво догрызает крошку. Он знает, что сейчас ещё его время. Катя щелкает кнопкой электророзжига и прикуривает от конфорки. Сегодня они встречаются с Виктором на их квартирке, будут отмечать Старый Новый год. Смешной праздник. Они будут там всю ночь.
Катя хотела подготовиться к этому основательно, купить какой-то необычный подарок, но бесконечные мелкие дела и заботы вытеснили напрочь волнующее предчувствие праздника. Осталась какая-то рутина. И подарок она купила самый обычный – бритву.
Конечно, Виктор давно мечтал о такой – опасной бритве SOLINGER, он даже говорил, что такие бритвы сейчас не делают, и собирался купить её с рук. Ха! Делают. Вот она, красиво упакована в черную бумагу, перевязана красной ленточкой. Катя не удержалась и прилепила на упаковку маленькую серебряную снежинку и небольшого быка из золотой фольги. Наступает год Быка, правильно?
13 января. Природа уже «повернула на лето», но несколько часов зимнего дня так и не порадовали солнышком. Катя съездила на работу, выпила кофе, переложила с места на место несколько бумаг, посидела в чате с Виктором, пригубила шампанское, которым «проставлялся» директор, в очередной раз отказалась от его предложения «продолжить банкет» в уютном месте и отпросилась домой. Пять часов, а уже темнеет. На улице начали взрываться салюты и петарды. Катя на «квартирке». Она убралась, накрыла скатертью стол, расставила свои любимые салатики, разморозила и почистила сёмгу, разложила толстые розовые куски на листьях салата и вспрыснула их лимоном. Неужели они будут это есть? Сырую рыбу… Правда, Виктор говорит, что это вкусно…Нужно еще чем-то посыпать. Катя не может сосредоточиться и вспомнить, чем же нужно приправить, ей не даёт покоя странный сон. Чьи это были руки? Почему она оторвалась от Виктора? Полшестого. Спиртное и сладости должен принести Виктор, но он опаздывает уже на полчаса. Катя хотела сделать ему сюрприз, за дикие деньги купила бутылку серебряной текилы.
- Сам виноват, - злорадно думает Катя и отворачивает пробку.
До этого она пробовала текилу только один раз, совсем немного, давно. Осторожно отпила глоточек, лизнула соли, лимончика, снова отпила. Жизнь определенно налаживалась. Катя и не заметила, как одну за другой выпила три рюмки благородного напитка. Стоп! Так она упадет здесь еще до прихода Виктора. Настроение уже соответствующее, появилось какое-то предчувствие праздника, чего-то особенного. Ага, Виктор говорил, что она эту ночь не забудет. Значит, что-то приготовил. Замечательно!
Где же он? Катя уже включала телевизор, смотрела непонимающим взглядом на опостылевшие за год лица дежурных телепошляков, которые пытались украсить своими плоскими шутками очередной праздник. Включала ноутбук, выходила в Интернет, ходила по любимым сайтам и форумам. Никого. Шесть часов. Катя три раза звонила Виктору и слушала противные длинные гудки. Предчувствие праздника сменилось тревогой, а потом злостью. Катя решительно подошла к столу и выпила рюмку текилы.
Виктор обращается ней ТАК в Новый год! Пусть даже в Старый Новый год! Ничего себе новогоднее обращение!
Надела свой «новогодний» прикид - плотные белые колготки, короткую голубую «снегурочью» шубку, любимые «стилы», посмотрела на себя в большое зеркало в прихожей. Шубка едва прикрывала пах, ноги в белых колготках выглядели очень длинными и сексуальными. Катя распустила волосы, тряхнула головой. Очень хорошо! В таком виде не будет проблем с желающими «познакомиться», пока она будет добираться к Виктору в офис. Будет ему новогоднее обращение! Она положила в карман кастет и вышла на площадку.
Напротив подъезда, возле скамеечек детской площадки Катя заметила компанию из трех парней. Они были уже «поддатые», громко орали друг другу какую-то матерную бессмыслицу, смеялись и запускали в темное небо дешевые китайские фейерверки. На скамеечках рядом сидели две девчонки-гопницы с тупыми пьяными лицами, прямо на снегу стояли открытые бутылки с водкой и пивом, на газетке валялись куски какой-то закуски.
- У бля! Снегурка! Снегурка, с Новым годом! Иди к нам! – нестройно заблажили гопники.
Катя не испугалась, просто она не хотела ТАКИХ знакомств. Прошла мимо компании подчеркнуто неторопливо, не стала оборачиваться, когда услышала за спиной торопливые догоняющие шаги.
- Ты куда, сука, тебя поздравляют, в натуре, - услышала прямо над ухом. Резко запахло многодневным перегаром и какой-то гнилью из грязного рта. Руки в перчатках грубо схватили Катю сзади за груди. Сразу резануло - эти, эти руки она видела и ощущала на себе во сне! Ощущение узнаваемости было таким острым и внезапным, что Катя остановилась, не выйдя из захвата. Парень, почувствовав замешательство, резко развернул её лицом к себе. Катя не сопротивлялась.
3.
Парень, значительно выше её, стоял, приблизив вонючий рот почти вплотную, крепко держал её обеими руками за плечи, угрожающе шипел матом прямо лицо. Катя его не слушала и почти не замечала. Она внимательно смотрела за его спину – там подбегали еще два гопника. Казалось, в животе, в солнечном сплетении, одновременно жарко и холодно, как будто бы шарик горящего мороженного. Катя поймала себя на мысли, что просто прикидывает, сколько ей нужно для веселья - двое или трое? Одного вырубать совсем или только на время? Всё решила текила - трое, конечно, а чего нам?! Катя почувствовала, как левый уголок рта поднимается вверх, соски твердеют. Вот и доигрались. Будет вам "Новогоднее обращение"!
Первому - коленом в пах. Пока подожди. Второй... Второй уже бьет со всего размаха, кто же так бьёт?! Налетает на заботливо подставленный локоть. Хрусь! Нос? Жаль. Третий...уход, с двух сторон по ушам, захват. Удар лицом об колено. Это было лишним. Готов…
Парни послушно ложились под её ударами, не успевая понять, как эта невысокая хрупкая девочка останавливает их строенный пьяный натиск. Первое возбуждение от схватки уже прошло. Катя работала чётко, спокойно, как на тренировке. «Нет жалости, страха, усталости нет, нет слабости в нас и нет власти над нами…» - откуда это? Фиг с ним, не помню. Скучно с вами, господа гопники. Что же всё-таки было во сне? Руки… Руки она уже видела, даже ощутила. Почему Виктор остался на стропах, а она упала? Где он, черт возьми? Катя «работала» с парнями, не обращая внимания на девушек. Знала по опыту, что те будут держаться в сторонке, а может и уйдут куда-нибудь…
Внезапно она ощутила мягкий толчок под колени. Одна из гопниц всё-таки подползла к ней сзади и прислонилась спиной к ногам. Сразу поняв, в чём дело, Катя попробовала перегруппироваться. Не успела.
«Первый», уронив её толчком в грудь, рывком достал из-за пояса пистолет.. На Катю уставился черный девятимиллиметровый глаз «Макарова». Ого! Парни не шутят. Перегородки в канале ствола не видно. Боевой… Катя смотрела на дергающийся в руке пистолет и почему-то думала о добрых хоббитах, которые жили в Средиземье. Толкиен создал миры. И кто она там, в этих мирах? Хотелось бы быть эльфом…Хоббиты… Гоблины… Виктор называет гопников гоблинами. Где он, зараза? Вспомнила. Виктор говорил, что нужно смотреть не на пистолет, а в глаза. В глаза. Какие там глаза? Ага. Пьяные. Мутно-коричневые. Гноятся по углам, щурятся, веко дергается. Нервничает, гад. У меня ж колготки испачкаются! Блин! Лежу белоснежной задницей на сером снегу … Что там ещё Виктор говорил? А-аа… Предохранитель должен быть верхнем положении. Где он? Со стороны большого пальца правой руки. Ага. Этот урод держит пушку левой. Левша, стало быть. Рукодельник хренов. Держит пистолет голой рукой. Левой. Блоха… Причём тут блоха… предохранитель не закрывается пальцем. А как же левши-то стреляют с «Макарова»? Или есть модели для левшей? А им ещё можно правым указательным дернуть его вверх. Смешно. Кате стало так смешно, что она выдала что-то типа конского ржания. «Первый» явно озлобился. Ишь ты, говорит чего-то. Матюкается, должно быть... Слюнями брызгает, дебил малолетний. Маленький мальчик. Виктор сейчас бы поправил – маленький мальчик с большой мокрой писькой. Да. Предохранитель стоит в нижнем положении. Стрелять этот ублюдок не может. Хуле ж он такой самоуверенный? Где Виктор, бля?!
- Земляк, дай закурить, - услышала нарочито грубый, но такой родной голос. «Гоблин» потерялся на долю секунды, повел стволом в сторону и… получил левой рукой в горло, под кадык. Катя знала, что Виктор бьёт так только в крайнем случае, он сам говорил. Удар абсолютно непрофессиональный – внутренним ребром раскрытой ладони, без замаха. Да ещё левой, «неударной» рукой. Катя всегда ругала за это Виктора, правда никогда не видела, КАК это происходит… «Гоблин», перевернувшись через себя, ладно сел жопой на тротуар. Пистолет с силой отлетел, стукнулся о бордюр, покрутился и уставился на Катю нестрашным уже глазком.
- Подними меня, я в белом, - Катя начала приходить в себя. Виктор легко приподнял её, подержал в руках, бережно поставил «стилами» на грязный снег. Один из гопников поднял голову. Виктор сходу ударил его носком ботинка в челюсть. Послышался короткий хруст. «Переломчик!», - подумала Катя. Гопник упал.
- Ты чего такой жестокий?
- Кать, это ж не подарок. Я не знал про них ничего. Испугался за тебя.
- А-аа, испугался! Ты где был?
- Ну… потом объясню. А сотовый я в офисе оставил. Пойдём домой, может? Сейчас милиция сюда приедет, тела собирать.
- Ты ментов вызвал?
- А что, нужно было молчать? Вот пусть теперь эти гоблины попробуют доказать, что их девочка побила. Ну пошли уже домой, а?
- Пошли. Только перестань мне попу отряхивать. Ты уже лапаешь, а не отряхиваешь. Что ты там приготовил, чтобы я запомнила?
- Что-что… В театр давно ходила?
- Давно. От тебя ведь не дождешься. Года два назад.
- Вот и хорошо. Я привез театр домой.
Катя молча пошла с Виктором обратно в сторону подъезда. Театр! Чего это он придумал?
Игрушка такая, что ли? А может, фильм новый?
Дверь в квартирку была открыта. Внутри ходили чужие люди. Ставили свет, декорации, приглушенно переругивались.
- Вить, они у нас играть будут?
- Да. Пошли пока в буфет, пиво пить.
Виктор снял с Кати шубку, встряхнул и аккуратно повесил её на плечики. На кухне уже шумел включенный кем-то чайник. Оттуда навстречу им выскользнула какая-то тень. Вошли. Катя ахнула. Не было больше обшарпанных «строительных» обоев в мелкий цветочек, стен, крашенных темно-зеленой краской, мощной «хирургической» лампы, которая болталась под потолком. Горели свечи – на столе, на подоконнике, на газовой плите. Много. Стены были задрапированы мягким красным плюшем и желто-оранжевым шелком. На столе стояли две пиалы из тонкого китайского фарфора и большой фарфоровый же чайник. В маленькой вазочке лежали цукаты. Рядом на большом блюде – куча маленьких бутербродиков, сыр нескольких сортов, микропирожные. Запах свежезаваренного хорошего чая вызывал желание немедленно устроить чаепитие.
- Витька! Ты когда успел-то?
- Это не я. Это всё актёры. Давай перекусим и пойдём смотреть. У них, наверное, уже всё готово. Мне обещали настоящий театр.
Спектакль действительно был настоящим. Катя, правда, сначала всё не могла определиться с тем, что же играют актёры. Шекспира? Лопе? Мараваля? Кальдерона?
Актёры были одеты в костюмы той поры, двигались плавно и уверенно. На стене, которая служила им задником, одна за другой менялись декорации. Катя уже поняла, что «декорации» - это просто картинки, которые гонит лазерный видеопроектор, поняла, что актёры своими поставленными голосами вещают иногда откровенную чушь, но действо ей нравилось. Нравилось, что они смотрят этот «спектакль» только вдвоём, что действие происходит в двух-трёх метрах от них. Нравились приглушенные голоса актёров, их особенная, плавная грация, которая бы глупо смотрелась на большой сцене.
Нравились руки Виктора, которые она то и дело отпихивала от своей груди и ног, а потом ждала, когда он снова начнет её тихонько «лапать».
Нравилось и то, что в каждую сцену актёры выходили во всё более легких и откровенных нарядах.
Дамы (две изящные девочки, ростом чуть побольше Кати) – уже вышли в прозрачных платьях. Свет был поставлен так, что соски и аккуратные полоски волос на лобке смотрелись сквозь прозрачную ткань очень впечатляюще. Катя покосилась на Виктора – брюки его топорщились, он явно оценил сценическую «находку» режиссера этого спектакля.
Странно, но Катя совсем не ревновала. Они с Виктором сидели в темноте, «сцена» освещалась боковыми лучами компактных софитов. Катя уже перестала отталкивать руки Виктора и сама вовсю лапала его, поглаживая торчащий член через ткань брюк.
4.
Девушки в прозрачных платьях закончили свой танец, музыка сменилась. Катя только что поняла, что девочки танцевали под Мусоргского, «Рассвет на Москве-реке». Причём здесь Мусоргский? Катя не успела додумать до конца – на сцене, под мощные аккорды Бетховена появился актер-мужчина. Его тело было прикрыто чем-то вроде юбки. Актёр явно играл злодея. Софиты освещали красными лучами его лицо, искаженное злобной гримасой. Он обратился к девочкам словами одного из шекспировских сонетов. Одна из них, освещенная зеленым светом, покорно склонив голову, медленно направилась к «злодею». «Злодей», не скрывая торжества, встал к зрителям вполоборота. Катя увидела его голые ягодицы – «юбка» была юбкой только спереди, сзади она ничего не закрывала, держалась на тоненьком шнурочке. Девушка, приближаясь к «злодею», всё чаще и чаще останавливалась, взмахивала руками, произносила длинные красивые монологи, всячески демонстрируя своё отчаяние, умоляла её пощадить. Странно, но Катю совсем не смущали голые ягодицы чужого мужика у них в квартирке, больше того – ей совершенно не жаль было бедную девочку, которую тот щадить совсем не собирался. Катя видела это по постепенно приподнимающейся передней части «юбки». Что-то творилось с освещением – с каждым шагом девочки её прозрачное платье всё меньше скрывало изгибы и выпуклости соблазнительного тела. Само тело перестало светиться зеленоватым русалочьим оттенком и всё больше разгоралось живым телесным светом. Овальное бледно-розовое лицо утопало в рыжем сиянии, темная полоска под животом блестела каштановыми волосками. Иногда показывались беззащитные розовые губки между ног.
Виктор посмотрел на Катю. Та, не отрываясь, глядела на рыжую девушку, которая уже стояла вплотную к «злодею». Она была развернута вполоборота к зрителям, лицом к ним и к своему мучителю. В глазах девушки искрились натуральные слёзы, грудь высоко вздымалась от волнения. Музыка смолкла. Было слышно только дыхание актёров, женское – частое, прерывистое и мужское – глубокое, сильное, с выдохом через нос. Виктор положил руку Кате на голую грудь и чуть слышно спросил в ухо:
- Ты её хочешь?
- Да. Хочу… - с трудом оторвавшись взглядом от сцены, Катя посмотрела ему в глаза и произнесла это неслышно, одними губами.
Яркий луч света выхватил из цветного полумрака левую руку «злодея». Рука легла на ногу девушки и медленно поползла вверх, задирая подол платья. Девушка прикрыла глаза и чуть прикусила губу. По щекам потекли слезы. Рука, поднимаясь всё выше, остановилась на лобке. Сильные красивые пальцы стали осторожно притрагиваться к розовым губкам. Девушка шумно вздохнула и слегка расставила ноги. Правая рука «злодея» сразу оказалась на прекрасной груди, почти полностью закрыв её, начала нежно поглаживать тёмный сосок. Девушка замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Чувствовалось, что она ещё немного боится. Жутко стыдно, но ласки доставляют ей удовольствие. Бледно-розовые щеки занялись ярким румянцем. Катя увидела, как под настойчивыми ласками пальцев партнера половые губы немного увеличились в размерах и заблестели от влаги.
Девушка охнула и приоткрыла глаза. Палец актёра глубоко вошёл ей между ног. Она расставила ноги ещё шире и решительно потянула «юбку» партнёра вниз…
Катя понимала, что сейчас начнётся что-то запретное, непристойное, но не могла поверить в это до конца, в глубине души оставалась какая-то надежда, страх, что существуют границы, которые нельзя, невозможно нарушить. Когда последняя одежда актёра упала на пол, а руки Виктора сдернули с неё кофточку, она поняла, что границ не будет. Виктор сегодня не намерен останавливаться. Ну и пусть! Катю особенно заводили взгляды двух не занятых в сцене артистов. Девушка в прозрачном платье, освещенная тусклым синим светом, молча сидела в углу на стуле и, не отрываясь, смотрела на Виктора, вернее, на его член, который Катя уже достала из ширинки и легонько поглаживала ладошкой. Парень – актёр из другого угла смотрел на сцену, где рыжая девушка, встав на колени, уже целовала своего «злодея» в живот. Изредка парень украдкой бросал взгляды на белеющую в полумраке Катину грудь. Взгляды жгли, казалось после них на коже остаются полосы. Он хотел Катю, не просто подсматривал за ней!