Бетонной пылью оседает в прессе.
Приняв, как форму - буквы и слова,
Нас суррогатной правдой кормит
И, едва
Мелькнула мысль, на острой грани гранки -
Утопит журналист в вине ее останки.
И сам утопится.
Такие вот дела...
Стакана призма
На краю стола…
И совесть, преломленная
В подобие
Гражданского самосознанья,
Как надгробие -
Сломала, спрессовала в лист бумажный
(Возможно, даже, что многотиражный).
А личность?
Личность где-то там, в стакане.
Ее носитель, распинаясь на экране,
Пропитой мысли объявляя бой,
Наверно спорит, все-таки, с собой.
Наивный зритель смотрит заворожено,
Вгрызаясь в суррогатное пирожное...
Он убежден -
Такие вот дела...
Журналов стопка на краю стола...
Его сознанье,
Преломленное в подобие
Вселенской совести,
Спрессовано в надгробие.
Оно прижало, придавило ум безвольный
(Возможно, даже, что вполне собой довольный).
А личность?
Личность, расщепленная в процессе,
Чернильной пылью оседает в прессе.
