КРИСТИНКА (Рассказ)

     Лестничный пролет был странный. Мы стояли, по моим подсчетам на этаже пятом, но когда ложились на живот, и, что есть силы, перегибались через перила, то никак не могли увидеть первый этаж. Не было видно ни кафельного пола, ни веника, ни покрашенных в зеленый , словно приготовленных к войне, почтовых ящиков. Пролет, похожий больше на огромный винт, уходил вниз, в никуда, будто вгрызался в землю.
- Даааа… - протянула Кристинка и плюнула в пролет, прислушиваясь.
- Даааа… - согласилась я с ней, провожая взглядом плевок, пока тот не исчез из вида.
- Слушай, - она привалилась спиной на лестничные перила и комично сложила руки на груди, - я поняла! Это место заколдованное! И нам тут находится опасно!      
     Я с трудом сдержала улыбку. Шестилетние дети – большие выдумщики! И мне нравится слушать Кристинку, ее рассказы всегда впечатляют и возвращают веру в человечество. Ведь не могут же быть полным дерьмом люди, которые выросли из таких вот человеков. Мы с Кристинкой дружим. Она честно и открыто признается всему двору, что я ее лучшая подруга. Мне же, тридцатилетней тетке, говорить так как-то не солидно, но в глубине души я с Кристинкой соглашаюсь. Это чудо конопатое – мой самый верный друг. Сегодня выходной и мы гуляем. Кристинка давно ждала, когда мы пойдем гулять, я же, чувствуя себя полной сволочью, постоянно наш вояж откладывала. То неприятности на работе, то генеральная уборка, то затянувшееся мыльное расставание с очередным «единственным».      
- Ты тратишь много времени на ерунду, - корит меня Кристинка, и она права. Вот так, порой, сядешь в уголке и лезут всякие мысли в голову. С возрастом волшебство мира тухнет, наваливается груз опыта, плечи опускаются и уже еле себя таскаешь. Чтобы расправить крылья нужен стимул повесомей чупа-чупса. Меня заботят какие-то абсолютные ненужные вещи, то недооценили, то переоценили, то осень на носу, а джинсы тоже только на нос натягивать, то хмурое понимание, что жизнь проходит стороной, а я все топчусь на одном месте. Я не говорю этого своей подружке, но она своим чутьем, простым и невероятным это понимает. Ей жалко меня и она пытается поделиться своим светлым миром, как может. Каждая встреча как откровение, ипостась меня в невероятном круговороте конфет, фантиков, солнечных лучиков и неколебимой надежды на прекрасное далеко. Сегодня мы увлеченно закапывали секреты во дворе, потом кормили воробьев, потом снимали с дерева совершенно незнакомую нам кошку, а потом она нас долго благодарила, тарахтя как трактор и обтирая пушистой моськой наши ноги.    
  - Так вот! Место опасное! Это как раз здесь теряются люди! - Кристинка нетерпеливо воззвала к моему здравому смыслу.    
  - Серьезно? Вот именно здесь, на этом этаже?      
  - Да, - энергично закивала девочка.    
  - Тогда нам нужно смываться. Я вот лично не хочу теряться.      
  - Конечно, тебе же завтра на работу, - с улыбкой подковырнула Кристинка. Вот где такая мелкота учатся сарказму? У нас, у взрослых, где же еще.      
  - Ну... и это тоже, - улыбнулась я.  
  - А помогать мы не будем?  
  - Кому? - Кристинка меня заинтриговала.  
  - Как кому? Потерявшимся людям. Они же ждут, когда их найдут, а их не знают где искать, а мы знаем.
     Не попрешь, логика железная. Я бы и сама не отказалась, чтобы меня кто-нибудь нашел, а то брожу по жизни, словно по большому зеркальному залу. Кинешься, бывало, думаешь — вот он, живой человек! А это отражение, да еще и неправильное, глупое какое-то при внимательном рассмотрении. И что самое мерзопакостное — это мое отражение.
     Я поджала губы, изображая внутреннюю борьбу. Кристинка подошла и потеребила меня за рукав:      
  - Ты что? Забоялась?    
  - Ну... а тебе не страшновато? Мало ли что с этими людьми там произошло. Может они теперь монстры... или не хотят чтобы их находили?    
  - Ты что?! - рыжие брови взлетели высоко на лоб, - вот представь: ты потерялась, тебе страшно и хочется домой. А вокруг никого, только холодно и туман. Неужели тебе не захочется чтобы тебя нашли?      
  - Очень захочется, - я тупо вперилась в облупленную стену. Вот это что? Собака? Комод? Что за изваяние застыло в страшной зеленой ЖЭКовской краске?  
    - Видишь, - она ведет пальцем по той самой облупленности, которую я так трагично разглядываю. - Это дядя Птах, тот который жил у нас в подъезде, а потом пропал. Он тут и его надо выручать.  
    Эх, моя солнечная! Дядя Птах действительно пропал с год назад. Не скрою, все, и я в том числе, вздохнули полной грудью после этой пропажи. Ну, в том смысле, что с лестницы уже не несло его немытым телом, перегаром и дерьмом (дядя Птах был стар, злоупотреблял не по-детски и скорее всего у него были какие-то расстройства кишечника, сдерживать он себя не умел). И только спустя недели две, мы узнали, что Георгия Ильича то ли Курицына, то ли Курочкина насмерть забила ногами какая-то шпана на пустыре за домом. Он пролежал там так долго, все также продолжая распространять неприятные запахи, пока сами местные бомжи не выдержали и не тормознули ППСников, для того, чтобы они забрали распухшего соседа. Участковый приличия ради даже походил по квартирам, выясняя, не видал ли кто чего. Никто ничего не видел, не слышал и знать не хотел. Дядя Птах так органично рассосался из причесанной жизни нашего дома, что некоторые даже приносили благодарность в кулуарных лавочных разговорах тем отморозкам, которые решили эту проблему.    
  Я посмотрела на Кристинку. Она об этом не знала, взрослые не посвящают конопатых человеков в грязь мира. Как-то малодушно мы предпочитаем не делать этого, скрываясь за фразой «сам дойдет», уверенные в своей правоте и солидности. Авось, пронесет и она никогда этого не узнает. Все хотят лучшей доли своим детям. И я не открою тебе правды, девочка моя, я такая же трусливая мразь, как все. При всем цинизме и усталости у меня не поднимется рука на твой сверкающий волшебный мир.      
- Знаешь, мне кажется дяде Птаху там лучше. Не холодно, не мокро, не дует и, скорее всего, уютно. Смотри, есть кресло и телевизор - я провела по вспухшей краске пальцем, показывая невидимые мне самой блага цивилизации. Кристинка зависла над обрисованной мной картиной секунд на тридцать, придирчиво изучая обстановку. Затем, смешно сморщила нос и так очень нехотя кивнула.    
  - Ну ладно, пускай там будет. Он мне сам говорил, что его никто не будет искать. Пойдем дальше, - она уцепилась своей лапкой за мои скрюченные пальцы, ведя меня по зелено-кафельной галерее. Остановились мы перед еще одной серой раной стены, которая с художественным вкусом была обведена ярко-красной помадой и чей-то размашистый почерк дорисовал к ней, как мыслеформу, фразу:
Shithappens».    
  - Чего это написано?
  - Без понятия, - хорошо, что привычку краснеть при беспардонном вранье я изжила еще в университете, а то было бы стыдно. И опять вернулась гаденькая такая мысль о моей вселенской сучности. Ну простит ли меня этот ребенок? Простит, зная, что я заведомо ей вру, несмотря на нашу дружбу?
     Кристинка потерла коленку, впадая в задумчивость и изучая стену. Она медленно обвела взглядом позицию, будто прикидывая объем работы. Потом дернула меня за руку:    
  - Пойдем.    
  - Как пойдем? Мы же спасать собирались кого-то.    
  - Не будем, - мотнула головой Кристинка, суровея на глазах. Она так плотно сомкнула губы, что у меня даже мысли не возникло спросить что же произошло. Только страх свил гнездо на моей груди. Вдруг догадалась? Вдруг поняла?    
  Я довела Кристинку до подъезда в полном молчании. Она как-то отчаянно кусала губы, бубнила что-то под нос и совершенно не обращала внимания на меня. Возле подъезда, я остановилась, опустилась перед ней на колени, чтобы видеть глаза.  
  - Ты иди домой, - по-взрослому, строго и веско распорядилась Кристинка. Я кивнула, не отпуская ее плечи. Она погладила меня по голове, дернула щекой и задумалась. Потом отстранилась от меня и ласково, словно больному малышу, ответила на немой вопрос:  
  - Я тут подумала... Мы не будем ходить спасать туда людей. Ну может я схожу туда еще с Генкой или Юлькой. Тебя я брать не буду.
  - Почему? Я что-то не так сделала?    
  - Нет, - она расстроено подергала себя за выбившуюся косу из-под кепки. - Я за тебя волнуюсь. Ты просто слабенькая, ты же их боишься.    
  - Кого их?    
  -Ну, людей потерявшихся. Ты думаешь, будто они тебе зла хотят, а они это чувствуют и прячутся, чтоб ты не пугалась. Там, с дядей Птахом, много кого было, а потом они попрятались. Тебя пожалели.
    Я снова кивнула. Сил отвечать не было, тем более,что к словам Кристинки мне добавить было нечего. Вся проблема взрослой жизни в том, что мы боимся друг друга. Обходим стороной, прячемся за стенами квартир, за мониторами, за солнцезащитными очками, затыкаем уши плеером. И проклинаем одиночество, то самое добровольное, которое приобрели еще в детстве. Мы так и не научились смотреть в лицо жизни, принимать решения, подниматься под ударами...  
    ...Где-то к полуночи, бесцельно прошлявшись по улицам заснувшего города, я снова вернулась в тот дом, на тот самый этаж. Дядя Птах качался в кресле качалке, телевизор был выключен. Птах пыхтел своей адской самокруточной папиросой и печально смотрел на меня. Он не укорял, не обвинял, просто смотрел. И столько боли и жалости сквозило в его взгляде, что немногочисленные волосы на руках и спине встали дыбом. Я внезапно привалилась к стене и завыла. Именно, что не заплакала, не зарыдала, а завыла. Я знала, что где-то там, за панельной стеной этого дома висит на тонкой ниточке луна и выла на нее. Этажом выше со скрипом открылась дверь и сварливый мужской голос выкрикнул в темноту:
    - А ну, пошли вон, шпана проклятая! Я сейчас милицию вызову!
     Тут же дверь стремительно захлопнулось и было понятно, что под ее защитой остановился недовольный, затаил дыхание и слушает. Я заткнула рот костяшкой пальца и с трудом поднялась, сметая брюками пыл и пепел. Вышла из подъезда, качаясь будто пьяная, покидая эту крепость и чужую жизнь. Мы все боимся и начинаем это делать при достижении десятилетнего возраста...
    … А завтра мы с Кристинкой пойдем ловить головастиков из котлована на пустыре. Спасибо тебе, чудо конопатое...