Девочка куталась в истертый еще до ее рождения плед, сознавая всю тщетность своих попыток согреться. Она заставила себя встать и сделать несколько движений, но озябла еще больше, сбросив одеяло. Подошла к зеркалу, потерявшему в некоторых местах способность отражать; причесалась, перехватила резинкой короткий жиденький хвостик белокурых волос, потерла надоевшие до смерти веснушки, будто пытаясь удалить их с лица, вытерла платочком большие лазурные глаза.
"Ничего, - подумала Лика, - скоро придет мучитель – сразу станет жарко!"
Садиться и снова смотреть на серость промокших домов не хотелось. Да и времени не оставалось: нужно на стол накрыть, воду согреть... Она прошла на кухню. Длинные красивые пальчики девочки ловко вытащили спичку из коробка. Она пугалась этих грозных красно-синих языков, выпрыгивающих из газовой колонки и всегда отдергивала руку, чтобы не обжечься.
Услышав звук открывающегося замка, Лика напряглась. Картина эта повторялась пять дней в неделю, вот уже год: в дверном проеме появлялось грузное дядино тело, на пол летели туфли, затем - чуть поодаль - носки, распространяя удушливый смрад. Громко шлепая голыми пятками по линолеуму, он шел прямиком в ванную и полоскался там с четверть часа. Сегодня ритуал был нарушен коротким предложением: "Будут гости!" Поставив обувь на место, девочка положила носки в заранее подготовленный пакет и вернулась на кухню, чтобы поставить на стол тарелки для собутыльников дяди. "Иди знай, сколько их будет, - подумала она и добавила еще одну. – Лучше больше".
Дядя вышел в выцветшем, но чистом, благодаря стараниям Лики, халате и бросил взгляд на обеденный стол.
- Убери лишнюю тарелку – разобьют еще. Да рюмки поставь! – он повернулся к племяннице, сжавшейся под безразличным взглядом глубоко посаженных глаз. – Будешь сидеть в своей комнате, пока не позову. И, если услышу хоть писк...
Убогая холодная комната ничуть не изменилась, разве что темней стало. Девочка присела на узкую железную кровать с большими шарами в изголовье. Затем, укрывшись пледом, она долго лежала с закрытыми глазами, но уснуть не смогла. Вспомнились недавно прочитанные ахматовские строки:
Я живу, как кукушка в часах,
Не завидую птицам в лесах.
Заведут - и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу.
Сквозь тонкую дверь она слышала громкий разговор мужиков и частый перезвон стопок. Эти моменты были, пожалуй, самыми отвратительными и страшными в ее жизни после смерти самого родного человека.
"Слушайся дядю Андрея, - с трудом продираясь сквозь марево боли, наставляла мама, - он тебя прокормит, обучит. А то, что жить будете в одной квартире – чай не чужой он тебе". Он пришел буквально на минуту в душную и грязную больничную палату, постоял у кровати умирающей – исполнил долг, – потрепал девочку по голове и вышел, не сказав ни слова. Сколько Лика ни думала потом, не могла вспомнить ни одного доброго жеста по отношению к ней, кроме этого прикосновения. Даже на похороны не явился. Зато уже на следующий день приехал грузовичок, и в квартире появились чужие вещи и, что было еще гаже, запахи. С вонью немытых ног она еще могла смириться, хотя и непонятно было, чем дядя занимался в ванной. Тринадцатилетняя девочка долго не могла определить: что же так неприятно ей в этом мужчине?
Дядя занял мамину комнату, вставил замок и, уходя на работу, всегда запирал дверь. Лике было запрещено даже заглядывать внутрь (за чистотой Андрей следил сам). Но однажды, прибираясь в квартире, Лика случайно оперлась на дверь и чуть не упала, когда та открылась. Девочка пробыла внутри не больше минуты и ошарашенная выскочила оттуда. Такого ей не приходилось видеть никогда. Но теперь она поняла, почему у нее возникало странное чувство, когда дядя был рядом. От него пахло женщиной! Не то, чтобы Лика не слышала о таких мужчинах – с подругами она давно уже обсудила эту тему, – но родной дядя!
Хотя ничего в комнате она не трогала, Андрей, придя домой, понял все. Он взял ремень и со всей силы стеганул племянницу по спине. Замахнулся было еще, не обращая внимания на крик девочки, но передумал, ухмыльнулся и сказал:
- А может это и к лучшему - скрывать ничего не надо. Да и тебе спокойней будет: не трону, поди.
Лика убежала в свою комнату и долго плакала от боли, отвращения и жалости к своей сиротской участи. Она обвиняла в своих несчастьях весь белый свет и – боже, как это кощунственно – милую маму, оставившую ее одну. Им никогда никто не был нужен: ни отец, бросивший жену и дочь почти сразу после рождения ребенка, ни ухажеры, которых у мамы было хоть отбавляй – вдвоем они создали свой мир любимых предметов, образов, книг. Понимали друг друга с полуслова, ходили в кино и на концерты, собирали грибы, ночевали в палатке... А теперь Лике приходилось жить с этим гадким человеком...
Сквозь легкое забытье девочка услышала свое имя. Поднялась, сожалея, что ей не дали досмотреть чудесный сон, в котором она говорила с мамой.
Когда вошла в кухню, в нос ударила смесь пива, лука, табака и того самого, что она ненавидела в дяде. Андрей сидел рядом с крупным, высоким мужчиной за сорок, гладкие волосы которого были собраны в косичку. В одной руке тот держал сигарету, вторую же положил на дядино бедро. Напротив сидел щуплый лысый мужичок с большими губами, мокрыми – так подумалось Лике – от обильного слюноотделения. Маленькие глазки блуждали по стройному телу девочки, причиняя ей почти физические страдания.
- Мои друзья хотят с тобой познакомиться, - заплетающимся голосом произнес Андрей. – Садись сюда!
Он указал на стул напротив себя. Лика отрицательно покачала головой.
- Мне некогда: уроки нужно делать и постирать ваши вещи...
- Садись, я сказал! Успеешь еще поучиться.
Стараясь не раздражать дядю, девочка присела на краешек стула рядом с "губошлепом", как она окрестила лысого. Тот осклабился и подвинул ей стакан. Затем налил пива.
- Вот, выпей с нами! – он поднес стакан к губам Лики.
Она оттолкнула от себя руку, и пенная жидкость пролилась на скатерть.
- А ты говорил, что она у тебя послушная, - немного обиженно, немного раздраженно протянул "губошлеп".
- Ты, девка, не дури! – прикрикнул Андрей. – Тебя попросили выпить, так не выпен... выпен... дри... вайся.
Он так и не смог выговорить коварное слово целиком. Чтобы быть более убедительным, опьяневший дядя стукнул кулаком по столу. Удар вышел слабым, но пришелся на край; Андрей взвизгнул и стал тереть ушибленное место.
Впору было рассмеяться, но девочке, напротив, стало немного страшновато. Она сделала маленький глоток теплого кислого напитка и скривилась от неприятного ощущения во рту. Настойчивый сосед, тем временем, положил руку на спинку ее стула, а затем и обнял дрожащую Лику. Она попробовала встать, но короткие пальцы-колбаски, покрытые темными зарослями, будто вросли в плечо девочки. Внезапно "губошлеп" опустил руку ниже, ухватившись за нежную талию, и рывком посадил Лику к себе на колени. Увидев это, дядин партнер рассмеялся:
- Вот и тебе, Мишка, пара нашлась. А то смотрю: скучает человек, на нас глядя.
Отчаянные попытки вырваться ни к чему не привели.
- Да будет тебе, - оглушил перегаром лысый. – В твоем возрасте уже рожать надо.
Лику замутило. Она затравленно посмотрела в сторону прихожей, надеясь, что произойдет чудо и кто-нибудь позвонит в дверь. Никто не звонил. Внезапно она обнаружила на своем колене волосатую руку, пробирающуюся под халатик. Девочка с силой вцепилась в нее, пытаясь отбросить в сторону ненавистную конечность и высвободиться. Завязалась молчаливая борьба, сопровождающаяся лишь сладострастным похрюкиванием насильника и отчаянными выдохами выбивающейся из сил Лики. Она уже перестала звать дядю: он миловался со своим любовником, совершенно не обращая внимания на то, в каком бедственном положении находится его племянница.
В какой-то из моментов, девочка ослабила хватку – она уже не могла сдерживать настойчивость раззадорившегося мужика. И вдруг... словно что-то взорвало ее внутренности: она почувствовала палец у себя между ног, вонзившийся в нее со всего размаха. Хрип раненой лани, удивление и боль вырвались из легких Лики – она кричала несколько долгих секунд. Лысый, не ожидавший такой реакции, ослабил хватку и жертве удалось вырваться. Девочка отскочила в угол кухни и забилась там, опустившись на пол. Она будто прикрывала свое горе руками и полами халата. Пол расцветился красными пятнами. С силой кусая губы и постоянно вздрагивая, Лика со страхом смотрела в сторону стола, боясь нового нападения. И оно не заставило себя ждать.
Поняв, что может делать с родственницей "гостеприимного", занятого лишь собой, хозяина, все, что захочет, "губошлеп" поднялся, опрокинул стопку водки, видимо, чтобы заглушить в себе последние тормозящие чувства и подошел к ребенку. Присев на корточки напротив девочки, он взял ее за подбородок. Лысый смотрел на нее, но не видел ни полных слез и отчаяния глаз, ни худеньких плеч, не находящих успокоения от постоянно срывающегося дыхания, ни дрожащих рук, все еще пытающихся сопротивляться. Затем он поднялся, схватил Лику за волосы и рывком потянул вверх. Сил кричать уже не было, да и что эта боль в сравнении со всем произошедшим за последние пятнадцать минут. Мужик потянул ее и рывком бросил на стол. Удерживая одной рукой спину, другой начал спускать трусики несчастной девочки. Очевидно, насильник получал удовлетворение еще и от того, что делал все это в присутствии своих приятелей.
Лика, прижатая к столу, всего в нескольких сантиметров от лица увидела нож. Пьяный мужик никак не мог расстегнуть молнию на джинсах. Решив, что объекту вожделения уже никуда не деться, он принялся помогать себе второй рукой. Насильник не успел понять, что же произошло, как почувствовал резкую боль и увидел хлынувшую из раны кровь. Схватившись за лицо, он заревел и затрясся, но, сквозь пальцы, на мгновение встретился взглядом с девочкой. Нет, то была уже не худая, запуганная школьница, не сбитая с толку происходящим племянница собутыльника. Если, еще несколько секунд назад такой уверенный в себе и разгоряченный предстоящим, насильник когда-нибудь в своей никчемной жизни представлял себе амазонок, то именно такой показалась ему Лика. Она смотрела на корчащееся от боли ничтожество горящими глазами победителя схватки, глазами героя, совершившего подвиг, одолев дикое животное. Выставив вперед руку с ножом, она начала приближаться к "губошлепу". Двое оставшихся участников действия бросились прочь из кухни, по дороге опрокидывая стулья. Андрей даже не оглянулся: он точно помнил, что тщательно заточил вчера этот нож и не сомневался в серьезности разыгравшейся трагедии.
Рана на лице лысого, катающегося по полу, была глубокой, и вид крови немного охладил воинственный пыл девочки. Не выпуская оружие из рук, она отвернулась и сделала шаг в сторону стола, но почувствовала, что цепкая рука потянула ее за лодыжку. Инстинктивно схватившись за стол, Лика смягчила падение. Перевернувшись на спину, она попыталась высвободить ногу, но раненый зверь тем и опасен, что терять ему нечего. Лысый начал подтягивать девочку к себе, уже не обращая внимания на рану. Он хотел только одного: добраться до горла ненавистного подростка. Лика изо всех сил отбивалась, однако мокрые, на этот раз от крови, губы приближались к ее лицу. Несколько минут положение не менялось, и даже казалось, что и у нападающего не осталось сил. В какой-то момент он просто уткнулся в пол. Но в следующее мгновение снова поднял голову. Один глаз лысого был залит кровью; второй же немигающе вперился в Лику, излучая ненависть и злость. Он так и остался открыт, когда лезвие вошло в сердце. То ли забыв о ноже, то ли в уверенности, что жертва не посмеет больше причинить ему вреда, насильник решил покончить с негодницей и, собравшись, прыгнул на нее. Нож, прижатый ручкой к полу, легко проткнул нападающего и тот умер сразу. Но Лика этого не знала: почувствовав обмякшее тело, она сбросила его с себя, встала на колени и начала наносить беспорядочные удары ножом...
***
- Бедняжка! Доктор, вы думаете она когда-нибудь придет в себя?
Посетитель - работник социальной службы - погладил девочку по голове и посмотрел на врача. Тот пожал плечами и задумчиво протянул:
- Медицина знает случаи, когда жертвы насилия впадают в прострацию на время, необходимое организму для восстановления. Мозг программирует тело на отключение, задавая определенные временные рамки. Когда период самоизоляции заканчивается, человек возвращается к более или менее нормальной жизни. С остальным он справляется уже сам. Иначе обстоит дело, когда жертва сама убивает нападающего. Эти случаи довольно редки, и нами плохо изучены. Случалось, что люди приходили в себя даже через несколько лет. Нет, - врач задумался и продолжил, - однозначного ответа не даст никто.
Мужчины посмотрели на сидящую на кровати девочку: милое личико в частых веснушках, прилежно зачесанные нянечкой волосы, красивые длинные пальцы, лежащие на коленях – будто обычная школьница, внимательно слушающая урок. И только ровный взгляд, устремленный прямо перед собой, да тонкие губы, постоянно раскрывающиеся, будто при чтении, говорили посторонним: "Меня здесь нет... Я далеко..."
Посетитель прислушался. Это и вправду были стихи:
Я живу, как кукушка в часах,
Не завидую птицам в лесах.
Заведут - и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу.